Г Л А З А В Г Л А З А
(Армейский эпизод)
Муз. «Прощание славянки»
Служба в армии, если не святой долг, то обязательно почётный долг каждого здорового мужчины.
Звучит вроде красиво и солидно. А в действительности, эта повинность, как была дореволюционной принудиловкой, так она осталась без изменений и в наше время. Не зря же, на проводах в армию рекрутов, слёзы рекой льются, как будто родня призывника отправляет свою кровинушку в тюрьму или на войну.
У кого появляется возможность увильнуть от предоставляемых «почестей» государства, те непременно используют её, не считаясь с затратами. Остальным же приходится отдуваться за себя и за того парня.
У меня, как и у большинства «сознательных» граждан страны советов, не было родни со связями, не было нужного количества денег, чтобы откупиться, отчего я вынужден был поддакивать тем, кто кричал за застольем о том, что «настоящий мужик» должен отслужить в армии. Таких, мол, и девки сильнее любят! А девки, по законам природы, любят сильно тех, кто в это время находится рядом с ними. Ох, как сильно любят!
Признаюсь, мне нравилась армейская жизнь, но только в погонах офицера, да и то, до того момента, как я попал на действительную службу. Розовая пелена романтичности звания офицера слетела с моих глаз, едва ли не с первых дней моей службы. Правда, ничего устрашающего в ней не было.
В офицерских мундирах были те же «мужики», что и на гражданке. Но всю картину и заманчивость службы в армии сильно уродовало отупляющее подчинение вышестоящему и беспрекословное исполнение многих довольно глупых, а часто издевательских приказов и распоряжений.
И всё это надо было «стойко» сносить за уставной рацион однообразной жрачки (во многих частях еду иначе нельзя назвать), которую безнаказанно урезали так называемые «старики» и интенданты. За обезличивающее, едва подогнанное обмундирование. За однокомнатную крышу над головой, под которой в два яруса, теснилось более 60человек. И за 3рубля 50копеек месячной зарплаты рядового, в лице которого я отбывал почётную повинность все два года. От звонка до звонка! День в день!
На гражданке вроде та же система подчинённости и обязанностей… Но я мог смело вступить в словесную перепалку с вышестоящим, если чувствовал, что он не прав. Я так же мог, после исполнения возложенного на меня задания, снять с себя обезличивающую спецодежду и одеть то, что пожелаю. Я так же имел не навязанный ни кем рацион питания, и жил в комнате всего с двумя соседями. И за всё за это я, как рядовой производственник, получал в 200раз больше чем рядовой в армии. Это же бюджет солдата за 17лет верной службы Родине!!! О «девках» говорить не приходится. Дико! Чудовищно!
Остальным же сослуживцам моего призыва повезло меньше чем мне. Многим тяжестей и лишений армейской жизни досталось больше, и сам срок службы у них оказался длиннее моего. Так уж Судьба распорядилась!
Будучи ещё в карантине, при определении нас-салаг на места постоянного места службы по специальностям, меня выделили, как умеющего рисовать в привилегированную касту и тем самым избавили от многих (в том числе и оскорбительных и унизительных) несправедливостей солдатской жизни в армии.
Мои художественные наклонности быстро оценили, как офицеры, так и старослужащие, и все, как только могли, оберегали меня от всяких неприятностей службы. Сразу же после присяги я со старшим оформителем стал ходить в столовую вне строя, чего не могли позволить себе даже «деды». Бывая же в нарядах, мне редко приходилось стоять у тумбочки и мыть полы; за меня отдувались другие, а я в это время сидел в каптерке и оформлял дембельский альбом старослужащего, конечно же, с молчаливого согласия старшины и офицера подразделения. «Деды» ни разу не подымали меня среди ночи для своих отстойных забав; ведь я им всем, в порядке иерархии, оформлял альбомы. А это в армии ценится, как в церквах иконопись. Еже ли меня отправляли на дежурство в техническую зону ( и такое случалось), то и там я сидел за столом в тишине и покое, а не стоял у газовых котлов, едва ли не по стойке – смирно.
За первый год службы меня ни разу не послали в караул так, как там нет условий для рисования; то постоянно торчит дежурный офицер, то частенько заглядывает на огонёк проверяющий из штаба – часть-то наша совершенно секретной была, в прямом смысле слова.
Наш отдел не так часто использовали для караула. В основном, через день на ремень, гоняли водителей, а мы были лишь на подхвате, да и то лишь в технической зоне, чтобы в случае производственной необходимости, можно было бы быстро подменить специалиста так, как наше подразделение было ответственным за обеспечение всего военного городка водой, теплом, горячей водой и паром.
После года службы командир определил меня каптёром (всё равно я там торчу постоянно), и выдал мне учебный карабин с просверленной дыркой в стволе. В случае ЧП мне придётся отбиваться лишь штыком и прикладом.
И всё же я, как-то напросился в караул; захотелось полноты впечатлений армейской жизни. Как же так, за два года и ни разу не стоял в карауле! Не порядок! Понимаю. Да и май месяц, не январь, можно откараулить разок.
В этот раз нашему наряду предстояло охранять техническую зону снаружи по периметру. Я попал со своим земляком Валеркой (он из Шахтёрска) на угловой участок периметра. Ему досталось обходить территорию от ворот до угла, а мне от угла до следующего угла.
Заканчивался май. Погода стояла ясная и тёплая.
Валеркин участок обхода просматривался до самой дороги, а она шла параллельно нашей базы, где-то в двухстах метрах и была закрытой для гражданского транспорта. От угла, откуда начинался мой участок обхода, видна была деревня Никулино, остальной отрезок моего дозора тут же уходил в заболоченный лес. По левую руку от угла возвышался деревянный забор, около четырёх метров высоты, он был выкрашен в тёмно-зелёный цвет. По правую руку от тропы тянулось три или четыре ряда хитроумных заграждений из колючей проволоки разной высоты и между ними стояли двухметровые столбы с инфракрасной сигнализацией. Ещё вдоль забора, на расстоянии, примерно, 50метров друг от друга, стояли столбы с двумя прожекторами, направленными в противоположные стороны охраняемой территории. Но и это ещё не всё! Для регулярного обхода охраняемого, совершенно секретного объекта, направлялись вооружённые люди, в данном случае, в нашем с Валеркой лице.
Когда я осматривал вверенный мне участок охраны, то у меня на плече висел заряженный карабин с откинутым штыком, а на ремне висело ещё два магазина с патронами. Я не исключаю того, что столь важный объект обороны страны, по периметру был оснащён ещё, какой-либо секретной сигнализацией, о которой мне не было ведомо, да я к этому и не стремился.
Я уже говорил, что шёл месяц май. Прекрасная, солнечная погода. Отовсюду несётся пение неугомонных птиц, прилетевших из тёплых краёв на гнездование. Вокруг сочная зелень трав, листвы и цветов, дурманящий запах ландышей и других первоцветов, недоступных между проволочными заграждениями. Я пожалел о том, что раньше не напросился в караул.
Валерка, проводив меня до угла, повернул обратно, а я, пребывая в восторге от нахлынувших впечатлений, пошёл по узкой, петляющей тропе, по пути всё осматривая, слушая и, конечно же, мечтая и фантазируя. Утоптанная тропинка произвольно виляла по скошенной траве и часто прерывалась деревянными, хлипкими мостками и настилами. Когда я к ним подходил, то с десяток крикливых лягушек тут же ныряли под них или прятались в яркой тине.
За пару отведённых мне часов на обход своего участка, я должен был несколько раз пройти свой маршрут, но мне этого времени едва хватило на один ход. На обратном пути я услышал голос Валерки и поспешил к нему.
Через два часа отдыха мой обход повторился с незначительным изменением; мне удалось раньше времени придти к углу периметра и Валерке не пришлось меня звать и ждать.
Удивительно, но день прошёл довольно быстро. Я же не успел, как следует осмотреть свой участок. Два вечерних часа достались нашим сменщикам. Мы с Валеркой заступили в караул уже в полной темноте. Его участок был хорошо освещён и просматривался до самого угла, где скрывался мой участок.
Со стороны села доносилась громкая музыка. Слушая дразнящие мелодии и ведя обычную солдатскую беседу, мы незаметно дошли до угла. Он тут же повернул назад и заторопился уйти прочь, предполагая, что я попрошу его составить себе компанию. Думая о чём-то своём, я завернул за угол. Расстояние до ближайшего столба освещения я преодолел, как бы на одном дыхании. Прожектор от него слепил мои глаза и не давал видеть, что делается за столбом. Отключившись от окружающей реальности, я не обратил внимание на то, что участок просматривался лишь до первого столба. От углового столба тоже светил прожектор мне в спину, но его мощности хватало лишь на две трети расстояния между столбами, остальное перехватывал встречный поток света.
Всё так было на Валеркином, полностью голом участке и так же начиналось на моём участке до первого столба.
Вроде бы ничего не изменилось с прошлого обхода. Соловьи пели на всю округу, как и днём. Лягушки пытались их заглушить хоровым исполнением своего однообразия. Запах ландышей дурманил сознание, не хуже дневного. Но всё это происходило, как бы в моей памяти.
Остановившись у столба с одним светящим прожектором, я попытался восстановить свой маршрут в извилинах своего мозга, но ничего не получилось. Я даже не мог вспомнить, как выглядит первый настил или мосток через ближайший ручей.
Много обещавшие прожектора горели не на всех столбах, и мой прежний маршрут ныне походил на маскировку в жёлто-зелёных красках с чёрной штриховкой, и никак не сочетался с моим представлением о хорошо освещённом периметре стратегически важного объекта министерства обороны.
Этого я никак не ожидал.
Густые переплетения колючей проволоки оказались во многих местах едва заметными, а в иных местах и вовсе не видимы. Высокий забор превратился в длинную чёрную стену. Умные осветители поставили столбы на территории объекта, соответственно, забор освещался в только изнутри, бросая на мою сторону тень метровой ширины. Те, кто охранял тех. Зону изнутри, оказались в выгодном положении. Пусть у них не было хитромудрых переплетений колючей проволоки и прочих секретов охраны, но зато они были надёжно защищены от мрака ночного мира высоким и освещённым забором, и при этом, они знали, что за ними есть мы – воины с ружьём!
Если бы, кто предупредил меня о такой метаморфозе в природе, я тогда бы постарался уговорить земляка сделать одну ходку со мною. Думаю, что он не отказал бы; всё-таки земляк!
На какое-то мгновение я забыл, что у меня за плечом висит заряженный карабин с полной обоймой и с откинутым штыком.
Я оглянулся назад, надеясь увидеть на углу Валерку, но поняв, что чуда не произойдёт, я, затаив дыхание, снял с плеча карабин. Инстинкт самосохранения – штука хорошая и полезная, и срабатывает лучше гранатной чеки.
«Устав – уставом, а собственная жизнь гораздо дороже! – невольно пронеслось в голове. Рука машинально отвела затвор и загнала в ствол патрон. – В случае чего, первым делом спущу курок в нужном направлении, а затем уж буду кричать на всю округу: «Стой! Кто идёт?!» И конечно же, не забуду опосля стрельнуть в воздух».
При свете дня этих жутких мыслей не было в голове и в помине. А тут меня, как парализовало; никак не хотелось входить в неосвещённый участок моего маршрута. Время, будто бы остановилось.
Я стоял с карабином в руках и в мыслях перебирал все варианты выхода из сложившегося положения. Понимаю, что надо идти вперёд, и что ничего опасного впереди меня не ждёт, а ноги будто вросли в тропинку. Я бы наверняка достоял на этом злополучном месте до конца своего обхода, но меня одолевало неприятное чувство, что за мною возможен невидимый надзор тех, кто находится по другую сторону забора. В виденных мною фильмах, советский солдат с ружьём или автоматом всегда смел и решителен. В реальной же жизни, куда-то исчезает пафос долга перед Родиной.
После затянувшегося размышления страх ответственности всё же пересилил страх темноты. Не снимая с курка пальца, я затаил дыхание и вошёл в темноту. Ослеплённые глаза ещё не адаптировались во мраке, и первые шаги пришлось делать, как бы на ощупь. Первый, попавшийся настил предательски заскрипел на всю округу. Лягушки мгновенно умолкли. Я тут же замер на месте, будто наступил на мину. Как я раньше не обращал внимание на то, что если, где-либо замолкают лягушки, значит их, кто-то спугнул. Так они своим эстафетным молчанием выдают моё передвижение по их территории. А ведь, кто-то в лесу пользуется этой нехитрой, но надёжной сигнализацией.
Я подождал, когда самая смелая крикунья оповестит остальных о том, что я не представляю для них угрозы, и едва дыша, пошёл по скрипучему и хлюпающему настилу.
Преодолев первое препятствие и испытание, я ступил на твёрдую почву тропы. Мне бы держаться ближе к забору, в его тени я чувствовал бы себя в большей безопасности, но, как на зло, тропа петляла посредине периметра и мостки с настилами оказались всего метровой ширины, притом без перил и ограждений. Днём, я на эти неудобства и аскетизм переходов через ручьи и протоки не обратил внимание. Теперь же чернота воды протекала в полушаге от моих сапог и пугала сильнее, чем темнота окружающего леса. За год службы, я ни разу не сталкивался в этих краях с ползучими тварями, а сейчас они мне мерещились едва ли не в каждом ручье и заводи. Про русалок и водяных я не вспоминал; и без них было чему держать меня в постоянном напряжении.
Выйдя наконец на освещённый участок, я почувствовал некоторое облегчение на душе, но пальца с курка не снял, впереди маячила череда неосвещённых участков периметра. По уставу караульной службы, я обязан был их пройти, несмотря ни на что. Так делают герои пограничники в пропагандистских фильмах.
Чтобы избежать повторной ошибки в темноте, я старался, чтобы слепящий свет прожекторов не попадал мне в глаза, и тогда следующий отрезок темноты не станет для меня столь уж пугающим.
Когда я преодолел освещённый участок между столбами, то остановился на нейтральной полосе, чтобы перевести дух, осмотреться и размять занемевший палец на курке. Не хотелось, чтобы палец подвёл в самый нужный момент или, чтобы он сработал самопроизвольно от перенапряжения.
Во вторую область неприятного мрака, я входил с не меньшим напряжением и осторожностью, хотя мои глаза в этот раз быстро стали различать графические детали моего маршрута. Неприятное ощущение того, что ты, как бы у всех на виду не притупилось, для этого надо побывать в ночном дозоре не один раз.
Вот и сейчас мне показалось, что за моим передвижением, кто-то пристально следит. Если я поддамся этому неприятному эффекту, то у меня может зародиться одна из форм фобии. Этого трофея для полноты впечатления от солдатской службы мне не нужно! Молод ещё.
Я глубоко вздохнул, чтобы немного снять напряжение и медленно и тихо выдохнул. Странное дело, но ощущение на себе чужого взгляда не прошло, видимо сказалось общее перенапряжение во всём организме. Подчиняясь инстинкту самосохранения, я неожиданно остановился и замер.
Ранее, я за собою замечал способность реагировать на посторонний взгляд, но это случалось не часто, спонтанно и не стоило особого внимания. Я воспринимал это в порядке обыденных вещей, которыми обладали все люди без исключения; так мне казалось.
Вот и сейчас, темнота и одиночество провоцировали в моём сознании , чью-то слежку. Я резко повернулся в сторону тёмного, подозрительного леса. По телу пробежали волны неприятной дрожи.
В метрах десяти или пятнадцати, на чёрном фоне деревьев и кустов светились фосфорическим светом два кругляшка, величиной с пуговицу с больничного халата.
«Волк!» - промелькнуло в голове
От этой мысли я почувствовал неприятное жжение в затылке. Точно такие же кругляшки, только с жёлтым отливом от фар трактора, мне довелось увидеть под Краматорском, когда пришлось поработать на тракторе при трамбовке силоса. В то время, я не только почувствовал звериный взгляд, но и увидел опасного зрителя в десятке метров слева от урчащего трактора; тот спокойно стоял у самой кромки кукурузного поля и пристально смотрел мне в глаза, как бы пытаясь прочитать мои мысли.
Инстинкт в тот момент сработал мгновенно.
Спешно закрыв дверцы кабины, я оказался, как бы в безопасной зоне от хищника.
Сейчас же, если это был волк, нас разделяло всего лишь несколько рядов относительно неприступных заграждений из колючей проволоки, невидимых для моих глаз. Десяток метров не расстояние для такого зверя, он преодолеет их в два прыжка. Я даже опомниться не успею, как волчьи клыки замкнуться на моём горле. О том, что у меня в руках находилось грозное оружие и против волков, да ещё со взведённым курком, я в тот момент забыл напрочь. Я будто бы памятник пограничнику, окаменело, стоял с карабином наперевес и зорко смотрел вперёд себя. Собаки гипсовой только рядом не хватало.
Два фосфорных пятна намертво загипнотизировали меня. Я за забыл обо всём на свете. Долг, присяга, мечты о героических подвигах растворились во мраке страха и ночи. У меня было ощущение, что моя душа и сознание покинули бренное тело и наблюдают за происходящим с безопасного расстояния.
Очень неприятное ощущение! Время будто бы остановилось.
Неожиданно светящиеся кругляшки мигнули раз, другой и исчезли, но затем вновь появились в паре метров по ходу моего движения. Только тут моя душа и сознание вернулись в похолодевшее тело. Я сразу ощутил невероятную тяжесть возвратившихся дезертиров. Колени дёрнулись и задрожали мелкой дрожью. От избытка пота портянки в сапогах промокли насквозь, а руки обессилено опустили, оказавшимся бесполезным, карабин с боевым патроном в стволе.
Теософы близкие к наукам и набожные учёные «подсчитали», что душа имеет вес в нанограммах. Но в тот момент я ощутил, что моя душа или сознание имели вес равный весу всей жидкости в моём организме. Я не желаю, кому-либо доказывать это предположение, но и проверять его на себе вторично ради аксиомы больше не хочу. Пусть правота останется за другими.
Что же ощущал волк от встречи со мною и, о чём он думал в тот момент, для меня осталось загадкой. Когда он гипнотически смотрел на меня, я чувствовал, что передо мною стояло разумное существо, не уступающее мне по многим параметрам, а в чём-то и превосходящее меня.
Когда я полностью пришёл в себя, то остался на прежнем месте, выжидая время конца обхода. Мне не хотелось встречаться ещё раз, ГЛАЗА В ГЛАЗА, со своим страхом, затаившемся во мраке ночи впереди, на пути моего следования.
!983год.