Волчица

Галина Беззубова
               
               
Волчица
(рассказ)

1

В одном из глубоких селений тайги, в небольшом поместье жил себе не тужил мужик, хотя мужиком-то он от роду никогда не был. Так как его предназначение велело отроду и по роду, от глубоких корней, быть графом. Графом назвать его было сложно, на светские вечера он не ходил и «знать», мягко сказать, не очень-то уважал. Жил небогато, но впроголодь его большая семья никогда не сидела. Очень Себастьян любил тайгу: как уйдёт, бывало, в осень или поздней зимой на охоту – так жди его, не дождёшься. Нет, день, два, бывало, что недели напролёт не появлялся под родной крышей своего большого, просторного дома.

В один из тёплых солнечных дней вся рать собралась немного размять кости и получить порцию адреналина. Взнуздали коней, одев им сёдла, со свистом и шумом отправились в давно уже привычном для всех направлении. Оказавшись на одной из достаточно открытых полян, Себастьян неожиданно для себя заметил два чёрных больших пятна.

«Кто?» – задал он вопрос себе, немного придержав коня.

Друзья с шумом пронеслись рядом, собаки шли кольцом, окружая их. Вдруг что-то тёмное рвануло в сторону, в прыжке пересекая куст. Себастьян, скинув ружьё с плеча, метким выстрелом перехватил прыжок волка. Вернувшись взглядом на прежнее место, он уже отчётливо видел волчицу. Сомненья исчезли.

– Волки, – произнёс Себастьян. Вторым ударом он всадил картечью прямо в стоявшую мишень. Тушка мгновенно упала, немного пошатнувшись от сильного удара заряда. Себастьян слез с лошади, направился в сторону своей добычи. Друзья-охотники с резвостью и азартом повернули коней, направляя их в сторону выстрела. Себастьян шёл, проваливаясь почти по пояс в снег, высоко вверх подняв ружьё.

Подойдя к месту своей добычи, он увидел трясущегося от страха и холода маленького пушистого волчонка, похожего на шестимесячного лисёнка. Себастьян протянул в его сторону ладонь, волчонок коснулся её носом, слегка лизнул, поджав под себя пушистый хвост.

– Лис, – произнёс Себастьян, медленно поднимая его с сугроба и глядя ему в глаза. «Странный, необычный волчонок, – подумал Себастьян. – Сам рыжий, глаза почти изумрудные». Он с любовью взглянул в глаза волчонку, чувствуя, как тепло и волнение растеклось по его телу.

Себастьян повернул в больших крепких руках маленького рыжего волчонка, заглядывая ему под хвост. Волчица – определил он. Возьму-ка я её себе, уж очень красивый будет у меня пёс. В это время с шумом и лаем их собак обступили его друзья. Собаки рычали и скулили, высказывая своё недовольство. Вскоре после чьего-то приказа все умолкли, влившись в тишину тайги.

– Лис, – произнёс Себастьян. – Возьму я её себе, – громко объявил он.

По толпе разнёсся гул, переходящий в громкие голоса:

– Что ты, Себастьян! Змею на шею? Ты что? Волка сколь ни корми, в лес смотрит. Брось его, на кой он сдался, собак мало, что ли, зачем он тебе нужен? Ты сошёл с ума.

Мужики один за другим не прерывали свою речь. Себастьян, казалось, их не слышал, не слушал и не хотел слушать. Он смотрел и смотрел, любуясь рыжим волчонком с искрящимися изумрудными глазами.
2

Шло время, волчонок рос, играя, он к людям так привык.

О том, что у него были когда-то его родная мать волчица и отец волк, он и думать не думал и знать не знал.

Поочерёдно спал с ребятнёй в постели, ел из одной тарелки с младшими детьми и был равноправным членом их большой, доброй и дружной семьи. Его любили, лелеяли, баловали как могли, одним словом он был для них для всех просто душечка. «Лиска» – от слова «лис». Эта кличка так и осталась вместе с ней жить-поживать и радоваться счастливой, безоблачной жизни.

Облачко подошло внезапно, никем не звано и нежданно. Себастьян был приглашён на свадьбу любимой дочери своего близкого друга. Лиска в то время была правой рукой Себастьяна, он ни шагу без неё, она ни шагу без него. Они ходили на охоту, ходили просто в тайгу и так иногда сидели долгими вечерами на большом, высоком крыльце дома и мирно беседовали. О земном и небесном, об отношениях между людьми, о добре и зле, о верности и предательстве. Себастьян изливал ей душу, а она внимательно слушала его, не пропуская ни единого слова, иногда мигая ему в знак того, что прекрасно его понимает, своими большими чистыми и светящими глазами. Так, о чём я? Да, о том самом «облачке», которое появляется в жизни людей и животных, и это становится уже не столь важно, кем ты рождён, когда оно собой закрывает весь солнечный свет, неся в себе холод, голод и раздор.

Как оно называется? Я пока точно не знаю, то ли беда, то ли горе, то ли испытание наших судеб и нашей совести, а возможно, одним единственным словом «карма».

У Себастьяна совсем не было настроения идти на этот праздник, казалось, он любил-то в этой жизни всего только три вещи: семью, тайгу и Лиску. За то время, которое они прожили с ней под одной крышей, он и мыслить не мог, как бы он жил, если бы в тот роковой день не прикоснулся к её носику своей тёплой рукой. Свадьба проходила так, как всегда проходят все свадьбы, только если взять во внимание, что это был 1835 год, а в то время это было немного веселей и громче, а удары во время драк были резче и сильней.

Пляска, пенье, поздравление. Как всё началось, никто, конечно, не знает и не помнит, только вот кто-то во время драки толкнул дочь Себастьяна, Анфису, она отлетела к столу, ударившись ребром о стул, пронзительно вскрикнув. В одно мгновенье среди толпы раздался рык, люди в испуге расступились и замерли. На них из самого центра смотрели пронзающие каждого поочерёдно хищные, наполненные злобой, светящиеся, как изумруды, глаза. Толпа замерла и, казалось, совсем перестала дышать, полная тишина и ужас охватили двор и всех тех, кто там находился. У Себастьяна иглами стрельнуло в спину, а по коже пробежал озноб. Успокоившись, он забрав свою семью и волчицу, скрылся за массивными воротами, держа свой курс к родному порогу. Ночью они долго сидели на крыльце, беседуя о земном и неземном, об отношениях между людьми и всем миром в целом. Как наказать волчицу? Себастьян не знал, да и стоило ли её наказывать? Будь он на её месте, если б он видел сам, кто и как сильным ударом откинул его любимую дочь, то он бы поступил куда хуже того, как поступила его родная душа, Лиска. Хвалить или благодарить, конечно, тоже её не стал, закрыв эту тему, стараясь стереть её из своей памяти. Наутро решилось всё само собой. Открыв глаза, Себастьян услышал гул и шум в собственном дворе. Себастьян поднялся, выпрямив спину, направился к двери, проворачивая в голове фразу: «Кого принесла нелёгкая в столь ранний час?»

Изумлению и неожиданности его не было предела. Перед его взором стояла толпа, в руках людей были колья, палки, лопаты, вилы, и даже кто-то прихватил с собой косу и серп. Из толпы неслись крики, проклятия, осуждения, угрозы. Угрозы были адресованы волчице, но не обошли стороной Себастьяна и его семью. Лиска присела за дверь, сжавшись в комочек, прижав свои ушки, вытянув передние лапки под ноги Себастьяна. Глаза её бегали, выражая беспокойство и неуверенность. Выбросив весь негатив, вдоволь наоравшись, люди ушли, и только ветер доносил обрывки рваных фраз: «Сожжём, убьём, заколем, закопаем, уничтожим всю его семью, эту тварь, и его разорвём на куски, пока эта дрянь не порвала его сама и всё их селение».

Покой и безмятежность закончились в ту же ночь. Всё повторялось изо дня в день, люди предъявляли в гневе требование, чтоб Себастьян немедленно убил волка. Себастьян, чтоб хоть как-то умерить людской пыл, поставил ей будку, посадив её на короткую тяжёлую цепь. Люди от мала до велика, проходя мимо, случайно или специально, ведомо это только их совести, швыряли в неё камни, палки, сучья – всё, что попадало к ним в руки.

Волчица забивалась в собачью будку, жалобно скуля, поджав под себя лапы и хвост. Выходила она, озираясь по сторонам, только поздней ночью, жалобно воя в небеса. Люди как по часам собирались за воротами Себастьяна, устраивая такой хаос, что о сне и покое речи не могло быть. Всю семью, не исключая новое поколение, как могли, так игнорировали, обзывая подлыми, колкими словами: «сучье племя», «сучьи дети». Друзья Себастьяна как-то все разом исчезли, враги умножались и умножались с каждым днём, как грибы после дождя.

Себастьян всё реже общался с Лиской, стараясь не смотреть в её горем залитые глаза. Тут, как назло, сгорел старый сарай соседа, при пожаре погибла его жена и три коровы. Сосед чаще других швырял в волчицу камни, ему было проще и удобней, он прослеживал все её движения через маленькую щель ветхого забора. Когда пожар утих, люди, выбившиеся из сил, присели на траву. Отдышавшись, Емельян схватил дрын и рванул во двор к Себастьяну с криком «Убью! Я убью эту тварь!»

Волчица рванула вперёд, сбив его грудью. Выбив из его рук полено, открыв злобно пасть, оскалив мощные клыки, она взгромоздилась над его головой, надавив лапами на горло.

Себастьян, увидев происходящее, схватил первое, что попало под руки.

Этим чем попало оказалась штыковая лопата с железным черенком. Он окучивал ею деревья, когда душа его просила тепла и красоты.

Себастьян, подбежав к Лиске, ударил что было сил её с размаха по голове, потом он бил, бил и бил, не понимая, не осознавая и не останавливаясь. Бил, пока у него не иссякли все силы до последней струйки жизни. Она падала, выла, скулила, рвалась, но вывернуться у неё не было возможности, так как цепь её была слишком коротка.
3

Откуда взялись у волка силы разорвать цепь, никто так и не ответил. С окровавленной мордой, головой, шеей волчица одним прыжком перемахнула двухметровый забор и мгновенно скрылась далеко в тайге. Больше её никто никогда не видел. Себастьян долгое время ходил с опущенными руками и глазами. Мало ел, много пил. Только в тайгу он стал ходить пешком, зарядив своё ружьё и взяв с собой несколько запасных патронов, обвесившись полупустым патронташем.

С собой он не брал еды, не брал запасной одежды, через неделю или две он возвращался. Томный, серый и угрюмый, со сжатыми до боли губами, почти полузакрытыми глазами. Он теперь очень редко смотрел людям в глаза, ещё реже отвечал на их вопросы. Молча слонялся по дому или долго сидел в одиночестве на большом просторном крыльце. Люди как будто всё, всё забыли, будто кто-то стёр всё из их памяти. Никто никогда не вспоминал о том, что произошло, и о том, что когда-то в этом селении жил на протяжении пяти лет молодой красивый волк, вернее, волчица, с большими умными, как у человека, и чистыми, как у самого ангела, светящимися глазами.

 

Волчица долго бродила в тайге – голодная, холодная, с разбитым железным черенком сердцем. Ловить и убивать она не могла, Себастьян всегда внушал ей, что слабых не обижают, не бьют и тем более не едят. Но инстинкт и голод взяли верх, после двухнедельной голодовки волчица, зализав все раны, отправилась на охоту. Она нашла чуть живого глухаря, забитого, но не до конца, каким-то зверем.

Волчица шла, ломая когти, срывая с себя общество «гнилого человечества», она старалась не думать о нём и не вспоминать этот добрый, полный любви и доверия взгляд Себастьяна. Однажды она наткнулась на нескольких зверей, которые были очень похожи внешне на неё. Затаившись в кустарнике, подолгу наблюдала за волчьей стаей, она испытывала волнение, интерес и всё чаще зависть. Они играли, резвились, охотились, ели и спали. Все всегда были вместе, защищая и оберегая друг друга. Однажды волчица, набравшись смелости, вышла из укрытия и подошла к ним. Пристально она смотрела поочерёдно каждому из волков в глаза на расстоянии пятнадцати метров. Но после двадцатиминутной тишины один из волков оскалил клыки, за ним второй, третий, по стае прошло тихое рычание, шкура на загривках поднялась, а глаза озлобились, всё сильней обнажались острые как ножи клыки. По волчице проскользнул озноб. Взвизгнув, она сделала шаг назад, потом второй, третий, пятый, десятый, скрывшись за кустом. Ловко развернувшись, прыжками рванула в глубь тайги. Никто её не догнал, так как и догонять, видимо, никто не стремился. Лишь рычанием предупредили волчицу, что вход ей на их территорию полностью запрещён. Впредь, видя волков на расстоянии, она уже не пыталась идти на сближение; мысли о том, что оберегать и заботиться они будут о ней так же, как о себе, у волчицы растворились, покинув её голову и душу на все последующие годы.

Шло время, она окрепла, повзрослела, научилась волчьей сноровке. Легко охотилась, страхи и сомнения ушли сами собой, заполнив освобождённое место бесстрашием и мгновенной волчьей решительностью. От прежней Лиски в ней ничего не осталось, только иногда поздней ночью, когда она лежала, свернувшись под кустом, к её душе подступало волнение, сменявшееся на несколько часов болью и тоской. Опасность тайги не позволяла ей надолго расслабиться, требуя постоянной собранности и внимания.
4

В один из ранних зимних дней мужики собрались на охоту, пригласив с собой Себастьяна. Тот, немного подумав, сидя на своём просторном крыльце, встал, взял ружьё, оседлал коня и направился в тайгу.

Проскакав несколько километров, он придержал коня, вглядевшись в глубину кустов. Что-то кольнуло в его сердце, заставило сойти с лошади. Привязав её к кусту, похлопав по груди, Себастьян направился туда, куда позвала его интуиция.

Сверкнули глаза, молниеносно пронзив взглядом душу Себастьяна. Мгновенье – и она была в полёте. С силой и ловкостью горного орла стальным ударом лапы волчица сбила его с ног. Надавив одной лапой на горло Себастьяна, другой вдавив его пенис, вонзилась клыками в самое живое место человека – его бок, чуть выше бедра.

Подобно большой крылатой птице, одним движением вырвав клювом кусок мяса, закинув голову в небеса, проглотила плоть, которая не успела источить застывшую от неожиданности и ужаса кровь, затем второй кусок, третий. Лапы давили всё мощней, вжимая через когти всю силу обиды и ненависти. Клюв бешеной птицы пробивал всё мощней, вырывая брюшину, глотая ежесекундно большие цельные куски, отдаваясь каждым ударом палки, которой бил её когда-то безжалостно Себастьян. Вырвав и проглотив весь кишечник, волчица аккуратно переступила, практически не отрывая одну из лап, с той же мощностью вдавливая её в почти бездыханную грудь. Взгромоздившись над его головой, она пристально посмотрела в его глаза. Как ни странно, он был ещё жив. Взгляд был пронзительный, наполнен жизнью и смертью, зверством, человечеством, болью, любовью, ненавистью и местью. Если бы были у него в тот момент силы произнести хоть одно слово, он бы произнёс лишь единственное: «Ты!»

Веки Себастьяна опустились, свет померк в его глазах, он сделал выдох и издох.

Волчица, обтерев о его лицо свою морду, спустилась с его мёртвого тела. Чуть вытянув вперёд лапы, прогнув слегка спину, сделала поклон.

Через мгновенье, задрав голову, вытянув длинную красивую шею, завыла в небеса.

Недалеко от неё треснул сук. Волчица повернула глаза, в семи метрах от неё стояли охотники. Ошеломлённый мужик трясущимися руками снял с плеча ружьё и, старательно прицелившись ей в лоб, пытался изо всех сил нажать на курок. Его руки окаменели, а пальцы стали словно прутья – жёсткими и непослушными. Волчица стояла словно вкопанная, подобно холодному чучелу, заполненному песком, не дёрнувшись ни одной из мышц. Только два огромных лучащихся глаза сверкали, подобные изумрудам, в этот раз в них не было мести, не было зла, не было обиды: их покрыла, переливаясь на солнце, радужная оболочка чистых, как утренняя роса, слёз. Раздался выстрел, волчица упала, закрыв лицо Себастьяна своей окровавленной грудью.
13.08.2012
© Галина Беззубова
13.08.2012год