Она исподтишка смотрела на него, пока накрывала на стол. Уже несколько лет она видела его каждый день, но не уставала смотреть на его точёные черты лица. Когда она представляла, как они выглядят со стороны рядом, то усмехалась. Они были совершенно разными. Но всё-таки кое-что роднило их. Это была некая схожесть с ребёнком, и то она проявлялась по-разному. Даже в её внешности читалась эта мягкость, эта готовность следовать за любимым человеком, отнюдь не слепая. Она была по-детски рассудительной, спокойной, ничто не могло вывести её из себя. Она словно сидела в песочнице и спокойно лепила куличики, один за другим, похлопывая по ним лопаткой, втыкая в них веточки, обкладывая их камешками. Эта её "песочница", этот внутренний мир был ощутим и окружающими по какой-то силе, идущей изнутри, внутренней сосредоточенности, но не замкнутости. Она лилась из неё, в особенности из её улыбки - мягкая, как лунный свет, но не холодная и уж точно не равнодушная. Она всегда улыбалась, если не губами, то глазами, синими глазами, как морская вода на глубине. Они так же переливались и отсвечивали еле заметными искорками. Эта мягкая сила была видна в каждой черте её внешности: морскую гладь её глаз обрамляли волны светлых волос, пепельных, но с оттенком золота, как будто сусальное золото раскрошили и смешали с остатками от костра, припухлые губы, которые иногда казались особенно чувственными, но обычно на них мерцала улыбка. Она не была пухленькой, наоборот, даже очень худой и стройной, но худоба не была резкой, а струящееся приталенное светло-голубое платье, цвета летних сумерек, ещё больше подчёркивало её женскую округлость. Она была маленькой, она не доставала ему даже до плеч. В общем, она была похожа на такую маленькую изящную вазочку, но из очень прочного материала, который, впрочем, ничем не выдаёт эту свою прочность.
Он же был похож на гиперактивного ребёнка, не в буквальном смысле, конечно. Он спокойно мог сидеть на месте в течение нескольких часов, но при этом, несмотря на отсутствие резких движений, в нём была видна жажда жизни, жажда что-то совершить, открыть, получить и тут же в порыве бросить к её ногам. Поток его энергии вливался в неё, как столп солнечного света вливается в озеро: ярко, торжественно, продолжая сверкать где-то в глубине. Живость его карих глаз, заострённость скул выдавали в нём человека, стремящегося к деятельности, которая приносила бы свои плоды, но его немного излишняя худоба, проявляющаяся в слегка выступающих нижних рёбрах и лопатках, небольшая сутулость говорили о том, что он перфекционист, и ему нужны только самые сочные и спелые плоды, которые он, очевидно, не мог получить.
Она посматривала на него, а он что-то разглядывал на мониторе компьютера, голубоватое мерцание высвечивало отдельные черты его лица, а рядом с носом, в уголках губ и у основания скул залегли глубокие тени; всё вместе делало его похожим на скульптуру. Особенно со статуей его роднил немигающий взгляд. Её всегда пугали глаза скульптур: белые выпуклые глаза без зрачков. Но эти глаза были очень родными, они не могли напугать, просто он смотрелся глуповато, собственно, все смотрятся глупо, когда сидят за компьютером.
Они жили в маленькой однокомнатной квартире. Она чувствовала себя странно, когда компьютер или телевизор стояли в спальне, ей будто бы было тяжелее дышать и от этого она не могла уснуть, поэтому сосредоточием жизни в их квартире была кухня, которая была даже больше спальной комнаты, поэтому они поставили маленький компьютерный стол слева от входа, а столовый стол стоял в углу, напротив входа.
- Ужин готов, - сказала она. Какое-то время он оставался неподвижным, а потом поднялся и одновременно развернулся лицом к столу. На секунду он напомнил ей ящерку, которая может часами загорать на камне, словно бы заряжаясь от солнечного света, а потом резко делает пару шагов, вертя головой.
Он обхватил её правой рукой за талию и мелодично отчеканил:
- Мне нравится, как ты гремишь посудой, в этом есть своя музыка.
Искорки внутри её глаз мигнули ему в ответ.
- Приятного аппетита.
Он всегда ел несколько торопливо. И сейчас он быстрым умелым движением наматывал на вилку спагетти, взяв левой рукой котлету, откусывая от неё. Она заметила это только когда села за стол, взяв себе порцию ужина. Улыбнувшись его аппетиту, проявлявшемуся вот так, по-детски, она медленно начала есть, смотря при этом на какую-то точку на столе, будто бы задумавшись о чём-то, но на самом деле смакуя еду.
Она положила тарелки в раковину, налила чай в кружки и поставила их на стол. Он жевал конфету с фундуком и кремом, торопливо обсасывая её.
- Как дела с работой? - она сделала глоток из кружки, выразительно смотря на него при этом.
Он провёл языком по верхним зубам, облизал губы, тоже отпил чай и ответил:
- Не очень. Мне не перезванивают. Хотя мне показалось, что я хорошо выступил на собеседовании. - Он несколько беспомощно посмотрел на неё и увидел успокаивающую глубину её глаз, которая словно бы колебалась в такт чаю в кружке. - Не волнуйся, я обязательно что-нибудь найду.
- А я и не волнуюсь. Те, кто упускают тебя, просто... - Она иронично сверкнула глазами, плавно встала и поставила кружку в раковину. Будто бы задумавшись на секунду, посмотрела немного влево, потом включила воду и начала мыть посуду.
Он посмотрел на дно кружки, там плавали чаинки. Ему нравилось, как чёрные точки плавали в коричневом, немного тягучем из-за растворившегося сахара, золоте чая. Понаблюдав немного за ними, он резко допил остатки чая и осторожно поставил кружку на стол рядом с раковиной. Она тут же, автоматически, взяла её и опустила под струю воды.
Он неуверенно постоял рядом, потом развернулся, замер, и сел напротив компьютера. Посмотрел на нижний угол косяка двери, развернулся к ней снова и неуверенно начал:
- Знаешь... я тут решил сыграть в лото. Всего на пару сотен. Зато мы можем выиграть столько, сколько ты зарабатываешь за три месяца.
Она приподняла брови, искорки в глазах вопросительно подскочили:
- Мне кажется или ты уже потратил пару сотен?
Он сжал губы, будто ребёнок, которого застали за поеданием конфет, приподнял брови и раскрыл глаза:
- Всего немножко.
- Ладно тебе. Ты можешь тратить свои карманные деньги как хочешь. Только не увлекайся.
- Всё под контролем.
Они лежали на кровати. Он уже спал, лёжа на животе, обняв руками подушку. Она лежала на боку и любовалась его спиной. Его лопатки выпирали особенно резко, от этого они были похожи на обрезанные ангельские крылья. И правда, он был похож на ангела, который качался в чернильной воде какого-нибудь пруда, куда пучками пробивался лунный свет. Его бледная кожа будто бы мерцала. Во впадине между лопаток были две родинки, одна чуть больше другой, как будто кто-то капнул чернилами на его спину. В ночной темноте, когда тени казались глубже из-за света луны и окон соседних домов, они казались чем-то таинственным. Она глядела на них и глядела, и это приводило её и так спокойный внутренний мир в необычайное, можно сказать, божественное равновесие. Мир фокусировался только на этих двух родинках, она чувствовала себя Буддой под деревом Бодхи, ощущала, будто бы где-то в груди загорается звезда, Вифлеемская звезда, которая озаряла её жизнь особым смыслом. Что-то тёплое поднималось снизу, растекалось по горлу и груди, и родинки начинали дрожать, будто они находились на тоненьких пружинках, убаюкивая её окончательно. Это чувство просветления, это тепло превращались в истому, тогда она убрала руку, на которую опиралась головой, а другую положила ему на спину, между лопаток, прямо на эти родинки, и заснула, до конца будто бы ощущая напряжение, которое заставляло подрагивать эти точки.
Он открыл глаза. Солнце светило сквозь песочные занавески, отчего было похоже, будто кто-то вливал ложку мёда в комнату. Было довольно рано, он всегда вставал рано для неработающего человека, потому что чувствовал, что она уже ушла. Он знал, что она ушла минут пятнадцать назад, видимо, звук закрывающейся двери будил его подсознание, и оставалось только окончательно почувствовать её уход и открыть глаза. Не то что бы он ощущал колючий холод от пустого места на кровати рядом, просто он понимал, что её нет. Иногда он корил себя за это проявление влюблённости, а не любви, будто бы он хотел не отпускать её ни на минуту, но потом понимал, что ему не по себе лишь оттого, что частичка его души, его тепла уходила куда-то. Он пошёл на кухню. Увидев завтрак на столе, прикрытый полотенцем, он снова стал спокоен. В этом обыденном, казалось бы, проявлении заботы, в этом неуловимом запахе остывающей еды он увидел её, а увидев, почувствовал, что его частичка души снова вернулась к нему. Он как будто бы увидел её, кружащуюся на кухне, парящей у плиты, задумчиво допивающей чай. Она была будто бы соткана из лучиков медового солнца, которое было одной из причин его пробуждения.
Он налил чай в кружку, сел за стол и, будто бы настроившись на нужную волну, задумался, жуя поджаренный хлебец, который он обмакнул в яичный желток. Это несправедливо, что он не может найти работу. Совершенно неправильно, что работает только она. От этого он чувствовал себя ужасно некомфортно. Неужели он ни на что не годится? Ведь он так старается, ему нравится трудиться, зарабатывать. Он потер уголок глаза пальцем и сделал глоток из кружки. Сейчас надо умыться, а потом пробить по компьютеру ещё пару мест, куда бы он мог позвонить и узнать насчёт работы. А ещё надо узнать результаты лото. Он был уверен, что выиграет. Но подтвердить свою догадку он сможет только после десяти часов. А пока можно расслабиться и помечтать.
- Не расстраивайся, - она взъерошила ему волосы на голове. - Ты ещё найдёшь работу, здесь куча мест, где ты бы пригодился. Тебя оторвут с руками и ногами. А насчёт проигрыша... Подумаешь, пара сотен! Смотри лучше, что я испекла. Тебе понравится. - Она вытянула шею и зажмурилась, словно бы говоря "ммм, вкуснятина!"
Бисквит действительно выглядел аппетитно, но он смотрел на него с унынием.
- Ты ведь сама не веришь в то, что говоришь.
Она резко развернулась и посмотрела на него так, что он почувствовал, как её внутренний стержень превратился в копьё, которое она была готова метнуть в него.
- Не смотри на меня так, - он смущённо улыбнулся и откусил уголок своего кусочка пирога. Жевал осторожно, будто бы боялся подавиться от её взгляда.
- Ты меня боишься? - рассмеялась она. На самом деле, причин для этого не было. Просто её спокойный взгляд стал твёрже, в её глазах засветилась её решимость и непоколебимая вера в него. Она приобняла его за плечи и сказала: - Для этого нет причин. Я же люблю тебя.
В его тёмных и почти непроницаемых глазах затеплился огонёк, который постоянно зажигался от её искр тепла.
- Я знаю. Я тоже тебя люблю, просто я устал от всего этого. Он помотал головой из стороны в сторону, словно разминая шею.
Окинув его сочувствующим и ироничным взглядом одновременно, она кивнула в сторону спальни и сказала:
- Пойдем, я тебя отвлеку от...всего этого, - улыбнулась.
Он ответил взглядом благодарности, хотя благодарить её было не за что.
Она не теряла спокойствия даже в порыве страсти, будто бы уравновешивала его, каждое движение совершала методично, но чувственно. То, что она теряет голову, он ощущал лишь по количеству тепла, которого она отдавала больше и больше с каждой минутой. Казалось, что температура её тела повышается на один градус.
Она вытянулась в струнку и уткнулась макушкой ему в плечо. Он чувствовал, как температура её тела приходит в норму, и смотрел в потолок. Он будто бы слегка светился в темноте, а луна хаотично отбрасывала химический серебряный свет. Она перевернулась на бок и улыбнулась, ему на миг показалось, что её зубы мягко сверкнули в темноте.
- Закрой глаза, - и положила ему ладонь на губы. Он чувствовал её пульс кожей. Он вытянулся на кровати и закрыл глаза. Услышал, как она зашевелилась, очевидно, сгибая руки рядом с головой и чуть подгибая ноги под себя - зародыш. Ему стало совершенно спокойно и в тот же миг он и заснул.
- Слушай, я не хотел. Просто вошёл в азарт! Казалось, что всё под контролем, пока не увидел проигранную сумму на экране, - он сидел и тёрся макушкой о левую руку с таким выражением лица, будто бы удивился и испытал отвращение одновременно.
Она сидела и смотрела в одну точку, куда-то в угол, выпятив губы и слегка кивая, словно бы в такт своему мысленному: "бывает".
- Просто работы нет, и я подумал, что так можно неплохо заработать. На дому.
Она мечтательно посмотрела на потолок, облизнув губы, словно вспомнив о первом поцелуем или вкусном ужине, затем, наклонив голову вправо, посмотрела на него, улыбнувшись.
- Мне дали премию. Она почти полностью покроет твой проигрыш. Подумаешь, пять тысяч, - она тронула его за плечо, - зато я купила билеты в театр. Мы же любим театр, - она улыбнулась ещё шире его виноватому выражению лица. - Эй, хватит, - она подсела к нему ближе, обхватила его подбородок двумя пальцами и приподняла его голову так, что его глаза оказались прямо напротив её. До чего же её глаза были похожи на море. Спокойное, непоколебимое море, которое катит свои волны, одну за другой, с эдакой независимостью без высокомерия. Он завороженно смотрел в них, потом медленно выдохнул и сказал:
- Твои глаза...они потрясающие.
Она будто бы усмехнулась, но не подала виду, а лишь чуть наклонила голову влево и сказала:
- Давай ты съешь свой ужин, примешь ванную, чтобы успокоиться, и ляжешь спать.
- Ванную? - усмехнулся он. - Только если с тобой.
Она чуть пожала плечами, показывая, что она не против.
Он громко хлопнул дверью, прижался к ней спиной так сильно, словно пытался выдавить её и, проведя в таком положении (согнув колени и несколько безвольно вытянув руки вдоль тела) несколько напряжённых секунд, шумно выдохнул и, словно вагон поезда, падающий по рельсам в пропасть, съехал вниз. Она торопливо вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Увидев его в таком положении, она обеспокоенно спросила:
- Что случилось?
Сначала она хотела спросить: "Ты в порядке?" Этот вопрос пришёл ей в голову ещё на кухне, когда она услышала слишком громкий стук дверью, но когда вышла в коридор, поняла, что он будет звучать глупо. Определённо он не в порядке, если сидит на полу, вытянув ноги, отчего полы его пальто смешно подогнулись. Покрасневшие костяшки пальцев контрастировали по сравнению с бледной кожей рук. Глаза бегали из стороны в сторону, будто он пытался что-то быстро прочитать, но, судя по приподнятым бровям и незаметно покачивающейся голове, он не мог понять, что же он читает. Она ясно увидела, как он судорожно сглотнул слюну: комок, слегка подпрыгнув вверх, съехал вниз по горлу. Он направил взгляд на ступни её ног и замер. Он даже не моргал, просто смотрел на её ноги, будто бы у него был приступ, а сейчас он умер. Потом резко выдохнул и медленно поднял глаза вверх, смотря прямо ей в лицо. Он будто бы оценил её, заново осознал. Последнее утверждение более верно: его взгляд был несколько ошалелым, будто он потерял сознание, а теперь очнулся, заново узнавая вещи и людей, потому что боялся, что он оказался в другом незнакомом месте.
- Очень плохо... - только и смог выдавить он.
Она села на корточки рядом с ним, чуть наклонившись и вытянув шею, словно понимающая медсестра рядом с упавшим от слабости больным. Положив руку ему на плечо и слегка сжав его, она спросила:
- Что плохо?
Он открыл рот, покачал головой, словно бы осуждая то, что он собирался сказать, закрыл его, потом снова приоткрыл, сжал губы и вытянул их, словно пытался сквозь боль улыбнуться, однако со стороны эта попытка выглядела так, будто он хотел напугать всех вокруг.
- Что, милый?
- Я проиграл. Я проиграл очень много. Очень много. Очень много проиграл.
Последнюю фразу он произнёс почти по слогам, словно сам не верил в сказанное и пытался себя убедить. Он удивлённо раскрыл глаза и наклонил голову вправо и влево, словно разминая шею. Потом снова посмотрел в какую-то точку, которая вроде бы находилась за её коленями, на груди, но на самом деле смотрел сквозь неё.
- Я подумал, это всё возместит. Всё то, что я проиграл до этого. Понимаешь, я так пытался... - он приоткрыл рот и распахнул глаза, словно увидел что-то ужасное, потом от рта поползли морщинки вверх, к глазам, так бывает, когда человек готов расплакаться, потом зажмурил глаза, а рот вытянулся неким треугольником, наподобие улыбки слепого чеширского кота. Из горла вырвался звук наподобие мычания, он открыл глаза и посмотрел прямо в её лицо, смотрел так, будто она - Иисус Христос, а он - самый великий грешник на земле, который припал к его ногам, а теперь смотрел ему в лицо, хотел плакать, но не мог от осознания и ощущения величия того, кого он видел. Если бы он стоял на свету, на кухне, например, то это была бы поэтичная сцена, словно кадр из фильма. В его карих глазах что-то дрожало, незаметно, как круги на озере от водомерок. Он моргнул, и дрожь исчезла.
Она сосредоточила взгляд на пуговице его пальто. Чуть прищурила глаза, словно пытаясь разглядеть какой-то мелкий объект. Немного сжала губы, слегка наклонила голову влево и посмотрела ему в лицо:
- Действительно большая сумма?
- Очень. Во много раз больше твоей зарплаты. Слушай, я не знаю, я не знаю, что делать! - он пожал плечами, при этом тряхнув несколько раз руками, от этого став похожим на истеричную куклу-марионетку, а потом нервно усмехнулся, почти готовый закатиться истерическим хохотом.
- Мы всё решим, ладно? Продадим что-нибудь. Больше так не надо, хорошо?
Он часто закивал головой, снова не смотря ей в лицо, как виноватый, расплакавшийся ребёнок.
Он положила руки ему на предплечья, слегка сжала пальто в руках и, глядя прямо в глаза, которые он отвёл в угол, сказала:
- Я знаю, ты хотел как лучше. Но, к сожалению, в жизни так не всегда выходит. А теперь вставай, снимай пальто и пойдём на кухню, там гораздо теплее.
Она сидела на краю матраца, окидывая взором полупустую комнату. Ветер рвался в занавески, надувая их, как паруса. Свет в темной комнате мелькал в такт занавескам. Ей было холодно, но так она не замечала боль в груди. Уже который раз, надо будет сходить к врачу. Её вдруг охватило отчаяние. Она нахмурила брови и помотала головой, закрыв глаза, словно пытаясь придти в себя после дурного сна. Затем потёрла лицо холодными ладонями и снова задержала взгляд на белой стене. Несколько раз моргнув, она отвела взгляд, словно стена напоминала ей о каком-то постыдном поступке. А в это время он наверняка смотрит на какую-нибудь стену и пытается сделать их жизнь лучше. Или просто стоит посреди улицы, в эту метель, чувствует абсолютную беспомощность и хочет, чтобы судорожно бьющиеся друг о друга снежинки забрали с собой все эти чувства и всю несправедливость этого мира.
В груди заныло с обеих сторон, и она поморщилась. Поскорее бы он пришёл. Занавеска сильнее затрепетала под напором ветра, она медленно встала и закрыла окно. Её окутала леденящая свежесть, босыми ногами она почувствовала капельки на полу, которые когда-то, всего несколько секунд назад, были снежинками.
“Никогда не знаешь, куда тебя занесёт и чем это всё закончится”, - подумала она и легла на кровать, сильно закутавшись в одеяло.
Через несколько часов, сквозь паутину дремоты и ноющую боль, сильные вспышки которой отражались у неё в горле, она почувствовала, как её обнимали холодные руки. Она чувствовала его мурашки, его волоски, которые поднялись из-за этих мурашек, и как сквозь холодное стекло его кожи птицей бился теплый и ровный пульс. Он уткнулся носом ей в шею, и это прикосновение было подобно прикосновению тающего льда, а дыхание было почти незаметным, но она его чувствовала, чувствовала всеми шейными позвонками.
- Как твоя работа? - шепотом спросила она.
- Не называй это работой. Как обычно. Ничего. И я не хочу говорить об этом.
Она сжала его руку, которую он положил ей на живот и вдруг почувствовала, как слезы сжали ей горло, на миг перехватило дыхание, но она не подала виду, а спокойно и тихо выдохнула и закрыла глаза. Теперь она может уснуть.
- Мне жаль, но у вас рак груди. В очень запущенной форме. Уже ничего нельзя сделать.
Она посмотрела на врача, удивлённо приподняла брови и улыбнулась, отвела взгляд в угол и снова вопросительно посмотрела в лицо доктора, как будто не поняла фразы.
- Я рекомендую вам госпитализацию, это облегчит ваши страдания.
Она продолжала улыбаться, но теперь уже тихо и задумчиво.
- Я не хочу в больницу. Лучше выпишите мне обезболивающее, если считаете нужным. У меня нет денег на то, чтобы лежать в больнице. Тем более, что это бесполезно.
Её врач, женщина, сочувствующе на неё посмотрела и ответила:
- Разницы действительно нет, но...
- Не убеждайте меня. Я всё равно не лягу сюда. Наверное, мне и на обезболивающее не хватит... Понимаете, у моего мужа проблемы, и мы живем на одну мою зарплату, но её катастрофически не хватает...
В её голове мысленно пронеслась картинка их уже почти пустой квартиры, она даже ощутила холод. Неужели смерть уже давно поселилась там? Когда она была одна, она иногда, мимолетно, ощущала её присутствие, просто не понимала этого. Она просто не могла классифицировать то, что она ощущала, потому что не была с этим знакома. Она никогда не думала о смерти, потому что... это было естественно. Река спокойно течет и не думает, что она когда-то закончится - пересохнет где-нибудь или впадёт в море и затеряется там. Странным было и то, что её спокойствие, её непоколебимый внутренний мир тонко отзывался на это вторжение инородного холода. Он начинал подрагивать, иногда даже и с легким звоном, который она слышала, как камертон. И сейчас, когда она подумала об этом звуке, она ощутила его мягкое жужжащее прикосновение внутри своих ушей.
- Вот, возьмите. Спуститесь в аптеку, с этой карточкой вам дадут существенную скидку. Надеюсь, вам она поможет. И всё-таки, подумайте о госпитализации. Может быть, вы принесёте какие-нибудь документы, и часть суммы вы не будете выплачивать. Поговорите об этом с вашим мужем. Наверняка у вас есть сбережения.
Она посмотрела на врача слегка нахмурившись, удивляясь, что она говорила всё это время.
- Спасибо, - улыбнулась она, взяла бумаги и вышла из кабинета.
“А когда же я умру? Прослушала. Впрочем, неважно. Я буду дышать столько, сколько смогу, хоть это и больно”.
Она снова сидела на матрасе и ждала его. Она до сих пор чувствовала досаду, которую ощутила, потратив почти все деньги на этот бесполезный янтарный пузырек. Он таинственно светился, но это было лишь маленькое пятнышко посередине, а вокруг - мягкие, насыщенного черного цвета, тени. Он будто бы манил к себе. Но она лишь скептически посмотрела на пузырек и отвернулась.
Будто бы в ответ на её зов заскрежетал замок входной двери, она увидела, что вошёл он, почти бесшумно, почти незаметно, лишь мелькнуло его пальто в дверном проёме.
- Привет, - улыбнулся он, как-то странно, будто бы отрешённо, но с любовью. Может, на него дыхнула смерть? Оттого улыбка получилась быстрой, но и в этом мгновении отразилась вся глубина чувств. Он пошёл к ней, чтобы обнять, чтобы обхватить её крепко, как коала ствол эвкалипта, и не отпускать долго, всю ночь, греть её, купаться в море её спокойствия.
- Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он замер на полпути и насторожился. Чуть повернул голову влево, будто захотел всё лучше услышать. Он был похож на зверя, который остановился в лесу и прислушивался, не зная, показался ли ему тот шорох или нет.
- У меня рак груди. Я умираю.
Он так и замер, как зверь замирает перед бегом, но он не побежал, он просто рухнул, упал на колени и посмотрел на неё ошарашенно и с жалостью, будто бы попал в капкан, а она была охотником, которого он безмолвно умолял отпустить его.
- Не может быть. Смотри, это таблетки, да? - он резко дернулся по направлению к тумбочке, на которой стоял пузырек. Он схватил его и начал лихорадочно рассуждать: - Тебя можно вылечить. Я вылечу! Я сейчас пойду и всё отдам, всё, и выиграю, понимаешь? И не вернусь, пока не заработаю на твоё лечение.
- Он не лечится, любимый. В моём случае.
- Но тебе же больно? Больно? - вдруг спросил он, поражённый собственной догадкой, на коленях подполз к ней и приложил руки к груди. - Болит?
- Сейчас не очень. Но немного ноет. Обезболивающее не очень-то и помогает. Но не волнуйся. Всё будет хорошо.
Он уже подпрыгивал в коридоре, пытаясь в спешке надеть пальто. Она словно вплыла, встала рядом с ним и смотрела, как он мечется, проверяя, не забыл ли он что-нибудь, хотя и забывать было нечего.
- Я приду. Я скоро приду. Я всё сделаю, тебя вылечат, правда.
Он прижался губами к её рукам, а потом поцеловал её в щеку. И убежал, как ворвавшийся порыв ветра со снегом исчезает так же внезапно, как и появился.
Она легла на матрас, повернулась спиной ко входу и закрыла глаза. Ей было неинтересно, куда он убежал. Она точно знала, что безгранично любит его. А ещё она чувствовала, как спокойствие внутри перестало трепетать. Так она смогла быстро уснуть.
Он вбежал в комнату, оставляя влажные следы на полу. Снежинки на его пальто медленно скукоживались и таяли, а в замерзших покрасневших руках он держал деньги.
- Смотри, дорогая, я выиграл! Здесь немного, но на первое время хватит. А потом выиграю еще. И заработаю. Я всё для тебя сделаю. Сколько я там провел времени? Больше суток? Наверное, почти двое. Но я смог. Я старался. Смотри! - он шмыгнул носом и сделал шаг вперед, держа деньги в руках, счастливо улыбаясь, потому что нашёл сокровище. Но она лежала к нему спиной и не реагировала на его слова.
Он удивленно вздохнул и положил деньги на стол, а потом зашёл с другой стороны матраса, и теперь она лежала лицом к нему. Спокойная, как и всегда, с невидимой улыбкой на губах, она спала. Но в тот же миг его осенило, что она не спит. Он осторожно положил руку ей на плечо и тяжело сглотнул: холодная.
- Тут просто холодно, - пробормотал он. - Просто холодно! - усмехнулся он на всю комнату.
Сделав несколько шагов туда и обратно вдоль комнаты, он резко сел рядом с ней, будто бы хотел подловить на розыгрыше. Но она лежала. Он осторожно обхватил её запястье рукой и ничего не почувствовал.
- Я опять не смог... - прошептал он и посмотрел на её лицо, которое показалось ему чуть бледнее обычного, только и всего. Он продолжал держать её за запястье, иногда сжимал его чуть сильнее, словно хотел заставить её сердце биться.
- Ты очень красивая, - он оглядел её и снова остановил взгляд на лице, где-то в районе уголков губ, и в этом взгляде была вся его любовь, беспомощность, растерянность, которые он чувствовал в этот момент. - Ты очень красивая и всё такая же спокойная. Тебе всё нипочем. Ты...
В его голове мелькнул отголосок фразы, и он сжал челюсти, словно пытался ухватить её за хвост.
- Ты приняла... ты приняла смерть, как аспирин.
Откуда эта фраза? Он где-то вычитал её. Кажется, это поговорка. Микровспышка мелькнула в его голове: Хемингуэй! Да, в его книге он вычитал эту поговорку. Испанскую поговорку.
- Сейчас она очень подходит к ситуации, - шепнул он, наклонившись к её лицу.
Раздался какой-то звук, будто что-то выпало у него из кармана. Он оглянулся, не отпуская её рук, и увидел жетон. Белый, с красным кругом посередине, ребристый по краям. Так приятно проводить пальцем по этим желобкам. Он смотрел на него, на этот жетон на фоне деревянного пола, и всё вокруг начало будто растворяться, расплываться, будто он нырнул под воду и смотрел на мир оттуда. Он чувствовал холод своими руками, он будто бы сбивал его пульс, растекался по венам от запястья к груди. Вместо жетона было белое размытое пятно, он будто бы светился, светился изнутри каким-то потусторонним светом. А потом от него будто начали исходить волны, они слегка колебали ставший тягучим, как вода, воздух, и он чувствовал, что это не просто волны, это холод, но не тот родной, который исходил от нее, а неживой, колеблющий всё внутри. Он резко выдохнул, будто вынырнул из воды, увидел, что все снова в порядке, что воздух не плотный, жетон лежит и ничем не светится.
Он повернул голову к ней и вдруг не ощутил ничего. Как будто он умер, но почему-то остался жив.