Стоп-кадр, или отпуск длиною в жизнь

Петровский Валерий
Пропала, лопнула, растаяла - как лучше сказать про мечту? Еще одно желание осуществилось, но вовсе не так как хотелось, как виделось, как оно, казалось, будет.
Простое мужское желание - побывать там, где служил.

После возвращения, где-то в глубине души всегда хотелось вновь доехать туда, взглянуть на казарму с другой стороны колючей проволоки. А потом повернуться через левое плечо, сплюнуть и уйти как ночной волк. Не оглядываясь! Потому что все, чего хотелось - это заглянуть в свое прошлое. Посмотрел? Посмотрел… Вот и иди. Домой.

В армии все время хочется домой. Домой. Домой. Домой. Каждый день. Знаешь, что такое «через день - на ремень»? Кто служил,  тот знает. Кто был - не забудет. А рассказывать нет смысла. Да и про что рассказывать?

Там же думаешь о самых простых вещах. Как купался на речке, и утопил штаны. Или как нашел рубль однажды по дороге в школу. Как мчались с горы на велосипеде, и вдруг полетели кувырком. У ботинка вышибло каблук -  как домой пойдешь?

И вот ты уже дома, и тебе снится армия. И ты им всем говоришь во сне: «Да пошли вы… Я уже отслужил!» А через день снова служба снится, да еще в других частях. Вот  ты еще матросом не был: а там три года служить. И я служу матросом! Только не салагой-первогодком, а таким уже серьезным матросом, не знаю, как он там у них называется - я же не служил на флоте…

А теперь моя мечта сбылась - я доехал туда, где служил. На что я рассчитывал? Примерно так: приезжаю - а там пусто, не чистое поле (я в лесу служил), а такой забытый богом уголок. Не развалины, а опустевший жилой городок, что был для офицеров. А рядом - наша казарма с выбитыми окнами…

Не то, чтоб я хотел этого - просто сказали же, что нашей части нет.

Ничего такого я не увидел. Ничего не увидел - не доехал, не дошел, не допустили… Сказали - там другая часть стоит. Сказали, что нельзя. Нельзя смотреть, видеть, запоминать, фотографировать.

Нам и тогда так говорили - и я не снимал, не фотографировал. Только запоминал. Потому что память никто не отменял. Меня в одном городке как-то спросили, почему я с собой не взял фотоаппарат. А зачем? Я хочу вспоминать то, что запомнилось, а не то, что снято.
Стоп, снято… Я так не хочу.

На пересохшем ипподроме, мимо которого я когда-то ходил в увольнение, одинокий жокей круг за кругом гонял свою взмокшую лошадку. Я пересек беговую дорожку как будто разрезал мотки старой кинопленки.

И когда я шел через лес туда, где я служил, мне ничего такого не вспомнилось. Ни ребята в черных робах из ремонтной роты, ни тревожная сирена, протяжная как ночной разгон троллейбуса по пустой улице Ленина потом дома, ни закрытые на замок ворота за полтора километра от казармы, куда я бежал дневальным. Ничего!

Значит - ничего и не было… И хорошо, что меня не допустили до самой «точки». Точки невозврата.

А вдруг там все по-прежнему: стоит солдат на тумбочке, в казарме ровно застланы кровати простынками наперевес, за стекляшкой на входе - дежурный прапорщик:
- Ну что, боец, вернулся из отпуска?