На золотом краю России - 30
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
И начать-то как не знаешь… Река. Человек и река. Можно ли жить без реки? Можно. Но как?
Я знаю реку в Челябинской области, отделённую от человека колючей проволокой. Река – «атомная», радиационная. За многие сотни лет человек привык жить в гармонии с этой рекой по имени Теча. Он ест рыбу из этой реки, поит скотину, купается в ней, любуется этой зеленоглазой красавицей. И когда поставили заслон к реке, он продолжал жить по своим естественным законам: ел щурят, поил корову, купался и наслаждался. Но тайком. Он прорывает государственную блокаду и тайно встречается с речкой, а потом медленно умирает от любви и необходимости. В бассейне реки Течи смертность гораздо выше, чем в поймах других уральских рек.
А что Кубань и Уруп для Армавира и здешних мест? Разве не то же самое? Разве не кормят они и не питают людей, живущих по их берегам? Кормят. И не только рыбой, но и тем, что живёт и кормится около реки. Кроме того: река поставляет людям строительный материал: камень, известняк, песок, камыш, лес. Топливо – это тоже река; и не только хворост и лес, но и КАРЧи: выброшенные водой на берег.коряги, остатки деревьев. Река – не только питьевая вода, но и техническая для промышленных предприятий и аграрных комплексов. Сколько воды забирают у Кубани оросительные каналы?
У Льва Гумилёва есть термин «кормящий пейзаж»: географическая и природная среда, в которой сотни лет живёт человек. Эта среда формирует образ жизни человека и, в конце концов, его этнический тип. Отними реку у человека, живущего у реки и он погибнет. Или вынужден будет искать другое место обитания.
1952 год выдался весьма необычным, даром, что високосный: в Белорусии наводнение, на Камчатке цунами, на Курилах и землетрясение и цунами – остров Уруп накрыло волной. А у нас тут свой Уруп разбушевался. И странно, что наводнение в Армавире и вверх по Урупу не попало в перечень бед и событий года. Впрочем, понятно: что собой представляет эта беда на фоне региональных потрясений? Так, локальное ЧП, даже без погибших (наверно о погибших и пропавших без вести не доложили наверх, побоялись). А ведь в Отрадной и других станицах верховья Урупа посмывало хаты, а в Армавире снесло мост.
Уруп, между тем, разгулялся серьёзно. «Нахаловская» круча, которая обрамляет окраину с юго-востока, начинается почти у моста, а за водокачкой становится левым берегом Кубани. Так вот вся эта круча стала левым берегом Урупа. «Нечаевские» огороды под кручей «поплыли», они оказались под водой. Вода шла по всей ширине поймы: от линии кручи - до леса и даже по лесу после гончарки. Стихия несла раздувшиеся трупы животных (коров, овец), на дверях и дверных рамах заполошно кудахтали куры (и смех и грех), от «ставропольского» моста вода тащила многотонные бетонные блоки.
Через пятьдесят лет, в 2002 году ситуация повторилась точь-в-точь, вплоть до обрушения моста. Только в пойме реки, периодически затопляемой, на месте «нечаевских» огородов на этот раз были сады и дачи. Ничему грабли людей не учат. К сожалению.
…Уруп бушевал уже несколько дней и мы, прогоняя стадо по мосту, со страхом и любопытством наблюдали за этой дикой необузданностью. Вода поднялась к полотну моста и была страшно близко: вот она, в трёх метрах бурлит, кипит, брызгается пеной. Даже мост гудит и вибрирует.
И вот вечером, когда стадо коров проходило по мосту, мост рухнул. А ведь мост построили пять лет назад, в 1947 году.
Мост не то, чтобы рухнул, а как-то мгновенно просел между двумя центральными быками-опорами. Будто «болгаркой» чиркнули по нему. Края разлома зависли над водой полого, дугообразно.
Телушка из стада, уже на той стороне моста, провалилась задними ногами в разлом, зачиркала копытами по наклону, в последний момент нашла опору и выскочила наверх, везунчик. Коровы, шедшие за телёнком, остановились как по команде, упёрлись копытами, останавливая напирающих сзади. Слава богу, что стадо было небольшим и проходило оно по мосту свободно, не плотно, потому задние коровы не столкнули впереди идущих в пропасть. Те остановились, угнули головы, завращали глазами, втягивая ноздрями клокочущую погибель.
Стадо разделилось: часть успела перейти мост, а другая осталась на этом берегу. С этого дня, вернее, вечера, начались у нас ночные бдения, пока не спала вода. Наша Малинка тоже не успела перейти мост, а потому я (и Толик? не помню) с другими пацанами ночевал за Урупом у костра. Было весело и романтично. С нами всегда было несколько человек из взрослых. Транспортный мост закрыли, а людям разрешили переходить с берега на берег по режимному железнодорожному мосту.
Когда вода немного спала, то коров стали перегонять с берега на берег по воде, через Уруп. Коровы хорошо плавают, по крайней мере не тонут. И мы, если было лень обходить по железнодорожному мосту, держались за хвост своей коровы и переплывали Уруп. Самостоятельно переплывать реку мы ещё опасались
Когда же река вошла в свои берега, успокоилась, стали заметны изменения произошедшие с ней. Русло, география русла изменилась: место купания прищлось сменить, появились другие «котлы» и водовороты, изменились глубины и места бродов. Подводные валуны горбатились большими пологими волнами и были остры и опасны.
Появились смельчаки шофёры, которые пытались переехать Уруп, не заглохнув. Редко кому удавалось. Почти никому. Помню, долго, почти всё лето, стоял в Урупе американский грузовик «студебеккер», гружёный кирпичами. Кирпич потихоньку растащили «нахаловцы», машину стало заиливать и как она исчезла, не помню.
Шоферня быстро сообразила, что в лоцманы при форсировании Урупа надо брать пацанов. А пацаны быстро сообразили, что это выгодно и стали брать плату за переправу. Чем не иллюстрация к «кормящему пейзажу»? Дежурили пацана на обоих берегах Урупа. Я в этом бизнесе участия не принимал, стеснялся, а пацанам завидовал. Особенно бойкими были Женька Пупа и Толик Тришапко.
Вот и сейчас: подъехал американский «виллис» (типа джипа), пацаны договариваются с водителем и тот неожиданно разворачивается обратно в город. Толик с Женькой садятся в машину, а я решил воспользоваться оказией: незаметно устраиваюсь на заднем бампере и держусь за запасное колесо. Довезут, думаю, меня хотя бы до 20-й линии.
Едем. На 20-й линии, там живут пацаны, машина не останавливается. Не останавливается и на 19-й линии. На 18-й линии я решаюсь «катапультироваться».
Боже мой! На полном ходу, голый, на гравийной дороге!.Правая строна спины стала похожа на сырое мясо: её будто тёркой потёрли или рашпилем обработали…
Приплёлся домой, плача не от боли, а от обиды: почему мне так не везёт?
Реки, как и люди, бывают непредсказуемы и гневливы. Но мы ведь живём с такими людьми, приспосабливаемся друг к другу и живём. И даже какую-то гармонию в этом находим.
Ни из далёкой сибирской Чары, ни из близкого кубанского Крымска, ни с ежегодно затопляемых берегов Лены, ни даже с отравленной Течи люди не хотят переселяться: они вросли в «кормящий пейзаж» и рвать живую ткань не хотят. И это разумно и законно. По природе.