Семь ступеней радуги. ч. 1 Учение

               

                Но сделай лишь шаг – и вступишь в игру,
                в которой нет правил…
                Борис Гребенщиков

               
                1. СТУДИЯ  «АМАДЕУС»

     Нет, в этом городе определённо всё население было тронуто. Одно и то же: в лицее, в магазинах, на улицах. Разговоры, которые поначалу вызывали у Жанны недоумение – в конце концов начали её раздражать. Ну, сколько можно переливать из пустого в порожнее, неужели не надоело? Конечно, зачем грешить против истины – говорили и о политике, и о семейных драмах, о детях, ругали местные власти – словом, всё, что можно услышать в очереди в любом городе, но на фоне этой всеобщей одержимости беседы о другом были столь незначительны...
     «Ах, «Амадеус!..» – «Ох, студия «Амадеус!..» – «Вы идёте на воскресный концерт?» – «Да, конечно» – «Как я вам завидую! А мы вот не смогли достать билеты. За две недели до начала расхватали, уму непостижимо...» – «Ну, может быть, с рук купите?» – «Да что вы! Там и без меня желающих хватит…»
     И так целыми днями – шёпотом на уроках, во весь голос на переменах, в пустых и битком набитых автобусах. Что это за студия «Амадеус», что это за мировая знаменитость экстра-класса – ни Жанна, ни её родители не знали. Впрочем, ещё месяц назад они жили достаточно далеко от этого уездного города N. Отец Жанны был военным офицером, и они привыкли к частой смене места жительства, как это свойственно многим семьям военных. Но здесь им, кажется, предстояло осесть надолго. Так что придётся волей-неволей привыкать к причудам местных жителей.
     Вскоре Жанна смогла удовлетворить своё любопытство. Загадочная студия «Амадеус» оказалась местным шоу-балетом. Танцы, конечно, штука хорошая. Но сходить с ума от невозможности попасть на концерт??? Нет, нужно было разобраться в этом феномене.
     За разъяснениями Жанна обратилась к новой знакомой – добродушной, рассудительной толстушке по имени Лариса, её однокласснице. Та возликовала, ибо была настоящей фанаткой «Амадеуса», а что может быть для фаната большей радостью, чем возможность поделиться впечатлениями о предмете своей страсти?
     Узнав о сомнениях приятельницы – в своём ли уме население города, Лариса улыбнулась снисходительно.
     – Я тебя понимаю. Человеку новому, приезжему это наверняка покажется странным, тогда как для нас это уже стало частью жизни. Студия завоевала наш город не сразу… Но ты ошибаешься – у нас вовсе нет поголовного увлечения, просто в любой толпе обязательно найдётся парочка почитателей «Амадеуса». Они тут же объединятся в разговоре на любимую тему, и их будет лучше слышно, чем всех остальных.
     – Но почему именно танцы? – недоумевала Жанна, – Разве у вас нет ничего более достойного, что поглотило бы все ваши помыслы?
     – Ну, как тебе объяснить? Приходя на концерт, люди находят там – каждый своё. Кто-то надеется запомнить несколько танцевальных движений, чтобы потом щегольнуть на дискотеке танцем «а-ля «Амадеус». Девчонки стараются перенять макияж, женщины постарше невольно задумываются о фигуре, стараются её как-то скорректировать – ты знаешь, у нас резко возросла посещаемость во всех спортивных секциях, фитнес-клубах и тренажёрных залах. Парни мечтают о знакомстве с девушками из студии; ну, а что на концертах находит старшее поколение – я уж не знаю. Просто, я думаю, им очень нравится, – ведь это невероятно красивые шоу!
      – Значит, для вас студия «Амадеус» – как образ жизни?
      – Ну, может быть, где-то и так, – согласилась Лариса, – стиль «Амадеус», характерный исключительно для нашего города, поэтому мы все – большие патриоты. У нас популярны поэты, пишущие о нашем родном N-ске; их стихи читают и любят.
     – «Ностальгия по русским берёзкам и родной помойке»... это я вспомнила цитату из одного интервью в журнале. Не про ваш город.
     – А ты циник... Студия «Амадеус» всколыхнула патриотические чувства в горожанах, разве это плохо?
     – Да нет, – задумчиво ответила Жанна, – пожалуй, это даже очень хорошо.
     – Но всё равно мы ведём беспредметный разговор. Ты должна побывать на их выступлении. Тогда тебе станет яснее – каким воздухом мы дышим...
     Этот разговор происходил по дороге к Ларискиному дому, она собиралась показать Жанне свой фанатский альбом, посвящённый любимому увлечению.
     – Все девчонки города мечтают танцевать в «Амадеусе».
     – Ты тоже? – покосилась на неё Жанна.
     – Ну, я-то, – усмехнулась она. – Куда мне, с моими габаритами?
     – А ты, помнится, что-то говорила по поводу стремления  к корректировке фигуры.
     – О, для этого нужно иметь железную волю! А максимум, на что меня может хватить – это на неделю диеты. Видишь ли, я не страдаю комплексом неполноценности.
     – А как же стиль жизни от «Амадеус»?
     – Для меня это – не пример для подражания, и не способ выглядеть. То, о чём я тебе говорила – относится к большинству, но не к каждому же... Я получаю моральное удовлетворение и положительный заряд надолго. Мне этого достаточно.
     – Поня-а-атно... – протянула Жанна.
     – И потом – что толку мечтать о несбыточном? Корректируй, не корректируй фигуру... Я на всё гляжу трезво. Одной классной фигуры мало, чтобы стать танцовщицей, да ещё в такой студии. Там конкурс почище будет, чем в хореографическое училище...
     Наконец они добрались до Ларискиного дома. Там она подала Жанне альбом с газетными вырезками, фотографиями и интервью, аккуратно и заботливо вклеенными в него.
     Гостья устроилась в кресле и погрузилась в подробное изучение явления. Лариса, чтобы не мешать, забралась с ногами на диван и уткнулась в какую-то книгу, время от времени поднимая глаза и тайком наблюдая – какое впечатление альбом производит на её знакомую.
     – Послушай, – спросила Жанна, перевернув несколько страниц, – тут на фотографиях – одни девушки. Разве «Амадеус»…
     – Да, – подтвердила Лариса. – Это – женский шоу-балет, там одни девушки танцуют.
     Пожав плечами, Жанна продолжила разглядывать альбом. Вдруг глаза у неё удивлённо расширились, и она снова столкнулась взглядом с подругой:
     – Я наткнулась на имя руководителя.
     – Я так и поняла, – довольно улыбнулась та.
     – Это мужчина?
     – Ну, очень молодой мужчина. Ему всего двадцать четыре.
     – Но имя?..
      – Что, странное?
      – Ещё какое. Лиго? На первом слоге ударение?
      – На первом.
      – И его что, все вот так и зовут?
      – Представь себе, да.
      – Ни фамилии, ни отчества? А может, это и не имя вовсе, а какой-то псевдоним?
      – Может быть, – терпеливо согласилась Лариса. – Все поначалу удивлялись, а потом – ничего, привыкли. Когда эстрадных звёзд называют по именам – тебя ведь это не удивляет? Линда там, или Каролина?
      – Ну да, ну да… – пробормотала гостья и начала читать интервью с девушками и руководителем  студии. После нескольких из них у неё сложилось впечатление, что для людей, претендующих на то, чтобы служить примером для «образа жизни» их ответы на вопросы журналистов – довольно-таки примитивны. Ну, если не примитивны, то тривиальны до глупости, до скукоты. Хотя, может быть, в этом отчасти были повинны и сами журналисты, задающие однообразные вопросы. Без конца пережёвывалась одна и та же жвачка – о творческих планах и финансовых сложностях, а любые попытки журналистов задать каверзный вопрос мгновенно разбивались о стену вежливой, но абсолютно непрошибаемой банальности. Оттого все интервью были похожи друг на друга, как однояйцевые близнецы и, по сути, содержали нуль информации. Невольно приходило на ум, что и Лиго, и его ученицам недостаёт элементарного интеллекта.
     Жанна была уже порядком разочарована, когда ей на глаза попалось одно обширное интервью, давшее другое направление её мыслям. В нём Лиго, оставив свою замкнутую вежливость, вдруг на редкость разоткровенничался с корреспондентом...

     Корр. Лиго, вы редко соглашаетесь давать интервью. Почему?
     Л. Я не политик, не актёр, не телеведущий, не поп-звезда. Разговорный жанр – не моя специфика.
     Корр. Говорят, вы вообще не любите журналистов?
     Л. Ну, это не совсем так. Я не люблю жёлтую прессу, все эти бульварные газетёнки, под завязку набитые сплетнями, скандалами, слухами… Лишь бы ошеломить, раздуть шумиху и поднять покупаемость  своей макулатуры. Хотя я вас понимаю. Журналистам тоже на что-то жить надо.
     Корр. А почему вы дали согласие на интервью в нашей газете?
     Л. В вашем «Вечернем N-ске» я пока ещё не встречал никаких «уток» о себе или  о моей студии «Амадеус».
     Корр. Вы не могли бы рассказать самую популярную «утку» из тех, что вам приходилось слышать?
     Л. Вот – не самая популярная, но самая оригинальная, на мой взгляд. Я – сын очень известного в шоу-бизнесе продюсера, «сослан» в N-ск из-за того, что был замешан в одном крупном скандале... И папочка финансирует мою студию, проще говоря, отмывает всяческими неправедными путями заработанные деньги…
     Корр. Действительно, оригинально. Но не кажется ли вам, что порой вы сами способствуете возникновению всевозможных слухов? Скажем, всем известно о вашем нежелании сниматься в телевизионных интервью, фотографов вы тоже не жалуете. Большинство поклонников вашего театра-студии никогда не видели вас в лицо. Почему?
     Л. Боюсь, вы сочтёте это кокетством, но поверьте – я абсолютно не тщеславен. И у меня нет ни малейшего желания видеть, как моё лицо тиражируется и пылится на афишах и на страницах всех местных газет.
     Да и разве главное в театре-студии – лицо его режиссёра? «Лицо» театра – это спектакли, в данном случае – наши программы, выступления, концерты.
     Корр. Расскажите о себе.
     Л. Тут особо нечего и рассказывать. По профессии я – хореограф, режиссер музыкального театра. Несколько лет назад судьба забросила меня в ваш город, где я взялся вести танцевальную студию в Доме культуры машиностроения. Чего мне удалось достичь за три года – судите сами.
     Корр. Да, бывший Дом культуры теперь называется дворцом «Космос». И кому сейчас в городе не известен его адрес – Оранжевая улица, дом семнадцать, место, где прочно обосновался театр-студия «Амадеус»? Кстати, откуда космическая тематика в ваших спектаклях?
     Л. Человеку свойственно задумываться не только о бренном и о хлебе насущном. Иногда он поднимает глаза к звёздам и тогда мысли его уносятся к другим мирам. Мы говорим об этом – доступными нам средствами.
    Корр. Вы пока ещё не пришли к идее обзавестись семьёй? Ходят разные слухи…
    Л. Мне тоже доводилось слышать, что жён у меня, по меньшей мере, уже три. И с десяток незаконнорожденных детей по всем городам и весям.  Если так дальше пойдёт, то скоро по стране начнут скитаться мои отпрыски, не хуже детей легендарного лейтенанта Шмидта… Я уже устал повторять, что никогда не был женат, и детей у меня нет – ни законных, ни наоборот. И в ближайшее время я не собираюсь ими обзаводиться. Я слишком занят работой в студии, она поглощает меня полностью. Единственное моё детище – это шоу-балет «Амадеус», на остальное у меня просто нет времени.
     Корр. Поговаривают о фантастических заработках ваших танцовщиц.
     Л. Должно быть, вы имеете в виду стоимость билетов на наши концерты? Да, я согласен признать, что она довольно высока. Но поймите нас правильно. Дворец «Космос» находится на полном самофинансировании. Он не висит тяжёлым ярмом на шее у местного бюджета. А нам нужно платить за аренду, за электричество, за сценическое оборудование, концертные костюмы. Наконец, налоги и зарплата людям, служащим во дворце – вахтёру, дворнику, техничкам… А доходов у нас нет других, кроме концертной и гастрольной деятельности. Если бы господин мэр раскошелился и взял наш дворец на баланс бюджета – я бы охотно снизил цены на билеты.
     Корр. Значит, вам остаются лишь крохи?
     Л. Ну, крохи не крохи, а кое-что остаётся. Девушки, танцующие в «Амадеусе», вполне могут существовать самостоятельно, а не сидеть на шее у родителей.

     («Вот это мне уже нравится», – подумала Жанна).

     Корр. Для сотен и сотен ваших поклонниц самое большое желание – это попасть в святая святых – на репетицию.  Хотя бы посредством очерка о ней.
     Л. Нет, боюсь, что это невозможно.
     Корр. Отчего же?
     Л. Я не знаю – что надеются увидеть на репетиции наши поклонницы. Там нет решительно ничего развлекательного. Мы много работаем, нескончаемое число раз оттачиваем танцы – и всё, что делаем – показываем на концертах. Концерт – это всегда праздник и для моих учениц и, надеюсь – для зрителей. А показывать «кухню» – работу, пот, слёзы, если что-то вдруг не получается – на мой взгляд, не только излишне, но и просто не этично по отношению к девушкам, танцующим в «Амадеусе»
     Корр. Очень жаль. Ваше заявление многих разочарует.
     Л. Я думаю, разочарованные найдут утешение на нашем спектакле.
     Корр. Ни для кого не секрет, что стать танцовщицей «Амадеуса» – задача, которая по силам лишь очень немногим. Почему у вас такой суровый критерий отбора?
     Л. Во-первых – потому, что мне вовсе не требуется такое количество народа, которое буквально ломится в ворота дворца. Коллектив студии в основном, сложился, я строю программы из расчёта на одно и то же количество танцовщиц. Если мне необходимы новички, то, как правило – два-три человека, а желающих всегда приходит во много раз больше. А во-вторых, зачем эти девушки хотят танцевать в нашем шоу-балете? К сожалению, многие думают лишь о престиже и славе  или приходят благодаря тем же слухам о якобы баснословных заработках; но при этом совершенно забывают о том, что танец – это тяжкий труд, что в «Амадеусе» пахать придется за милую душу.
     Корр. Лиго, но вы же сами не пускаете журналистов на репетиции. Понятно, девушки видят только одну сторону медали – парадную, вы же сами не даёте им увидеть оборотную.
     Л. (усмехаясь) Я делаю это умышленно.

     – ...Не слааабо, – выдохнула Жанна, откладывая интервью. – Ну и тип этот ваш Лиго...
     – Что ты имеешь в виду? – насторожилась Лариска.
     – Да нет, ничего плохого. Он заслуживает уважения, теперь я понимаю.  Мало кто добивается такого в двадцать четыре года.
     – Ещё бы!
     – Только один вопрос, – Жанна хитро прищурилась, – он ведь единственный парень в женском коллективе. Небось, нарасхват идёт?
     – Я знакома с одной девчонкой, – спокойно сообщила Лариса, – она полгода назад поступала в студию к Лиго, но не прошла по конкурсу. Так вот она мне сказала, что с этим молодым человеком не очень-то позаигрываешь. Отбреет так, что в кровь порежешься.
     – Неужели? – хмыкнула Жанна и вернулась к альбому. Досмотрела его до конца. Надо сказать, фотографии ей действительно понравились. Сделанные во время концерта, они запечатлели танцовщиц «Амадеуса» в фантастических нарядах. Кадр остановил движение, и они застыли в нереальных позах. Для провинциального N-ска этот шоу-балет действительно был явлением неординарным, сверхоригинальным... Но ещё больше её занимал образ загадочного, самоуверенного и уж конечно, знающего себе цену, Лиго.
     – Ларис, – спросила она, – а далеко эта Оранжевая улица, дом семнадцать?
     – Хочешь посмотреть? Давай в субботу съездим, с утра?
     – Давай.
     Жанна поблагодарила Лариску за альбом, за разъяснения, они договорились, где встретятся и во сколько, и распрощались.


                2. ДВОРЕЦ «КОСМОС»

      Девушки встретилась на остановке «десятки».
     – «Космос» от нас очень неудачно расположен, – сказала Лариса. – Он – на другом конце города, практически в пригороде, и с нашего микрорайона туда только на этой «десятке» и можно добраться. А она ходит раз в сорок минут, и больше никаких попуток в ту сторону. Если только с пересадками, но это ещё дольше выйдет. Видишь, сколько народа? И так всё время.
     – Но микрорайон-то наш вроде не маленький. Почему бы не пустить ещё автобус?
     – А кого сие волнует? Те, кто за это отвечают – на автобусах не ездят. Знаешь, сколько уже ругались? Толку-то…
     «Десятка» ходила по расписанию.  Девушки втиснулись в автобус вместе с толпой народа и всю дорогу, занявшую чуть ли полчаса, вынужденно молчали. Они сошли почти на конечной.
     – Далековато, – заметила Жанна.
     – Для нас-то да. Но танцовщиц Лиго эта проблема не волнует: их возит такси.
     – Ого! А кто эти  вояжи оплачивает?
     – Не знаю. Может, студия. Может, сами.
     – Разоришься всякий раз на такси кататься.
     – Ну, раз катаются, значит, пока не разорились. Танцовщицы «Амадеуса» – городская элита, что же ты хочешь?
     Девушки минули один квартал.
     – Раньше дворца «Космос» не было, – рассказывала Лариска, – был обыкновенный Дом культуры, причём самый захудалый в городе. Он даже больше походил на сельский клуб: маленький, обшарпанный, сто лет не ремонтировавшийся. Крыша текла... вечно там ведро стояло.
      – Откуда ты знаешь? – удивилась Жанна.
      – Так я в него тогда ходила, на макраме. Мы раньше здесь жили, два года  только, как на микрорайон переехали... ДК машиностроения был в пяти минутах от нашего дома – да вон он, наш дом – четырёхэтажный, на нём табличка «Ремонт часов» – видишь?
     Кроме макраме, в ДК было ещё всего три или четыре кружка. Но я бросила туда ходить ещё раньше, чем там появился Лиго и организовал свой шоу-балет. Студия «Амадеус» обрела популярность очень быстро, после первого же выступления в сборном концерте. Народ повалил туда валом, студия разрослась и постепенно вытеснила из Дома культуры остальные кружки и секции. А потом ДК был реконструирован. Вернее – старое здание полностью снесли, и на его месте построили  нынешний дворец. Причём в рекордно короткий срок: чуть больше, чем за полгода. «Амадеус» в это время репетировал во Дворце культуры «Сталевар».
     – Это по инициативе Лиго клуб перестроили? Интересно, откуда у простого хореографа
     – Но ты же знаешь, какие слухи о нём ходят? – засмеялась Лариса.
     – Да, так невольно признаешь, что они правдоподобны...
     Они обогнули серое здание филиала Сбербанка.
     – Вон – смотри. Это и есть «Космос», – кивком головы указала вперёд Лариска.
     – Даааа-а...– только и смогла протянуть Жанна.
     Они подошли ближе, к воротам.
     – И это был клуб?
     – Представь себе. Только не «это», а на этом месте.
     Девушки смотрели сквозь железную ажурную изгородь на белоснежный фронтон здания, утопающего в золоте сентябрьских берёз. Это был дворец оригинальной и в то же время традиционной архитектуры, похожий больше на какой-то особняк: двухэтажный, небольшой, аккуратный. Он радовал глаза.
      Перед особняком, по обе стороны от дорожки, вымощенной узорными плитками, располагался цветник. В нём пышно желтели огромные бархатцы, пламенели георгины и астры, пленяли нежнейшими переливами цвета хризантемы и гладиолусы. Солнце весело светило в окна дворца «Космос», и он весь казался насквозь прошитым солнечными лучами.
     – Как красиво! – искренне восхитилась Жанна. Ей вдруг безудержно захотелось туда – побродить по мощёным дорожкам, пиная ногами листья, упавшие с берёз, полюбоваться цветами, вдыхая их аромат. Она стояла, прижавшись лицом к белому ажурному кружеву ворот. Они были выше её роста.
     В глубине цветника какой-то дедуля (то ли дворник, то ли садовник) – сгребал граблями с травы опавшие листья. Вид у него был вполне добродушный. Однако, заметив двух девчонок, прильнувших лицом к воротам, он оставил свою работу и раздражённо крикнул:
     – Эй, девочки, вам что здесь нужно?
     – Ничего, мы просто на ваш дворец смотрим. Что, нельзя? – отозвалась Жанна.
     Дедуля хмыкнул и опёрся на грабли.
     – Больше-то, небось, внутрь хочется?
     – А вы впустите?
     – Да, как бы не так. Будет спектакль – приходите, милости просим. А сейчас – шли бы вы отсюда, а то мозоли на глазах натрёте.
     Жанна фыркнула:
     – Не слишком-то вы вежливы! Где хотим, там и стоим.
     – Ну, стойте, стойте. Может, чего и выстоите, – он не спеша вернулся к прерванной работе.
     Лариса потянула её за руку.
    – Что, поглядела? Может, пойдём?
    – Нет, как вы думаете? – продолжала кипятиться та. – Нашёл себе Лиго Цербера! Да его на цепь привязывать надо, чтобы на людей не кидался.
     – Да ладно, оставь. Просто фэнки пасутся здесь целыми днями, он уже устал от них... Пошли.
     – Ага, сейчас! Трястись в автобусе через весь город ради того, чтобы пять минут постоять у ворот? Давай этот дворец хотя бы со всех сторон осмотрим.
     Они обошли дворец кругом. Сзади него располагалось не очень широкое кольцо беговой дорожки и был обычный набор школьных стадионов: скамейки, лесенки, турники. Всё, как и изгородь, окружающая «Космос», было свежеокрашенно.
     – Не дворец, а бастион. Настоящая крепость... – заметила Жанна, – Выглядит вполне невинно, а на самом деле – не подступишься.
     – Да, – согласилась Лариска. – Сюда и журналисту не так-то легко попасть, ты же читала интервью.
     – Ещё бы! Бросится на тебя такой Цербер, потом придётся прививки от бешенства делать... Кстати, в том же интервью Лиго говорил о зарплате обслуживающему персоналу с таким умным видом, как будто платит из собственного кармана.
     – Конечно, из собственного. Лиго же – директор дворца «Космос».
     – Директор?! – Жанна сделала большие глаза и замолчала уже надолго.
     Девчонки погуляли по городу, Лариса показала новоявленной подруге достопримечательности N-ска, которых было не так уж и много – N-ск был маленьким зелёным (правда, сейчас – скорее, жёлтым) городком без особых изысков – скверы, памятники, большой фонтан на площади. Жанна рассказала о себе. О переездах вслед за отцом-военным по разным гарнизонам; о том, что одиннадцатый, выпускной класс – приходится заканчивать опять в новом городе и новом лицее... впрочем, это куда больше беспокоит маму, чем её. Потом она снова попросила Лариску вернуться к «Космосу» и заметила:
     – Ты знаешь, тебе удалось-таки меня заинтриговать. Мне хочется увидеть этот ваш «Амадеус». Скоро у них концерт?
     Та вздохнула:
     – Ой, думаю, что  нет. Видишь ли – они обычно поступают так: готовят новую программу примерно раз в три месяца. Сначала премьера – обычно во Дворце культуры «Сталевар»: там самый большой зал; потом программа идёт две-три недели в «Космосе». Последнее их шоу, «Плачущие Плеяды» – они показали в самом начале сентября, когда вы только-только приехали в N-ск. Так что очередная премьера появится не раньше декабря-января.
     – А с прежними программами они что, не выступают? – разочарованно спросила Жанна.
     – Обычно только на гастролях. Многие фэнки так и делают – катаются вслед за «Амадеусом» по всем областям. И всеми правдами-неправдами пролезают на концерт.
     – Ну нет. На такой подвиг моего безумия не хватит. Да и ладно. Подумаешь! Не очень-то и надо...
     Хотя, говоря так, Жанна понимала, что уподобляется лисе из басни Крылова «Лиса и виноград» – когда та, не сумев допрыгнуть до винограда, утешила себя тем, что он зелёный и всё равно оскомину набьёшь...

                3. «ПЛАЧУЩИЕ ПЛЕЯДЫ»

     И всё-таки Жанна попала на выступление «Амадеуса». Как-то раз Лариса, с которой они основательно сдружились, поведала ей, что в последних числах сентября в ДК «Сталевар» состоится большой концерт, посвящённый двадцатилетию дворца. Первое отделение – торжественная часть: вручение наград, дежурные речи, потом – сборная солянка из выступлений лучших коллективов ДК. А второе отделение полностью отдано в распоряжение шоу-балета «Амадеус», и они покажут свою сентябрьскую программу.
     – Только я, кажется, в этот раз пролетаю, – вздохнув, присовокупила к своему объявлению Лариска, – билет не достала. Народ, когда прослышал, что во втором отделении будет «Амадеус» – билеты смёл за считанные часы... В «Космосе» у нас есть знакомая – одна техничка, баба Маша, соседка моей бабушки. Она всегда могла мне достать билетик. А в ДК «Сталевар» кто мне билет даст?
     Жанна бросилась к отцу: «Папочка, неужели в твоём ведомстве нельзя достать какой-то несчастный билет?!»
     Отец поворчал-поворчал, но потом, видимо, пошёл и на кого-то надавил. Вечером он принёс дочери два билета: «С мамой сходишь. Если в этом городе суждено остаться хотя бы одному человеку, не поражённому вирусом «Амадеуса» – то этим человеком буду я». Мама улыбнулась: «У меня много работы (она работала машинисткой в одном гарнизоне с мужем, и иногда брала то, что нужно отпечатать, на дом), – Отказываюсь от своего билета в пользу твоей подруги Ларисы. Вам это сейчас нужнее, чем мне».
     ...Лариска даже поверить  боялась. Она долго со смущённым румянцем на круглых щеках благодарила Жанну и её родителей, хотя те отмахивались и в один голос уверяли, что это – просто презент в честь знакомства.

     ...Первое отделение было так себе. Всю торжественную часть Жанна просидела в кресле, откинувшись назад и блаженно закрыв глаза. Уши её были плотно запечатаны наушниками от плейера, и вся она без остатка растворилась в музыке «Pink Floyd». К концертной части она проявила больше внимания, но была горько разочарована. На её взгляд, репертуар ДК «Сталевар» давно следовало подновить. Неизменная «Я люблю тебя, жизнь» – в исполнении хора ветеранов, потом детишки из танцевальной студии и надоевшие до смерти  «Ламбада»/ «Макарена»/ «Самба ди Жанейро». Потом ухали, топали и взвизгивали их старшие коллеги из народных танцев. Выступил коллектив молодых людей, которые не нашли своим рукам лучшего применения, чем играть на деревянных ложках. А когда на сцену вышло некое местное ВИА и принялось терзать барабанные перепонки зрителей поп-хитами двух-трёхлетней давности, Жанна не выдержала. Она снова надела наушники и погрузилась в мир «Pink Floyd».
     В антракте они пошли в буфет. Взяли по паре пирожных с «Фантой» – любимый Жаннин напиток, с детства. И она не собиралась менять его ни на какую колу, пахнущую микстурой...
     – Как тебе концерт? – иронично спросила Жанна.
     – Да пойдёт для самодеятельности.
     – Если б я не догадалась взять плейер – точно позеленела бы с тоски!
     – Но ты же не ради самодеятельности сюда шла? – улыбнулась Лариса.
     – Вашему «Амадеусу» придётся очень сильно постараться, чтобы скомпенсировать моё разочарование от этого концерта.
     – Не переживай. Их выступления ещё никого не разочаровывали... Обычно они начинают программу с номера на песню Falko «Rock me Amadeus» – знаешь такую?
     – Никогда не слышала.
     – Классная вещь, сама убедишься! Этот номер – как визитная карточка «Амадеуса», как своеобразный гимн. А потом уже – «Плачущие Плеяды»... Но вон – звонок. Пошли?
     Девушки вернулись в зал. Жанна поймала себя на том, что со жгучим нетерпением и любопытством дожидается третьего звонка...

     ...Программа «Амадеуса» её ошеломила. Во время исполнения «Rock me Amadeus» зал стоял и, аплодируя в ритм, скандировал припев вместе с Falko:
     – Amadeus – Amadeus, Аmadeus!
        Amadeus – Amadeus, Amadeus!
        Amadeus – Amadeus… о-о-о, о, Amadeus!
     На танцовщицах были великолепные чёрные платья, расшитые искусственными бриллиантами, похожие на вечерние платья дам из высшего света. С изумительным изяществом были убраны в причёски их волосы. Ах, как они танцевали под неистовую музыку этого стильного австрийца! Да, редко когда Жанне приходилось видеть что-либо подобное. Красота, пластика, слаженность девушек – словно они были единым танцевальным организмом – всё выглядело безупречно.
     От середины сцены в ДК «Сталевар» до четвёртых-пятых рядов тянулся помост, похожий на подиум. Места Жанны и Ларисы были как раз напротив него, и солирующие девушки постоянно оказывались прямо перед ними. Вокруг то и дело полыхали вспышки фотоаппаратов.
     Публика приветствовала танцовщиц бешеными аплодисментами, когда они, закончив номер, застыли на сцене в эффектных позах…
     И вдруг сразу после этого погас свет, зрители прямо-таки взвыли от восторга, Жанна с удивлённым видом и радостно стучащим сердцем озиралась по сторонам – у неё было ощущение, что она находится на концерте некой крутой рок-группы. Что сталось со зрителями? Неужели благообразные старички, деловые леди и девочки с аккуратными бантиками на макушках способны на такое неистовство?! Тогда Лиго и впрямь был гением.
     Среди темноты и восторженных криков издалека-издалека раздались тихие электронные звуки. Публика заворожено умолкла, и Лариска прошептала Жанне на ухо:
    – Вот, начинается... «Плачущие Плеяды»...
     Музыка нарастала, развивалась, и вдруг сквозь неё завыла сирена, а сцену осветил метающийся фиолетовый свет, словно включили гигантскую милицейскую «мигалку». Это продолжалось несколько секунд, может – с минуту, потом сирена умолкла, а мигающий свет погас. Вверху, под потолком, включили крутящийся шар в зеркальных осколках, как на дискотеке; его поливал то голубой, то зеленоватый свет прожектора. Тихо запели скрипки и флейты; по лицам зрителей побежали крошечные солнечные зайчики – отблески зеркального шара.
     Танцовщицы появились на сцене неожиданно, будто выросли из пустоты. Каждую из них освещал сверху узкий луч прожектора, и девушки стояли в маленьких лужицах света. На них были сверкающие серебром купальники, и такие же сверкающие диадемы на головах. Они замерли с отрешённым видом, словно погружённые в некую глубокую тайну.
     А потом они начали свой – номер? Танец? Спектакль? Жанна не пыталась найти определение этому действу, её вжало в кресло неведомой силой, она едва переводила дыхание и так долго смотрела на сцену, не мигая, что от боли начинало резать глаза.
     Это был какой-то вихрь, водоворот, магия, сказка. Над головами зрителей проплывали звёздные скопления, галактики и планеты. Танцовщицы не останавливались ни на миг и ни на сантиметр не нарушали волшебную симметрию движений. Шоу, шок, полёт в открытом пространстве... Поначалу казалось, что девушки не выдержат взятого темпа, но время шло, а действо продолжалось – Жанна не знала, насколько долго – она абсолютно утратила чувство времени. Подкассетник от «Pink Floyd» выпал из её разжатых пальцев на пол, но она этого не заметила.
     Это был не балет. Это был плач, плач о человеческом несовершенстве, о котором сожалели уже не люди, а звёзды – Плеяды.
     На помост, прямо напротив Жанны, вышла фантастической красоты солистка. Она была похожа на Шиву, гейшу, Чио-чио-сан, золотую рыбку, птицу и бабочку одновременно. Над ней взметались радужные перья, крылья и веера. Они состояли из легчайших материй и совсем не мешали девушке исполнять свой экзотический танец, лишь вспыхивали и развевались вокруг неё. Красота её была нереальной: она походила на марсианку, Аэлиту – земная девушка не могла обладать такой грацией.
     «Вот совершенство, – глядя на этот гипнотический инопланетный танец, беспрерывно думала Жанна. – Эта девушка – прекрасный лебедь, а я – гадкий утёнок... Но я тоже хочу быть такой, как она...»
     «Приди, – звала её Аэлита. – Приди сюда и проследуй моим путём, и тогда ты станешь тем, кем втайне хочешь стать...»
     Жанна помотала головой, пытаясь стряхнуть наваждение и не понимая – откуда взялось это: ощущение долгого пути, нелёгких испытаний? Откуда исходил этот зов – из широко распахнутых прекрасных глаз солистки, из зовущих рук танцовщиц «Амадеуса»... или от самого Лиго?
     На какой-то миг ей стало страшно. Потому что она поняла, что погибла. Ибо Лиго, позвав её однажды в нездешние миры, уже не отпустит обратно. Не отпустит, пока она не дойдёт до конца...
    
     Жанна долго не могла придти в себя, даже когда спектакль окончился и они вышли из ДК «Сталевар». Но свежий вечерний воздух дохнул в лицо и стряхнул мандраж. Она словно очнулась и взглянула на Ларису. Та понимающе улыбалась:
     – В первый раз «Амадеус» всегда потрясает.
     – Д...да, – выдавила Жанна. – Но послушай, ты не заметила ничего... необычного?
     – У них все спектакли такие.
     – Тебе не показалось...  –  она замялась, не зная, стоит ли рассказывать о своих ощущениях, тем более ей казалось сейчас, что всё ей просто пригрезилось, – Ну, как будто эта солистка... звала?
     – Но это идея спектакля – показать, что где-то есть мир лучший, чем наш.
     – Она звала за собой… Проследовать её путём.
     – Жанна, – серьёзно сказала Лариса, – ты заболела.
    

                4. ОЖИДАНИЕ

     Похоже, она и в самом деле заболела. Заразилась вирусом «Амадеуса», которым был болен весь город. Нет, Жанна не собиралась делать фанатский альбом или мотаться за шоу-балетом по гастролям; не намеревалась оккупировать ворота «Космоса» в погоне за автографами. Она захотела сама стать частью «Амадеуса».
     Жанна всю ночь после спектакля не могла сомкнуть глаз. Вспоминала неземной красоты солистку, потом плачущих Плеяд, неистовый танец девушек, и зал, стоя скандирующий: «Amades, Amadeus, о-о-о, о, Amadeus!»
     Ужа далеко за полночь, устав ворочаться с боку на бок и поняв, что самостоятельно справиться с лихорадочными видениями ей не удастся, Жанна выпила полтаблетки снотворного.
     Проснулась с тяжёлой головой, и спаслась только чашечкой кофе – а вообще-то она не очень жаловала этот напиток. Был выходной, и чуть позже Жанна созвонилась с Лариской и напросилась к ней в гости.
     ...Они долго обменивались впечатлениями о концерте, и в конце концов гостья созналась в посетившем её желании – тоже стать танцовшицей в «Амадеусе».
     – Кто бы мог подумать! – хмыкнула её однокласница, – Не ты ли ещё несколько дней назад иронизировала над всем N-ском?
      – Собираешься насмехаться?
      – Ты ведь насмехалась.
      – Я же не знала, что Лиго – гений, – вздохнула Жанна.
      – Правда, ты так считаешь? – обрадовалась и мгновенно растаяла хозяйка квартиры.
     Жанна закивала и спросила:
      – Послушай, а ты что-нибудь знаешь о конкурсе туда? Ты говорила, что знакома с девушкой, которая поступала  в студию к Лиго.
      – Значит, ты всерьёз надумала попробовать?
      – А разве нельзя?
      – Почему нельзя, – пожала плечами её подруга, – не ты первая, не ты последняя. Многие уже пытались.
      – Хочешь сказать – у меня нет никаких шансов?
      – А ты когда-нибудь занималась танцами?
      – Да, и ещё не всё забыла.
      – Разве я что против имею? – улыбнулась Лариса, – Конечно, попробуй. Тем более,  Лиго принимает девушек твоего примерно возраста – лет пятнадцати-шестнадцати. А по чисто внешним данным, я думаю, ты бы ему подошла.
     Она рассказала, что конкурс бывает примерно раз в полгода; последний раз он проходил в начале весны, перед каникулами – так что, вероятно, скоро снова состоится.
     – А как узнать, что он объявлен? Возле «Космоса» объявление повесят, или в газете напишут? – полюбопытствовала Жанна.
     – Ну что ты! – подивилась та её наивности, – Да если такое объявление в газетке пропечатать – желающих сбежится полгорода.
     – Тогда как же?..
     – Кому очень надо, тот узнает... Не бойся, я тебе скажу. Помнишь, я говорила, тамошняя техничка баба Маша – соседка наша бывшая.
     – Ой, да, правда... Слушай, Ларис! – спохватилась Жанна, а та девчонка, которая к Лиго поступала и не прошла по конкурсу – ты не можешь меня познакомить с ней?
     – Я бы с удовольствием. Но они отсюда уехали, поменялись. Она теперь живёт где-то  в областном центре.
     – Но ты ведь что-то от неё узнала? – нетерпеливо настаивала Жанна.
     – Не так уж много. Ну, Лиго отбирает сначала тех, кто подойдёт ему по внешним данным, делит на группы и занимается с ними два-три раза в неделю с месяц. Что-то там им показывает и смотрит уже на хореографические способности. Потом называет победительниц. Ну, заниматься, конечно, тяжело. Вот, собственно, и всё, что я знаю. Мы были не слишком-то близко знакомы с той девчонкой.
     – А про Лиго она тебе не рассказывала?
     – Сказала – красивый парень, но не в её вкусе. И холодный как камень.
     – А она его трогала? – развеселилась Жанна.
     – Жанн, я за что купила, за то и продаю. Она сказала именно так, я не уточняла, трогала она его или он на расстоянии холодом обдаёт...
     – Наверное, она это – с досады, что не поступила!
     – Посмотрим, что ты скажешь.
     – Если не поступлю?
     – Если поступишь – тем более.
     – Слушай, Ларис, – заметила Жанна, – вообще я тебе удивляюсь. Ты – такая фанатка «Амадеуса», а его руководителя ни разу не видела. Неужели тебе не интересно, неужели ты ни разу не попыталась?
     – Во-первых, я люблю шоу-балет «Амадеус», а не человека, который им руководит, – терпеливо ответила та. – А во-вторых – если Лиго хочет оставаться инкогнито, то пусть остаётся, я уважаю его право на это.
     – Понятно...
     – Ну, словом, если я узнаю о конкурсе – сразу сообщу тебе...
     Днём Жанна  поведала о своём желании родителям. Мама была в восторге от того, что дочь снова решила заняться танцами, а отец сказал, покачав головой:
     – Дочка, к сожалению, нет в тебе одного очень важного качества, которое необходимо, чтобы добиться какой-то цели. В тебе нет целеустремлённости.
     – Это ты говоришь потому, что я до сих пор не решила – куда пойти учиться после лицея?
     – Нет, – возразил он. Это не причина, это – следствие. Ты ни к чему в жизни не относишься достаточно серьёзно. Всё у тебя как-то легкомысленно: понравилось – начала заниматься, надоело – бросила. Так ты никогда и ничего не достигнешь.
     – А при чём тут моё будущее после лицея – и «Амадеус»? – пожала плечами Жанна.
     – Потому что без целеустремлённости ты никуда не поступишь – ни в хороший институт, ни даже в твой «Амадеус».
     – Я не больно-то и хочу в институт, – сдержанно заметила она, – а насчёт «Амадеуса» мы ещё посмотрим...
     Жанна ушла в свою комнату, включила музыкальный центр и запустила в него диск Роберта Майлса. Под тихий шелест дождя dream vershion «Cildren» она прилегла на тахту и задумалась.
     А может быть, отец прав, и ей действительно не мешало бы стать более целеустремлённой? Не слишком ли разбросанно она относилась до сих пор к своим увлечениям?
     Совсем маленькой – в шесть, семь лет – Жанна занималась художественной гимнастикой. И все в один голос хвалили её прекрасные природные данные и предвещали большое будущее. Но этим пророчествам не суждено было сбыться. Однажды вышла замуж и покинула город их хорошенькая девушка-тренер. Сменившую её «старую вешалку» Жанна невзлюбила с первого взгляда. И этого обстоятельства для неё оказалось достаточно, чтобы вскоре раз и навсегда поставить крест на своей карьере гимнастки.
     Несколько позже – в четвёртом классе – Жанна увлеклась бальными танцами. Увлеклась всерьёз, и тоже  проявила в этом деле недюжинные способности. Их пару – Жанну и её партнёра – выдвинули на областной конкурс бальных танцев. Но накануне самого конкурса она вдрызг разругалась со своим мальчиком-партнёром (Жанна невольно улыбнулась, вспоминая сейчас об этом) – и чтобы отомстить ему – бросила студию. Причём делала она это всё без малейшего сожаления.
     И наконец, совсем недавно – в девятом – она увлеклась аэробикой. Нашла соответствующий клуб и стала туда ходить. Как обычно, взялась за это дело горячо... но вновь её хватило ненадолго – на три месяца от силы. И снова причиной была их руководительница – бледная тощая немочь, которая – чуть только девчонки начинали шалить и не слушаться – тут же поджимала тонкие губы и бежала жаловаться директору клуба. Получив пару хороших нагоняев, Жанна махнула на всё рукой и ушла оттуда. Аэробика ей нравилась, но ездить в другой клуб она не захотела, а заниматься самостоятельно... покупать видеокассеты, заставлять себя – нет, для этого она была слишком ленива. А может быть, перегорела уже.
     Перебрав все подобные случаи в памяти, девушка со вздохом должна была констатировать факт, что делать она всё привыкла из-под палки. Причём желательно, чтобы палка была поувесистей...
     Но если ей было позарез нужно – Жанна могла достичь результатов очень быстро. Как-то раз она поспорила с одноклассниками, что за три дня выучит «Евгения Онегина». И – выучила. «Онегин» до сих пор оставался её любимым литературным произведением.
Она может доводить дело до конца – если только очень сильно этого захочет. Например, как сейчас.
     Девушка поднялась, слегка прибавила звук и подошла к трельяжу. Насчёт своих «внешних данных» она не беспокоилась. В прошлом году в том городе, где они жили до этого, её единодушно избрали «Мисс лицея». Жанна критически осмотрела себя в зеркало. Метр семьдесят четыре, вес – пятьдесят шесть килограммов (и, по правде говоря, она хотела бы скинуть ещё парочку). Объёмы её груди, талии и бёдер близки к классическим – 88-60-88. Пепельные, слегка вьющиеся от природы волосы средней длины, больше светло-серые глаза. Почти идеально овальное лицо, прямой короткий нос, чуть капризный (как ей казалось) – изгиб губ, чистая светлая кожа.
     Жанна вспомнила интервью с Лиго. «Вы, может быть, сочтёте это кокетством – но я абсолютно не тщеславен». О себе она бы так не сказала. Пусть, по определению отца, она и лишена целеустремлённости, но отнюдь – не тщеславия. Без сомнения, гордость и тщеславие присутствовали в ней и возможно, их было даже больше, чем следует (уж перед собой-то можно не притворяться!)
     Но ведь тщеславие – не та причина, по которой она захотела влиться в коллектив «Амадеуса» – самый стильный и первоклассный в N-ске. Во всяком случае, не единственная причина...
    
     ...В четверг Жанна опоздала на историю. К счастью, историк был мужиком не вредным, придираться за пятиминутное опоздание не стал, только покачал головой укоризненно, и запыхавшаяся девушка поспешила к третьему столу у окна, где они прочно обосновались с Лариской.
     Когда Жанна копалась в сумке, отыскивая нужный учебник, соседка потянула её за рукав и прошептала еле слышно:
     – Где тебя носило?
     Та удивлённо покосилась на неё и поразилась возбуждённому виду подруги – словно ту распирала какая-то новость.
     – А что такое?
     Лариска притянула её к себе и жарко зашептала в самое ухо:
     – Я только сегодня узнала. Хотела перед уроками сказать, а тебя всё нет и нет.
     У Жанны сильнее забилось сердце.
     – Конкурс?.. – боясь поверить, произнесла она шёпотом.
     – Да!
     – А ты не шутишь?
     – Я?! – от возмущения Лариска вскрикнула чуть ли не в полный голос.
     Потерявший терпение историк жахнул об свой стол ладонью, и им пришлось замолчать до конца урока.
     Когда, наконец, эта тягомотина была позади, Лариса утянула сгорающую от нетерпения подругу к самому дальнему окну в рекреации и та, наконец, всё узнала.
     Конкурс в студию «Амадеус» объявлен, и организационное собрание состоится в это воскресенье в двенадцать. Сбор, естественно, около дворца «Космос».
     – Ничего твоя баба Маша не перепутала? Точно, в двенадцать?
     – Да точно, тебе говорят! Из нашего лицея об этом знают ты да я. А сколько ещё народу проведало – понятия не имею...



                5. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ЛИГО

     Наступило долгожданное воскресенье. Родители с утра уехали на вокзал узнать насчёт контейнера – ещё не все их вещи прибыли на новый адрес; Жанна была дома одна.
     Погода стояла чудесная, как и ожидающее её событие, и она с восьми часов была на ногах, перетряхивая весь свой гардероб в раздумье – что бы надеть? В конце концов она остановилась на белом костюме – длинный жакет и мини-юбка. Под жакет Жанна надела молочно-белую блузку, перед зеркалом уложила волосы феном, подвела контуром брови и губы. Вообще-то она не очень жаловала декоративную косметику, предпочитая хорошие средства по уходу за кожей. Поэтому и сейчас она лишь слегка припудрила нос рассыпчатой пудрой, чтобы не блестел, и накрасила губы увлажняющей помадой кораллового цвета. Максимум естественности – таков её девиз.
     А теперь... Жанна зажмурилась от удовольствия, открыла шкатулку с палехской росписью и принялась увешиваться серебром. Она нанизала серебряные кольца чуть ли не на все пальцы обеих рук, надела толстую витую цепочку, браслет, вдела серьги в уши...
     Похлопала глазами и жеманно сказала своему отражению:
     – Возможно, вы сочтёте это кокетством, но поверьте – к золоту я абсолютно равнодушна. И у меня нет ни малейшего желания надевать золотые серьги и видеть, как они пылятся во всех моих ушах...
     И это было истинной правдой. В соседней шкатулке у Жанны лежала золотая цепочка с кулоном, две пары серёжек и кольцо с фианитом – подарки родителей и разных родичей. Жанна вежливо благодарила, прятала золотые подношения в шкатулку и продолжала обвешиваться серебром. В мочке левого уха у неё было три прокола – она сделала их исключительно для того, чтобы вдеть в это ухо три серебряных колечка вместо одного...
    Тончайшие, почти незаметные на ноге колготки, белые туфли на средней высоты каблуке (копытообразные «платформы» Жанна тереть не могла, равно, впрочем, как и иголочки-шпильки), маленькая белая сумочка в руках, капелька духов «Champs Elysees» –  она закрыла дверь и направилась к остановке «десятки». К счастью, было не очень людно – ей вовсе не улыбалась перспектива приехать в «Космос» в разодранных колготках – впрочем, на этот случай у неё в сумочке лежали запасные.
     Снова кто-то болтал об «Амадеусе», а девушка лишь улыбалась про себя. Время от времени её окатывало волной радости и трепетного нетерпения: неужели сегодня она увидит Самого Лиго?
     Она сошла с автобуса во всеоружии, уверенная в себе и готовая к любым приключениям. Поспешила ко дворцу – уж лучше там ждать!
     Однако, когда Жанна вышла из-за угла и взглянула в сторону «Космоса» – её радость как дождём смыло. У ворот уже стояла толпа девушек человек в пятьдесят и когда она, чуть растерявшись, приблизилась, взгляды, искоса или вызывающе обратившиеся на неё, недвусмысленно показывали, что лучше бы катиться ей отсюда, куда подальше – и так желающих много. Но она приняла независимый вид и присоединилась к ним. По туалетам собравшихся здесь девушек можно было изучать все веяния моды. Над этой толпой стоял аромат, как над парфюмерной фабрикой...
     Девушек впустил во дворец ровно без семи двенадцать не знакомый уже  Жанне дворник-ворчун, а другой дедуля – вежливый и миролюбивый, возможно, вахтёр. Он сказал:
     – Проходите в актовый зал, девушки.
     И Жанна впервые вступила под своды «Дворца культуры «Космос» и «Театра-студии «Amadeus» – как гласили две таблички над дверями главного входа.
     Внутри было красиво. Зеркала, люстры, мраморная лестница, по которой они поднялись в актовый зал. Похоже, Жанна была единственной, кто вошёл сюда впервые.
     Оказавшись в зале, она восхищённо вздохнула. Он был вовсе не таким, какими залы бывают обычно – не прямоугольный, а полукруглый. Зрительные ряды располагались сектором вокруг округлой сцены. Каждый ряд был на ступеньку выше предыдущего, и каждое заднее сиденье находилось не за спинкой переднего, а между ними. Таким образом, в этом зале головы сидящих впереди зрителей никоим образом не могли помешать зрителям, сидящим сзади.
     Стены зала украшала живопись, естественно, на космическую тему – звёзды, планеты, космические корабли. Кресла и занавес были светло-синего бархата. Но больше всего Жанну удивило освещение. Ведь здесь должен был  пройти всего лишь организационный сбор, а сцена освещалась явно, как перед  началом спектакля: сзади и сверху в центр бил яркий луч прожектора, нарисовавший  на занавесе жёлто-голубой полукруг; и с обеих сторон сцену подсвечивали близкие прожекторы, жёлто-красные. Крохотные ворсинки бархата искрились и переливались в свете этих ярких лучей. Сам же зрительный зал был погружён в полумрак.
     Сперва растерявшись, а потом обрадовавшись, будущие конкурсантки спустились по боковому проходу вниз, на первые ряды. «Что такое? Наверное, «Амадеус» выступит сейчас, перед сбором?» – переговаривались они между собой. – «Да, очень похоже на то».
     Вот так неожиданная радость! Жанна села на первый ряд, среди других девчонок. Все они с нетерпением ожидали начала.
     В это время открылась дверь в боковом проходе, и через неё в актовый зал вошёл какой-то парень в спортивном костюме. Мельком оглянувшись, Жанна толком и не разглядела вошедшего: его скрывала темнота. Она почему-то решила, что это тот самый осветитель, для чего-то спустившийся к ним.
     – Девушки, – негромко заметил он, – вы совершенно напрасно тут устроились. Поднимайтесь и выходите на авансцену.
     – Куда-куда? – переспросила одна из девушек.
     – Авансцена – это место на сцене перед закрытым занавесом, – сухо сообщил незнакомец.
     Жанна поёжилась от удовольствия. У этого парня был такой красивый голос! Чистый, глубокий. Словно гравёр рисовал серебряным грифелем по перламутру. В смысл сказанных им слов она пока не вдумывалась.
     И не только она одна. Все девушки с любопытством оглядывали парня, с места никто не трогался.
      – Вы плохо слышите? Поднимайтесь на сцену, – повторил он.
      «Какая интересная манера подчёркивать отдельные слова»,  – подумала Жанна.
И ещё было в его голосе что-то необычное, точно какой-то едва уловимый акцент, не смотря на совершенно правильно произносимые звуки...
     – Это Лиго велел вам передать? – недоверчиво спросил его кто-то.
     Парень подошёл ближе.
     – Нет, это вам  Лиго велел передать! – возвысил он голос, – Я не шучу, и давайте не будем терять время!
     Будущие конкурсантки оторопели. «Так это и есть Лиго?» – закрутился в голове у каждой один и тот же вопрос, а Жанна запоздало вспомнила интервью; вспомнила, что почти никто из поклонниц «Амадеуса» не знает в лицо его руководителя. Она уставилась на парня, но в темноте зрительного зала он был совсем неразличим.
     Он молча ждал. Переглядываясь, девушки стали неуверенно подниматься. Встала и Жанна, и вслед за другими девчонками поднялась по боковой лестнице на сцену. Они сгрудились там неровной толпой, а лучи прожекторов били в лицо, заставляя щурить глаза или прикрывать их рукой.
     Лиго прошёл во второй ряд и сел напротив центра сцены, облокотившись обеими руками о спинки соседних кресел. Он молча разглядывал девушек; те также молча разглядывали его.
     Жанна ощутила волну разочарования. Отчего-то воображение рисовало ей руководителя «Амадеуса» смуглым брюнетом с соболиными бровями и горящим взглядом, с густой копной чёрных волос. А Лиго оказался светловолосым и светлоглазым, с чисто европейскими чертами лица. Симпатичный – но ничего особенного. Словом, совсем не тот типаж, в который она могла бы влюбиться с первого взгляда…
     Он сидел, так непринуждённо откинувшись назад, что казалось – вот сейчас он забросит ноги на спинку кресла, стоящего перед ним, щёлкнет зажигалкой и закурит, картинно выпуская изо рта дым.
     Но этого, конечно, не произошло. С минуту понаблюдав за неуверенно переминающимися с ноги на ногу девушками (очень уж неуютно им было здесь, на сцене, под ослепляющим светом прожекторов) – Лиго заметил с коротким вздохом:
       – Да… Всё как обычно. Каждый раз – одна и та же история. Я должен сразу вам сказать, девушки – мне нужны только двое. Двое! Вы меня хорошо поняли?
     Разочарованный вздох прокатился по сцене. А стоявшая рядом с Жанной девчонка сказала кокетливо:
      – Возьмите нас с подружкой!
     Лиго и бровью не повёл, а Жанна искоса уставилась на нахалку. У той на голове был такой плотный начёс, что казалось – надень она шляпку – та отскочит и закачается над макушкой, как на пружинках.
     – Единственный критерий, – снова заговорил Лиго, – по которому сейчас я могу вас оценивать – это рост. Мне нужны девушки не ниже ста шестидесяти пяти и не выше ста семидесяти пяти сантиметров. Вот вы – он указал протянутой вперёд рукой на одну из девчонок, – третья слева – какой у вас рост?
     – Метр шестьдесят шесть... – ответила та.
     – Ну, это только если с каблуками, – невозмутимо заметил Лиго.
     Вокруг захихикали, и Жанна тоже не могла удержаться: девчонка и в самом деле была невысока ростом, сантиметров пятнадцать ей добавляла немыслимой высоты платформа.
     А вслед за этим они услышали спокойный приказ:
     – Все разуйтесь и встаньте по росту. И не кучей, а так, чтобы я видел каждую из вас.
     Девушки опять растерянно переглянулись. Похоже, Лиго и не думал шутить. Но они топтались на месте, пока среди них не нашлась одна посмелее. Она ловко сковырнула туфли, отодвинула их в сторону и подошла к самому краю сцены:
     – Вот здесь встать?
     – Здесь, – согласно кивнул Лиго, – только пиджак тоже снимите... И это всех касается. У кого пиджаки, жакеты, пуловеры – снимайте, девушки.
     – Да мы ещё что-нибудь можем снять, – невинно уверила его та же бестия с начёсом, но Лиго вновь пропустил её слова мимо ушей, хотя вокруг хихикали уже громче.
     Сняв туфли и держа в руках жакет и сумочку, Жанна неуверенно спросила:
     – Простите... А можно это всё на кресле оставить?
     – Да, пожалуйста, – Лиго приглашающим жестом указал на пустые ряды.
      Девчонки потянулись со сцены в зал, оставляя там детали своих роскошных туалетов – и оттуда вновь на сцену.
     Без обуви, в ополовиненных нарядах, выстроенные по росту дураков в ярком свете прожекторов... Они-то надеялись увидеть здесь спектакль, но кто бы мог подумать, что этим спектаклем будут они сами?
     Лиго смотрел на них из зала – единственный зритель и полновластный режиссёр сего действа.
     – Пять девушек слева и три – справа, самые крайние, – сказал он, наконец, – к сожалению, с вами я вынужден расстаться сразу же. Я не могу принять вас из-за роста – слишком высокого, либо слишком низкого; мне не нужен такой резкий диссонанс, поэтому нет вам смысла участвовать в конкурсе. Вы свободны.
     Отсеянные девчонки понуро сошли вниз, оделись и, попрощавшись, вышли.
      – Те, кто остался – рассчитайтесь по порядку, – снова повелел им Лиго.
     Куда деваться – они уже не удивились и послушно рассчитались, как на уроке физкультуры.
     – Сорок девятая. Расчет окончен...
     – Так. Значит, сорок девять. А мне нужны, повторяю, двое. Какой у нас получается конкурс? Двадцать четыре с половиной человека на место? Пожалуй, я могу ещё  слегка его подсократить. Вы, – Жанне показалось, что он указал на неё. – Покиньте зал.
     – Я??? – у неё ёкнуло сердце.
     – Нет, не вы, девушка в белом.  Слева от вас.
     Слева, рядом с Жанной, стояла та самая курва с начёсом, похожим на парик.
     – А почему это я?
     – Хотя бы потому, что сорок восемь легче разделить на четыре, чем сорок девять, – холодно сказал Лиго.
     – А вы разделите на семь, – посоветовала та, не трогаясь с места.
     Серебро в голосе Лиго сменилось титановым сплавом:
     – Вы неправильно выбрали студию, девушка. Я бы посоветовал вам лучше поступить в «КВН». Там собираются такие же, как вы, любители острить. Уходите!
     – Но вы ещё не видели…
     – И надеюсь, что не увижу! – отрезал руководитель «Амадеуса».
     Девчонке оставалось только спуститься со сцены и, обувшись, покинуть актовый зал «Космоса».
     – Ещё есть желающие пойти следом? – осведомился Лиго, – Могу устроить. Легко!
     Оставшиеся девушки присмирели. Похоже, с этим мальчиком надо поосторожнее. «С ним не очень-то позаигрываешь. Отбреет так, что в кровь порежешься...» – опять вспомнила Жанна Ларискины слова. Впрочем, той девахе туда и дорога. Нахалок она сама не терпела.
     – Девушки! – снова раздался серебряный голос с чуть заметным акцентом, – Сейчас слушайте меня очень внимательно. Я поставлю перед вами четыре условия, и конкурс буду проводить только в том случае, если вы согласитесь беспрекословно выполнять эти условия. Если же нет...
     – Мы согласны! – поспешно сказали сразу из нескольких мест.
     – Ну и прекрасно. Тогда вот мои условия.
     Условие номер один. Одно опоздание – и с этим человеком я распрощаюсь. Условие номер два. Лёгкой жизни не обещаю. На занятиях будет тяжело, поэтому если кто-то не  уверен в своей выносливости, то лучше ему будет уйти сразу. Теперь – третье условие, – Лиго помолчал, как бы подчёркивая его особое значение. – Танец – это движение и музыка. Это – искусство жеста, а не слова. Поэтому на занятиях, девушки, вам придётся дать мне обет молчания. Разговаривать можно будет только в двух случаях: отвечать на мои вопросы, или задавать их самим – но только если я дам на это разрешение. Иначе за разговоры буду наказывать. Всё поняли? Тогда – последнее условие. Танцкласс, балетный зал, это – некоторым образом, священное место. Поэтому, находясь в зале, вам придётся соблюдать некоторые ритуалы. Это – реверанс при входе и выходе, во время приветствия и как раз тогда, если вам нужно задать мне вопрос.
     Девушки переваривали услышанное. Они были уже достаточно переполнены впечатлениями, чтобы не слишком удивиться на выдвинутые Лиго условия.
     – Не слышу возражений, – сказал он, – и это хорошо. В таком случае поделитесь на четыре группы по двенадцать человек. Ну, что вы на меня смотрите? Разделитесь сами, в том порядке, как стоите...
     Когда они встали так, как он велел, руководитель «Амадеуса» продолжил объяснения:
     – Заниматься будем по три раза в неделю. Группы первая  и третья – в понедельник, среду и пятницу. Первая группа – с четырёх до шести, третья – с шести до восьми. Группы вторая и четвёртая приходят во вторник, четверг и субботу. Тоже, вторая группа – к четырём, четвёртая – к шести. Воскресенье – общий  выходной.
     Теперь решим вопрос с формой. Вам понадобится, во-первых, спортивный костюм. Если будет хорошая погода, занятие начнём с кросса. Беговая дорожка, если кто не знает – находится за дворцом. И во-вторых, в зале вам будет необходим купальник. Если у кого-то нет спортивного купальника – придумайте вместо него что-то другое. Но тогда – ещё условие: это «что-то» должно хорошо подчёркивать вашу фигуру. Потому что на конкурсе я буду оценивать вас более критически – и с точки зрения хореографических, и с точки зрения внешних данных. Поэтому не пытайтесь замаскировать лишние килограммы под свободной одеждой. Да. И ещё одно. Волосы на время занятий – убирать. Чёлки, желательно, тоже заколоть. Танцкласс «Космоса» – не то место, где вы сможете почувствовать себя моделями, рекламирующими «Pantin pro V».
     Девчонки продолжали молчать. Возможно, у них и роились в голове десятки вопросов к этому грозному мальчику, но рискнуть задать хотя бы один из них никто не решался.
     – И хочу сказать ещё вот что, девушки, – серебряный голос Лиго, заполняющий собой актовый зал «Космоса» (обладающий, вероятно, хорошей акустикой); серебряный, как Эолова арфа, голос Лиго был задумчивым. – Соблюдение условий, ваши хореографические, и другие данные – это, конечно, важно. Но я хочу, чтобы вы усвоили самое главное. В студию ко мне попадёт только тот, кто очень сильно этого хочет. Терпение – вот то качество, которое понадобится вам больше всего. Тем двум девушкам, которые победят на конкурсе, придётся очень быстро вливаться в коллектив «Амадеуса». Времени на раскачку, на то, чтобы освоиться там – у них практически не будет. Поэтому я буду готовить вас всех, и сразу же. Не обессудьте, если кому-то покажется нелегко...
     Ну, а теперь... Я благодарен вам за то, что вы выслушали меня без вопросов и возражений. Теперь вы можете спросить то, что непонятно.
     Девчонки стали задавать вопросы. Уточнили насчёт формы, места сбора на первое занятие, прояснили ещё кое-какие мелочи. Но, едва лишь Лиго показалось, что они узнали всё необходимое, как он поднялся; вежливо, но решительно распрощался с будущими конкурсантками и проводил их из актового зала дворца «Космос».


                6. «ВАМ ИДЁТ КРАСНЫЙ, ДЕВУШКА»

     Утром в понедельник сгорающая от нетерпения Лариса встретила Жанну у подъезда её дома. В лицей они пошли вместе.
     – Ну же, давай, рассказывай: какой он – Лиго? – торопила её подружка.
     Та вздохнула.
     – Ты знаешь, та девчонка, твоя знакомая – была права. Он холодный, как камень и ехидный, как ехидна.
     – Ты это тоже с досады?
     – Да нет, он действительно не в моём вкусе. Ваш Лиго похож на надменного подростка. Истинный ариец! С такой внешностью и характером ему нужно было брать псевдоним не Лиго, а Отто Фрицевич.
     – А почему? – удивилась Лариса.
     Жанна замялась. Ей вовсе не улыбалось рассказывать, как они стояли перед руководителем «Амадеуса» босиком на сцене и закрывали глаза рукой от света прожекторов, как пленники на допросе. Сначала она думала подать это в шутливой форме, но сейчас поняла, что не сможет. Поэтому она пожала плечами на вопрос подруги:
     – Да просто  он не улыбнулся ни разу за всё время сбора. Был так серьёзен, словно речь шла не о конкурсе, а об отправке на фронт...
     – Значит, Лиго не в твоём вкусе? А кто в твоём?
     – Мне нравятся лица латиноамериканского типа, – призналась Жанна, а ещё... можешь счесть меня извращенкой, но мне нравятся мулаты.
     – Ого! И кто же Он – твой единственный и неповторимый кумир?
     Жанна мечтательно закатила глаза:
     – Майк Тайсон. У него – такие сильные мускулы, и к тому же – самые острые зубы...
     Девушки расхохотались, и разговор о сборе был исчерпан.
     ...Жанна оказалась в третьей группе, и потому первое конкурсное занятие должно было состояться у неё сегодня же, в понедельник. Она едва-едва высидела на занятиях в лицее, и после их окончания поспешила домой.
     Там девушка вытащила из своего стенного шкафа пакет и улыбнулась. Три года назад, когда Жанна впервые ощутила свою привлекательность, в ней проснулась жажда ко всему вызывающему. Ей хотелось, чтобы её замечали, обращали на неё внимание. Поэтому она очень любила всё яркое: красное, жёлтое, оранжевое, жёлто-зелёное. В то время Жанна постоянно ставила над собой эксперименты: отпускала ногти до критической длины, пока ручка не начинала выскальзывать из пальцев; красила их в одной гамме с губами – в кроваво-красный. Однажды даже выкрасила волосы в коньячный цвет (правда, результат сразил её наповал). Собираясь заняться аэробикой, Жанна подобрала себе экипировку, соответствующую её тогдашнему вкусу: пламенно-алый купальник, бордовые лосины, красно-белые гетры-гольфы.
     Вот в таком виде она и войдёт сегодня в танцкласс дворца «Космос». С того времени, правда, вкусы её сменились с точностью до наоборот: сейчас Жанна, как известно, любила всё естественное, и наряды предпочитала нейтральных или холодных оттенков – белый, сиреневый, голубой, цвет морской волны... Но что же теперь – покупать новый купальник ради участия в конкурсе? Может, он ей больше месяца и не понадобится...
     Девушка положила пакет в сумку, поглядела на часы и вздохнула. Времени до выхода из дома оставалось ещё много, уроков задали целую кучу, завтра предстояла контрольная по алгебре, а она ни о чём не могла думать, кроме предстоящего занятия.
     ...Жанна кое-как покончила с уроками, нетерпеливо бросила ручку и, поднявшись, принялась одеваться. Натянула спортивный костюм (ведь занятие начнётся с кросса), вздохнув, убрала шпильками волосы в «ракушку», протянула было руку к шкатулке с серебром, но потом строго посмотрела на себя в зеркало и сказала, стараясь подражать интонациям Лиго:
     – Девушка, обвешиваться серебром, как новогодняя ёлка, можете после занятия. А сейчас извольте снять свои побрякушки и отнести их в раздевалку, – и,  вздохнув, жалобно добавила: – Но одно-то маленькое колечко на пальчике можно оставить, Лиго? – (она чувствовала дискомфорт, если на ней не было хотя бы одного серебряного украшения).
     Жанна не переставала раздумывать об этом странном, почти неуловимом акценте в речи Лиго. Трудно даже сказать, в чём он заключается – в чуть ли более мягко звучащих твёрдых согласных? В ударных гласных, которые звучат у него чуть более протяжно? Может быть, он иностранец? Но не поймёшь, к какому языку относится этот акцент. Не то, чтобы ей много иностранцев встречалось в жизни, но всё же... Не прибалт Лиго  точно, хотя имя его больше всего соответствует этой части света. Не американец, не француз, не немец. Ну ладно, спишем это просто на своеобразие его речи, как и странную манеру выделять голосом отдельные слова, словно бы подчёркивая их...
     Расписание «десятки» Лариска ей дала. Собравшись, Жанна поспешила на остановку: ведь опоздаешь на этот разнесчастный автобус, и тогда пиши пропало. Условия, поставленные руководителем «Амадеуса», не слишком её порадовали,  но как быть? – выбирать не приходилось...
     Ворота «Космоса» на сей раз были открыты, и Жана прошла на стадиончик за дворцом, по дороге ещё раз восхищённо полюбовавшись заботливо ухоженными клумбами. Почти все девчонки из их третьей группы  уже собрались возле ярко-голубой скамейки. Они перездоровались и стали дожидаться Лиго. Вчерашней надменности уже ни в ком не было, теперь все они – в одной упряжке. Им предстояло заниматься бок о бок не меньше четырёх недель.
     Жанна первой заметила руководителя «Амадеуса», повернувшего к ним из-за угла дворца, и поднялась со скамейки. Он подошёл к ним, и девушки дружно и почтительно его поприветствовали.
     Жанна нетерпеливо и жадно уставилась на Лиго, впервые при дневном (ну, скорее – при вечернем) свете. И устыдилась за свой сегодняшний разговор с Лариской.
     Внешность этого юноши была, без сомнения, оригинальной. Волосы цвета лесного ореха со стрижкой что-то вроде отросшего «ёжика». Чёлка зачёсана назад, но одна тоненькая длинная прядка, умышленно отпущенная, спадала до переносицы. В разрезе его удлинённых серо-голубых глаз было что-то восточное, несмотря на чисто европейские черты лица. У него был красивый рот с надменной нижней губой, бледная гладкая кожа без признаков румянца, дивный излом бровей. Его высокая фигура скрадывалась в складках свободного спортивного костюма, но прекрасная осанка и выправка танцовщика были налицо. Но прежде всего Жанна обратила внимание не на это. Всегда очень чувствительная к звукам и запахам, она просто обомлела от облака аромата, окружавшего Лиго. Чуть заметного, но сводящего её с ума. Что же это за одеколон? Или лосьон? – гадала она. Наверное, так  должно было пахнуть ультрафиолетовое море где-нибудь на Юпитере….
     – Кажется, все собрались? – ответив на их приветствие, спросил он.
     – Да...
     – Тогда начнём с кросса. Для начала – пятнадцать минут. Постарайтесь от меня  не отставать.
     Они вышли не беговую дорожку. Лиго с места взял такой темп, что Жанна через несколько минут задохнулась. Но усилием воли она заставила себя дышать глубоко и ровно, и вскоре втянулась. В конце концов, ей всегда хорошо давались длинные дистанции (гораздо лучше, чем короткие – она была стайером, а не спринтером). Потому Жанна чувствовала себя вполне терпимо, хотя и ей было несладко.
     ...Худо-бедно, но все они выдержали этот кросс, кроме одной девчонки. Примерно на десятой минуте она замедлила бег и, тяжело дыша, сошла с дорожки. По окончании кросса Лиго подошёл к ней, и, не церемонясь, взял левую руку, нащупывая пульс. Девушка виновато опустила глаза, а он, сосчитав биения сердца, сказал:
     – Думаю, вам нет смысла продолжать. С сердцем у вас всё в порядке, вам не хватает элементарной выносливости. Я предупреждал.
     – Вы хотите... Но я втянусь, я привыкну! – растерявшись, пролепетала девушка.
     – Мне некогда ждать, когда вы втянетесь! – отрезал Лиго. – У вас не хватит сил участвовать в конкурсе, поэтому – прощайте!
     И, обернувшись к остальным, он предложил им следовать за ним. Оборачиваясь на разнесчастную девчонку, те вошли в холл «Космоса». Но этим неожиданности не закончились. В холле Лиго пригласил их к зеркалу, возле которого стояла тумбочка и два стула.
     – Подходите по одной, – велел он, усаживаясь на стул и приготавливая тонометр.
     «Слава Богу, у меня давление, как у космонавта», – подумала Жанна.
     Так оно и оказалось. И, лишь прослушав одну девушку, последнюю, директор «Космоса» покачал головой и сказал, вынимая из ушей трубки тонометра:
     – У вас очень высокое давление. И думаю, вы это знаете. Вам нельзя заниматься слишком интенсивными видами спорта.
     У той глаза наполнились слезами:
     – Но я нормально пробежала кросс...
     Лиго поднялся:
     – Для вас участие в конкурсе равносильно самоубийству! Я не буду сознательно подвергать опасности ваше здоровье. Найдите себе более спокойное занятие, чем танцы.
     – Ну пожалуйста!.. – у девчонки задрожали губы.
     – Приходите на концерт, девушка.
     Оставшиеся поднялись в месте с Лиго на второй этаж. «Вот это да! – обескуражено думала Жанна, – Первое занятие ещё толком и не началось, а нас уже осталось десять из двенадцати. Кто будет следующей? Может быть, я? Ну уж нет. Вам придётся очень постараться, чтобы найти повод выставить меня отсюда, мистер Ли...»
     Он показал им  раздевалку, объяснил, как пройти в малый танцевальный зал, и попросил поспешить.
     Наскоро переодеваясь,  девчонки знакомились и обменивались впечатлениями. Кому-то было жаль двух отсеянных девушек, но большинство придерживалось того принципа, что баба с возу – кобыле легче. В купальнике, кроме Жанны, была ещё только одна девушка; остальные,  основном, в лосинах и коротких маечках-топиках. Девушку в чёрном купальнике и  таких же лосинах звали Соней. Она так профессионально завязывала ленточки на мягких тапочках, что Жанна спросила, скорее, утвердительно:
     – Ты где-то занимаешься?
     – Да. Балетная студия «Арабеск» в ДК «Сталевар».
     – А что же я вас не видела в юбилейном концерте?
     – Там участвовали только старые коллективы, – отозвалась Соня, – а «Арабеск» недавно появился.
     – Идёмте? – предложила одна из девушек, – а то он ещё рассердится, что мы долго...
     Они поспешили в малый зал. Потянули на себя обширную дверь с волнистым стеклом сверху и одна за другой просочились внутрь. В последний момент Жанна вспомнила какое-то правило насчёт входа-выхода в зал, и неловко присела в реверансе. Подняла глаза на Лиго... и второй раз за сегодня обомлела.
    Он был в форме для занятий танцами – чёрная майка и лосины, белые гетры. Лоб перетягивала белая вязаная повязка, чтобы пот не заливал глаза. Ожидая девушек, он стоял в непринуждённо-небрежной позе танцовщика, знающего, что тело его безупречно и в нём нет ни единого изъяна. Скульптурно вылепленные руки, плечи, тонкая талия, длинные ноги, королевская посадка головы. Просто Аполлон Бельведерский, шагнувший с пьедестала... Тонкая золотая цепочка переливалась на его шее в свете ламп. Лицо Лиго было абсолютно непроницаемым, а глаза – сейчас серые – такими холодными, словно в них плавали кристаллики льда.
     Почему-то он сразу обратил внимание на Жанну и, сделав несколько шагов в её направлении, сложил на груди руки.
     – Девушка в белом стала девушкой в красном? – проговорил он.
     Жанна несмело улыбнулась и кивнула, обрадованная и настороженная одновременно. Обрадованная, потому что он, оказывается, запомнил её, и в чём она была на сборе, а настороженная – потому что его тон не предвещал ничего хорошего.
     – С кем из моих учениц ты знакома? – раздался требовательный и неожиданный вопрос.
     – Ни с кем... – растерялась Жанна.
     – Вот как. Ни с кем? – Лиго подошёл и встал в полутора шаге от неё.
     Жанна вновь попала в облако исходящего от него свежего аромата, и чуть было не закрыла глаза от блаженства.
     – Я никого не знаю из Ваших учениц, – она решительно не понимала – в чём виновата и за какую, собственно, оплошность отчитывается, но чувствовала почему-то, что ей непременно нужно отвести от себя подозрения в знакомстве с танцовщицами «Амадеуса», – я только второй месяц в N-ске, и раньше никогда не слышала о Вашем театре-студии. Я единственную программу и видела – «Плачущие Плеяды»...
     – Постой, – Лиго словно в замешательстве провёл ладонью по лбу, – я понял только сейчас... Этот купальник... Ты чем-то уже занималась раньше? Аэробикой, я угадал?
     Разжалованная на «ты», удивляясь и не понимая, причём  тут её купальник? – вроде бы Соня тоже была не в трусах – Жанна только закивала согласно.
     – Вам идёт красный, девушка… – как-то задумчиво глядя на неё, заметил Лиго. И добавил:  – Вы – единственная,  кто вспомнил о необходимости делать реверанс при входе в зал. Но исполнили вы его неправильно, вот с этого мы и начнём занятие. Это ко всем относится, девушки. Встали в одну линию.
     Пока они строились, Жанна оглядела зал. Обычный танцкласс со всеми атрибутами: зеркальные стены, балетная палка-станок, паркетный пол, слева – небольшое возвышение типа  эстрады, на ней – стойка с магнитолой, а за эстрадой – не совсем уместная здесь «шведская стенка».
     Лиго прошёлся вдоль шеренги девчонок.
     – Встаньте подальше друг от друга. Реверанс-приветствие состоит из трёх движений, реверанс при входе-выходе – из двух, реверанс-вопрос (когда вам нужно что-то спросить) – из одного движения. Каждое движение тщательно прорисовывается, между ними необходимо делать акцентирующие паузы. Все реверансы выполняются с разной скоростью. И ещё. Обратите внимание  на положение  кистей и пальцев рук, угол наклона  головы или корпуса, на расстояние  между ступнями. Я показываю, вы повторяете.
     Он показал им три реверанса – грациозных и чопорных, как при дворе. Девушки повторили несколько раз, и Лиго констатировал факт:
     – Отвратительно.
     Полчаса они долбили эти реверансы, не смея пикнуть, что надоело. Но, наконец, грозный учитель оставил их в покое, решив, что для начала – вполне сносно; и отправил девушек к станку.
     Остаток занятия было посвящён экзерсису у балетной палки – в том, естественно, объёме, который они могли усвоить. Когда-то Жанна знала всё это, ещё со времён художественной гимнастики – теперь приходилось наскоро вспоминать. Она глядела на Соньку и повторяла за ней – эта балерунья из «Арабеска» по своим способностям явно была вне досягаемости...
     Лиго двигался с грацией и пластикой чёрного леопарда, и Жанна следила за ним восхищёнными глазами. Это был последний раз,  когда она смотрела на него восхищёнными глазами.



                7. ДЫБА И ПОЗА ДЕРЕВА

     На следующем занятии Лиго снизошёл до того, чтобы составить-таки список с именами и фамилиями девчонок. Правда, с присущим ей мрачноватым юмором Жанна подумала, что он мог бы и не утруждать себя подобной работой: с таким темпом, с каким девушки вылетали с конкурса – через неделю-другую их останется ровно столько, сколько необходимо – а именно две штуки. Зачем утруждать себя запоминанием лишних имён и фамилий, ведь большинство из них – просто ненужный балласт?
     Когда они собрались в зале после кросса, Лиго сказал им:
     – Как я понял из предыдущего занятия, почти у всех вас – никудышняя растяжка. Но это не страшно. В вашем возрасте кости ещё гибкие. Даже за месяц можно многого добиться – естественно, при условии регулярных занятий. Сегодняшний день мы посвятим Хатха-йоге, - он сделал небольшую паузу, Хатха-йога – это дисциплина души и тела. «Ха» - это Солнце, «Тха» - Луна. Человеческое тело делится на две половины – правую, «солнечную», и левую, «лунную». Как правая и левая сторона образуют единое целое, так и «Хатха» является символом единства и борьбы противоположных начал в человеке. Занятия йогой помогают привести в гармонию эти противоположные начала.
     Лиго прошёлся из стороны в сторону, взглянул на внимательно слушающих его конкурсанток и продолжал:
     – Как существительное, слово «Хатха» значит «сила». А как наречие – оно переводится «принуждение», «против воли», «бороться с волей». Хатха-йога названа так, потому что она обязывает к жёсткой дисциплине. Но я не собираюсь  последовательно и методично учить вас всему, что входит в понятие «Хатха-йога», ибо у меня другие цели. Мы будем осваивать лишь один аспект йоги – асаны, или позы. Главным образом для того, чтобы сделать вас гибче. За месяц мы разучим, разумеется, немного – двадцать – двадцать пять  асан. Если будете выполнять их самостоятельно каждый день – в скором времени сможете освоить.
     Одна девушка присела в реверансе.
     – Да? – обернулся к ней Лиго.
     – Скажите, а это обязательно?
     – Ни в коей мере, – холодно ответил он, – заниматься йогой дома – только по желанию. Я могу лишь рекомендовать вам что-то. А следовать этим рекомендациям, или нет – ваше дело. «Бороться с волей» невозможно по чужой указке...
      А теперь начнём.  С комплекса «Сурья Намаскар» – Приветствие Солнцу…
     И Лиго разучил с ними один комплекс. Экзотические такие позки. Приятные, особенно когда каждая мышца натянута и болит ещё с предыдущего занятия, а выдерживаются асаны равное время в обе стороны...
     Конец занятия был посвящён растяжкам. Поскольку на шпагате удобно, как на табурете, сидела одна Сонька – можно себе представить ощущения Жанны и других девчонок от этого урока...
     Наша героиня уходила из «Космоса» с чувством, что побывала на изощрённых пытках. Болело всё тело, от напряжения тряслись руки и ноги; и она уже не испытывала прежнего восторженного нетерпения в ожидании очередного занятия. Но всё же ей было интересно: когда начнётся то, ради чего она, собственно, и шла в «Космос» – когда  они начнут танцевать?
     Начали в пятницу. После непременного кросса и экзерсиса у станка, Лиго поставил в магнитолу кассету, как не странно, с рэпом, и стал учить девушек двигаться в этом ритме. Жанна обрадовалась, потому что любила рэп.
     Впервые они видели, как Лиго танцует. Бесподобно, классно – это был воистину высший пилотаж! Пытаясь повторять за ним те композиции, которые он показывал, Жанна с унынием чувствовала, что «так» она не может – слишком уж отставала её техника от техники руководителя «Амадеуса». К тому же она знала бальные танцы, а современные – так, на уровне дискотеки... Тем не менее, все девушки старались, повторяли связки движений.
     Заодно на этом занятии они узнали – какую кару собирается накладывать на них Лиго за нарушение «обета молчания». Когда он показывал очередную связку, одна из девчонок вполголоса начала обмениваться с подругой впечатлениями. Их не было слышно за громкими скачущими речитативами рэпа, но они напрочь забыли о том, что находятся в зале с зеркальными стенами. Лиго некоторое время, не прекращая танца, понаблюдал за шепчущимися у него за спиной девушками; потом подошёл к стойке, выключил магнитофон и поманил двух нарушительниц к себе.
     – Как насчёт третьего условия? – сухо осведомился  он.
     Девушки молчали, потупив взор.
     – Сразу уйдёте, или предоставить вам возможность остаться?
     Те вскинули на него глаза.
     – Остаться… – негромко и жалобно сказала одна.
     – Тогда поднимайтесь на шведскую стенку! – услышали девушки безапелляционный приказ.
     Они растерянно переглянулись.
     – А... зачем?
     – Узнаете, когда подниметесь!
     Две удивлённые конкурсантки неуверенно взошли на возвышение эстрады и послушно вскарабкались по шведской стенке вверх.
     – Зацепитесь руками за верхнюю перекладину и повисните – ко мне лицом, разумеется, – командовал Лиго. – Так. Вытяните носки. А теперь качайте пресс, двадцать пять раз! Угол подъёма ног – девяносто градусов минимум! Надеюсь, транспортир не понадобится? Сможете сделать – останетесь, нет – ваше участие в конкурсе на этом закончится. Приступайте, чего вы ждёте?
     Жанна во все глаза смотрела на этих девчонок, не веря в реальность происходящего. Неужто это происходит не во сне? Но девушки действительно висели на шведской стенке и качали пресс – только потому, что так захотелось Лиго.
     ...Обе они сдались примерно на пятнадцатом разе. В изнеможении повиснув на уставших руках, девушки вслед за этим спустились на пол. Лиго невозмутимо смотрел на них.
     – Вы свободны, – объявил он.
     – Ну пожалуйста!.. – простёрла к нему руки одна девчонка, – не будьте так жестоки...
     Жанна увидела, как сузились холодные глаза хореографа:
     – Решать, кто останется, а кто – нет, вы будете, когда начнёте руководить «Амадеусом»! А до тех пор я это решаю! – он обернулся к группе: - Продолжим! – и снова включил магнитофон.
     Минут пять потоптавшись у эстрады и убедившись, что ни Лиго, ни оставшиеся конкурсантки не обращают на них внимания, две девушки понуро покинули танцкласс.
     ...Жанна ожидала услышать возмущённые вопли по поводу самоуправства хореографа хотя бы в раздевалке. Однако обманулась в своих ожиданиях: девчонки как воды в рот набрали. Этому могло быть только два объяснения: либо  они опасались, что кто-то может «настучать» Лиго, либо им и впрямь было наплевать на неудачниц, они продолжали жить по принципу «баба с возу – кобыле легче», не понимая, что завтра сами могут оказаться на месте отчисленных девушек…
      Жанна этого не понимала. С самого начала она ещё пыталась найти какое-то объяснение поведению Лиго. Ведь он проводит занятия у девчонок самого разбитного возраста: пятнадцать-шестнадцать лет, и потому нужно уметь сразу ставить их на место, –  говорила она себе... а этим умением мистер Ли, судя по всему, владел в совершенстве. И потом – у него действительно нет времени на раскачку, всё в его конкурсе  подчинено жёстким правилам с одной-единственной целью – выявить двух самых  талантливых и помочь им как можно скорее влиться в «Амадеус».
     Но сегодняшнее занятие её возмутило. Приехав домой, она долго не могла успокоиться. Да что он о себе возомнил, этот хореографишко из Мухасранска? Что он – пуп земли, центр Вселенной, вокруг которого должно вращаться всё и вся? Подвесить девчонок на шведскую стенку и заставить качать пресс! А они всего-то несколькими словами и перекинулись... Жанна вспомнила себя в студии аэробики, как бегала жаловаться на неё директору девушка-инструктор, и ощутила солидарность с этими двумя сегодняшними девчонками... У них были такие лица, словно их пытали на дыбе.
     Помилуйте – ради чего всё это?! Разве станут они лучше танцевать, выполняя все эти реверансы, соблюдая обеты молчания, точно они монахини-кармелитки, принявшие постриг? А эти истязания – йогой и дыбой – что они добавят к их способностям в хореографии? Подумать только, как она рвалась на этот конкурс...
     Что будет, если в один прекрасный день мистер Ли Отто Фрицевич заставит подняться на шведскую стенку и её? Она – Алугина Жанна, «Мисс лицея», «серебряная девушка»  – как прозвали её в классе – должна будет также покорно подчиниться? Ну уж нет! В таком случае лучше сразу повернуться и уйти.
     ...Ей хорошо представилась эта картина. Как она гордо поворачивается и уходит. А Лиго преспокойно продолжает занятие, даже не взглянув ей вслед. Подумаешь, очередной мешок с песком, выброшенный из корзины воздушного шара. И насмешливые глаза отца, когда он узнает, что она опять сдалась без боя. «Ну, и кто из нас был прав, Жанна? Где твоё хвалёное: «Мы ещё посмотрим насчёт «Амадеуса»? Разве я не говорил, что в тебе ни на грош нет целеустремлённости?»
     Её охватили противоречивые чувства. Глухое раздражение на заносчивого и равнодушного хореографа – и уязвлённое чувство собственного достоинства. Ей не хотелось тоже стать балластом, который выбрасывают за борт. Ей не хотелось, чтобы Лиго и её в грош не ставил, как всех остальных! И не хотелось, чтобы отец в очередной раз уверился в своей правоте.
     А чего же она хотела? Хотела первый раз в жизни не отступить, дойти до конца. Хотя бы до конца конкурса, пусть даже он и не увенчается триумфальным поступлением в «Амадеус». Потому что, если она свернёт, отступит, остановится – то как сможет потом уважать сама себя?
     «Я вам всем докажу, что умею доходить до конца...»
     Однако сие значит, что Лиго может и её заставить подняться «на дыбу». А раз она приняла решение бороться, чего бы это не стоило – ей придётся смириться с этим. Смириться? Ну уж нет! Это будет совсем не смирение, а скрытый вызов! Да, она, Алугина Жанна, бросает Вам вызов, мистер Ли.
     «Я докажу Вам, что я – не пустое место и не такая рохля, как все те девки, которых Вы уже выгнали. Меня Вам так просто выгнать в шею не удастся! Не на такую напали! Я заставлю Вас уважать меня!» Вот такой будет её преображённая гордость...
     И она сразу как-то внутренне успокоилась, когда приняла это решение. Раздражение ушло, сменившись привычной уверенностью в себе.
     Жанна переоделась в шорты и майку – халатиков и  домашних тапочек она на дух не выносила. Встала посреди комнаты. Вытянулась в струнку, развернула руки, опущенные вдоль туловища, ладонями наружу, растопырила пальцы. Запрокинула голову назад и закрыла глаза. Вриксасана один, первая поза дерева...



                8. ДВЕ ЖИЗНИ, ДВЕ РЕАЛЬНОСТИ

     В лицее никто по-прежнему не знал, что Жанна участвует в конкурсе. Она научилась делать бесстрастное лицо, когда вокруг начинали жужжать об «Амадеусе». Ей нисколько не улыбалось рассказывать о Лиго и его порядках одноклассникам, хотя – только заикнись она о том, что вхожа во дворец «Космос» – Жанна в то же миг стала бы сенсацией и суперзвездой лицея №5.
     Впрочем, «серебряная девушка» и так была суперстар. Гордая, красивая, независимая – пожалуй, не было во всём лицее ни одного парня, который хоть раз не обернулся бы ей в след. За ней многие ухаживали – одни галантно, другие неуклюже.
    Это было причиной того, что женская половина лицея №5 тихо и тайно возненавидела
новенькую – в душе всё-таки страстно и беспомощно ей завидуя. У Жанны так и не появилось больше ни одной сердечной подруги, за исключением Лариски. Не было там девчонки, которая не посчитала бы Жанну опасной соперницей.
      Лариса же таковой её не считала. Во-первых, из-за своих габаритов она и не думала с ней соперничать, а во-вторых, как выяснилось – она была убеждённой феминисткой и на мужчин смотрела лишь с потребительской точки зрения, считая их за нечто среднее между приспособлением для переноски тяжестей и, пардон, пробиркой со сперматозоидами. В древние времена Лариска, наверное, выжгла бы себе правую грудь, чтобы не мешала натягивать лук – и ушла к амазонкам. Такие дела...
     А как Жанна смотрела на вожделенный блеск в глазах сильной половины лицея? Абсолютно равнодушно. Плевала она с высокой колокольни на всех этих прыщавых мальчиков с потными ладонями. Она по-прежнему ждала Его – темноволосого принца с испанскими глазами и точёным профилем, с зубами, сияющими как белый жемчуг за яркими чувственными губами. Но такой красавец продолжал существовать лишь в мечтах; никто из её ухажёров там и близко не валялся.
     Местные лицейские красавицы окрестили Жанну «фригидной ромашкой» – вот так, не больше, не меньше. Узнав об этом, она только фыркнула. Да, она была целомудренной девушкой – хотя это уже не популярно в наш сумасшедший век. Её взгляды отнюдь не были пуританскими, просто она не собиралась лезть в постель с кем ни попадя, да и не тянуло её к этому!
     Итак, о конкурсе она никому не рассказывала, и даже в разговорах с родителями и Лариской только отшучивалась. Хотя в «Космосе» ей было вовсе не до смеха...
     Кто бы узнал там гордую неприступную красотку? Затянутую в купальник цвета, который она давно уже не выносила, с гладко зачёсанными назад волосами, истекающую потом, скрипящую зубами на растяжках? Всё вокруг преображалось, переворачивалось с ног на голову, когда Жанна вступала под своды «Космоса», в царство Лиго.
     Было в нём что-то иррациональное, не поддающееся никаким объяснениям. Он доводил конкурсанток до изнеможения. Может, он был просто садистом?  – но лицо его не выражало никакого удовлетворения. Нет, он оставался абсолютно равнодушным и к их мольбам, и к слезам, и к усталости. Упрекать его за безжалостность – это было всё равно, что читать мораль бетонной стене – ибо он, похоже, и не подозревал о существовании такого недостатка, как жалость.
     С лёгкой руки и острого языка Жанны прозвище «мистер Ли» намертво приклеилось к нему, теперь девчонки иначе и не звали его между собой. По той же причине шведскую стенку они стали называть «дыбой».
     Подняться на «дыбу» - это звучало, как приговор. Мало кто умел откачать пресс двадцать пять раз. Некоторые уходили сами, не дожидаясь, пока до них дойдёт очередь. Почти на каждом занятии количество конкурсанток сокращалось на одну, а то и на две. Как выяснилось, к середине октября их из сорок восьми осталось только тридцать – но зато эти были самые выносливые (как казалось). Недолго думая, Лиго соединил первую группу с третьей, а вторую – с четвёртой, и получилось две группы по пятнадцать человек. Он добавил ещё один день занятий, и теперь девушки занимались четыре раза в неделю.
     На одном  из занятий директор «Космоса» показал конкурсанткам белый пластиковый жетон размером со старый советский металлический рубль, и пояснил, что такие жетоны он будет теперь выдавать по окончанию занятия тем, кто «проявил больше всех усердия и прилежания». А после конкурса те, кто соберёт большее число  жетонов – получат контрамарки на все годовые выступления «Амадеуса». Это сообщение воодушевило девчонок, теперь они старались больше, чем раньше, и казалось, готовы были в лепёшку расшибиться за возможность получить контрамарку.
     Сонька, естественно, сразу оказалась впереди планеты всей. Очень скоро она стала обладательницей сразу трёх жетонов, когда у Жанны и большинства других не было ещё ни одного. И это обстоятельство тоже невероятно раздражало Жанну – не отсутствие жетона, а то, как Лиго подчёркивает превосходство Сони. Ведь если оценивать способности той по суровым критериям классического танца – может быть, в ней и не было ничего особо выдающегося. Но на фоне полуподготовленных конкурсанток, в большинстве своём знающих лишь азы танцевальной премудрости – Соня, конечно, выгодно выделялась. Своей неумелостью девчонки только оттеняли умелость Сони.
      Вот это-то и раздражало Жанну. Она никак не могла понять: почему Лиго, если ему нужны такие продвинутые танцовщицы – тем не менее призывает на конкурс всех желающих? Почему бы ему не набрать сразу самых способных из всех танцевальных студий N-ска? Ан – нет, он даже о начале конкурса не объявляет в газетах, а довольствуется теми, кто приходят. Ждёт, что среди булыжников попадётся бриллиант? Разве это справедливо?
     «В вашем возрасте кости ещё гибкие», –  сказал он. Может быть, и так, но не станут же они резиновыми всего за месяц? Или он надеется, что к моменту окончания конкурса научит их танцевать «Лебединое озеро»?
     Однако – озеро не озеро, но Жанна не могла не признать, что суровая система мистера Ли себя оправдывала на все сто процентов. За три недели конкурса они научились двигаться  в самых разных музыкальных ритмах – от рок-н-ролла до рэпа и техно. И это был не набор простеньких движений – то были красивые и сложные композиции. За время занятия они успевали попрактиковаться во всём – и в беге, и в прыжках, и в растяжках, и в йоге, не говоря уже о станке и танцах.
     Осмысливая то новое, что она выносила с каждого очередного урока, Жанна не переставала удивляться: как ей удавалось всё это вместить в себе? За два часа она запоминала больше, чем запомнила бы за неделю, занимаясь самостоятельно. Словно время в «Космосе» было свёрнуто и текло в танцклассе медленней в десять раз, чем  за стенами дворца...
     Конкурс приносил девушкам всё новые и новые неожиданности. Но зачастую в этих неожиданностях были повинны они сами.
     Раз, придя на занятие, Жанна услышала от возбуждённых девчонок оглушительную новость, самую свежую. Накануне во второй группе две девицы додумались до того, чтобы предложить Лиго любовную связь. С тем, чтобы именно их он сделал победительницами. Естественно, девицы оказались на улице раньше, чем успели договорить.
     «Представляете? Вот дуры-то две!» – «Додумались! С таким предложением – и к нашему мистеру Ли?!» – «Да, это было бы слишком просто...» – одним словом,  девчонки первой группы на все лады обсуждали эту новость, гадая – аукнется ли на них эта выходка двух идиоток?
     Ещё как аукнулась. После построения Лиго, не отвечая на их приветственный реверанс, окинул шеренгу девушек тяжёлым взглядом. Глаза у него были сейчас, как пламя газовой горелки – синие-синие, и изредка в этой синеве словно вспыхивали алые искры.
     – Я думаю, внутреннее радио работает хорошо? – холодно осведомился он. – Не сомневаюсь, что вам прекрасно известно о случившемся в группе номер два.
     Девчонки молчали, не отрицая и не подтверждая его слова.
     Лиго заложил руки за спину. Его глаза расстреливали конкурсанток в упор и наповал:
     – Я также не сомневаюсь в том, что некоторые из вас готовы сделать то же самое, достаточно мне будет только щёлкнуть пальцами. Однако для этого вам придётся подождать, пока мне захочется сделать эту работу – щёлкнуть пальцами!
     Под его пламенным взглядом девчонки поспешно опускали головы, словно и впрямь были в чём-то виноваты.
     Директор «Космоса» неторопливо прошёлся из стороны в сторону и вновь остановился напротив центра шеренги.
     – Запомните раз и навсегда, – он погрозил им пальцем; его голос гремел под сводами дворца. – Мне нужны две танцовщицы, а не две любовницы! Неужели вы до сих пор этого не поняли? Тогда зарубите себе на носу, или, если угодно – напишите себе на лбу, чтобы не забыть: в студию ко мне попадут самые достойные, а не самые доступные!
      Лиго подошёл к стойке магнитофона и не спеша стал перебирать кассеты.
     – Ладно, начнём занятие, – объявил он, не оборачиваясь к ним, – посвятим сегодняшний урок танцевальным импровизациям. Устроим дискотеку, согласны?
     Конкурсантки недоверчиво заулыбались, глаза у них загорелись от радости.
     – Я не понял, вы согласны? – с кассетой в руке хореограф обернулся к ним.
     – Да-да, согласны!
     – Очень хорошо! – Лиго вставил кассету в гнездо магнитолы, его голос был жёстким, – Тогда нон-стоп дискотека! Транс-миссия, сорок пять минут без перерыва! Кто остановится или упадёт – его трудности. Прямой наводкой – за дверь!
     Улыбки сбежали с губ девчонок. Лиго нажал кнопку Play:
     – Начали! – и уселся на возвышении эстрады. Из колонок понеслась музыка, заливая танцкласс «кислотой», конкурсантки ринулись с головой в знакомые ритмы, не представляя – кому из них хватит сил продержаться сорок пять минут?
     «Не сдамся, – подумала Жанна. –  Ни за что на свете не сдамся!»


                9. ПОДАРОК КРЁСТНОГО

                Мой путь длинней, чем эта тропа за спиной…
                Борис Гребенщиков
    
     Из лицея Жанна зашла в ювелирную мастерскую и забрала из ремонта свою золотую цепочку. Дело в том, что уже давно она лежала в шкатулке сломанной. И случилась эта неприятность чуть ли не на следующий день после того, как  крёстный преподнёс Жанне в подарок эту цепочку. Утром она захотела её примерить, а поскольку застёжка была тугой, то девушка решила надеть подарок через голову. Надеть-то надела, но вот когда стала снимать – нечаянно натянула цепочку слишком сильно, и она порвалась в одном месте. Её давным-давно уже следовало отремонтировать – но, как известно, Жанна не больно-то нуждалась в золотых украшениях, и потому цепочка так и пролежала в шкатулке вместе с другими золотыми украшениями несколько месяцев...
     И вот только вчера Жанна сжалилась, наконец, над подарком крёстного и отдала цепочку запаять в ювелирную мастерскую...
     Вернувшись домой, девушка наскоро покончила с уроками: она торопилась в «Космос» на очередное занятие. И стала собираться. Тут-то всё и началось.
     ...Жанна перерыла вверх дном всю прихожую, перетряхнула сумку, с которой ходила в лицей, высыпала на пол в своей комнате содержимое всех ящиков письменного стола. Ну куда, чёрт подери, запропастился этот проклятый ключ? Пришла из лицея – куда сунула? Она была уверена, что положила его на место, однако на месте ключа не было. Ей уже давно пора было выходить, спешить на остановку «десятки», которая, подчиняясь чьим-то дурацким правилам, ходит лишь раз в сорок минут. Но нельзя же уйти, оставив дверь открытой? Тем более, что  у них замок не захлопывается, а ни с кем из соседей ещё не сложилось настолько близких и доверительных отношений, чтобы попросить их присмотреть за квартирой до прихода родителей.
     Жанна была в отчаянье. Время неумолимо шло и шансов, что она успеет на автобус, становилось всё меньше. И когда они совсем иссякли, ключ, зараза, нашёлся. Завалился под тумбочку в прихожей.
     Закрыв дверь, она понеслась к остановке. И поняла, что опоздала. Народа не было, «десятка» явно уже ушла. Да, всего несколько минут назад...
     Словно рюкзак с булыжниками навалился ей на плечи. Ну почему самый неизменный на земле закон – это закон подлости? Она была полна решимости доказать и Лиго и самой себе... ну, понятно, что она хотела доказать, – и вот теперь должна будет отказаться от своих планов лишь из-за рокового стечения обстоятельств?
     Нет, слёзы у неё на глазах не появились. Выражение «слёзы близко» было придумано явно не о ней. Слёзы на глазах у Жанны случались не чаще, чем наводнения в Сахаре. Она понимала сейчас со всей очевидностью, что поступила глупо. Когда ключ нашёлся, надо было не бежать на автобус, а вызвать такси, прямо из дома! Но её прямо-таки зациклило на этом автобусе. А теперь впопыхах она не захватила с собой деньги. Пока домой пробегаешь, вызовешь, да пока такси приедет...
     Разрази гром Лиго с его условиями! Ну, почему она должна всё бросить только из-за того, что один-единственный раз опоздала на этот разнесчастный автобус?!
    Почти без двадцати четыре. В четыре она должна быть во дворце. Но где найти такой ковёр-самолёт, который за двадцать минут доставит её туда? Автобусом и то почти полчаса...
     Жанна приняла внезапное решение и, подойдя к обочине, принялась «голосовать». Пять или шесть машин проехали мимо, не останавливаясь, и сердце её больно сжималось от тоски, когда ей всё больше становилось ясно: в «Космос» она вовремя не поспеет. И всё-таки Жанна решила добраться туда – во что бы то ни стало.
     Начал накрапывать дождь. Зонт она тоже не захватила, да и не до этого ей было сейчас.
     Наконец алая «девятка» затормозила возле голосующей девушки. Водитель приоткрыл дверцу, и Жанна, наклонившись в салон, спросила:
     – До дворца «Космос» не подбросите?
     – Нет, девушка, я еду совсем в другую сторону, – чуть лениво отозвался тот. Он был примерно одних лет с Жанниным отцом.
     – Подвезите меня, очень вас прошу! Я дам вам это, – Жанна достала из кармана целлофановый пакет с цепочкой, вытряхнула её на ладонь и протянула водителю.
    Он удивлённо уставился на неё, потом на девушку, потом снова на цепочку; взял её в руки, повертел, отыскивая пробу. А Жанна тем временем влезла в машину рядом с ним, и захлопнула переднюю дверцу.
     – Годится? – спросила она.
     – С кого же ты её сняла? – озадаченно спросил водитель.
     – С себя! Вот, видите – квитанция из ювелирной мастерской? – Жанна сунула её под нос недоверчивому шофёру, – Только поедем быстрей, я опаздываю.
     Он положил руки на руль, но по-прежнему не трогался с места, с растущим удивлением глядя на неожиданную спутницу.
     – И во сколько тебе надо быть в «Космосе»?
     – В четыре, – Жанна уже пристёгивалась ремнём.
     – Ну! – он присвистнул, – мы всё равно не успеем, девушка. По дороге – переезд железнодорожный, сама знаешь. А в городе окружное шоссе ремонтируют, придётся ехать через центр, а там – перекрёстки, светофоры.
     – Всё равно! – отозвалась она нетерпеливо, – довезите меня до «Космоса», и цепочка – ваша.
     – Ну, как знаешь, – водитель утопил педаль газа.
    Он пытался по дороге расспрашивать её: кто она такая, и зачем едет в обитель «Амадеуса»? – но Жанна отмалчивалась, с растущей пустотой под сердцем глядя в окно машины, о которое распластывались дождевые струи.
     Увы – шофёр оказался прав. Они много времени потеряли на переезде, ожидая, когда пройдет пригородная электричка. При въезде в город, достаточно им было подъехать к светофору – как он тотчас менял цвет на запретный, словно специально дожидаясь их. Словом, когда они добрались до «Космоса», было уже пятнадцать минут пятого.
     – Благодарю вас, – Жанна отдала водителю свою цепочку, расстегнула ремень безопасности и взялась за ручку дверцы.
     – Я сделал всё, что мог, девушка.
     – Знаю. Спасибо! – она выскочила из машины под ледяные струи ливня, захлопнула дверь автомобиля и побежала к воротам, почти мгновенно вымокнув насквозь.
     Они были заперты. Конечно, заперты – на что она, собственно, надеялась? Жанна принялась стучать в них, трясти и кричать:
     – Откройте! Пожалуйста, откройте!
     Но никто не выходил, а она всё трясла и трясла. Неожиданно рядом с ней снова очутился водитель «девятки» – видно, он не уехал сразу, а задержался посмотреть – чем всё закончится.
     – Какие-то проблемы? – поинтересовался он.
     – Да, – отозвалась Жанна с вызовом, – но это – мои проблемы! Вы меня довезли, я с вами расплатилась – что вам ещё нужно?
     – Да ничего, – водитель пожал плечами и вернулся в свою «Ладу».
     ...Наконец в окне первого этажа кто-то показался, а минуту спустя  к воротам вышел вахтёр – в плаще и с зонтом.
     – Тебе чего? – крикнул он, – Совсем, что ль, рехнулась, подруга?
     – Откройте! – взмолилась Жанна, – Я конкурсантка... но опоздала.
     – Ничего себе «опоздала»! – возмутился вахтёр, – Занятие уже давным-давно началось! Ничего не знаю, мне директор не велел никого впускать.
     – Ну пожалуйста, прошу вас!
     – Слушай, иди-ка ты отсюда! Раз опоздала, значит – нечего здесь делать!
     Жанна вцепилась руками в железное ажурное плетение ворот, прижалась к нему лбом и закрыла глаза. Да, вахтёр прав. Нечего ей здесь делать. Она поступила, как самая последняя дура, всё поставила на кон – и проиграла. Такая это игра. По правилам, которые устанавливает только Лиго – а она решила их нарушить, сыграть по своим... Значит, вот как будет выглядеть конец её пути. Пустота под сердцем и ледяные струи дождя, хлещущие по лицу.
      Увидев, что ненормальная конкурсантка не уходит, а стоит, обнявшись с воротами, словно сроднившись с ними, вахтёр заколебался.
     – Ладно, я пойду скажу Лиго, – и, повернувшись, ушёл.
     Жанна ждала, чувствуя, как ноги становятся ватными. Небо неистовствовало, словно решив за час вылить на землю недельный запас воды. Девушка дрожала от холода, дожидаясь ответа Лиго и ненавидя сама себя, не понимая – зачем она пошла на это? Чтобы её, как бродячую собачонку, отшвырнули от дверей?
     Снова показался вахтёр. Он подошёл, и – она глазам своим не поверила – отпер ворота:
     – Входи уж... Лиго хочет с тобой поговорить.
     – Ой, спасибо! – Жанна метнулась мимо него, забежала во дворец и взлетела по лестнице на второй этаж, в раздевалку. Вот тут-то и разглядела себя в зеркале во всей красе. Тьфу, даже смотреть неохота. В считанные секунды стащила вымокшую одежду, переоделась (к счастью, купальник с лосинами не промокли, надёжно упакованные в целлофан), и побежала в танцкласс. Сердце её ёкнуло, когда Жанна открывала дверь и входила. Сделала реверанс, подняла глаза…
     Лиго не было в зале. Девчонки занимались йогой – стояли, перекрутив тела,  в «позе перевёрнутого треугольника».
     – Привет, – сказала Жанна растерянно, – а где Лиго?
     Конкурсантки вернулись в нормальные позы, все, как одна, уставившись на неё:
     – Привет. Ну, ты даёшь!
     – Чего опоздала-то?
     – Лиго где? – повторила Жанна.
     – Он вслед за вахтёром вышел, – отозвалась Соня. – Пошёл вниз. Вы, наверное, разошлись.
     – Так. Я велел заниматься или болтать? – раздался из дверей грозный голос. Лиго вошёл в зал, и девчонки испуганно умолкли. – На пять минут в позу змеи – все!
     Девушки послушно распластались на полу, прогнувшись назад в «позе змеи».
     Хореограф скрестил на груди руки и мрачно воззрился на Жанну.
    – Ты уже переоделась, Алугина? – удивился он, – А почему ты решила, что я разрешу тебе присутствовать на занятии?
     – Простите... – выдавила она.
     Льдинки, плавающие в холодных глазах Лиго, затвердели, и его глаза превратились в два айсберга.
     – Я спустился вниз, чтобы поговорить в холле. Спускаюсь – её нет. Она уже здесь нарисовалась!
     Жанна молчала, уставившись в пол под ногами. Ей отчего-то не было ни стыдно, ни страшно. Ледяной дождь на улице всё смыл. Она вновь ощутила в себе поднявшуюся волну упрямства. Её Лиго трепещать не заставит!
     – Хорошо. Поговорим здесь, – (неужели ей когда-то показалось, что его голос красив, как серебряная вязь на перламутре?) – Почему ты опоздала?
     – Ключ потерялся, – бесцветным голосом ответила она.
     – А потом нашёлся? – в его интонации была издевка.
     – Да. Только я уже на автобус не успела.
     – А, собственно, где ты живёшь?
     – На Парковой...
     – Парковая большая, Алугина! – заявил он раздражённо, – Моё терпение намного короче! Ты не ответила на мой вопрос.
     – Я живу возле кинотеатра «Буревестник», – также бесцветно сообщила девушка.
     –  Это на западном микрорайоне?
     – Да.
     Он подошёл к окну, облокотился одной рукой о станок. Молча поглядел на девушку, ковыряющую пол носком ноги и не поднимающую на него глаз.
     – Когда люди чувствуют, что опаздывают – они берут такси и приезжают вовремя! Если им, конечно, очень нужно успеть вовремя!
     – Я думала, что успею…
     – Думала она! Ты разве забыла первое условие? Одно опоздание – и с этим человеком я расстанусь! Интересно мне – на что ты надеялась?
     А она и сама не знала – на что.
     – Может быть, у тебя излишек наглости? Или недостаток памяти? Ты забыла, как я поступаю с нарушителями условий?
     – Знаю, – Жанна поглядела ему в глаза, стараясь не потерять присутствие духа.  – Вы всегда предоставляете им шанс остаться.
     – Ах, вот оно что... – проговорил он медленно, – Так ты думаешь, что я и тебе его предоставлю?
     Она кивнула, проглотив комок в горле.
     – Ну ладно, Алугина. Один-единственный раз сделаю для тебя исключение, – Лиго обернулся к конкурсанткам и велел им перейти в «позу собаки мордой книзу». А у Жанны спросил: – Помнишь «позу с напряжённым вытягиванием вбок» – Парсвоттанасана?
     – Помню.
     – Отлично. Если ты выдержишь её пятнадцать минут – тогда я погляжу – стоит ли разговаривать с тобой дальше.
     – Я постараюсь, – упавшим голосом заверила его Жанна.
     – Да уж постарайся. И ещё постарайся, чтобы это была идеальная Парсвоттанасана. Можешь начинать.
     Жанна соединила руки за спиной лодочкой – в индийский жест приветствия намастэ. Потом, вдохнув, прыжком расставила ноги в стороны. Развернулась вправо и, выдохнув, наклонилась, стараясь грудью и подбородком прижаться к ноге.
     Лиго велел группе перейти в следующую позу, и уселся на возвышении эстрады, наблюдая за Жанной.
     Спустя минуту она поняла, что не выдержит. Но решила, что будет стоять, пока не свалится...
     Она выдержала. Вывернутые в плечах руки отваливались, ноги затекли, в глазах темнело, дыхание было спёрто. Лиго взглянул на часы и сказал:
     – Выпрямляйся.
     Это далось ей с трудом. Перед глазами заскакали разноцветные звёздочки. Жанна встряхнула затёкшими руками, потёрла уставшую, отнимающуюся поясницу, потом вопросительно и неуверенно посмотрела на мистера Ли.
     Он поднялся и предложил группе принять последнюю позу, завершающую йоговский комплекс – Шавасана – «позу трупа». Девчонки блаженно растянулись на спине, закрыв глаза, а Лиго обернулся к нарушительнице. Как выяснилось, это было ещё не всё. Он кивнул на шведскую стенку:
     – Поднимайся.
     Жанна опустила глаза. Вот и случилось то, к чему она готовилась столько дней, но надеялась, что её минует чаша сия... Она, с трудом перебирая усталыми ногами, взобралась на эстраду и влезла на «дыбу». Повисла на верхней перекладине.
     – Сорок раз, – холодно сказал Лиго.
     Жанна ушам своим не поверила. Да, она занималась йогой каждый день и качала пресс, но сорок раз! – помилуйте, это уж слишком. Все «трупы», как по команде, повернули к Жанне головы и уставились на неё. Заметив это, Лиго рявкнул:
     – Закрыть глаза!
     «Отставить. Щелчка не слышу», – подумала Жанна, и принялась качать пресс. Тридцать раз она ещё смогла, но на последнем десятке судорога напряжения свела мышцы живота, и Жанна продолжала упражнение, превозмогая резкую боль. После сорокового раза боль стала невыносимой и Жанна, чуть ли не ползком спустившись с лестницы, со стоном согнулась пополам, обнимая руками живот.
     Спустя секунду Лиго был возле неё.
     – Ляг  на спину, – велел он ей спокойно.
     Девушка подчинилась – ей сейчас было не до гордости. Лиго присел на пол рядом с ней и приподнял правую ладонь, расположив её сантиметрах в  тридцати над животом Жанны. Она покосилась на хореографа – он сосредоточенно глядел чуть в сторону, словно прислушиваясь к чему-то.
     Потом тёплая волна пролилась с ладони Лиго ей на живот. Он пошевелил пальцами, и девушка почувствовала, что волна нагревается, становится почти горячей – но не обжигает. С удивлением прислушивалась она к своим ощущениям. Тепло проникало вглубь её живота, и словно распутывались там туго затянутые узлы... Боль постепенно уходила, растворяясь в горячей волне энергии, текущей из ладони Лиго. Должно быть, мистер Ли в совершенстве владел приёмами бесконтактного массажа, ничем другим Жанна не могла объяснить то, что чувствовала. Она о подобном слышала, но никогда не сталкивалась в реальности...
     В тот момент, когда боль прошла, хореограф убрал руку – словно ощутил это.
     Жанна приподнялась.
     – Спасибо... – сказала она нерешительно.
     Лиго невозмутимо опустил и поднял веки. Встал.
     – Присоединяйтесь к группе, Жанна.
     И она вытянулась на полу  среди других девчонок...
     После заключительного реверанса директор «Космоса» попросил Жанну задержаться. Дождался, пока остальные конкурсантки покинут зал, и подошёл к ней. Она стояла неподвижно и в лице её было напряжённое ожидание очередной экзекуции.
     Лиго едва заметно улыбнулся уголками губ, но даже эта четверть улыбки разительно переменила его черты. Если бы из его рта вылетел язык пламени – Жанна удивилась бы куда меньше.
     – Не пугайтесь, Жанна, – проговорил он знакомым серебряным голосом. – Кандидатскую норму вы уже перевыполнили. Я попросил вас остаться, чтобы кое-что  вернуть вам.
     Он разжал ладонь – на ней изумлённая девушка увидела свою золотую цепочку.   
     – Но... но как она у вас оказалась?!
     Усмехнувшись, Лиго вложил цепочку ей в руку.
     – Догадайтесь сами.
     Жанна обескуражено покачала головой, выражение её лица было растерянным. Она просто глазам своим не верила.
     – Я спустился вниз, дабы поговорить с вами. Подошёл к воротам, и там меня окликнул водитель – тот, что подвёз вас, – объяснил он. –  От него я и узнал всю историю. Цепочку он попросил меня передать вам.
     Девушка растерянно крутила её в руках.
     – Но почему?..
     – Наверное, потому, что у него и в мыслях не было наживаться на вас.
     – А я даже не поблагодарила его, – пробормотала она.
     – Ничего, я это сделал.
     – Правда? – Жанна вскинула на него взгляд.
     Ледяные глыбы в глазах Лиго растаяли, и сейчас в них плескалась чистая талая вода.
     – И вам не жалко было отдавать такую дорогую вещь?
     – Жалко, – вздохнув, призналась девушка, прижимая руку с цепочкой к груди, – но она дорога мне по другой причине… Это – подарок моего крёстного.
     – Вот как? Это напоминает новую сказку о Золушке.
     – Почему? – удивилась она.
     – Вы не видите прямой параллели? Крёстная-фея подарила Золушке золотую карету, чтобы она смогла попасть во дворец. А ты воспользовалась подарком своего крёстного, чтобы успеть на занятие.
     Жанна пожала плечами и вздохнула:
     – Глупая, конечно, была затея. Но я так спешила, что забыла обо всём на свете, и деньги тоже не взяла. Вспомнила про цепочку – это было первое, что пришло в голову...
     – Я понял. Вот только Золушка в сказке попала на бал, а ты – прямиком на дыбу, – закончил Лиго.
     Девушка сражено посмотрела на него. Потом отвела глаза:
     – Внутреннее радио хорошо работает?
     – Конечно, – подтвердил он насмешливо. – Кстати, Жанна, вы заметили, что машина, доставившая вас сегодня – была красного цвета?
     – Ну и что? – она перевела дух, благодарная ему за то, что он сменил тему «внутреннего радио». Ведь если кто-то настучал ему по поводу «дыбы» – значит, могли сказать и о прозвище, которое она ему дала...
     – Какой-то знаковый для вас цвет, Алугина, не правда ли? – он склонил голову на бок.
     – Вообще-то я не люблю красный, – невольно призналась она, и поправилась,  – Разлюбила. Раньше нравился, когда в аэробику ходила.
     – Совершенно напрасно разлюбили, Жанна. Он вам идёт, я уже говорил. Объясните мне ещё вот что. Ведь вы прекрасно знали, что я, скорее всего, не пущу  вас на занятие в случае опоздания. И всё-таки приехали. Почему?
     Девушка помолчала.
     – Наверное, потому, что мне не хотелось останавливаться на полпути.
     – На полпути? – медленно повторил Лиго. И покачал головой, – Боюсь, до полпути вам ещё очень далеко. И если вы действительно видите перед собой какой-то новый, неизведанный путь – то вы находитесь сейчас лишь в его начале. У подножия, так сказать.
     Сердце её забилось сильно-сильно, но она не нашлась, что сказать.
     – Ладно, Жанна, – проговорил мистер Ли, отступая, – вам пора. Постарайтесь не опаздывать в следующий раз – иначе у вас не хватит золотых цепочек на всех водителей этого города.
     Девушка улыбнулась ему.
     – Да, я обещаю Вам, что буду отныне класть ключи на место...



                10. ЦЕНА ЖЕТОНА

     Ах, какие надежды поселились в сердце Жанны после этого занятия! Она думала, что сумела доказать руководителю «Амадеуса» – она не пустое место и не такая, как другие. Её не запугаешь всякими там условиями, запретами и экзекуциями. Недаром же Лиго сделал для неё исключение – чего он не делал прежде никогда и ни для кого.
     Итак, она надеялась, что заслужила уважение и благосклонность мистера Ли. Однако этим надеждам суждено было просуществовать лишь пару дней, потом они испарились, как капли воды на горячем утюге.
     Лиго, напротив, стал к ней холодней, чем прежде – и уж если и обращал внимание на Жанну – то лишь для того, чтобы сделать очередное замечание или устроить разнос за невнимательность и бестолковость.
     Впрочем, так он  переменился не только к ней. Приближалось окончание конкурса и, наверное, директор «Космоса» уже определился в выборе кандидаток. То, что одной из них будет Соня – никто уже не сомневался. Если на примере нашей героини Лиго указывал девушкам на ошибки – то Соньку он, напротив, ставил в пример. Он давал ей мелкие поручения, как-то: присмотреть за девчонками, когда он выходил; показать им тот или иной элемент, который им не удавался, а у неё выходил блестяще. Мистер Ли стал просить Соню остаться после занятия, а когда конкурсантки расспрашивали её: зачем? –она только нахально улыбалась или загадочно молчала.
     Пройдя стадию разочарования от того, что надежды её разлетелись в пух и прах, Жанна пыталась придти к стадии безразличия – но это ей пока, к сожалению, не удавалось.
     Сегодня, после растяжек, во время небольшого перерыва, Лиго заявил, что скоро они будут сдавать тест на гибкость, в который войдут все изученные асаны и шпагаты. И кто не сдаст, может забыть об «Амадеусе». Девушки приуныли: барьер гибкости был для большинства пока непреодолим.
     Жанна тоже переваривала услышанное, сидя на полу среди девчонок и растирая руками мышцы, ноющие после сегодняшних упражнений. Но Лиго окликнул её, и когда она поднялась, сказал:
     – На твоём месте, Алугина, с такой растяжкой, как у тебя – я вообще не мечтал бы об «Амадеусе». А уж если бы решился поступать – то по пол-дня проводил бы в шпагате, вместо того, чтобы бездельничать.
     – Но... – спохватившись, Жанна сделала реверанс, – Вы же сами разрешили перерыв.
     – Я говорю – не с твоей растяжкой думать о перерывах! – возвысил он голос, – Так что  шагом марш к шведской стенке и продолжай!
     Вздохнув, она вернулась к шведской стенке. Врёте Вы всё, мистер Ли, не такая уж плохая у неё растяжка... Должно быть, это её купальник действовал на него, как красная тряпка на быка.
     Но Лиго, и отправив её к стенке, не успокоился. И снова подошёл, заявив:
     – Никакого прогресса не будет, если ты намереваешься так себя жалеть.
     – Я не жалею, – буркнула Жанна под нос.
     – В самом деле? Повернись! Я покажу тебе – как это делается!
     Она повернулась и стала к нему лицом. Лиго прижал коленом её опорную ногу, не давая согнуть, а вторую рывком отправил вверх. Девушка взвыла:
     – Ой, Вы что?! Вы же мне ногу сломаете!
     – Нет, – возразил он невозмутимо, – только растяну.
     – Пустите! – Жанна сделала попытку его оттолкнуть, сознание её взбунтовалось.
     – Руки убери, – процедил сквозь зубы хореограф, – и чтобы это был последний звук, который сегодня сорвался с твоих губ!
     Жанна взглянула прямо в его холодные глаза, которые сейчас снова были, как два айсберга, – и вдруг её пронзила мысль, что Лиго мучил и продолжает мучить её с одной-единственной целью: увидеть слёзы у неё в глазах. «Перебьётесь», – сказала она ему мысленно и стиснула зубы.
      Руководитель «Амадеуса» методично и безжалостно растягивал ей ноги – вверх, вбок, назад. Девушка скрипела зубами и молчала, чувствуя себя другой сказочной героиней – Элизой из «Диких лебедей» – та тоже должна была молчать, пока не окончит свою работу: плести рубашки из крапивы, чтобы спасти от колдовства братьев. Но с Элизой всё понятно, а вот ради чего терпит она? Да всё по той же причине – она бросила Лиго вызов, и он его принял.
     ...Наконец мистер Ли отпустил конкурсантку.
     – Продолжим на полу, – сказал ей.
     Девушка на дрожащих ногах сошла с эстрады, попробовала… и вдруг почти без усилий ноги её разъехались в поперечный шпагат. Из него она легко переместилась в правосторонний, и затем – в левосторонний шпагаты. Подняла глаза на Лиго.
     – Не вижу благодарности во взгляде! – холодно заметил он. Потом спустился с эстрады, подошёл к ней и уронил у её ног белый пластиковый жетон. Добавил:
     – За терпение.
     Жанна, не поднимаясь из шпагата, пристально смотрела на пластиковый кружок. Ей страшно хотелось взять его и запустить Лиго в лоб. Жалко только, жетон не был для этого  достаточно тяжёлым.

                11. СОБЕСЕДОВАНИЕ

     Тест Жанна сдала. Но она была не единственной такой даже в их группе, что там говорить про вторую. Конкурс подошёл к концу, и на одном занятии Лиго им объявил, что в эту пятницу состоится заключительное собеседование, а в субботу они в последний раз соберутся все вместе и узнают о результатах конкурса.
     Жанна восприняла известие со спокойной грустью. По поводу себя она не питала никаких иллюзий – у неё по-прежнему был всего один жетон, тогда как у других девчонок  по четыре-пять, а у Соньки – целых семь.
     «Ну и плевать, в конце концов, – сказала она себе, – я прошла этот конкурс, не бросила, не сдалась и не свернула. Доказала сама себе, что могу быть целеустремлённой, если захочу! Что вам ещё надо?»
     Итак, наступила пятница. Переодеваясь в раздевалке, девушки гадали – о чём они будут говорить на этом самом собеседовании? Скорее всего, само по себе оно ничего не значит – Лиго давно уже решил, кого возьмёт в свой театр-студию, и всё же интересно.
     Они вошли в зал – и замерли. Лиго был не один. Рядом с ним стояла его ученица – танцовщица из «Амадеуса», девчонки поняли это мгновенно.
     Она была прекрасна. Высокая, стройная, изящная – куда там до неё даже Соньке-ласточке… Её красота била в лицо всеми цветами радуги – купальник девушки представлял собой полный радужный спектр – начиная с красного у левого бедра, и кончая широкими фиолетовыми сполохами у шеи и на правом плече. Переходы между цветами были незаметны. Макияж красотки отличался свежестью, нежностью и ненавязчивостью. Фиолетовый оттенок преобладал во всём – и в одежде, и в косметике, и в аксессуарах. Огромные глаза, которыми она спокойно и без всякого выражения смотрела на вошедших конкурсанток, были  тёмно-синими, как бездна океана и такими же загадочными.
     Жанна узнала её сразу. Это она солировала в программе «Плачущие Плеяды», пленившая её с первого взгляда марсианка, показавшаяся Жанне воплощением совершенства. И вот она стоит всего в нескольких метрах от неё – такая будничная, но всё столь же недоступная, как живое воплощение тайны.
     Лиго велел им строиться. Он встал, как обычно, посередине зала, лицом к группе, поприветствовав её. Его ученица замерла в двух шагах справа от него, слегка сзади – в третьей балетной позиции, руки опущены, чуть подсогнуты в локтях, кисти слегка отогнуты назад. Глядя на неё, Жанна подумала, что эта танцовщица могла бы быть ещё прекраснее – если бы не это непроницаемое выражение лица. Она стояла неподвижная, как манекен – словно была родом с той же ледяной планеты, что и мистер Ли...
     – Ну вот, – сказал он. – Сегодня, как я уже обещал – состоится собеседование. Не пугайтесь, мы просто немного поговорим. Я пойду в раздевалку, а вы будете приходить ко мне по очереди. Занятие проведёт моя ученица, – он протянул ладонь в её сторону. – И чтобы никаких разговоров! Словом, я вас оставляю. Соня, идём, – Лиго с первой ученицей покинул танцкласс.
     В тот момент, когда руководитель «Амадеуса» выходил из зала, его ученица вдруг повернулась в ту сторону, где был выход, опустилась на левое колено, а руки, сцепленные в замок, положила на правое колено. Склонила голову. Она поднялась, лишь когда Лиго скрылся за дверью.
     Конкурсантки переглядывались и смотрели на неё во все глаза, а та коротким, но недвусмысленным жестом велела им встать по кругу. Потом подошла к стойке с магнитофоном.
     ...Занятие это почти ничем не отличалось от обычного – те же упражнения и танцы, за тем исключением, что Лиго пользовался голосом, чтобы показать и объяснить ошибки – а его ученица изъяснялась исключительно на  языке глухонемых – жестами. И, однако, они были такими чёткими и точными, что конкурсантки понимали  её с полувзгляда.
     Девушки уходили в раздевалку по одной, минут через шесть-десять возвращались. По их лицам трудно было что-то понять, и Жанна, когда настала её очередь, пошла туда в полнейшем неведении. Легонько постучав, она вошла в раздевалку и застала там такую картину: Лиго сидел на подоконнике у приоткрытого окна и курил. От неожиданности она даже сначала опешила, а потом удивилась сама себе – почему бы ему, собственно, не курить?
    – Подойди, Жанна, – позвал он её, стряхивая пепел за окно.
    Девушка давным-давно привыкла к тому, что Лиго зовёт их то на «вы», то на «ты», уже не удивлялась внезапным переходам. Она подошла и оперлась на стул, на котором висела чья-то одежда. Скользнула глазами по пачке «LM».
     – Как там проходит занятие?
     – Как обычно. Только объясняемся жестами.
     Лиго усмехнулся. Потом сказал:
     – Всем девушкам я предлагаю задать мне два-три вопроса по поводу конкурса. И знаешь, что чаще всего слышу первым делом? «Каковы мои шансы попасть в Вашу студию»? Ты тоже спросишь меня об этом?
     Жанна пожала плечами:
     – Я думаю, учитывая то количество жетонов, которым я обладаю – мне такой вопрос задавать, по меньшей мере, глупо.
     – Логично, – легко согласился он, – тогда задай мне неглупый вопрос.
     – Эта девушка... Ваша ученица. Ведь это она солировала в «Плачущих Плеядах»?
     – Верно, она. Её зовут Сирин.
     – Какое странное имя! – удивилась Жанна, – Красивое... Как она сама.
     Лиго кивнул и глубоко затянулся, задумчиво и выжидающе глядя на неё. А она вдруг брякнула:
     – Скажите пожалуйста, Лиго... Эта Ваша Сирин – она, случайно, не марсианка?
     Он снова усмехнулся и ничего не ответил.
     – Когда она танцевала тогда там, в ДК «Сталевар» – вырвалось у Жанны, – мне она показалась воплощением совершенства! (Жанна снова вспомнила, как эта девушка представилась ей прекрасным лебедем для гадкого утёнка и вдруг подумала – во скольких шкурах сказочных героев пришлось ей, хоть и в утрированной форме, но побывать...)
     – И что же тебе напомнил сольный номер Сирин? – осведомился у неё хореограф.
     – Ну... – Жанна смутилась, – Не знаю, может быть, это от того, что я в первый раз видела «Амадеус». Мне послышался какой-то зов, что ли, в её танце...
     – Каждый понимает этот номер по-своему, – Лиго выбросил окурок в окно. – Твоё восприятие, твоё понимание – ничем не хуже любого другого. Ну ладно, – он спрыгнул с подоконника, закрыл окно, – два вопроса ты мне уже задала. Задавай последний.
     – Хорошо, – Жанна улыбнулась, – я давно хочу у Вас спросить... если позволите.
     – Конечно, спрашивай.
     – Как называется… Ваш одеколон?
     – Мой что? – переспросил он.
     – Ну, одеколон. У меня просто голова закружилась, когда я в первый раз ощутила его аромат, – призналась девушка.
     – Ааааа, – Лиго кивнул, – я понял. Это не одеколон. Гель для душа, «California».
     – «Калифорния»? Спасибо, буду знать.
     – Ну хорошо, Алугина. Возвращайтесь в зал.
     Кивнув, она покинула раздевалку. И, возвращаясь в танцкласс, думала – и зачем Лиго было нужно это собеседование? Впрочем, наверное, и ей надлежало спросить что-нибудь поумнее, чем интересоваться названием его одеколона и узнавать – не с Марса ли эта девушка с именем райской птицы...


                12. ОТКРЫТКА С СЕКРЕТОМ

     В указанное время обе группы собрались в концертном зале «Космоса». Улыбаясь, перездоровались и расселись на первые ряды, не без юмора вспоминая первый сбор. Жанна пересчитала про себя поредевшие ряды девчонок. Всего двадцать семь! – а было сорок восемь. Воистину, здесь собрались девушки, прошедшие огонь, воду и медные трубы.
     Появился Лиго, поднялся на сцену. Все они встали, приветствуя его, он склонил голову и поздоровался с ними. Девушки сели на свои места, и хореограф, остановившись посреди авансцены, обвёл их глазами.
     – Ну, вот и закончился конкурс, – сказал он, – теперь всё позади. Мы встречались с вами целый месяц, и теперь я хочу поблагодарить вас за ваше старание и усердие, – Лиго корректно поклонился, и конкурсантки вновь поспешно поднялись, склоняя головы в ответ.
     – Итак, – продолжил он, жестом разрешая им садиться, – сегодня с большинством из вас у нас – последняя встреча. Но, как я и обещал – самых трудолюбивых ждёт награда: контрамарки на годовые выступления «Амадеуса». Те, у кого не меньше пяти жетонов – прошу вас подняться на сцену.
     Пока пять  девушек – Сонька и ещё две из первой группы, и две из второй – поднимались на сцену – Лиго скрылся ненадолго за занавесом, и вернулся оттуда с пачкой одинаковых конвертов и контрамарками. Последние он вручил пятерым «самым трудолюбивым», поздравляя их и пожимая им руки.
     Остальные конкурсантки отозвались аплодисментами, ожидая – кого руководитель «Амадеуса» назовёт победительницей, кроме Соньки. Наверняка это будет обладательница шести жетонов из второй группы.
     Однако, раздав контрамарки и отпустив сияющих от радости девчонок по местам, Лиго не торопился называть победителей, хотя наверняка догадывался, что они сгорают от нетерпения. Вместо этого он поднял в руке пачку конвертов и продемонстрировал им.
     – Чтобы конкурс не забывался вами подольше, я приготовил всем вам небольшие презенты. Здесь – он взял в правую руку один конверт – просто открытка. Стереооткрытка со стереокартиной Джулии Белл и названием нашего шоу-балета. Ну, если угодно – сзади мой автограф.  Сейчас я раздам их вам, но предупреждаю – конверты не вскрывать!
     Лиго спустился со сцены и прошёлся вдоль рядов, вручая девчонкам конверты. Они были совершенно одинаковые. Потом вернулся на сцену и заложил руки за спину.
    – Но это ещё не всё, – сказал он, – открытки, которые вы держите в руках – ответ на вопрос: кто победил в конкурсе. Откроете вы их дома. На первый взгляд – открытки одинаковые, но на самом деле это не так. Вечером... часов в восемь, девять, а может быть, в десять – у двоих из вас надпись «Amadeus» загорится золотом. Это значит – обладательница открытки стала победительницей. И завтра в двенадцать я жду её в малом танцевальном зале. Всё поняли?
     Девушки переглянулись растерянно:
     – Как же так?
     – Разве Вы сейчас не назовёте победителей?
     – Нет, – отрезал Лиго, – но это неважно, если вы захотите, то потом всё равно узнаете, кто победил. Хочу отметить другое. Надпись на открытке будет светиться недолго – от силы пять минут. Не заметите, прокараулите – ваши трудности. Значит, так вам нужен «Амадеус». А сейчас... Соня, поднимайся!
     Сонька поспешно взбежала на сцену и скрылась за кулисами.
     – Небольшой сюрприз, перед расставанием, – объявил хореограф удивлённым конкурсанткам, – Соня – очень способная девушка, и сейчас мы покажем вам один танец, который я разучил с ней специально для этого заключительного сбора... – он тоже ушёл за занавес.
     Спустя несколько минут занавес открылся и зазвучала музыка – это был забойный, умопомрачительный рок-н-ролл. Соня и Лиго выбежали на сцену, и начали свой акробатический танец, неистовый, как сама песня Элвиса Пресли. Чего они только не выделывали! Сонька порхала по сцене мотыльком, и выдавала такие коленца в паре с Лиго, что все зрительницы только диву давались: когда она только успела этому научиться?! Вот чем объяснились её уединения с Лиго после занятий!
     Да, танец был замечательный, и Жанна не могла не признать, что эта девчонка потрясающе смотрится в паре с хореографом. Конечно, она очень способная... и всё-таки Жанна не могла отделаться от чувства, похожего на досаду и зависть одновременно. Ей казалось, что – позанимайся Лиго с ней столько же, сколько он занимался с Соней – она исполнила бы этот танец нисколько не хуже, а может быть, и лучше...
     Настроение у неё было отвратительное. Лиго! Не мог даже расстаться с ними по-человечески, честно назвать победительниц. Придумал какой-то маразматический способ. Открыточки! Ну, что за бред?! Чтобы все, как идиотки, сидели, уставившись в них, весь вечер? «Часов в восемь, девять, а может быть, в десять!» Пять минут! Пялить глаза в открытку, дожидаясь какого-то свечения, которого двадцать пять человек всё рано не дождутся. Она-то уж точно...
     Когда всё закончилось, конкурсантки поблагодарили танцоров бурными аплодисментами; Лиго поцеловал Соне руку – какая галантность, та аж покраснела от удовольствия, – и ещё раз поблагодарив их, распрощался окончательно.
     Они вышли из «Космоса» на улицу. Девчонки, столпившись, что-то записывали. А Жанна развернулась и пошла домой.
     – Эй! – окликнули её, – Подожди! У тебя есть телефон?
     – Зачем? – отозвалась она неприязненно.
     – Во чудная! Завтра созвонимся, узнаем, кто победил.
     – Ну вас в баню, – она пошла, не оборачиваясь и не слушая, что за реплики несутся ей в след.
     ...Смешно. Осталось у неё от конкурса воспоминание – открыточка с автографом Лиго. Можно подарить фэнке Лариске. Или сохранить на память вместе с единственным жетоном и показывать детям и внукам.
     Она пошла домой пешком и всю дорогу злилась. Впечатлений на эти полтора часа хватило предостаточно, и за ними она и не заметила, как добралась до дома.
     Родителей снова не было, они поехали в областной центр в Военторг, и вечер ей предстояло провести в одиночестве. Это и кстати. Видеть никого не хотелось; не хотелось и демонстрировать, как она с самым  тупым видом будет пялиться в открытку. Хотя, если так разобраться – то зачем ей это? И так ясно, что победили Сонька и кто-то из тех, кто получил контрамарку.
     Но, кстати, надо бы открыть конверт. Жанна надорвала его сбоку, достала стереооткрытку. И злость её почти сразу куда-то улетучилась. Прекрасная репродукция одной из фантастических картин Джулии Белл со стереоэффектом. Вверху – белая ажурная надпись «Amadeus». У кого-то она сегодня загорится золотом, если только это правда, а не наглое надувательство.
     Она перевернула открытку. Имя Лиго с красивым росчерком. Жанна задумалась. Как это всё-таки нелепо – принять участие в конкурсе ради этого вот автографа?..
     Жанна вздохнула и стала переодеваться. Убрав в шкаф пуловер с джинсами, подумала: «Ну что, с каких часов заступим на вахту? До восьми подождём или вообще плюнуть на это безнадёжное дело?
     Куда бы поставить открытку? К себе на трельяж, что ли, пристроить? Взяла её в руки и перевернула, чтобы ещё раз полюбоваться. И вскрикнула, выронив её.
     НАДПИСЬ «AMADEUS» ПОЛЫХАЛА ЗОЛОТОМ!!!
     Она растерянно поглядела на часы. Не было ещё и шести...


                13. ФИЛОСОФИЯ СОВЕРШЕНСТВА

     Жанна, не веря глазам своим, смотрела на открытку, не отрываясь – до тех пор, пока свечение не прекратилось. После этого ноги у неё подогнулись и она не то рухнула, не то села на стул.
     «Как же так?! Почему? Не может такого быть!» – вот что безостановочно крутилось у неё в голове. Сказать, что она была потрясена – значило бы не сказать ничего. «Ведь у меня был только один жетон, и Лиго сам согласился с тем, что мне глупо думать о шансах попасть в «Амадеус!»
     Вдруг её пронзила страшная мысль – как ледяная стрела вонзилась под лопатку – наверное, это ошибка. Ей по случайности попал в руки чужой конверт! Да, конечно. Ведь они были совсем одинаковыми, да Лиго их и не рассматривал особо.  Подумав об этом, Жанна ощутила ещё большую горечь и досаду. Неужели трудно было подписать конверты?! Уж лучше бы она вовсе не видела этого свечения! По крайней мере, не стала бы обольщаться несбыточными надеждами. Да ведь и надпись загорелась без пятнадцати шесть, а вовсе не в восемь. Ехать завтра в «Космос» и объясняться с Лиго всё равно придётся.
     Вечер она провела в самом поганом настроении. Ей ничего не хотелось, ничто не шло на ум – ни книги, ни любимые комедии, да что там – музыку, и ту не было настроения слушать. Хотя музыка выручала её прежде в любых обстоятельствах. Свалившаяся депрессия совершенно измотала её, и спасаясь, Жанна в восемь часов легла спать, как дошкольница, и даже не дождалась возвращения родителей...
     ...Поутру они пытались вызнать у дочери – как завершился конкурс, но та ответила уклончиво и сказала, что нужно ещё раз съездить во дворец и прояснить некоторые вещи. Об открытке, и вообще о вчерашнем она не обмолвилась ни словом.

     В «Космос» Жанна приехала рано – так велико было её нетерпеливое желание  скорее во всём разобраться. Ворота дворца были закрыты, и она остановилась возле них, поджидая Соньку.
     Минут через пять Жанна увидела девушку, спешащую ко дворцу. В спортивном костюме, с сумкой через плечо, светлые волосы подстрижены в ассиметричное каре. Заметив Жанну, она заулыбалась, ещё издалека помахав ей рукой, и припустила бегом. Наша героиня удивлённо смотрела на неё: это была вовсе не Сонька. И даже не одна из обладательниц желанной контрамарки. Девушка из группы номер два.
     – Привет, – сказала она, подходя и не переставая улыбаться. – А ты что это такая хмурая? Не рада?
     – Привет, – отозвалась Жанна, слегка оторопев, – а ты что... у тебя тоже оказалась открытка с секретом?
     – Ну разумеется. А то что бы я иначе здесь делала? – пожала она плечами.
     – По-моему, это какая-то ошибка... – пробормотала Жанна.
     Девчонка перестала улыбаться:
     – Почему это ты так решила?
     – Ну, у тебя сколько было жетонов?
     – Четыре.
     – А у меня вообще один!
     – И что из этого?
     – А то! Победить должны были те, кто получил контрамарки.
     Девчонка вдруг засмеялась:
     – Зачем тебе контрамарка, когда ты сама теперь в «Амадеусе»? И потом что – ты разве за контрамаркой шла на конкурс?
     – Тогда ты можешь мне объяснить, – рассердилась Жанна – зачем всё это было нужно: жетоны...
     – А ты никогда не слышала про такое понятие – утешительный приз?
     – Лиго сказал, что контрамарки получат те, кто «проявит больше всех усердия и прилежания!» У меня один жетон, у тебя четыре, а у Соньки было семь!
     – Да хоть сорок семь. Открытки засветились у тебя и у меня.
     – Потому что Лиго перепутал конверты.
     – Лиго никогда и ничего не путает, – сказала девушка торжественно.
     – Что ты говоришь? – преувеличенно удивилась Жанна.
     – Слушай, – девчонка вынужденно улыбнулась, – чем спорить из-за ничего, давай лучше познакомимся. Меня зовут Мария.
     – Очень приятно. А меня Жанна.
     – Я тебя помню. На первом сборе Лиго назвал тебя «девушкой в белом».
     – Да, верно, – она слегка остыла и вздохнула, – знаешь, мне так хочется тебе верить...
     – Да ты не мне верь, а тому, кто дал тебе эту открытку...
     – Кстати, а во сколько у тебя загорелась надпись?
     – В половине двенадцатого.
     – Правда? – изумилась Жанна. – А у меня без пятнадцати шесть.
     – Тебе повезло...
     – Конечно, повезло. Я его заметила-то чисто случайно.
     – А я сидела над этой открыткой, пока глаза слипаться не начали. Ни на что уже не надеялась.
     – Подожди... – Жанна наморщила и потёрла лоб. – Что же получается? Ведь Лиго сказал – надпись засветится в период от восьми до десяти. Мы обе запросто могли прокараулить.
     – Конечно, могли, – согласилась Мария. – Я теперь думаю – это было последнее испытание. Помнишь, Лиго говорил, что в студию к нему поступит только тот, кто очень сильно этого захочет.
     – Говорил... – Жанна задумалась, – Ну, ты, я вижу, действительно очень хотела. Сидеть, уставившись в открытку до половины двенадцатого – на такое мало кто способен.
     – Но и ты бы стала ждать до последнего, если бы в тебе теплилась ещё хоть искорка надежды – разве нет? – Мария пожала плечами.
     – Ещё чего. Если бы открытка не засветилась в десять – то в одну минуту одиннадцатого она бы отправилась в путешествие по мусоропроводу.
     – Открытка с автографом Лиго? Не шути, это даже не смешно... и это ты сейчас так говоришь, – девушка поправила на плече сумку, а Жанна вдруг её вспомнила.
     – Слушай, – сказала она, – я тоже тебя помню по первому собранию. Когда Лиго велел нам всем разуться – ты первой решилась это сделать.
     – Ну и что? – отозвалась Мария равнодушно. – Надо же было кому-то сделать это первым.
     В этот миг Жанна впервые ощутила какое-то духовное превосходство своей собеседницы, которая с таким спокойствием, внутренним равновесием и полным доверием принимала всё, что исходило от руководителя «Амадеуса»... И ей вдруг захотелось как-то  утереть ей нос. Или хотя бы козырнуть перед ней чем-то.
     – Да, а ты знаешь, – сказала она словно невзначай, – что Лиго курит?
     – Конечно, – отозвалась та, – а ты знаешь, что у него проколот язык?
     – Нее-ет... – растерялась Жанна. – Язык проколот?!
     – Ну да, и в него вставлен такой золотой кругляшок, примерно посередине языка. Довольно-таки оригинально смотрится.
     – Я не замечала... Он никогда не улыбался.
     – Значит, повода у него не было улыбаться в вашей группе.
     Этот выпад Жанна отразить не успела: она увидела направляющегося к воротам вахтёра. Тот открыл их и приветливо поздоровался с девушками.
     – Вы новенькие? – спросил он, улыбаясь.
     Они закивали, входя и здороваясь в ответ.
     – Значит, победили на конкурсе? Молодцы, поздравляю. А как вас зовут? Жанна и Мария? Ну, в этом я сомневаюсь.
     Девушки недоумевающее переглянулись:
     – Почему?
     – Потом поймёте, – добродушно усмехнулся он, – есть одна причуда у нашего директора...
     – И не одна, – подтвердила Жанна.
     – Ладно, пойдём, – Мария потянула её за руку.    
     – Что он имел в виду, как ты думаешь? – поинтересовалась Жанна, когда они поспешно поднимались в танцевальный зал.
     – Что он прав. Потом поймём.
     ...Возле двери зала Жанна снова разволновалась. Что, если Мария заблуждается, и Лиго всё-таки перепутал конверты? Но ей так уже не хотелось думать о подобном... С бьющимся сердцем она потянула на себя дверь и заглянула в зал:
     – Здравствуйте...
     Руководитель «Амадеуса» обернулся к ней от окна и подошёл к двери.
     – Здравствуйте, девушки, – сказал он спокойно, чуть свысока глядя на них из-под полуопущенных ресниц, – а почему вы не переоделись?
     – Мы не знали, что нужно, – отозвалась Мария. – Но у меня с собой купальник, я сию минуту переоденусь.
     – Давайте, только быстро, – кивнул он, и Мария побежала в раздевалку, а Жанна осталась стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу.
     – Алугина, а тебе нужно сделать особое приглашение?
     – Я... – Жанна сбилась, – Я не взяла с собой купальник... Когда надпись на открытке загорелась, я подумала, что это какая-то ошибка...
     – О чём ты? – холодно спросил он, скрещивая руки на груди. – Хочешь сказать, что я ошибся, сделав тебя победительницей?
     – Нее-ет, – растерялась она, – Это я ошиблась... подумала, будто мне достался чужой конверт.
     – Ничего глупее я в жизни своей не слышал. Ты что – решила, будто я раздавал конверты наугад?
     Жанна молчала, не зная, что ответить, а он тем же повышенным тоном продолжил:
     – Лучше скажи, почему ты явилась без купальника? Здесь – балетный класс, Алугина, а не дискотека!
     – Я... –  она осеклась и проглотила возражения. – Я съезжу за купальником, можно?
     – И сколько же мне тебя ждать?
     – Я постараюсь очень быстро обернуться, – Жанна повернулась, чтобы идти, но Лиго придержал её за руку.
     – Как же ты постараешься? Снова заложишь свою цепочку?
     – Нет, на сей раз у меня есть с собой деньги, – девушка вскинула на него глаза – и поразилась. Мистер Ли улыбался насмешливо и добродушно. Наверное, это предвещало град и снежные заносы в течение ближайшего часа.
     – Ладно, Жанна, – сказал он мягко, – входи в зал. Я всего лишь пошутил, а ты, кажется, поверила и испугалась. Впрочем, нет. Знаю, испугать тебя не так-то просто.
     Она продолжала заворожено смотреть на него. Эти внезапно потеплевшие глаза, дивная улыбка, осветившая его лицо, как восход солнца... И Жанна силилась, но не могла понять – когда же мистер Ли был в маске: на конкурсе, или сейчас?
     – Вы никогда не шутили раньше, – проговорила она, чтобы скрыть своё замешательство.
     – Ты так считаешь? – Лиго приподнял одну бровь.
     – Значит, с жетонами – это тоже была шутка?
     – Ну почему же шутка? Разве я говорил, что победителем будет обладатель наибольшего числа жетонов? По-моему, ты сама это придумала.
     – Лиго... – проговорила Жанна почти жалобно. – Вы правда меня приняли? Я никак не могу в это поверить.
     – Иначе тебя бы просто не впустили в ворота.
     – И мне правда можно войти?
     Снова улыбнувшись, он просто посторонился и сделал приглашающий жест.
     Помедлив, Жанна разулась и оставила кроссовки у двери. Потом приткнула на них куртку, и после этого вошла в зал. (Реверанс, исполненный в джинсах, показался ей самой отвратительным – но тут уж ничего не поделаешь).
     – Садись, – руководитель «Амадеуса» указал ей на эстраду, а сам взял стул, повернул его  и уселся на него верхом, опершись спереди локтями о спинку.
     Девушка поблагодарила и присела на краешек эстрады. Повела глазами вокруг и почувствовала, как, наконец, потеплело у неё на сердце, и разом стало легко; как окрылила её радость. Она победила! Она по праву находится в этих стенах!
     – Ты рада, Жанна? – понаблюдав за ней, скорей утвердительно, чем вопросительно, проговорил Лиго.
     Девушка перевела на него засиявшие глаза:
     – Я счастлива!
     – А вот и Мария...
     Та с реверансом вошла в танцкласс и, подчиняясь приглашающему жесту Лиго, присела рядом с Жанной. На ней был тёмно-синий купальник, чёрные лосины и миниатюрная белая капроновая юбочка.
     – Я не слишком долго? – спросила Мария настороженно.
     – В самый раз... Так, а теперь ответьте мне, девушки – во сколько у вас вчера активизировались открытки?
     Услышав их ответы, он удовлетворённо кивнул:
     – Что ж, вижу – я в вас не ошибся. А теперь попрошу выслушать меня очень внимательно. Нам предстоит долгий разговор, долгий и серьёзный. Поэтому настройтесь на весьма длительную беседу.
     Жанна и Мария кивнули.
     – Что, если бы вы узнала, что театр-студия «Амадеус» – не совсем то, а точнее – совсем не то, чем её принято считать? – Лиго пристально поглядел в глаза каждой из них. – Если бы вы узнали, – медленно продолжил он, – что дворец «Космос» объединил под своей крышей не просто танцевальный коллектив и его руководителя – а группу людей, изучающих новую, не имеющую больше нигде аналогов философию, и  живущих в соответствии с её канонами? И вы обе станете частью «Амадеуса» только в том случае, если тоже согласитесь следовать этому учению, причём совершенно добровольно.
     Изумлённые девушки молчали, потом Жанна с сильно забившимся сердцем спросила, запинаясь:
     – Это что... сродни новой секте?
     – Нет, – усмехнулся Лиго, – ты всё слишком упрощаешь.
     – Правда? А как имя Вашей философии?
     – Учение Семи ступеней.
     – Лестницы? – спросила она невинно.
     – Нет, Алугина. Скорее – радуги.
     – А чему учит Ваша философия, Лиго? – задумчиво спросила Мария.
     – Прежде всего, – откликнулся он спокойно, – она учит совершенству.
     Сердце Жанны забилось ещё сильней, ей даже стало нехорошо. Ведь она почувствовала это, почувствовала ещё тогда, когда впервые увидела Сирин! – и вот все её предчувствия сбываются. Так зачем тогда этот сидящий внутри бес противоречия опять толкает её?
     – Чем же Ваше учение так уникально? – спросила она. – Совершенству учат и другие философии.
     Мистер Ли слегка откинулся назад, сел на стуле ровнее. Его глаза стали колючими и холодными:
     – Начнём с того, Алугина, что это не моё учение. Я не основоположник, а просто Учитель, или, если угодно – Посредник.
     Почему она противоречит ему, почему? Жанна и сама не знала. Она чувствовала, что Лиго говорит чистую правду – но что-то в ней не хотело в это поверить. Сопротивлялось.
     – И где же Вы изучали эту философию «Семи ступеней»? – вежливо, но с затаённой издевкой спросила девушка. – Где-нибудь в Тибете?
     – Нет. Намного дальше, – отрезал Лиго и поднялся, – Похоже, отмена обета молчания не пошла кое-кому на пользу. Я запрещаю тебе задавать мне вопросы. Это будешь делать ты, Мария.
     Та послушно кивнула, а Жанна вспыхнула от стыда. А потом разозлилась – на себя и на Лиго.
     – Я не могу сейчас посвятить вас во все подробности учения, – заговорил он, – их узнают только прошедшие Обряд Посвящения, изъявившие желание стать моими учениками и последователями. Я не имею права доносить это учение до ушей посторонних, а вы пока являетесь таковыми.
     – Это пока, – тихо сказала Мария, – но мы не хотим быть посторонними! Мы – я и Жанна, конечно, мечтаем стать Вашими ученицами.
     Её слова обезоружили мистера Ли. Жанна упорно смотрела в пол (она не знала, что и думать), но всё равно почувствовала, что голос Лиго смягчился:
     – Девушки... Я ведь остановил свой выбор на вас не после окончания конкурса. Я решил это через несколько дней после его начала. Вы что – думаете, меня действительно волновали ваши хореографические способности или внешние данные? Нет, они тоже важны, конечно, но в данном случае это дело десятое. Я смотрел на конкурсанток, руководствуясь одним-единственным критерием: кто из вас способен будет понять и принять это учение, кто сможет достичь в нём высот. Поиск достойного ученика – дело очень важное, здесь нельзя ошибиться. Вы обе покорили меня, каждая по-своему. Жанна – выносливостью, упорством и терпением; ты, Мария – невозмутимым спокойствием и естественностью. Я уверен, что вы сумеете быстро влиться в слаженный коллектив «Амадеуса» и со временем, возможно, даже станете его украшением.
     Жанна, наконец, подняла на него взгляд. На лице мистера Ли было непередаваемое выражение – мудрость и ирония, словно в душе он усмехался над ней и её смятением.
     – Далеко не все способны овладеть этим учением, – сказал он ей, – только очень немногие. Поэтому-то я и устраиваю конкурс, внимательно присматриваюсь к приходящим людям. У тебя сложная натура, Жанна, сложная и противоречивая. Два главных твоих качества – гордость и упрямство – конечно, помогли тебе победить. Но в дальнейшем, боюсь – они весьма сильно тебе помешают. Трудности, – теперь Лиго обращался к ним обеим, – которые я поставил перед вами на конкурсе, преследовали лишь одну цель: наблюдая, как вы их преодолеваете, я мог делать выводы о ваших физических, психических и духовных данных, чтобы  не ошибиться в выборе.
     – Мы постараемся, чтобы у Вас не было повода сомневаться в этом, – с поспешностью, которая опять рассердила Жанну, ввязалась Мария. – И... я хотела спросить: можно ли нам узнать хотя бы – почему Ваше учение носит название Семи ступеней?
     Лиго кивнул и вновь уселся напротив них, положив ногу на ногу.
     – Оно называется так по числу этапов, через которые должны пройти приверженцы данной философии. Каждый последующий этап – сложнее предыдущего, и поэтому продвижение по ним сравнивается со ступенями, – закончив эту тираду, (которая показалась девушкам монотонной – до того они привыкли к тому, как мистер Ли подчёркивает слова) – вслед за этим он заговорил в своей обычной манере: – Для удобства каждый этап соответствует одному из цветов радуги. Последовательность, как вам известно, в радужном спектре такая – красный,  оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый. Эти цвета мои ученицы носят во время занятий на купальниках и аксессуарах. Неофиты... то есть вновь посвящённые ученицы носят всё красное. (Жанна сражено вскинула на него глаза), – Да, Алугина, – кивнул он, именно поэтому я сразу обратил внимание на цвет твоего купальника. В первый момент я решил, что ты каким-то образом узнала об этом первом цвете и нарочно оделась, как младшая ученица моего театра-студии... Итак, этапы. Усвоив всё, что необходимо, на первом этапе, девушка переходит на второй, и тогда в её одежде добавляется оранжевый. И это продолжается до последнего этапа, пока на одеянии ученицы не отразится полный радужный спектр. Цвет этапа является преобладающим в спектре.
     «Значит, Сирин на последнем этапе», – подумала Жанна, и Лиго, конечно же, догадался об этом.
      – Да, – кивнул он, – Сирин – на седьмом этапе.
      – Сирин? – удивлённо переспросила Мария. – Кто это?.. Впрочем, – поправилась она, – я хотела узнать не об этом. Когда мы входили сюда, с нами поздоровался вахтёр, спросил наши имена, а услышав их, заявил – что сомневается. Что он хотел этим сказать?
     Руководитель «Амадеуса», таинственный «Посредник» невольно улыбнулся. В этой непринуждённой улыбке зубы его ненадолго разомкнулись, и Жанна воочию увидела то, о чём говорила Мария – блеснувшую в языке у Лиго золотую бусинку. Кто бы мог подумать, что этот доморощенный философ – Жанна слушала его с растущим скептицизмом – является поклонником пирсинга? Может, у него ещё что-нибудь проколото? Кольцо в пупок вставлено, например...
    – Вахтёр сказал чистую правду. Хотя он мог бы и промолчать, надо будет поставить ему на вид, – заметил Лиго (Жанна уже и забыла, заворожённая блеском золота у него во рту – надо же пойти на такую пытку – проколоть язык! – какой вопрос её соседка задала мистеру Ли), – Девушкам, поступающим в «Амадеус», я даю новые имена в ознаменование того, что они начинают новую жизнь.
      – Нам Вы тоже дадите  другие имена? А какие? – чуть растерянно, но с неприкрытым любопытством спросила Мария.
      – Вы всё узнаете в надлежащее время, – заверил он её. – Итак, – Лиго развёл руками, – Всё необходимое я вам сказал. Я выбрал вас, но теперь спрашиваю – согласны ли вы стать моими ученицами?
     Наша героиня подумала, что Мария подбирает слова, дабы как можно подобострастней выразить своё согласие. Подумала с неприязнью, а та сказала задумчиво и искренне:
     – Лиго, всё, что Вы говорите – так странно... Мне кажется – Вы очень, очень необычный человек... Я не знаю канонов Вашего учения, но  у меня такое чувство... – она поколебалась, – Что оно рождено не на Земле...
     Помолчав, Лиго проговорил:
     – Чувство тебя не обманывает. Родина этого учения – иной мир... Откуда родом я сам.
     «Ну вот. Ненормальных уже двое», – подумала Жанна и встала.
     Всё в ней пронеслось вихрем – «Плачущие Плеяды», танец Аэлиты-Сирин, услышанный ею зов... куда она звала её, зачем? Конкурс, испытания, пытки... она так мечтала об «Амадеусе»! Она сделала всё, чтобы попасть сюда, она выиграла! Но не оказался ли этот выигрышный билет фальшивым? Ей хотелось поступить в элитную танцевальную студию, а её втягивают в какую-то бредовую секту. «Учение Семи ступеней», «Посредник», «Иной мир»... что за чушь!
      Она прижала руки к сердцу и сказала с подчёркнутой вежливостью:
     – Я, конечно, прошу прощения за нарушение священного обета молчания, но иначе я не смогу ответить отказом на Ваше лестное предложение!
     – Пожалуйста, – невозмутимо пожал плечами Лиго, – мне кажется – я не принуждаю тебя становиться моей ученицей... Я принимаю только приходящих добровольно. Ты свободна. Никто тебя не держит – можешь идти.
     Нет, такое равнодушие к её уходу девушку не устраивало. Она взорвалась:
    – Будь Вы сторонником какой-нибудь новомодной Дианетики и Сайентологии, или тому подобной ерунды – я бы отнеслась к этому с пониманием и сочувствием! Но Вы объявляете себя чуть ли не новым Мессией, да ещё из другого мира! По-моему...
  – она осеклась.
     – «По Вам психушка плачет», – ты это хотела сказать?
     – Вы что – умеете читать мысли?
     – Конечно. Телепатия – один из талантов Посредника – Лиго не спеша поднялся, поставил одну ногу на стул, облокотился о колено. – Ты могла бы и не начинать свой трагический монолог – все твои слова были написаны у тебя на лице. Ты мне не веришь?
     – А с какой стати я должна Вам верить?! – вскинулась она.
     – Тебе не хватает воображения.
     – Зато хватает здравого смысла! Вы чем-нибудь можете доказать свои слова?
     Лиго задумчиво и с иронией покачал головой:
     – За века человечество не переменилось. Две тысячи лет назад у Иисуса Христа также требовали знамений и доказательств – какой силой и властью Он пользуется. Помнишь – что Он ответил? «Род лукавый знамения требует, но знамения не дастся ему...» Но я – не Иисус Христос! – он снял ногу со стула и выпрямился, холодными глазами глядя на Жанну, – И я покажу тебе одно доказательство! Но если оно тебя испугает – ты уйдёшь  отсюда и никогда не вернёшься!
     – Я и так уйду, если Ваше доказательство будет недостаточно убедительным!
     – Есть у тебя шпилька? Дай мне!
     – Шпилька? Пожалуйста, хоть четыре, – Жанна сунула руку в волосы и вытащила из причёски шпильку.
     – Достаточно одной, – сообщил ледяным голосом руководитель «Амадеуса», взял у девушки просимый предмет и поднялся на эстраду. Спокойно и деловито растопырив концы шпильки, протянул руку с ней к розетке.
     Потом обернулся к Жанне и, подав ей левую ладонь, потребовал:
     – Иди сюда и дай мне руку!
     Оторопев, она смотрела на него и на шпильку, остановившуюся в сантиметре от розетки.
     – Долго мне ещё ждать, Алугина?
     – Чт...то Вы намереваетесь делать?..
     – Дай мне руку – и увидишь!
     – Вы сошли с ума? – возмутилась она.
     – Ты требовала доказательства, и сейчас его получишь! – он печатал каждое слово и, не мигая, смотрел ей в глаза. – Руку!
     – Ни за что! – Жанна отступила на шаг. Она смертельно боялась электричества.
     В это время Мария встала, легко ступила на эстраду и подошла к хореографу.
     – Я верю Вам и без доказательств, – сказала она, – но если Вы что-то хотите показать – возьмите мою руку, – и бесстрашно подала ему ладонь.
     – Спасибо, Мария, – Лиго улыбнулся, крепко сжал её ладонь левой рукой, а правой воткнул шпильку в розетку.
     Жанна вскрикнула, отшатнулась и закрыла руками глаза...
     Ничего не произошло. Грохот не раздался, искры не посыпались, рука Лиго не обуглилась, хотя он по-прежнему держал шпильку воткнутой в зловещий кабаний пятак розетки. Они оба смотрели на неё; Мария торжествующе улыбалась и в глазах у неё светилась гордость.
     Наконец Лиго извлёк шпильку и, поблагодарив Марию взглядом, вернул Жанне. Та растерянно приняла её и покрутила в руках, не зная, что сказать и подумать.
     – Ты струсила, – жёстко и презрительно сказал Лиго, – ты не сможешь стать моей ученицей. Мне немного жаль затраченных на тебя сил, но всё-таки я вынужден с тобой расстаться. Впрочем, ты ведь сама этого хотела. С меня достанет и одной ученицы, но зато – достойной!   
     (Жанна вертела в пальцах шпильку, не отводя от неё глаз).
     – Но сначала мне придётся подвергнуть тебя небольшому гипнозу, чтобы подробности сегодняшнего разговора навеки изгладились из твоей памяти.
     Лиго и Мария спустились с эстрады. Жанна взглянула в их сторону, и ей почудилось, что она отделена от них невидимым куполом.
     Но тут девушка повела глазами по сторонам... ни одна люстра не горела – это естественно днём. Магнитофон был отключен... её бросило в жар от внезапной догадки, и вслед за этим пришла ярость.
     – Ах, так?... – медленно сказала она, тяжело дыша, – Решили выставить меня идиоткой, мистер Ли?! (она даже не заметила, как это прозвище сорвалось с её губ), – Проверка на дуракоустойчивость, да?! Розетка, конечно, обесточена?!
     – Ты оши... – начал он было, но Жанна взлетела на эстраду, крикнув:
     – Я тоже так умею! – и протянула концы шпильки к зловещим отверстиям.
     – Не нааадо!!! – услышала она вопль Марии и решительно воткнула шпильку в розетку.
     Ощутив страшный удар, Жанна с ужасом увидела искры и пламя, рванувшееся из розетки. Жуткая боль взорвалась у неё в голове, сотрясла всё её тело, и вслед за этим опустилась ночь...

.
                14. КЛЕЙМО «UVEAN»

     Жанна очнулась на полу. Жестоко ломило тело, голова раскалывалась от боли. С трудом открыв глаза (их нестерпимо резало от дневного света), сквозь мутную пелену она увидела Лиго, сидящего на коленях возле неё и делающего ей непрямой массаж сердца. Возле другого бока сидела Мария и с совершенно белым от ужаса лицом поддерживала одну руку у неё под головой.
     Увидев, что Жанна пришла в себя, Лиго прекратил массаж.
     – Ты... как? – дрожащим голосом спросила Мария.
     Не отвечая, она смотрела на хореографа, пока его изображение не перестало расплываться у неё перед глазами.
     – Ещё немного – и для тебя всё было бы кончено! – его глаза жгли не хуже, чем пламя из розетки, – с того света вытаскивать людей я не умею.
     – Так это была правда... – прошептала она, – Розетка не обесточена...
     – Конечно, нет, Алугина, – его голос был столь же ледяным, сколь огненными – глаза. – Двести двадцать вольт плюс-минус ещё двадцать. С чего ты взяла, что я тебя обманываю?
     – Не знаю... –  сказала Жанна обескуражено, – Но похоже... Вы спасли мне жизнь.
     – Ничего бы не было, если бы не твоё ослиное упрямство и неверие! – он поднялся.
     – Лиго, не надо так! – взмолилась Мария. – Ей ведь  так плохо сейчас!
     – Может быть, я виноват в этом? Кто просил её лезть в розетку? Электрик хренов!
    Жанна смиренно молчала. Как могла она обижаться на человека, которому обязана жизнью?
     – По-Вашему, она не заслуживает даже сочувствия? – не успокаивалась Мария.
     – Она заслуживает не сочувствие, а хорошую порку! Родители в детстве не учили тебя, Алугина, что с электричеством шутки плохи?
     – На самом деле... я очень боюсь электричества, – оправдываясь, слабо сказала Жанна. – Но я правда подумала, что всё обесточено... Значит, то, что Вы рассказывали о себе – правда? Вы действительно – Посредник, и Ваша родина – иной мир?!
      – А тебе, чтобы поверить в это – нужно было  непременно потрогать всё руками, как Апостолу Фоме?
    Так вот в чём объяснение его неуловимого и странного акцента... подумать только – она думала, что Лиго, возможно, иностранец, а он вон кем оказался...
     Правая её рука болела так, что едва не отнималась. Поморщившись, Жанна поднесла к глазам правую кисть. И тихо вскрикнула. На последних фалангах двух пальцев – большого и указательного – виднелся скобообразный ожог, след раскалившейся шпильки. Вдавленный в кожу, симметричный на обоих пальцах, он был похож на латинскую букву «U».
     – Что у тебя там? – сухо осведомился Лиго, увидев, как она растерянно разглядывает пальцы.
     – Вот...
     Он склонился и взял её за руку. И вдруг изменился в лице. Изумление, потрясение отразилось на нём. В первый момент Жанна сгоряча подумала, что это он – от жалости к ней (придёт же в голову!) – но секундой спустя ей стало ясно, что за этим стоит нечто большее. Гораздо большее.
     – Uvean... – произнёс вдруг Лиго загадочное слово, – Этого не может быть…
     – «Ювеан»? – тихо переспросила Жанна.– Что это?
     – Uvean – так  называется моя родина... Мой мир. Ты поставила себе клеймо  моего мира. Сама. Потому что след от этого ожога останется у тебя на всю жизнь.
    – А что означает слово Uvean? – подала голос Мария.
     Лиго отпустил руку Жанны и уселся на пол. У него был такой вид, словно он вдруг сразу страшно устал. Девушки молча и выжидающе смотрели на него.
     – Это слово можно перевести так... Чистый Свет, – ответил он, наконец, и провёл рукой по волосам; вид у него был самый обескураженный. –  Да... такого со мной ещё не случалось.
     Жанна снова взглянула на руку, и сцепила зубы, чтобы не застонать, когда новая порция боли пронзила её.
     Лиго перевёл на девушку взгляд.
      – Я помогу тебе, – и, придвинувшись, жестом велел ей опустить руку на пол.
         После этого его ладонь приподнялась над пылающей рукой Жанны. Лиго сосредоточился, и с его пальцев потекла вниз прохлада. Да, это было не обжигающее тепло, с помощью которого он когда-то ликвидировал мышечный спазм в её брюшном прессе. Теперь с ладони лилась целительная прохлада, и обволакивала обожжённую руку страдающей девушки подобно вязкому чудотворному желе.
     Жанна закрыла глаза, и иллюзия стала полной. Ей казалось, что она по плечо погрузила руку в волшебный бальзам. Облегчение пришло сразу же, боль растворялась и уходила всё дальше и дальше...  Дальше и дальше.
     Когда она снова взглянула на Лиго, он ободряюще улыбнулся ей. Опустил ладонь.
     – Как дела?
     Жанна приподнялась.
     – Не знаю, как мне благодарить Вас...
      Он посерьёзнел.
     – Речь не об этом нужно вести, Жанна. Ты сама отметила себя клеймом – как  я могу теперь отстранить тебя от занятий? Разве что ты сама по-прежнему этого хочешь.
     – Нет, – сказала она твёрдо, – я не останавливаюсь на полпути, Вы же знаете.
     – Но и вы обе должны знать, – Лиго поочерёдно поглядел в лица обеим девчонкам, – Учение Семи Ступеней – лабиринт, в котором есть только один вход и только один выход. Это путь извилистый и сложный, можно подняться на три ступени и спуститься на две, но вернуться назад, к выходу –  невозможно. Как только вы войдёте, входная дверь закроется навсегда.
     – Почему? – спросила Жанна.
     – Сожалею, но сейчас я не могу открыть вам причину. Вы всё узнаете позже.
Итак, я спрашиваю вашего согласия, девушки. В последний раз. Согласны ли вы стать моими ученицами? Пройти путём Семи ступеней, чтобы обрести Совершенство, Мудрость, Силу, Абсолютное знание? Обрести истинное Счастье? Бессмертие?
     – Согласны, – ответила Мария.
     – Согласны, – как эхо, ответила Жанна.
     Всё сбылось... Путь, на который однажды позвала её Сирин, тернистый неведомый путь лежал перед ней, и она готовилась на него вступить. Это было похоже на фантастику, на сбывшийся сон. Было ли ей тревожно? Отчасти. Но Лиго продемонстрировал ей своё могущество, она поняла, что он – Настоящий. А Настоящее так редко встречается в жизни, что не стоит этим разбрасываться. И он спас ей жизнь. Сначала избрал, а потом спас ей жизнь. Как она может после этого повернуться к нему спиной и уйти?
    Лиго между тем улыбнулся и положил обе руки на плечи девушкам:
      – Такое единодушие меня радует. Когда вы хотите пройти Обряд Посвящения? Завтра, перед тем, как я расскажу вам основные постулаты Учения – или же прямо сейчас?
     – Сейчас! – откликнулись они в один голос.
     Не переставая улыбаться – он был поистине прекрасен в такие минуты – мистер Ли поднялся, вместе с ним встали с пола и Жанна с Марией.
     – Идите за мной, – сказал он.
     Втроём они покинули зал, и Лиго повёл их дальше вдоль коридора дворца. Жанна напряжённо прислушивалась к себе, ощущая радость, нетерпение, но и какое-то опасение одновременно. Недоверие и осторожность никак не покидали её, и она вновь ощутила царапнувшую сердце зависть к своей спутнице, на лице которой разливалось лишь безмятежное радостное спокойствие.
     Возле  одной двери Лиго остановился. На табличке была надпись: «Комната Семи этапов».
     – Я войду первым, – объявил хореограф, – зажгу свет, –  и, уже приоткрывая дверь, добавил загадочно: – Только осторожнее... Не упадите за порогом...
     Девушки переглянулись и закивали. Руководитель «Амадеуса» скрылся в комнате, и  спустя примерно минуту они услышали его голос:
     – Входите!
     Мария отворила дверь и вошла первой. В ту же секунду раздался её вскрик. Сердце Жанны подпрыгнуло от неожиданности, и она настороженно заглянула в комнату. И язык у неё словно прилип к нёбу.
     Ей показалось, что, шагнув за порог, она оказалась на краю гигантского обрыва. Ноги утопали в густой траве, растущей на вершине скалы, а в двух шагах скала обрывалась в пропасть. Прямо перед ними было необъятное небо, насквозь промоченное дождём и почти всё затянутое тучами. Но в одном месте завеса туч разорвалась, лучи солнца, бьющие откуда-то сзади, нарисовали по краям этого разрыва золотую каёмку. А самое главное – на фоне золотисто-стального неба, из края в край над пропастью волшебным коромыслом сияла радуга.
     Жанна растерянно оглянулась назад, поверив, что стены дворца растворились и взгляд её упрётся сейчас в глухие неприступные скалы. Но дворец никуда не делся – вот она – дверь, в которую они вошли, порог, через который перешагнули несколько секунд назад... «Не упадите за порогом...»
     Когда она повернулась – иллюзия исчезла. Жанна всё поняла.
     – Голограмма, – объяснила девушка Марии. Та кивнула. Гигантская голограмма, поражающая своей достоверностью, занимала целиком всю стену шагах в трёх-четырёх от них. Да, в нескольких шагах была вторая стена, а то, что они приняли за густую траву – была просто-напросто пушистая ковровая дорожка зелёного цвета, искусно вписавшаяся в картину и довершившая волшебную иллюзию.
     – Вот это да! – только и сказала Мария.
     Вслед за её словами открылась дверь в стене напротив. Коридор света, появившийся из-за неё, нарушил голограмму. Арочный вход повторял своим изгибом очертания радуги. Проходя в эту вторую дверь сквозь голограмму, Жанна всё-таки не могла избавиться от ощущения, что она сейчас пройдёт сквозь небо и свалится в пропасть за краем скалы…
       Но за второй дверью была обычная комната, и здесь их ждал Лиго.
     – Как ощущения? – осведомился он.
     – Как на американских горках, – призналась Жанна. – Неописуемо.
     Хозяин дворца подошёл к стене и щёлкнул выключателем. Взвилась вверх занавесь, скрывающая глубокую нишу в стене, и девушки снова ахнули. Там, в нише, стояла широкая – около двух метров – лестница, похожая на пьедестал для награждений из семи ступеней. Каждая ступень была покрыта бархатом – цветом в соответствии с радужным спектром – от ярко-красного до фиолетового. Лестница освещалась матовыми панелями, встроенными в стены ниши. В этом мягком рассеянном свете ступени переливались так, что резало глаза.
     Пока девушки во все глаза пялились на лестницу, Лиго на некоторое время исчез из их поля зрения, а когда появился – в руках у него было два одинаковых хрустящих целлофановых пакета, в которых лежали  аккуратно сложенные спортивные купальники того же пламенно-алого цвета, что и первая ступень радужной лестницы. Пакеты он вручил двум своим новым ученицам.
     – Переоденьтесь вон там, – Лиго указал им на небольшую ширму, которая загораживала один из углов.
     Девушки, не говоря ни слова, ушли за ширму и принялись спешно разоблачаться. В пакетах оказались ещё и короткие, по колено, лосины того же цвета, и мягкие тряпичные тапочки-балетки. Словом, этот спортивно-танцевальный набор почти полностью  повторял конкурсное  одеяние Жанны; немудрено, что Лиго опешил, в первый раз увидев её в нём...
     Когда они вышли из-за ширмы, Жанна, как ни старалась – не могла унять сильно-сильно стучащее сердце, и в голове у неё навязчиво, как заезженная пластинка, крутился вопрос: «Неужели всё это правда?.. Неужели всё это правда?..» Сейчас ей казалось, что она поверила бы скорей, если бы Лиго за то время, когда они переодевались – как-нибудь преобразился. Ну, скажем, надел чёрный плащ с капюшоном, расписанный загадочными мерцающими символами... Но он по-прежнему выглядел, как обыкновенный хореограф.
      – Иди сюда, Мария, – велел он.
     Когда та приблизилась, Лиго опустил руки ей на плечи и спросил требовательно и твёрдо:
      – Итак, ты решила войти в число учеников?
      – Да.
      – Ты согласна следовать Путём Семи ступеней?
      – Да.
      – Ты даёшь слово во всём подчиниться мне, пока не поднимешься на самую высокую ступень?
      – Да.
      – Какова же будет твоя цель?
      – Абсолютное Знание и Совершенство, – спокойно и торжественно ответила она, и Жанна диву далась – ну, словно её кто-то учил, что следует говорить.
      – По традиции ты получишь новое имя, –  сказал Лиго, снимая руки с её плеч, – Мария! Отныне я буду называть тебя Мишель. Поднимайся на первую ступень, Мишель. И стань ко мне лицом.
     Новообращённая Мишель так и сделала. Лиго подозвал Жанну и повторил над ней Обряд Посвящения, задав ей те же самые вопросы. После того как она сообщила, что её целью будет Абсолютное Знание и Совершенство, он заявил:
     – Твоё имя отныне будет... – Лиго на секунду задумался, потом произнёс, словно пробуя на вкус: – Джоан... Джой... Нет! Отныне я буду называть тебя Джен.
     Так она превратилась в Джен.
     Когда обе девушки оказались на первой ступени лицом к нему, Лиго вышел ненадолго в коридор с радужной голограммой. Вернулся он оттуда с объёмной, похоже, что золотой, чашей в руках. Чеканка сияла огнём на её широких боках, а в чаше была налита ярко-алая жидкость, похожая на кровь. Джен стало не по себе.
     Лиго приблизился к ней и подал ей чашу.
     – Омой лицо и руки, – приказал он.
     Она растерянно поглядела ему в глаза. Перспектива выглядеть как вождь краснокожих её нисколько не порадовала.
     – Джен, когда ты только научишься доверять мне? – с досадой сказал Лиго и протянул чашу Мишель.
     Не колеблясь ни секунды, та погрузила в неё руки и, зачерпнув горстями алую жидкость, умылась. Никакого следа красноты не осталось ни на её лице, ни на руках – они блестели влагой, как от обычной воды.
     Да, эта девушка была намного сильней её духовно...  Джен тоже совершила омовение, и тогда Лиго сказал:
     – Всё, девушки. Обряд Посвящения вы прошли. Учение вы узнаете завтра. Жду вас в малом зале в пять часов вечера. И запомните: то, что вы видели и слышали сегодня – не должен узнать больше никто!
     Он взял Джен за руку. За ту руку, что была обожжена шпилькой и отмечена клеймом «Uvean». Сжал её ладонь. Она стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть: боль пробудилась в руке.
     – Запомнила, Джен?
     – Да, Лиго, – ответила девушка, глядя ему в глаза. – Никто об этом не узнает...





                15. УЧЕНИЕ СЕМИ СТУПЕНЕЙ

     Родители Жанны не могли понять – если их дочь победила в конкурсе и попала в «Амадеус», чего так жаждала и добилась – то почему наряду с радостью в её лице, в её глазах – столько странной задумчивости? Они расспрашивали её,  а она только нехотя улыбалась и отвечала отговорками. Жанна сама не могла понять, в ожидании разговора с Лиго: чего в её душе больше – радостного нетерпения, или какого-то странного предчувствия, странного и тревожащего.
     Как всё было бы просто, поступи она в обычную танцевальную студию! А что ждало её здесь? Некая непонятная философия, какое-то загадочное учение... И всё-таки, наверное, превыше всего в ней было неистребимое любопытство. Желая того или не желая, но Лиго смог заинтриговать её. Интересно, как они там, в «Амадеусе», совмещают занятия танцами с занятиями философией? Класс у них учебный есть, что ли, и соответствующая литература – или же Лиго преподаёт своё учение из уст в уста – как Иисус Христос апостолам?..

     – ... Итак, –  начал он свой рассказ, – я думаю, у вас не вызывает сомнения тот факт, что мир, в котором вы живёте, является  прежде всего миром ваших субъективных ощущений, которые диктуются вам органами чувств, коих, как известно, пять - слух, зрение, обоняние, осязание и вкус. В верности передаваемых ему ощущений человек убеждается на каждодневном опыте. Он знает, что сахар сладок, а перец горек, что огонь горяч, а лёд – холоден; а потому человек вряд ли когда-нибудь задумывался над вопросом – а что, если информация, которую он черпает из пространства – является, на самом деле, искажённой?
     Убедиться в этом можно на простейшем примере. Налейте  три сосуда с водой разной температуры. Пусть слева будет холодная вода, справа – обжигающе-горячая, а посередине – тёплая. Если левую руку на несколько минут опустить в холодную воду, а правую  – в горячую, и, подержав там, погрузить затем обе руки в средний сосуд – вы не ощутите там ожидаемого тепла. Левой руке будет горячо, а правой – холодно. Точно также относителен и несовершенен весь ваш человеческий опыт, ибо всё познаётся в сравнении.
     Человеческий глаз, в отличие, скажем, от пчелиного – не различает ультрафиолетового спектра,  а в этом спектре даже такой простейший цветок, как лютик – выглядит совершенно иначе. И – как знать, может быть, этот-то цвет и предназначен лютику природой?
     Человеческое ухо не способно расслышать звуков в ультразвуковом диапазоне, а летучие мыши и дельфины различают их великолепно. Бабочка-самец тутового шелкопряда находит самку по запаху с расстояния в десять километров! Акула почувствует запах крови, даже если одну её каплю растворить в воде объёмом с озеро Байкал! Человек способен поднять тяжесть в два-три раза больше его собственного веса, а муравей ворочает тяжестями, которые превышают его вес в восемь-десять раз! Так кто же сильней – человек или  муравей?
     Кто вернее воспринимает окружающую действительность – человек, который не видит, не слышит и не чувствует половины красок, звуков и запахов, разлитых в природе, или животные? И где вообще в этом огромном спектре ощущений найти некий эталон, некую точку отсчёта, с которой можно будет сравнивать другие качества? Существует мнение, что если бы все люди одновременно закрыли глаза и представили себе, что небо стало красным – оно и на самом деле стало бы таким...
    Джен и Мишель, одетые в одинаковые красные купальники – цвета первой ступени – слушали Лиго, затаив дыхание, и не задавая ни единого вопроса – этого он потребовал от них сразу же.
     – Человек, – продолжил Лиго, скрестив руки на груди и расхаживая взад-вперёд перед сидящими на эстраде девушками, – столетиями разводит пчёл, он скрещивает их, выводит новые породы. А между тем, как было замечено – пчёлы и не подозревают  о том, что в мире есть существо, именуемое человеком! Люди просто не существуют в их вселенной. И как вам знать – нет ли в мире такой силы, которая разводит человечество точно так же, как человек разводит пчёл?
     Итак, пролог, я надеюсь, вы усвоили? – интонации Лиго стали  жёсткими, и девушки закивали, ошеломлённые всем услышанным. – Мы подошли к тому, что человек получает неполную информацию об окружающем его мире, а лишь относительно, повторяю – лишь относительно верную. У вас шоры  на глазах, ушах и всех остальных органах чувств. Они мешают вам воспринимать действительность такой, какова она на самом деле. Человек использует способности своего мозга лишь на десять процентов,  а девяносто процентов бездействует – и это отнюдь не случайно. Просто эта часть мозга закрыта для того, дабы человечество не натворило бед пострашнее тех, что уже совершило за все века своего существования! До чего вы довели свою планету? Что вы называете цивилизацией? Бесконечные войны? Реки крови и непрекращающийся голод? Отравленный воздух, загаженную воду, заражённую почву? Насилие, процветающее в мире? Ложь, которая давно уже заменила вам правду? Страшно смотреть телевизор и тошно читать эти груды пошлых глянцевых журналов! Истину превратили в публичную девку, которую каждый использует так, как ему заблагорассудится.
     Всё, что относительно – ложно по своей сути. Искажённая информация об окружающем мире, несовершенный мозг и органы чувств породили в человеке ложные понятия, ложные представления о жизни. У вас относительно всё и вся – добро и зло, вражда и дружба, любовь и ненависть. Сотни философов и мудрецов играли в слова, веками доказывая парадоксальность окружающей жизни, вы прекрасно преуспели в искусстве жонглирования терминами. Ваши ораторы, политики и адвокаты – кого угодно заткнут за пояс своим искусством доказывать, что сажа бела; и я не собираюсь состязаться  с ними в этом искусстве. В конце концов, человечество – это просто один огромный муравейник, и если его представление об окружающем мире ошибочно, то меня это не слишком заботит, ибо у меня – другие цели на этой Земле...
     Ибо мир многомерен, девушки, и ваша Земля – лишь мельчайшая песчинка в бесконечных просторах Вселенной, а островков жизни в космосе столько же, сколько песчинок в океане, и большинство из них куда более мудры и могущественны, чем человечество. Живущие в эти мирах решают глобальные задачи, которые не по зубам неразумному человечеству.
     Вы сидите на пороховой бочке и катитесь в пропасть под весёлые тамтамы. Можно было бы наплевать на вас и на вашу планету, но вы – существа с бессмертной душой, и потому на протяжении веков предпринимались попытки спасти хотя бы некоторых из вас. Но вы искажали религии, извращали учения, и даже их использовали для своих извечных целей – сеять вражду, развязывать войны и, прикрываясь священными терминами – продолжать обогащаться, бороться за власть и убирать неугодных. Достаточно вспомнить только крестовые походы и инквизицию!
     И всё-таки самые стойкие обретают желанное спасение. Сбросив тленную оболочку, в которую от рождения заключена их душа – они переходят в обитель спасённых – коих ( я имею в виду обители) – как известно, много. Много их так же, как и степеней блаженства – эти вечные миры – действительно, лучшие (по сравнению с временной жизнью) – эти миры тоже можно сравнить с гигантским ульем. Попадание в ту или иную обитель определяется местом рождения во временной жизни, уровнем разума, избранной религией и теми усилиями и делами, которые предпринимаются для спасения.
     Таким образом, спасённые души находятся в блаженстве созерцания, души, недостойные вечного существования – переходят в состояние, близкое к небытию; временные же миры живут каждый по своим законам. А определяет эти законы, равно как и распоряжается судьбой бессмертной души – Чистый Свет, Предвечная Сила, имя которой – Uvean...
     Девушки слушали своего Учителя, открыв рты и глядя на него квадратными от изумления глазами. Они по мере сил пытались вместить в свои головы всю эту премудрость, что давалось им ах как непросто...
     – Теперь, – останавливаясь перед ними, после паузы снова заговорил Лиго, –  вы, наверное, захотите узнать – что я здесь делаю? Зачем я покинул мир Чистого Света, мир Абсолютного Совершенства, безграничных возможностей – и явился сюда, на эту отсталую во всех смыслах, дремучую в своём невежестве, ничтожную в своей гордыне – Землю?
     Дело в том, что Uvean распространяет своё влияние всё дальше и дальше, всё сложней и огромней становятся наши задачи. Всё больше сил и энергии требуется для того, чтобы держать под контролем каждый уголок Вселенной – от деления мельчайшей молекулы до создания новой галактики. Время от времени Uvean нуждается в  притоке мыслящей энергии, чтобы можно было, не скупясь, расходовать её для созидания. Мы – Посредники – облачившись в материальные тела, ищем учеников, способных влиться в мир Вечного и Чистого Света, обогатить его. Мы ищем не только на планетах – передовых флагманах мысли; но и на самых отдалённых задворках мироздания. Ибо субстанция душ одинакова во всей Вселенной.
     Последователи Учения Семи Ступеней войдут в мир Uvean и только там обретут Истинные Чувства, Абсолютное Знание, Совершенство, Могущество, Бессмертие и Счастье, ибо блаженство созерцания, даруемое другими религиями – ничто по сравнению с блаженством созидания, к которому вы приобщитесь.
     Но, сколь бы не была желанна эта цель – путь на Uvean чреват (в особенности для землян) – большими трудностями и жертвами. Ибо возжелать Чистого Света и слиться с ним – достоин лишь тот, кто сможет оставить все предрассудки, навязанные ему во временной жизни и именуемые чувствами. Лишь душа, добровольно сбросившая с себя чувственные оковы, свободная от них – способна перейти навечно в мир Совершенства – чтобы наконец, обрести чувства истинные.
     В студии «Амадеус» девушки постепенно очищают душу о  всего наносного и лживого. Переходя с этапа на этап – они оставляют позади эмоции, переживания, привязанности, которые сковывают человека по рукам и ногам. Как показал опыт – человек Земли переполнен  такими чувствами – гордость, независимость, добро и зло, боль и страх, жалость, привязанность и любовь. Вам предстоит избавиться от всего этого, дабы шагнуть с седьмой ступени освобождёнными прямо в мир Uvean.
     По этому пути поведу вас я. Вам придётся научиться доверять мне и повиноваться беспрекословно, потому что без этого невозможно продвижение по другим этапам. Самый первый и главный человеческий порок – гордость. От неё происходят все несчастья. Победив её,  вы победите почти половину всех чувств. Ведь что такое – гнев, ненависть? Это гордость со знаком «минус». А альтруизм, самоотверженность, смелость, наконец? Та же самая гордость, только со знаком «плюс». Победить её непросто, сей процесс растянется на три этапа; но вам придётся растоптать её в себе. Если не изгнать из себя гордость – в вас вместе с ней останутся все её производные – упрямство, заносчивость, грубость. А как можно с таким букетом болезней идти к совершенству? Вот потому-то я сначала и изгоняю из своих учениц гордость – всю, до последнего кубического сантиметра.
     Таким образом, три первые ступени посвящены гордости. Первая, красная ступень – долой независимость, вторая, оранжевая – добро и зло, и третья, жёлтая – боль. Справившись с этими чувствами, вы победите гордость. А вслед за ней справитесь и со всем остальным.
     Я закончил, девушки. Разрешаю вам задать мне по два вопроса, и вслед за этим я устрою вам экскурсию по нашему дворцу.
     Джен и Мишель словно очнулись, зачарованные серебряным небесным голосом Посредника и теми невероятными идеями, которые обрушились на них. Они были зачарованы, хотя как-то смутно понимали, что идеи эти тревожащие, и непонятно ещё, чем они должны были обернуться на практике... Пока Джен пыталась сконцентрироваться, собрать разбегающиеся мысли, Мишель спросила первой:
     – Лиго... неужели из всех конкурсанток Вы и впрямь только нас посчитали... достойными, способными – приобщиться к этому Учению?
     – Да, только вас. Я ведь уже говорил – конкурс должен был выявить все ваши основные качества – как положительные, так и отрицательные. Путь Семи ступеней сложен... немногие способны преодолеть его. И ещё – помимо всего прочего – мне были крайне важны, совершенно необходимы два качества: терпение и невинность.
     – Но как... – Мишель растерялась и покраснела.
     – Как я узнаю о наличии второго качества? – спокойно уточнил Лиго. – Очень просто. Чистоту я чувствую сразу, Мишель. Я узнаю её безошибочно – по походке, по выражению глаз, и даже по манере держать голову. Таким образом, из-за отсутствия одного, либо сразу двух качеств – с большинством девушек мне пришлось распрощаться  в процессе конкурса.
     – А...
     – Нет, теперь вопрос задаст Джен.
     Так и не собравшись с мыслями (вернее, они снова разбежались после тирады Посредника) – она спросила первое, что пришло в голову:
     – А Вы и в самом деле умеете читать мысли?
     – В самом деле умею.
     – И... Вы всегда слышите – что я думаю? – обалдела Джен.
     – Нет, когда мне не нужно – я отключаю эту способность.
     Он отошёл к окну и, опершись о балетную палку, задумчиво поглядел на улицу. Девушки молчали. Мишель не решалась без разрешения задавать второй вопрос, а Джен сейчас только сообразила, что по глупости своей задала уже два. И тут же взбунтовалась:
     – Между прочим, я вовсе не считаю гордость пороком!
     – Догадываюсь, – Лиго продолжал смотреть  в окно. – Только другое название твоей гордости – упрямство! Ты упряма не просто как осёл – а как целое стадо ослов! Почаще гляди на свою правую руку, Джен, и вспоминай, что только твои гордость и упрямство довели тебя до глупости, которая едва не стоила тебе жизни! – резко обернувшись, он пронзил её взглядом, и девушка поспешно отвела глаза. Сгоряча она забыла, что обязана жизнью руководителю «Амадеуса»...
     – Мишель, – Лиго обратился к ней через голову Джен,  видимо, напрочь утратив к ней интерес, – ты ещё о чём-то хотела спросить у меня?
     – Да, – отозвалась она не сразу, –  я долго думала, но так и не смогла понять... Что с нами будет после семи этапов, Лиго? Вы говорили – в мир Uvean отправляются освобождённые души. Нужно ли это понимать так… Что, поднявшись на седьмую ступень – духу придётся распрощаться с телом?.. И наши дни на земле будут сочтены?..
     Джен словно пробрало морозом. Ей и в голову не могло придти то, о чём спросила Мишель. Стало по-настоящему страшно, сразу ослабели руки и ноги, она ощутила панику. Куда она попала?! Зачем ей всё это нужно? А если это и в самом деле правда?!
     Лиго посмотрел в расширенные встревоженные глаза обеих девчонок. Увидел смятение в их лицах.
     – После семи этапов, – сказал он, – душа действительно покинет свою телесную оболочку. Но не пугайтесь. Произойдёт это не так, как вы подумали. Будет Переход, он приведёт как бы к раздвоению вашей личности. Душа сольётся с Чистым Светом, а тело... тело останется в живых. Той энергии, что останется в нём – вам хватит на то, чтобы спокойно дожить до старости. Просто, очнувшись после Перехода – вы всё забудете.
     – Забудем? – переспросила Мишель растерянно.
     – Да. Забудете всё, что связано со студией «Амадеус»; забудете, что вообще когда-либо переступали порог дворца «Космос» и были знакомы со мной. И власть Перехода такова, что и все люди, с которыми вам приходилось общаться – тоже обо всём забудут.
     Мы, Посредники, приходим на планеты не для того, чтобы нарушать жизненный баланс. Мы забираем только то, что необходимо. Той части вашего внутреннего «Я», которая отправится на Uvean и обогатит эту Силу своей мыслительной энергией – там хватит с лихвой. А жизнь вашего временного тела будет продолжаться до самого конца, как ему и предписано законами этой планеты.
     «Невероятно!» – подумала Джен.
     – Более чем вероятно, – холодно возразил Лиго, заставив её вздрогнуть... – А теперь, –  добавил он, –  идите за мной. Я проведу вас по дворцу.
     Они поднялись с эстрады (признаться, задница у Джен стала совсем плоской от столь длительного сидения) – и вышли из танцкласса следом за Лиго.
     Глядя исподтишка на этого сурового красивого юношу с дивными стройными ногами, узкой талией и королевской осанкой, Джен всё пыталась думать о нём, как о могущественном Посреднике – и не могла. Хотя уже получила тому мильон подтверждений...
     Он провёл двух неофиток по «Космосу» – по тем немногочисленным комнатам и залам, в которых они не успели ещё побывать. К своей огромной радости, Джен узнала, что здесь имеется тренажёрный зал – за фигурами своих танцовщиц мистер Ли следил пристально. 
     Комфортабельная раздевалка была похожа на фешенебельный парикмахерский салон – здесь стояли огромные овальные зеркала по обе стороны стоек, мягкие кожаные кресла, окна с пластиковыми рамами и жалюзи, как в офисе... С одной стороны к раздевалке примыкал душ, сплошь выложенный кафелем под мрамор.
     – Здесь будет ваше зеркало, – Лиго подошёл к одной из зеркальных стоек и отодвинул ящик стола. В нём лежал гигантский косметический набор.  –  Это – твой, Джен. С другой стороны в столе – такой же для Мишель. Перед занятием обязательно делаете макияж. Стараясь, чтобы он в какой-то мере соответствовал той ступени, на которой вы находитесь.
     – Я не слишком-то продвинута в технике макияжа... –  вздохнув, призналась Джен.
     – Я это заметил. Начинай продвигаться, чем скорее, тем лучше. Посети косметический салон, купи несколько журналов или книгу. Это не проблема.
     – Но зачем на занятии макияж? – не сдавалась она. – Взмокнешь от пота...
     – Эта косметика, как ты понимаешь – не из тех, что растекается от пота! – отрезал Лиго, –  Идеально выполненный макияж настроит на стремление к совершенству! – он резко закрыл ящик, –  А теперь идёмте в класс – и не забудьте правило о реверансе при входе.
     В большой танцкласс можно было войти, как выяснилось, прямо из раздевалки. Лиго распахнул перед ними дверь, и девушки, привычно присев в реверансе, присмирев, вошли в святая святых студии «Амадеус».
     Этот зал был раза в два с половиной больше того, в котором проводился конкурс. В остальном он почти не отличался от него – те же зеркала, станок, паркет. Эстрады, правда, не было, и вместо магнитофона на стойке возвышался музыкальный центр. Шведская стенка – увы! – имелась и здесь. Джен поглядела на неё тоскливо, как на испанский сапожок.
     Мишель смотрела вокруг сияющими глазами. Она ласково провела ладонью по палке балетного станка и жалобно спросила:
     – Лиго, когда у нас будет первое занятие?
     – Через неделю, – ответил он, – отдохните немного от конкурса, потом сразу начнём работать.
     – Я не успела устать от конкурса…
     – Зато я успел!
     Посредник подошёл к стойке с музыкальным центром. Склонив набок голову и насмешливо сощурив глаза, некоторое время молча наблюдал за Джен, застывшей напротив шведской стенки.
     – Сейчас я покажу тебе кое-что интересное, –  с этими словами он нажал какую-то кнопку на пульте, и Джен от неожиданности отступила назад, увидев, как шведская стенка отъезжает в сторону, а вместе с ней в стену уходит скрытая панель.
     В стене за шведской стенкой была глубокая ниша – наподобие той, в комнате Семи этапов.
     – Подойдите сюда, – Лиго приблизился к нише и, протянув руку к стене, повернул рубильник выключателя.
     На трёх стенах ниши загорелись неяркие лапы-свечи и, подойдя к Посреднику, девушки увидели внутри полукруглое возвышение вроде церковной солеи. Хотя пол в нише был паркетный, как и в классе,  – «солея» оказалась отделанной с нарочитой грубостью – это была просто зацементированная поверхность. Глубина и высота квадратной ниши была не больше двух с половиной метров, радиус возвышения – около метра. За ним, вплотную к нему примыкая, находился деревянный столб или сруб высотой тоже около метра с поверхностью, наклоненной под углом примерно в 45 градусов. На этой поверхности, подобно книге для чтения, возлегал какой-то гладкий экран из белого полупрозрачного камня. Отблески красноватых ламп таинственно мерцали, отражаясь на нём.
     Тщетно Джен силилась понять смысл и назначение этого сооружения. Если это действительно подобие церковного амвона, с которого священник произносит проповеди; и если предположить, что Лиго пользуется им также – положив на экран Ювеанский аналог Евангелия, то тогда возникает сразу несколько вопросов. Зачем прятать амвон в нише? Как читать проповеди, стоя спиной к ученикам? И не слишком ли далеко от глаз Посредника будет находиться наклонный экран?
     Лиго усмехнулся, скрестив на груди руки. Озадаченное выражение на лице Джен его забавляло.
     – Что это? – наконец, не выдержав, спросила она.
     – Это – Алтарь вразумления, – чуть назидательно ответил он.
     – А... для чего?
     – Я думаю, ты скоро с ним познакомишься. И все твои вопросы отпадут сами собой.
     Он погасил свет в нише, вернулся к музыкальному центру и, нажав на стойке неизвестную кнопку, вернул на место шведскую стенку. Она надёжно закрыла нишу с загадочным алтарём.
     – А теперь, –  сказал Лиго, – оборачиваясь к ним, – я приму последние меры предосторожности. Подождите меня, – и он покинул зал.
     Пока его не было, девушки гадали о предназначении алтаря, но так ничего и не придумали. Через несколько минут хореограф вернулся с хрустальным гранёным кубком в руках и небольшой  коробочкой, обитой бархатом – похожей на те, в которых держат ювелирные украшения.
     – Между прочим, – внушительно заметил он, – когда я вхожу в класс или покидаю его – вы обязаны опуститься на левое колено и наклонить голову.
     Джен тотчас вспомнила, как это проделала однажды Сирин у них на занятии, когда было собеседование...
     – Но Вы ведь не говорили нам об этом раньше, –  возразила она.
     – Сейчас говорю! Все четыре условия, которые я поставил перед вами на конкурсе – вы должны соблюдать и здесь! Плюс то, о котором я только что сказал. От лишнего поклона у вас не отвалится ни голова, ни нога! Так вы скорее запомните, что я вам – не ровесник из соседнего лицея!
     Лиго подошёл к Мишель, открыл коробочку и извлёк из неё две тёмно-красных таблетки. Одну подал ей, другую – Джен.
     – Вы должны это проглотить, –  заявил он тоном, не терпящим возражений, и протянул Мишель кубок с водой.
     Джен тоскливо взглянула, как та – снова первая! – проглатывает таблетку, и вопрос «Что это?» – застрял у неё в горле. Похоже, скоро она пойдёт на дыбу за все свои вопросы. Девушка приняла из рук Мишель кубок и  безропотно запила свою таблетку, оказавшуюся совершенно безвкусной. Не отравить же он их решил, в конце концов?  Вернула кубок Лиго.
     – Теперь я скажу вам, что вы проглотили, – заявил он, – Это – ограничитель. Он не растворяется в организме и не выводится из него. У него несколько функций. Одна из них – при необходимости заблокировать в вашем мозгу одну-единственную зону. Если вы поддадитесь соблазну кому-либо рассказать правду о студии «Амадеус» и о моей миссии – ограничитель сработает. Начав говорить – вы сначала получите предупреждение – довольно болезненный укол в язык. Если, невзирая на то, вы продолжите рассказ – вас поразит неисцелимая немота. Если вы  решите самовольно покинуть студию, уйти из неё – ограничитель сработает автоматически, только вместе с немотой придёт ещё паралич. Тогда – полное обездвижение до конца жизни. Запомните – нейтрализовать ограничитель способен только Переход! Это я и имел в виду, говоря вам, что обратного пути – нет. У вас отныне – только один путь. Через Семь ступеней и Переход – на Uvean!
     Джен и Мишель ошеломлённо молчали, словно обещанная кара уже настигла их. Вот так таблеточка... Лиго раскрыл перед ними все карты. Он не лицемерил. Шутки кончились (впрочем, они ведь и не начинались). Чрезвычайная миссия, которую он выполнял, требовала от него и чрезвычайных мер предосторожности – хотя они и были бесчеловечно жестокими. Впрочем – разве был он сам человеком?..

     Лиго смотрел в упор на молчавших девушек. Теперь они обе – такие же его ученицы, как и все остальные. Мишель – более покладиста, Джен – более вспыльчива – и это ещё выйдет ей боком. Но, в сущности, они ничем не отличаются от других.
     Так он думал сейчас. Однако – знай Лиго заранее всё то, что случится потом – он прогнал бы Джен с глаз долой, и никогда бы не позволил «серебряной девушке» даже на пушечный выстрел приблизиться ко дворцу «Космос»...

                конец 1-й части