фэнтези - Сказ о Чаше Первобога - глава 3

Сурен Цормудян
Глава 3. Ассамблея лордов и человек на стене.

Ночь, вторгавшаяся в высокие окна большого серого замка, нещадно изгонялась из огромного зала светом факелов и лампад. В центре просторного помещения сомкнуто множество столов на козлах, образующих один большой стол, заставленный самыми разнообразными яствами и отборными винами да элем.
Ароматы жаренного мяса, копченостей, рыбы, свежих овощей и сочного винограда, вперемешку с благовониями дорогих вин, заполняли большой чертог Брекенрока и помогали свету факелов изгонять отсюда ночь и саму мысль о сне. За огромным столом сидело множество лордов, чьими родовыми знаменами сейчас были украшены балки замка. Сюзерен прибрежных областей жертвенного моря - лорд Роберт Брекенридж в свои пятьдесят два года выглядел куда старше. Невысокий, несколько тучный и ссутулившийся, лысеющий и седой, он восседал на месте хозяина пира, как и подобает лорду, принимающему гостей в своем замке. Сейчас Роберт сидел, чуть повернувшись на своем стуле с высокой спинкой, увенчанной сверху акульей челюстью, знаком его герба. Повернув левый бок к столу и гостям, вкушающим угощения, он устремил взор серых, потухших глаз к большому камину, расположенному позади его стула. Чуть протянул озябшие ладони ближе к огню. Руки его мерзли часто, впрочем, как и ноги. Это началось восемнадцать лет назад, когда сир Брекенридж, наряду с армией Кабрийского ордена, оказался в ледяной ловушке, устроенной им молодым скифарийским князем Высогором на замерзшем озере. Много славных воинов, облаченных в тяжелые доспехи, ушли тогда под треснувший лед, вместе со своими конями. Оказался в воде и Роберт. Ледяная, пронизывающая мириадами острых всепроникающих игл, от которых не спасали крепкие доспехи, превратившиеся в воде из защитника в злейшего врага... окрашенная алым, от крови латников, рыцарей, коней... Тогда, он, цепляясь за льдину мгновенно онемевшими от холода пальцами и проклиная тех, кто хватал под водой его за ноги, ища спасения, подумал вдруг, что через несколько мгновений, он из этого ледяного ада отправится в преисподнюю, где их будет ждать ад огненный. И он жаждал этого. Он хотел огня. Много огня. Он хотел согреться. Пусть даже и в пекле преисподней. С тех пор он всегда вспоминал те мгновения, канувшие в долгие года, когда смотрел на пламя. А на огонь ему приходилось смотреть часто, ведь так нередко вдруг начинали зябнуть руки и ноги. И он старался их обогреть. А потом начинало ныть правое плечо. В том самом месте, куда вонзился крюк багра, которым несколько вражеских латников его вытащили из воды, не дав попасть в огненный ад, заменив его адом двухлетнего плена.
Некоторые из собравшихся здесь гостей, были тогда с ним в том бесславном походе, который учинил Кабрийский орден с благословения короля Дэсмонда Эверрета, являвшегося отцом короля нынешнего - Хлодвига четвертого.
Роберт не любил выносить воспоминания о зимнем походе на восток за пределы своего разума. Не любили это и другие лорды, выжившие в ледяной сече и прошедшие позор плена и обмена на мыло.
Гости продолжали есть и пить, однако все чаще и громче за столом стали разговоры. Уже давно все представились друг другу, ибо многие прибыли из таких отдаленных уголков королевства, что знали друг о друге лишь понаслышке. Особенно молодые. Уже давно каждый выразил свое почтение хозяину чертога - лорду Брекенриджу и благодарность за его гостеприимство. Прошли часы и с первых, обязательных тостов во славу двенадцати богам с небесных колесниц и за здравие королевской семьи, а так же за нерушимость величайшего из королевств - Гринвельда. Ну а потом гости стали есть. Можно понять. Иные из них проделали долгий путь и питались лишь дорожной пищей, приготавливаемой их свитой, либо в придорожных харчевнях. И все это, не шло ни в какое сравнение с теми яствами, что подают в чертогах великих домов, особенно после хорошего урожая.
Однако не за тем они все здесь собрались. Еще весной вестники принесли ему письма с просьбой принять в своем замке ассамблею высоких лордов королевства. А если лорды собираются на ассамблею, значит, на то есть весьма веские, серьезные причины.
- И к чему хорошему это приведет! - послышался низкий и громоподобный бас лорда Эродина Тандервойса. - Облагать налогами своих вассалов ради чего?! Ради черни?
- Но что в том дурного? - отозвался молодой и улыбчивый лорд Тристан Тенси, сделав глоток душистого темного эля из серебреного кубка. - Отчего не построить в каждом феоде школу для простолюдинов?
- А резон какой? - На сей раз, кажется, голос лорда Тиодора Свона.  - Вот у меня есть каменотес. Он обучен сызмальства ремеслу каменотеса. И у него есть юный подмастерье, которого он научит тому же. Что мне нужно от моего каменотеса? Да чтоб он знал свое дело хорошо. Чтоб он занимался обтеской камня и выполнял эту работу, порученную мной. И мне надо, чтоб он передал свои знания молодому каменотесу, чтоб такой же человек был и у моих наследников. Так зачем мне нужно, чтоб этот каменотес умел читать, писать и еще и счету арифметическому был обучен? Какой прок от этого?
- Разве в делах своих, да ремесле, человек образованный и грамотный, не будет лучше невежды? - Послышался хмельной смешок сира Ханте Уорна. Да, точно он. Старина Уорн хмелел быстро, хотя застолье продолжается уже не один час и странно, что Ханте не захмелел много раньше.
- Чушь какая! - воскликнул Тандервойс. - Если в голове, скажем, у кузнеца, сугубо кузнечное дело, то и ковать он будет во сто крат лучше, нежели тот, чья голова забита мыслями об алфавите, цифрах, счете и всяких книгах. Это же неоспоримо!
Рыжебородый сир Ханте Уорн, известный тем, что во хмеле не стесняется на самые колкие шутки в адрес не самых понимающих эти шутки людей, аж подпрыгнул на стуле и торопливо выпив еще вина, вытер лицо рукавом своей расшитой золотом темно-зеленой туники.
- Вот значит как?! - заголосил он, видимо найдя очередной повод для шутки, - Следовательно, если бы славных воинов ордена, с малых лет так опрометчиво не учили грамоте, языку, счету и прочим наукам, что преподаются детям знатных особ, то они не попали бы так глупо на весенний лед Черного озера, и знали бы, что он имел обыкновение весной ломаться, особенно под тяжестью тяжелых коней и рыцарей?!
Эту колкую шутку, едва ли шуткой можно назвать, особенно когда она адресована Эродину Тандервойсу, одному из тех, кого скифарии взяли в плен на роковом озере. Князь Высогор знал, как унизить тех, кто вторгся на землю его народа после их плена, и без того позорного. Ведь в королевстве Гринвельд, и особенно в Кабрийском ордене, скифариев считали дикарями и варварами, и стать их пленником была незавидная участь, хотя бы с точки зрения чести. Однако князь не стал их четвертовать, поджаривать на вертелах или делать сбрую для верховых медведей из кожи благородных рыцарей, как об этом болтали в Гринвельде. Он два года продержал их в плену, заставляя трудиться в каменоломнях и на лесоповале, во имя восстановления того, что они разрушили во время своего бесславного завоевательного похода, а потом, когда до него дошла весть о том, что в Гринвельде новый король, отправил тому весточку с предложением поменять пленных на мыло. И именно после этого, таких как Тандервойс или Брекенридж, втихую, шепотом, назвали мыльными рыцарями. Да, иные предпочли бы принять смерть такому унижению. Однако Высогор казнил всего десять пленных, включая плененного магистра ордена. Тех, кто особо отличился жестокостью к простым скифариям во время неудачного завоевания. Не менее унизительно был и то, что простых пленных латников, кнехтов из армии завоевателя, которых погнали в зимних поход подневольно, скифарийский князь просто отпустил, сказав им, что они вольны идти домой, ежели чувствуют в себе силы добраться до далекого Гринвельда. Многие понимали, что им придется пересечь выжженные нашествием, княжества скифарийских земель, где озлобленные на неудачливых завоевателей крестьяне могу просто изрубить их серпами да мотыгами. Они понимали, что в ином случае, на лесных дорогах их могли поработить лихие люди или задрать свирепые хищные звери. А ведь дальше, на западе, за змиевым валом им предстояло пересечь бескрайний змиевый лес, где водилось не меньше хищников и конечно же племен диких язычников. Однако многие решили рискнуть и пойти домой. Говорят, что кто-то даже добрался. А иные из кнехтов, понимая какой путь им предстоит, подали князю Высогору прошение, принять их в свои поданные. 
- Попридержи свой беспечный язык, Уорн! - воскликнул, вскакивая, оскорбленный лорд Тандервойс.
- Что ты вообще знаешь о той битве, проклятый рыжебородый болтун? - зло проговорил длинноволосый Матиас Губерту. Еще один мыльный рыцарь, которому, ко всему прочему, скифарии оставили на лице глубокий шрам. Когда его доставали вражеские латники багром из воды, то не проткнули плечо, как Роберту, а разорвали рот, лишив при этом еще и с полдюжины зубов. Едва ли враг делал это умышленно. Когда стало ясно, что предательский лед внезапно окончил битву, перечеркнув в мгновение ока весь тот завоевательный поход, скифарийские воеводы отдали команду своим воинам, спасать из ледяной воды тех врагов, кто не оказывает сопротивления. И солдаты врага, теми баграми, коими еще недавно стаскивали рыцарей с их коней, стали вылавливать из воды тонущих. Кому-то из тонущих при этом не повезло и они ко всем своим грядущим унижениям, получили еще и увечья, как и Губерту, прятавший свой безобразный шрам за длинными черными волосами, скрывающими половину лица.
- Что я знаю? - продолжал сир Ханте Уорн, - Битву вашу я не видал, ибо дрался с другим врагом, который решил вторгнуться в оголенное вашим бездумным походом королевство с моря. Но наслышан, что вы рванулись клином по весеннему льду прямо в объятия огромного, распростершего свои могучие лапы по берегам того озера, скифарийского медведя, разъяренного к тому же всеми бесчинствами, что вы творили в его берлоге! На его земле!
- Довольно! - прогрохотал лорд Тандервойс и в его руках блеснул малый клинок. - Как я вижу, чертов шут, твоему языку тесно в твоей хмельной голове! Так высунь его, и я отрежу лишнее!
"Чертов шут", весьма обидное для высокородного человека оскорбление. Однако Ханте имел обыкновения на такие реплики в ответ лишь смеяться, особенно во хмеле. Что он сделал и сейчас, отпив еще вина.
Роберт Брекенридж нахмурился. Очевидно, пора вмешаться. Оружие гости сдали по прибытии, и оно теперь хранилось в оружейной комнате замка. Однако малые поясные клинки лордов, были частью их одеяния, и никто не имел обыкновения настаивать на том, чтоб этот символ высокородства так же был сдан на время застолья. Исключения составляли лишь визиты к королю. Но там разрешалось иметь при себе тяжелый двуручный меч, если не было особого распоряжения на запрет вообще всякого оружия. В великом чертоге Брекенвуда наоборот. Гости были лишены своих больших мечей. Но в хмельных ссорах, малый клинок был куда опаснее. Не всякий заметит, как тот покинул ножны. И не всякий успеет понять, как этот клинок уже вонзается в горло.
Роберт Брекенридж поднялся со своего почетного места и повернулся к гостям, три раза стукнув серебряным кубком по столу и привлекая к себе внимание. Гости притихли. Этикет обязывал внять призыву хозяина чертога ко вниманию. 
- Благородные лорды и рыцари! - воскликнул он своим хриплым, как всегда, голосом. - Я призываю вас к порядку и достоинству! Внемли моей просьбе, Эродин, сядь и верни свой клинок в ножны!
Тот недовольно взглянул на Роберта, однако повиновался.
Брекенридж устремил взор на Ханте Уорна.
- Вас же, сир Уорн, я попрошу впредь знать меру вашим колкостям и остроумию. Не забыли ли вы в хмельной неге, что и я, лорд великого дома Брекенриджей, являюсь тем, кого подобные вам величают втихаря мыльными рыцарями? Меня так же обменял восточный князь на мыло, оценив мою жизнь и честь в сорок лавандовых кусков.
- Простите, Роберт, - замялся Ханте. - Я совсем иное...
- Я не держу зла и ваших извинений не требую, однако сейчас говорю я и прошу не перебивать. И то, что я молвлю, обращено ко всем и каждому. - Он окинул взглядом множество собравшихся здесь людей. - Итак. Несколько месяцев назад, ко мне обратились с просьбой принять в моем замке ассамблею лордов. Это весьма почетная роль для любого дома. Тем паче, что мои земли уже третий год приносят небывало богатый урожай, мои леса дают много дичи, а сети в жертвенном море приносят даров от морского бога больше обычного. Следовательно, мне не в тягость прокормить собравшихся в моем доме благородных гостей. И я с удовольствием делю с вами пищу и вино. Однако вам не следует забывать, что ассамблея лордов, это не пьяный балаган в придорожном трактире. Мы здесь собрались по насущным проблемам, которые вас беспокоят. А значит, и меня тоже. Ассамблея, конечно же, несет в себе и споры. Однако споры в поисках истины и решения, но не в поисках кровавых поединков и выяснения лучшей цены за оскорбленную честь. Имейте ввиду здесь и сейчас, что большая разница есть между спором и склокой. Если вы не внемлите этому простому правилу, то я, по праву хозяина дома и сюзерена земель, на которых вы находитесь, эту ассамблею закрою.
Эродин Тандервойс снова поднялся.
- Мы чтим правила ассамблеи, и я прошу прощения у радушного хозяина. Даю слово, что если я и извлеку свой клинок вновь, то лишь для того чтоб отрезать изрядный кусок от задницы вон того чудного кабанчика.
И лорд указал пальцем на крупную тушку жареного зверя с большим красным яблоком во рту. До этого блюда еще не добрались гости.
Все собравшиеся за столом засмеялись и, похоже, назревающий конфликт растаял в этом смехе. Хотя, Роберт Брекенридж, по своему опыту знал, что никакое действо не проходит без следа. И ссора Ханте с Эродином, лишь отсрочена на неопределенное время.
После того как Тандервойс вернулся в сидячее положение и смех поутих, со своего места поднялся седовласый до ослепительной белизны, лорд Майрон Хонор. Он не был старым. Всего тридцать с небольшим лет. Однако седеть он начал еще в юности. И теперь его густые белые волосы обрамляли молодое, круглое, и довольно-таки суровое лицо, ниспадая почти до плеч.
- Досточтимые лорды, - начал говорить он. - Я полагаю, что нам необходимо составить перечень тревожащих нас вопросов и составить письмо, на имя короля Хлодвига. И каждый из нас оставит свою подпись под письмом, чтобы государю было ведомо, сколько знатных домов королевства это беспокоит.
Люди снова оживились, заполнив чертог голосами.
- Отлично! - воскликнул Тиодор Свон. - Как раз составим для Гильома Блейда список тех, кому надо отделить голову от туловища!
- С чего бы это? - послышался другой голос. Брекенридж не мог разглядеть кто это. - Ассамблеи лордов на то и проводятся, чтобы составить общее прошение в письменном виде для короля. Или мы посудачим тут, аки заговорщики, да разбредемся по своим родовым поместьям?
- Здесь не просто обсуждение насущных проблем. - Голос Тиодора Свона. - Нас всех здесь собрало недовольство задуманными Хлодвигом реформами. Не думаю, что он будет сам доволен такому отношению своих вассалов.
- Это не повод лишать владык знатных домов головы, - Заговорил Тристан Тенси. - Тем более, что всем вам известен характер нашего короля. Это не Дэсмонд Эверрет. Хлодвик не жесток. Он разумный, радушный и великодушный человек.
- И именно поэтому он решил нас обложить налогами?! - злой голос откуда-то с дальнего конца стола.
- Да не поэтому! Король Хлодвиг решил, что простолюдинам не мешало бы быть грамотнее. Это впоследствии может лучшим образом сказаться на всем королевстве.
- Это как же?! Каким образом?!
- Послушайте, - Ханте Уорн поднял ладони, - Вспомните. Вспомните, кто были лучшими ремесленниками в государстве. Лучшие кузнецы, каменщики, конюшие, плотники, врачеватели, сапожники и портные. Где были самые мастеровые из этих ремесел? На волчьем мысе. И ведь там каждый крестьянин был грамотен. Волчий народ всегда считал, что они должны быть образованными и тоже внушали своим отрокам.
- Вот именно! - зло рявкнул Тандервойс. - И оттого они во все времена были непокорными и своенравными. Оттого они не признавали королевских наместников на своей земле! Оттого мятеж, после которого король Леон Эверрет отменил в Гринвельде рабство, начался именно с волчьих земель! Мы этого хотим? чтоб всякая чернь от берегов предела до змиевого леса стала походить на этих заносчивых полуволков?!
- Да где теперь это волчий народ? - послышался чей-то смешок. - Сгинули все, один лишь возведенный и остался.
- А не потому ли они сгинули, что когда мамонтов остров высадил на мыс своих корсаров, то кто-то из вас и ваших латников, был далеко на востоке, в скифариийских землях, а большинство из тех, что остался здесь, дожидался, пока вражеские орды не перережут жителей мыса? - нахмурился Уорн. Поводов для шуток он более не находил.
- Да и поделом им! Они сполна ответили за свой мятеж!
- От свидетелей мятежа, положившего конец рабству, на тот черный день осталась лишь горстка древних стариков! К чему надо было дать извести врагу их потомков?
- Поделом!
- А причем тут новый налог?
Роберт продолжал стоять и наблюдать за спором. Теперь голосили практически все, и сложно было уследить, какому какая реплика принадлежит. Однако, крупной ссорой пока не пахло. И то хорошо...
- Да как причем? Он хочет обобрать дома и на эти средства прикармливать чернь! Чья лояльность ему нужна? Великих лордов или оборванцев?
- Да дело не в лояльности, а в том, что он хочет поднять общий уровень культуры в государстве. Вы слышали об Артаксате? Там не то, что бесплатные школы для простого люда повсюду! Там каждый обязан получить грамотность! И лучшие шелка, фарфор, стекло и много чего еще, делают они.
- Что нам та Артаксата? Мы в Гринвельде живем! Кому не нравится, то пусть отправляются в тот знойный край!
- Мы неверно ведем разговоры, лорды! Да, на нас вводится налог. Но разве мы мало даем подданных в своих землях? Если мои крестьяне, потрудились на славу и собрали богатый урожай, то и их доля с этого урожая богаче! Своим простолюдинам, я позволяю в зимние месяцы бить дичь в моих лесах и отдавать мне лишь треть той дичи. Я позволил им сочетать браки без моего прямого разрешения. Позволил им сами решать с кем заводить семьи. И перед каждым началом посевной и после каждого сбора урожая, я устраиваю для них праздник у своих стен! И дни летнего и зимнего солнцестояния, и дни новой чаши, они справляют на моей площади с моего позволения. Неужто этого мало?
- И я со своими поступаю так же!
- Да дело совсем в другом! Дело в том, что в каждом феоде нужна школа для простого люда этих земель.
- Зачем чернь грамоте учить? Чтоб они могли читать мои письма? Нет уж.
- Непонятная любовь короля к простолюдинам просто не знает границ! - этот голос Тандервойса можно узнать и среди тысяч голосов. А здесь едва ли наберется сотня. - Достаточно того, что он сделал из одного оборванца - лорда, да еще объявил его своей десницей!
- Я видел, сира Нэйроса Вэйлорда в бою и дрался с ним плечом к плечу! Этот оборванец, заслужил свой титул по праву! Он достоин его даже больше, чем иные высокородные болваны, которые носят свой титул лишь оттого, что вылезли между ног у знатной бабы от семени знатного франта!
- Кого ты имеешь ввиду, черт возьми?!
- Отчего ты так заершился, если считаешь себя достойным лордом?
- Что?
Брекенридж нахмурился. Кажется, опять назревает серьезный конфликт.
- Тише! - воскликнул он, воздев вверх ладони. - Я сказал, тишина!
Гости стали быстро замолкать и устремлять на него свои взоры.
- Слушайте меня, досточтимые лорды, - продолжал он, уже тише, - Я не спорю с тем, что сир Вэйлорд доказал делом, мечом отвагой и честью свое право взвестись в лорды. Я не считаю, что крестьянин или кузнец, умеющий читать, считать и писать, это плохо. Вовсе нет. Так же я не считаю излишне непосильным бременем, новый налог, призванный обеспечить этих людей школами. Но каждый вправе считать по-своему разумению. Однако не будет ничего дурного в том, что вы составите письмо королю. Введет он новый налог. И все смолчат. А потом последует другой налог и еще. Потому что молчим. Нет. Я не считаю нашего короля тем, кто спит и видит, как бы побольше монет содрать со своих лордов. Но мнение своих вассалов на это счет Хлодвиг вправе знать. Как и мы, вправе его высказать в официальной бумаге сегодняшней ассамблеи.
- Это еще не все, благородный Роберт, - поднялся Матиас Губерту, по обыкновению скрывая за черными волосами шрам, тянущийся от разорванного скифарийским багром рта. - Мы знаем, что Хлодвиг направил в Скифарию посланника. Лорда Стоунтри Вудмара. И более того, три скифарийских князя направляются в Артогно в качестве их посланников  в нашем королевстве. Не плевок ли это в лицо всем благородным рыцарям, что стерпели унижение плена этих варваров? Не унижен ли ты, Роберт?
- Они варвары, но напали на них отчего-то мы, - снова раздался смешок Уорна. - Тогда кто мы?
- Я не с тобой говорю, рыжебородый! - Рявкнул лорд Губерту.
- Меня не унижает решение нашего короля, зарыть былую вражду со скифариями и закрепить мир с ними. Что в том дурного? Наш зимний поход был роковой ошибкой. И король, старается эту ошибку исправить.
- Он позволил их князю унизить нас и пошел на сговор с ним! - зашипел Матиас.
- Хлодвиг не думал, что он потворствует затее Высогора для нашего унижения, когда отдавал за нас мыло. Он поступил так же, как поступил бы и я, руководствуясь одной лишь мыслью. Чтоб верные лорды и рыцари Гринвельда вернулись живыми домой, к своим родовым очагам.
- И униженными!
- Благородный Губерту, если тебе это настолько невыносимо, то отчего ты не бросился на свой меч, как это сделал после возвращения лорд Элиас Форрестол, не вынесший позора?
- К чему ты это, Роберт?
- Я это к тому, что та война давно окончена. Но всем вам известно, что несколько раз за столетие, холодные течения в океане предела меняют свое направление и тогда странствующее королевство приближается к нашим берегам. А это, неминуемая война. Странствующее королевство никогда не оставляло нам других альтернатив. Последний раз, течение менялось восемнадцать лет назад. Грядет новая война. И весьма дальновидно со стороны короля заручиться миром на востоке.
Великий чертог Брекенрока снова наполнился голосами. Гости вновь стали спорить, исторгая из уст свои доводы. Одни ругали деяния короля без оглядки. Другие были более осторожны в словах. Третьи горячо поддерживали речами Хлодвига. Иные высказывались за его поступки, лишь опасаясь доноса и обвинений в нелояльности. И хотя времена Дэсмонда Эверрета давно прошли и Хлодвиг не имел того лютого и безжалостного нрава своего отца, вид торчащих на пиках голов казненных по приказу прежнего короля знатных особ, обвиненных в измене, многие помнили еще хорошо.
За окном, где власть принадлежала ночной тьме, лишь отдающей серебром ночного светила, готовящегося к полнолунию, находился еще один человек. Он не был приглашен на ассамблею лордов, ибо не был он знатным лицом королевства. Однако он умел то, чего не умели все эти благородные особы. Он мог карабкаться по отвесным стенам с той же легкостью, что и ходьба по земной ровной тверди. Сейчас человек находился довольно высоко на стене, у одной из дубовых перекладин, с которой свисало родовое знамя. Человек весь был в черном одеянии. И лик его окрашен сажей, чтоб сливаться с ночью. Он умело распределил вес и держался за серый камень Брекенрока буквально лишь кончиками пальцев рук и обутыми в легкую обувь для бесшумного передвижения ногами.
Таких как он, учили не только бесшумно передвигаться, лазать по стенам, сливаться с мраком или зеленью лесной чащи. Таких как он учили четко запомнить все, что они могли услышать. И он слушал. Слушал каждое слово, доносящееся из великого чертога. Слушал сонм голосов, сливающихся в гул, и различал в этом гуле важные слова. Слушал произнесенные имена. Запоминал и их тоже. А потом вдруг, какое-то обостренное чутье человека на стене заставило его повернуть голову и взглянуть на ближайший холм. По холму двигался одинокий всадник. Похоже, один из ночного конного разъезда. Однако он отчего-то покинул своих товарищей и сейчас, похоже, торопился куда-то на юг. Но, в данный момент всадник смотрел именно на него - человека на стене. Неужели заметил? Человек на стене в мгновение ока оценил свой путь наверх, к этому окну, и уже знал быстрый маршрут вниз и дальше, к лесу. Он понимал, что будучи замеченным за своим деянием, будет обречен на отсечение головы. И это еще легкое избавление. Но едва ли ему удастся избежать пыток, сопровождаемых вопросами, кто он, откуда, и зачем подслушивал то, о чем говорят собравшиеся лорды. Однако, как ни странно, всадник не поднял тревогу, хотя и продолжал пристально смотреть на человека на стене. Похоже, что этот всадник сам торопился убраться поскорее восвояси, словно ему тоже грозили пытки, ненужные вопросы, и отсечение головы.