Анна Поликарповна готовила себе суп на пять дней. На месяц обычно она покупала восемьсот граммов говяжьей вырезки и делила кусок на шесть частей, по одной на каждую пятидневку. В еде она, бывшая учительница истории, придерживалась ленинского принципа: «Лучше меньше, да лучше». Не страшно, если остается небольшое чувство голода, ведь лишний вес ей ни к чему. Главное, чтобы недоброкачественные продукты не отравляли ее и так нездоровый организм, требующий строго диетической, качественной пищи. Временами она что-то роняла на пол, и это была катастрофа: больная спина не позволяла ей наклоняться, а присесть она не могла из-за артрита коленных суставов. Достать с пола упавший предмет можно было только щипцами для белья. Мелкие предметы и крошки щипцами не улавливались, они так и оставались на полу до тех пор, пока к ней не заходил кто-то из знакомых, а это бывало нечасто. Она могла только сгрести мусор в угол при помощи щетки с длинной ручкой.
Анна Поликарповна смотрела все передачи из серии «Среда обитания», «ЖКХ», «Контрольная закупка», «Жадность». В магазине она выбирала покупки долго и тщательно, отыскивая сроки годности близорукими глазами. Продукты, приготовленные по техническим условиям, старалась не брать. Эти воротилы бизнеса думают лишь о наживе и готовы свести в могилу несчастных беззащитных стариков, экономящих на питании. Нужно быть начеку, внимательно смотреть, что покупаешь, иначе можно отравиться!
В районных поликлиниках - то же самое. Врачи-специалисты работают три раза в неделю, к ним всегда сумасшедшие очереди, так что пока сидишь, уже и забудешь то важное, что хотела спросить. При этом доктор всегда что-то пишет и имеет такой вид, что ему совершенно некогда тобою заниматься. Неудивительно, что пациенту становится неудобно отнимать его драгоценное время. Конечно, врач не помнит каждого пациента в лицо, а читать карточку про его болячки, само собой, нет времени. Кроме того, у врачей такой профессионально отвратительный почерк, что вряд ли они разбирают каракули коллег. Как и в магазине, пациент должен быть предельно внимателен, чтобы не получить рецепт на лекарство, которое ему противопоказано. А возразишь доктору – получишь отповедь: «Вы что, мне не доверяете? Зачем тогда пришли?» У него амбиции, а у пациента, может быть, вопрос жизни и смерти. Да и какое отношение к старикам в поликлинике? Пока молодые были, смотрели с подозрением, не притворяются ли, чтобы больничный лист получить. А теперь говорят: «А что вы хотите? Ведь не молоденькие уже, все изношено».
Осторожней нужно быть и дома: не открывать двери незнакомым людям, не забывать в замке ключи, выключать свет и газ, вовремя заворачивать краны с водой, иначе счетчик насчитает огромную сумму. Еще надо тщательно проверять пришедшие квитанции, чтобы по ошибке не перечислить деньги мошенникам.
Хорошо еще, что ее однокомнатная квартирка не приватизирована. Уже пару раз к ней подмазывались пройдохи с предложением заключить договор пожизненной ренты, только она пока еще в своем уме, чтобы подписываться на такое. Больше всего на свете она опасалась стать жертвой мошенников, остаться без жилья. А еще очень боялась усиления болей, которые часто терзали ее по ночам, мешая уснуть.
Вот так Анна Поликарповна и выживала одна-одинешенька в жестоком мире, где каждый сильный норовит обмануть более слабого.
Вчера, перебирая старые вещи, завалявшиеся в шкафу, она нашла Ванечкин свитерок с надвязанными рукавчиками. Кажется, совсем недавно внучек был таким маленьким, близким и родным, забирался к ней на колени и крепко обнимал за шею, и вот даже свитерок его, любовно надвязанный бабушкой, до сих пор лежит на полке. Как же быстро годы пролетели! Она прижала свитерок к лицу. Нахлынула нежность к тому маленькому мальчику, хрупкому и беззащитному. Вспомнилось то состояние души, в котором она находилась, когда жили они втроем с дочкой и маленьким внуком, и каждый день был заполнен заботой о них и веселым ощущением, что Ванечка растет и крепнет, и ожиданием его счастливого будущего. Анна Поликарповна после этого долго плакала: слишком больно контрастировали нахлынувшие из прошлого воспоминания с нынешними реалиями. Тяжело примиряться вновь и вновь с тем, что все хорошее уже позади.
Вздохнув, она попробовала суп и выключила плиту. Перед обедом нужно сходить за хлебом, да еще в аптеку не забыть. Уже одеваясь в прихожей, она услышала звонок в дверь и затаилась: наверное, опять какие-нибудь мошенники ходят по квартирам в надежде, что найдутся простаки, которые им откроют. Звонок повторился уже настойчивей. Она заглянула в глазок: на площадке стояла незнакомая женщина.
- Кто там? - спросила подозрительно.
- Анна Поликарповна, я к вам из школы, где вы работали, очень нужно поговорить.
Анна Поликарповна удивилась. Из школы? Может, бывшая ученица? Столько их было, что всех и не упомнишь!
- Я в квартиру незнакомых людей не пускаю. Ступайте на улицу, к подъезду, я сейчас выйду, там и поговорим.
Спустившись вниз, она увидела незнакомку на лавочке у подъезда и примостилась рядом. Солнце припекало по-весеннему, на детской площадке копошились малыши под бдительным присмотром молодых мамаш.
- Меня зовут Кира, мой сын в беде, и мне очень нужен ваш совет.
- Но почему вы пришли именно ко мне, мы же с вами незнакомы?
- Мне дал ваши координаты Николай Иванович Завьялов, - соврала Кира.
- Коля? Он все еще работает? И зачем я вам понадобилась?
- Вы простите меня, но я о вашем внуке. Не могли бы вы рассказать о нем. О том, что с ним случилось, кто в этом виноват. Ну, в общем, мне очень нужно это знать.
Анна Поликарповна внимательно посмотрела на Киру: осунувшееся лицо, круги под глазами. Видно, и правда, сын в беде. Вот так и она когда-то металась в отчаянии, пытаясь спасти внука.
- Это долгий рассказ, не на десять минут. И не знаю, чем он сможет вам помочь.
- Ничего, что долго. Вы говорите, пожалуйста. У меня есть время.
Анна Поликарповна долго молчала, собираясь с мыслями.
- Ванечка, внучек, родился в восемьдесят восьмом году. Тогда и муж мой жив был, и у Лены, дочки, все благополучно складывалось. Мы с Петей проживали в этой вот квартире, а дочка с зятем - у свекрови. Хорошее было время: хоть и бедно жили, а счастливо. Верили, что скоро еще лучше будет: перестройка началась, свобода, гласность. Мы и подумать тогда не могли, сколько горя нам эта свобода принесет.
Горбачев без бумажки выступал, непривычным это казалось. С народом встречался, не боялся покушений. Правду сказать, и не было тогда еще разгула преступности. Прохор, зять, свою работу инженера-конструктора бросил, бизнесом занялся. Дело пошло, машину купили, мебель новую. Только вот оказалось, что где деньги, там и выпивка, и бабы гулящие. Ленка все ради Ванечки терпела. А свекровь, злыдня, загордилась: все ей не так, да не эдак. Ну, вроде не пара Леночка ее сыночку. Развела их в конце концов. Лена с Ванечкой к нам в однушку перебрались. Зять жену новую завел, не помогал совсем Ванечку растить. А тут еще Пете на работе зарплату стали задерживать. Он начальником отдела трудился в исследовательском институте. Уволился, пошел рабочим простым в типографию. Непросто это все: из начальников-то - да в рабочие. Тяжело ему было, хотя и платили больше. Только ведь уважения-то прежнего, к которому он привык, не было уже, каждый помыкать норовит. Да и труд не по специальности, радости не приносит. В общем, не выдержал Петя, инфаркт у него случился. В девяносто пятом году это было, - Анна Поликарповна порылась в сумочке, достала носовой платок, вытерла слезы.
- Ну вот, с тех пор мы с Леночкой вдвоем Ванюшу растили. Ленуся бухгалтером устроилась работать, а я все так же в школе преподавала. И Ванечка под боком у меня, то на урок его в своем классе посажу, то он во дворе школьном с ребятками играет. Я, пока урок веду, к окну не раз подойду на внука поглядеть, все ли в порядке. На глазах моих рос, и мать спокойна за него была, а это большое дело.
Синеглазая девочка лет трех в желтом цыплячьем комбинезоне подошла к Анне Поликарповне, обхватила ее за колени.
- Плиходи к нам в гости, - пригласила она, заглядывая старушке в лицо. - Я тебе Баобоку показу!
Улыбчиво извиняясь, подбежала молодая мать, стала оттаскивать девочку за рукав.
- Кто это - Баобока? - поинтересовалась у нее Кира.
- Это щенок наш, Белобока, вчера папа принес, вот она всем и рассказывает, - пояснила мамочка.
Анна Поликарповна, вздохнув, продолжила, провожая счастливую пару взглядом:
- Мы тогда вдвоем-то хорошо зарабатывали, Ванечка ни в чем не нуждался. Хотя инфляция бешеная в те годы была, но мы денег-то не копили, сразу тратили на продукты или вещи какие. Ремонт в квартире сделали, Ванечке компьютер купили, магнитофон. Одевали его хорошо. Дочка замуж так и не вышла, но молодые люди за ней ухаживали. Бывало, задерживается она допоздна, а нам с Ваней не скучно: то мы с ним в шахматы играем, то кино по телевизору смотрим, то он на компьютере новую игру осваивает, а я смотрю, мне интересно. Дружили мы с ним. Он рос ласковым, хорошим ребенком. Правда, сам читать не любил, но я вслух ему читала, коли он ленился. Лет до одиннадцати. И за Ваню радовалась, что он развивается.
Кира заметила, что лицо рассказчицы от приятных воспоминаний как будто помолодело. Глаза блестели, морщинки разгладились.
- Ну, а потом у Вани переходный возраст начался. Дома-то он со мной дружил, а вот в школе стеснялся перед ребятами, избегал встреч. Ну, не могла же я мальчика опекать, как прежде! Увижу его мельком в школе, и ладно, значит, в порядке все. В это время у подростков происходит переосмысление ценностей, ломка стереотипов, ранее непреложные истины подвергаются переоценке, авторитет взрослых ставится под сомнение. И самое главное, отношения с коллективом становятся архиважными. Вот тогда-то мы его и упустили, видимо. К этому времени преподавательский коллектив обновился радикально, появилось много молодых учителей. Если бы работали те, кто знал меня не один десяток лет, возможно, тревожный сигнал от них поступил бы вовремя. А молодые, они как-то равнодушнее, что ли, или у самих опыта мало. И знаете, после перестройки ведь линия новая пошла, что школа должна только знания давать, «образовательные услуги» оказывать, а не воспитывать, примерно это внушали молодым учителям. Я-то вечерами пыталась его на откровенный разговор вызвать, но он закрылся, не пускал. Может, как раз потому, что я в той же школе работала, и он не хотел, чтобы я как-то вмешивалась в его жизнь. Уроки он не пропускал почти (видно, знал, что я проверяю), учился по-прежнему хорошо, если не считать отдельные срывы, естественные в этом возрасте. И только Коля, Николай Иванович, как-то раз отозвал меня в сторонку и сообщил, что видел Ваню в компании ребят, которые, по его мнению, употребляют наркотики. Вечером я допросила внука со всей строгостью. Он клялся, что не имеет ни к наркотикам, ни к этим мальчикам никакого отношения.
- Ты что, бабуля? С чего ты взяла? Я дурак, что ли, по-твоему? Я вообще с ними не дружил никогда, - и так далее, в том же духе.
Честно говоря, и я тогда не могла себе представить, чтобы ученики нашей школы занимались такими делами. Ну, по глупости грубят иногда учителям, так ведь процесс взросления у кого как проходит. Выправятся через пару-тройку лет, так я думала. Мне уж тогда шестьдесят лет было, а с такой бедой, как наркотики, я не сталкивалась никогда.
Когда дочь пришла с работы, я ей все доложила. Она потребовала от Вани, чтобы он руки показал. Следов от уколов не было, и мы успокоились. Это уж потом мы узнали, что он тогда только марихуану курил, а колоться начал позже.
К несчастью, никогда не знаешь заранее, как избежать беды или болезни, - тяжело вздохнула рассказчица. - Как говорится, если бы знал, где упал, то бы соломку постлал. Каждый совершает свои ошибки, только осознает их много позже, когда уже ничего сделать нельзя. Ни мы, ни Ванька не понимали до конца опасности. Его бы сразу, при первых подозрениях, к опытным специалистам, которые бы объяснили ему, чем наркомания грозит, напугали, в конце концов. Может, надо было изолировать от окружения, сменить место жительства? Может, мне надо было уволиться, Ваньку дома запереть? Не знаю, что еще можно было сделать, никто нам не подсказал. Все так сложно. Если бы государство тогда боролось с наркотиками, с нами бы все было иначе, наверное.
В общем, мы заметили на его руках следы от уколов после того, как у Лены пропало обручальное кольцо. Сколько слез, упреков, скандалов было потом! Отношения с внуком совсем испортились. У него уже появилась зависимость. Не понимал он, что мы его вылечить хотим. Воспринимал все, как покушение на его самостоятельность. Он вообще долго не верил, что болен, говорил, что сможет сам бросить, когда захочет. Вот тогда и узнали мы, что бесплатного принудительного лечения в нашей стране нет, потому что это нарушило бы права наркоманов! А мы бы его отдали, цепями бы к койке сами приковали, лишь бы спасти!
И все же мы уговаривали его иногда ложиться в наркологический диспансер, капельницами кровь чистить, чтоб ломок не было. Все деньги, которые вдвоем зарабатывали, на это уходили, но все потом начиналось сначала! Школу он в выпускной год прогуливал по большей части, всех друзей прежних растерял, и только из уважения ко мне ему выдали аттестат. По блату, получается. Тогда уже нас устраивали тройки по всем предметам.
Мне с работы пришлось уволиться, чтобы Ваньку дома удерживать. А он, хитрец, ключ нашел и себе копию сделал. Замок сменили, но он через балкон спускаться додумался, куда уж мне с ним тягаться! Несколько лет так мы мучились с ним, надеясь спасти, но все бесполезно. Лена и в милицию обращалась за помощью, но им было не до нас. Они говорили, что закон не запрещает употреблять наркотики, а наркоторговцев поймать сложно.
И вот тогда она от отчаяния сама решила выследить тех, кто Ваньке наркотики продает, а потом сдать милиции, причем не одного, а всех, кто за ними стоит, чтобы наверняка прекратили торговать в нашем районе. Отпуск специально на работе оформила. Надеялась, что если не будет соблазна у Ивана, то мы его вылечим. Я отговаривала ее, да разве она меня слушала!
– И как, ей удалось выяснить, кто продавал Ване наркотики?
– Видимо, да. Только милиции доказательства нужно было принести, иначе бы они ничего делать не стали. И вот Леночка с собой фотоаппарат брала, специально купила. Чувствовала я, что это плохо кончится, но чтобы так быстро! Ее даже не предупреждали, не запугивали. Жизнь человека, видно, ничего не стоит теперь, – она опять заплакала. Кира подавленно молчала. Найти слова утешения для этой женщины было невозможно.
– Леночку машина сбила полтора года назад, и не на трассе, а почти уже возле дома, вечером, – продолжила Анна Поликарповна, немного успокоившись. – Никаких свидетелей. Фотоаппарат пропал. Милиция виновников не нашла.
– И вы остались вдвоем с внуком-наркоманом?
Анна Поликарповна безнадежно махнула рукой:
– После смерти дочери я месяц в больнице пролежала. А когда домой вернулась, квартиру свою не узнала. Какие ценные вещи были, все почти пропали. Кругом грязь, на полу одеяла наши валяются, а на них дружки Ванькины. И на постели на моей, и на диване Леночкином. Окурки повсюду, шприцы, бутылки пустые. В кухне, в туалете грязь невозможная. Пришлось милицию вызывать, чтобы всех их выпроводить. Замок сменила, а то, думаю, и в квартиру скоро непрошеные гости не пустят. Но Ваня домой приходил частенько, я не выгоняла его. Как же можно, внука-то? Никого у меня родных, кроме него, не осталось. Бывало, уговариваю его бросить такую жизнь: «Ваня, говорят, можно вылечиться, если очень захотеть. Что же ты жизнь свою губишь? Мать уже в могилу свел, и меня следом хочешь отправить? Что же тогда с тобой-то будет?»
– А он что?
– Временами он как будто все понимал. Плакал, каялся, клялся все бросить. Денег просил на лечение. Только не доносил их до врача, опять на отраву эту спускал все.
Она вздохнула, покачала головой:
–Один раз я денег ему не дала, сама решила с ним к врачу пойти. Так он на улице сумку у меня отнял, деньги вытащил и убежал.… А сколько позора через него пришлось принять! Ведь я скрывала все это от людей, стыдно было. А он находил старых знакомых, рассказывал, что мать умерла, что бабушка болеет, и денег у них на лекарства просил взаймы. Многие давали поначалу.… А мне же отдавать не из чего…. Так и раззнакомилась я со всеми…. Потом приворовывать начал, из дома уходил к дружкам, там и ночевал где-то…. И каждый раз я не знала, жив он еще или нет…. Лучше бы его в тюрьму тогда посадили, там-то, наверное, наркотиков нет.... Совсем парень через эту болезнь совесть потерял, на себя непохож стал, на прежнего.… Страшный, худой, круги под глазами. Как он мучился от ломок! Бывало, трястись весь начнет, словно в лихорадке, или воет, как собака, страшно так, на полу валяется, скрючившись, или по комнате вдруг начнет метаться, как сумасшедший. Жутко мне становилось… Сама я деньги уже отдавала ему, все, какие были, лишь бы только прекратить хоть на время этот кошмар. А в последнее время заживо гнить он начал: на ногах язвы огромные образовались, бинтовать их приходилось…
Анна Поликарповна вновь и вновь вытирала платком слезы, струящиеся из выцветших глаз. Разговор выбил ее из колеи, и самые страшные слова она произносила, казалось, через силу, заново переживая безысходность происшедшего.
- Умер он полгода назад, летом, и года не прошло после смерти Лены, - продолжила она сдавленным голосом. -Жарко очень было дома, ну и на улице не лучше. Видно, решил он ванну принять, да и заснул. Захлебнулся, потому что был под дозой. Да что говорить! - махнула она рукой. - Скорая помощь тогда забрала нас обоих: его в морг, а меня опять в больницу. Сердце у меня прихватило, хотя я давно ожидала чего-нибудь подобного. Он ведь кололся лет шесть, а это много. Очень у меня здоровье сдало за это время… А Ванечке-то всего двадцать два года было…
Продолжение http://www.proza.ru/2012/08/24/394