Здесь был вася

Борис Ляпахин
               
В апреле месяце - еще не закончилась экзаменационная лихорадка - роту по каким-то неведомым признакам разделили на две половины. Одной из них вскоре предстояло отбыть в город каштанов Одессу, не учебное судно «Горизонт», другая направлялась в Питер, на однотипный с одесситом «Зенит». Часть курсантов, из тех, что постарше, шли на индивидуальную практику - в пароходство или к рыбакам, в «Тралфлот». Костя Пухов, не найдя себя ни в одном из списков, в недоумении ринулся к командиру роты.   
 - Что за шутки, Андрей Тимофеич? - сходу, без стука ворвавшись в кабинет, выпалил он. - Меня что, визы лишили?
- Выйдите вон, товарищ курсант, - сдерживая ярость от неслыханного нахальства, - тихо, даже не подняв голову, - выдавил Белобородов. - Выйдите и обратитесь как положено.
Костя сглотнул, будто и в самом деле проглотил что-то, вышел за дверь и, постучав, вошел снова.
- Разрешите обратиться, товарищ командир роты? - гаркнул он, вытянувшись в струну.
- Ты чего орешь? - охладил его комроты, - здесь глухих нет. Что за вопрос?
- Почему меня нет в списках на практику?
- Не тебя другой список есть.
-  Не понял, что за список? 
-  От Карл Карлыча. Тебя включили в сборную «Динамо». Через неделю в Финляндию поедете.
-  А как же практика?
-  Вернешься, тогда видно будет.
-  Да не хочу я в Финляндию.
-  Что значит, не хочу?! Это ты пойди замполиту объяви. Тогда наверняка визы лишишься. Ему, понимаешь, доверяют за честь страны выступать, а он - не хочу. Как экзамены-то?
-  Нормально. Астрономия осталась.
-  Ну вот. А ты - не хочу. Ступай...

                ***

«И стоило ради одного боя ехать куда-то, практики лишаться?» - думал себе Костя Пухов, возвращаясь назад, в Таллин. Что за встреча это была, кому понадобилась, он так и не понял. Для укрепления дружбы между народами или городами?
 Бои прошли в один день в спортклубе какого-то профсоюза - докеров или моряков в Турку. Именно в этот день Косте исполнилось восемнадцать, и он сделал себе к совершеннолетию подарок: за явным преимуществом в первом же раунде выиграл бой у какого-то конопатого паренька с пшеничной головой. Косте показалось даже, что тот впервые в жизни перчатки надел - так неумело, растерянно держался на ринге. Поэтому радости от победы он не ощущал вообще, а паренька даже жалко стало.
Тренер Карл Карлыч Юриссон отечески хлопал Пухова по спине, поздравляя с победой, а Костя вдруг заявил ему:
- Все, завязываю с этим делом. Это был мой последний и решительный бой.
- Ты, что ли, шутишь, мальчик? - бледно-голубые глаза тренера смотрели странно, исчезла улыбка с морщинистого лица.
- Нет, я не шучу, - Костя выдержал взгляд. - Я хочу штурманом стать, капитаном, а не тренером по боксу.
- Ну, дело хозяйское, - чуть помедлив, сказал Карлыч. - Конечно, жалко, но уговаривать не буду. С заменой трудно...
- А Кулев или Тепляшин? У вас богатый выбор. И сюда кто-то из них мог вполне поехать. А я...

                ***

     К их возвращению в мореходку рота уже разъехалась - кто куда. В экипаже Костя застал лишь Валерку Прохорова да Петина - они укладывали чемоданы, собираясь на суда.
- А где все? - потерянно спросил Костя.
-    За всех не отвечаю, - отвлекся от чемодана Валерка, протягивая Пухову руку, - а мы пока здесь. Как выступил? Можно поздравить?
- Можно. А вы куда?
- Я сейчас в Копли, в рыбный порт, на СРТМ-412. Там уже Юрка Леонтьев и Жора. А Женя вот в пароходство.
-  Я на «Василия Буслаева» боцманом иду, - подошел к Косте бывший старшина роты, тоже подал руку.
- А мне чего делать? - Пухов был словно в нокдауне.
- Ты ведь у нас салапет, - с явным удовольствием, даже с издевкой сказал Валерка. - Сходи еще разок на парусную. «Вега» здесь стоит, ждет первокурсников. Будешь у них за адмирала. Хотя... Погоди... ведь тебе... сегодня какое у нас? Тебе ведь позавчера восемнадцать стукнуло. Черт возьми! Отметить бы надо. Да, боюсь, мой траулер не слинял бы.
- Ты, Костя, беги сейчас к Корсаку, - подсказал Петин. - Я его час назад в училище видел - пусть направление выпишет.
Так Костя Пухов вместе с Петиным оказались на одном дизель - электроходе и уже через три дня снялись на север, в снабженческий рейс.

                ***

- А приятно  быть первопроходцем,  согласись?  -  сказал Пухов  боцману,  прервав  его задумчиво-мечтательное состояние.
«Буслаев» в это время сторожко вползал в очередную бухту, очередной порто-пункт - все уже сбились, какой по счету. Петин стоял, навалившись на контроллер брашпиля, готовый к отдаче якорей, а Пухов с ручным лотом на самом носу делал промеры глубин.
    - Это ты про что? - спросил боцман лениво, словно кот, которому перебили сон. Вечно у этого Пуха закидоны! - Уж не думаешь ли ты, что мы с «Васей» первыми осчастливили сей богом забытый уголок?
    - Может, и не первыми, но такой автограф, какой нарисуем мы, никто до нас поставить не догадался. Ты глянь-ка на эти лбы.
На крутых берегах бухты, местами поросших бурым кустарником, а кое-где присыпанных снегом, тут и там выступали широкие гранитные плиты, будто и в самом деле лбы насупившихся великанов. Они сурово озирали синюю поверхность бухты, миниатюрное строение внизу, у самого берега и хлипко-ажурное сооружение - эстакаду, выступающую метров на сто в воду, к которой судну предстояло швартоваться.
     - А это мысль, - одобрил Петин, осмотрев берега, которые до сего момента вроде и не видел, глядя куда-то то ли внутрь себя, то ли в вечность. - Завтра же сделаем.
Последние его слова сопроводил разнесшийся над палубой эфирный треск, а следом хлестнула команда:
    -  Боцман, отдать правый якорь!
    -  Есть отдать правый, - взмахнул Петин рукавицей и ухватился за рукоятку ленточного стопора...
                ***

И каких только традиций не существует на белом свете! Особенно у моряков. Народ они хоть и суровый, но при этом сентиментальный и суеверный даже и не лишенный тщеславия. А всякие традиции есть не что иное, как дань этим качествам человеческим. То же и автографы. Или записи в книгах для почетных гостей. Но поскольку книг таких иногда под рукой не оказывается, а всякий уважающий себя моряк почитает собственную персону не менее почетной и уважаемой, чем какой-нибудь вице-канцлер или товарищ министра, то писать приходится на чем угодно - лишь бы видно было.
Конечно, приятно расписаться первым, только такое счастье нынче редко кому выпадает. Случается, приходишь куда-нибудь в неведомую бухту - ее и на карте-то порой не сыщешь, - но, будь уверен, и здесь непременно увидишь что-то вроде: «Здесь был Петя». Или «Коля». И тогда, поскольку первым быть уже невозможно, нужно хотя бы как-то выделиться. И ребята стараются, выделяются из всех сил, оставляя память о себе. И Костя Пухов, а за ним и боцман - хоть и временный - Петин решили утереть носы последователям…
После получаса швартовых эволюций или маневров «Василий Буслаев» накрепко привязался к эстакаде, матросы раскрыли трюмы, подготовили для выгрузки снабжения стрелы, но неожиданно голубое небо над бухтой стало серым, с него посыпал снег - явление здесь привычное в любое время года, - и выгрузку пришлось отложить, прикрыв трюмы брезентом. После чего команда, естественно, задумалась над своим досугом. Костя Пухов, сразу после швартовки заступивший на вахту у трапа, коротал время в травле с местными грузчиками.
- А что, ребята, приличное заведение для отдыха нашего славного экипажа у вас тут найдется?
- Смотря какой отдых ваш славный экипаж предпочитает. Если с подогревом, то вон наверху стеклянный ящик - «Горизонт» называется, а если, скажем, кино, то это чуть дальше.
- Нет, кина у нас своего хватает, хоть вверх ногами, хоть задом наперед. А вот организмы прогреть... ты согласен, Женя? - Пухов зацепил проходившего мимо Петина. – Скажем нашим потом, что тоже на «Горизонте» практиковались.
- На каком горизонте? - не понял боцман.
- Да  вот,   оказывается,   шинок  тут такой  имеется.   В  твоей  Горловке,   наверное,   все забегаловки типа "Чумак" или "шматок", а тут - " горизонт". Как нахрюкаешься, так ридну степь до самого горизонту узришь.
- Ты брось свои дурацкие намеки. И вообще, не в названье дело. Главное - что под ним.
- Сходите - не пожалеете, - сказал один из местных. - Чего там только нет. Кроме разве варьете.
- Ну, допустим, варьете мы сами устроим, - опередил боцмана Пухов, но тот осадил:
- Твое варьете здесь вот, у трапа. И вообще, чем языком молоть, делом бы занялся, шкафут покрасил. Вахту с работой совместил - и время быстрее пройдет. А мы с ребятами, пока выгрузки нет, сходим-таки до «Горизонту».
- А ты, боцман, хват. Вы там будете водку кушать, а я тут службу правь да еще и шкафуты красить. Нет уж, пардон. Ты постой-ка минуту, я - мигом.
Костя сбегал в каюту и через минуту вернулся - с книжкой в руках.
- Вы свободны, сэр, благодарю за службу. Можете теперь хоть до горизонту, хоть за него. А нам с товарищем Ремарком, - он потряс книгой, - и у трапа не скучно будет.
Через некоторое время почти вся боцманская команда, а с нею и машинная - свободные от вахт, - в пух и прах разодетые, потянулись по дороге наверх. А Костя Пухов, притулившись к надстройке возле трапа, погрузился в «Триумфальную арку».
Впрочем, чтение не мешало ему одновременно вести диалог с местными аборигенами. Он узнал, что скоро здесь заработает богатейший рудник, все будут жить в роскошных квартирах, что «аборигены» и не аборигены вовсе, а в большинстве приезжие со всего Союза. И пока здесь всех благ только вот этот ресторан да кинотеатр, да банька, а правопорядок и всякую власть осуществляют пожарные. Есть еще фельдшерский пункт - рядом с пожарной.
- Так что, если случится чего, даже кто рожать соберется, звони 01  - не ошибешься, - посоветовали Косте напоследок.
- Так и сделаю, - заверил Костя и вернулся в книжку...
Всю ночь и почти до следующего полудня, не переставая, сыпал снег, хотя и ночью и днем было одинаково светло. Вернее, сумеречно - из-за снега. Солнце только угадывалось в матовом пятне по-над сопками. Пятно это кружило по небу, словно за сопками в прятки играло. Только в послеобеденный час все резко изменилось. Снега как не бывало, заголубело небо, чистым ультрамарином засветилась бухта, и солнце, будто с него сняли матовый колпак, оказалось ярким и даже горячим.
Команда «Буслаева», не медля, приступила к разгрузке. Зашевелились грузовые стропы, заурчали лебедки, завертелся кран на корме.
Костя Пухов с полудня с повязкой вахтенного на рукаве опять маялся у трапа. Маялся и боцман Петин - видимо, сказывался вечерний поход в «Горизонт».      
Пухов опять сходил за книжкой и продолжил чтение Ремарка. Конечно, полезнее было бы английским заняться – им на время практики ворох заданий по разным предметам надавали. Но ломать голову над английскими текстами - разве это сравнишь с «Триумфальной аркой»?
Боцман Петин, с деловито нахмуренным лбом, несколько раз профланировал с бака на корму и обратно. Вот он в очередной раз выбрался с бака на шкафут - теперь с кандейкой голубой краски литров на пять в одной руке и маховой кистью на длиннющей рукоятке - в другой.
- Ты куда это, дракон? - спросил Пухов озадаченно. Корпус у «Буслаева» был черный, ватерлиния отбита красной киноварью, а голубая-то зачем?
-    Да пойду распишусь, - показал боцман «маховиком» в сторону сопки с ее насупленными «лбами».
- Е, а я-то и забыл совсем, - спохватился Костя. - Только ты голик прихвати да ветоши побольше. Болванов-то снегом залепило - краска плохо ляжет.
- Ляжет, - боцман подбородком ткнулся в грудь. За пазухой его куртки торчал большой ком ветоши. - Хотя насчет голика ты прав.
Он еще раз сходил на бак и уже в полном вооружении прокоцал сапогами по трапу, миновал эстакаду и домик диспетчерской на берегу и медленно, цепляясь за кустарник, полез в сопку.
Примерно через четверть часа Костя Пухов увидел, как над одним из выступов сопки завихрился легкий буран - боцман Петин приступил к работе. С минуту Костя смотрел туда, невольно улыбаясь, и вдруг, осененный шальной мыслью, сбежал по трапу вниз, затем на берег, одним прыжком перемахнул три ступени у домика диспетчерской и влетел во внутрь. Сидевший за перегородкой - как кассир в банке, стекла только не хватает - диспетчер, с переговорником в руке, равнодушно глянул на матроса. Телефон внутренней связи стоял тут же, на перегородке. Костя схватил трубку, набрал «01» и тут же закричал:
- Пожарная? Это с «Буслаева» говорят. Приезжайте срочно. ЧП у нас. Боцман тронулся. Не куда, а чем. Крыша у него поехала. Скалу подметает, красить собрался. Как только ни  уговаривали. Но вы будьте осторожны, он, похоже, буйный.
- Что за бред? - спросил Пухова диспетчер. - Ты это о чем?
- А вы выйдите на крылечко, сами и увидите, - ответил Костя и скоренько, как лист перед травой, вернулся на свою вахту у трапа.
Когда через три - четыре минуты наверху показался красный тарантас, запряженный двумя здоровенными битюгами, с четырьмя седоками в брезентовых робах и сверкающих касках, битюгам под стать, Костя собрал всех оказавшихся поблизости членов команды - «на представление».
Женя Петин, забыв про головную боль, самозабвенно хлопотал на выступе скалы и оказался застигнутым врасплох тремя громилами в брезенте. И хотя он, несмотря на видимую хлипкость свою, отбивался, как лев, и рычал так же грозно, схватка была короткой. Очень скоро боцмана, туго спеленутого, словно куль с цементом, плюхнули на телегу, и битюги, помахивая короткими, завязанными в узлы хвостами, потащили груженый транспорт наверх.
Только еще слышны были крики боцмана: «Вурдалаки! Рвань каботажная! Развяжите! Я вас на паклю распущу!..»
Толпа на «Буслаеве», позубоскалив от души, хотя так и не поняв, что за представление ей показали, разбрелась, гомоня, по своим делам - кто к аппаратам и механизмам, кто по трюмам, а кто по «ящикам» - отсыпаться перед вахтами. И только у Кости Пухова «чесалась репа»: ведь Женька из-за него влип. Вот это пошутил! И чем все обернется? Надо выручать боцмана! Но как?! Ведь ему еще четыре часа у трапа торчать!
Выручать Петина не пришлось. Часа через два он сам вернулся на судно, измятый и злой, с лиловым мешком, под правым глазом.
- Степаныч, семь-восемь? - искренне обрадовался Костя появлению боцмана, в то же время готовый провалиться сквозь все палубы.
- Твоя шутка? - в голосе боцмана радости не слышалось.
- Извини, Женя. Не думал, что так получится.
- Ты откуда такой, Степаныч?! - изумленно спросил вышедший к трапу старпом.
- Из дурдома, - буркнул Петин, потирая глаз.
- Не понял. Из какого дурдома?
- Из нормального. Где психи сидят. Только там одного не хватает, - Петин покосился на Костю и прошел к себе в каюту.
Назавтра - уже выгрузка подходила к концу - на судно прибыл представитель местной власти, старший лейтенант пожарной службы. По его просьбе было созвано экстренное общесудовое собрание по поводу «произошедшего накануне инцидента». Шуму было много и смеху - тоже. Только двум «героям»» торжества было не до смеха.
К вечеру «Василий Буслаев» отвязался от эстакады и, выбрав якорь, потянулся к выходу из бухты, направляясь к следующему порто-пункту. Большая часть команды переводила дух после кропотливой работы. Костя Пухов перед заступлением на руль стоял один на кормовом ботдеке и смотрел на удаляющийся крутой берег с гранитными выступами-лбами. На одном из них еще различимо было красиво-голубое: «Здесь был «Вася Буслаев»». Даты уже не было видно.
«Автограф» этот успел оставить перед отходом сам Костя Пухов. И как память о нем в его личном деле появилась запись о строгом выговоре «за ложное информирование властей».
- И поделом, - сказал себе Костя и, развернувшись кругом, пошел наверх, в ходовую рубку.