Почти смешная жизнь

Владимир Артамоновв
ПОЧТИ СМЕШНАЯ ЖИЗНЬ
(Несколько зарисовок из жизни чемпиона)

Решившись написать о своем друге Владимире Ященко, я меньше всего хотел, чтобы вышел схематичный ходульный образ из «Жизни замечательных людей». Рассказывая о нем, я вспомнил слова мудреца, сказавшего, что прошлое никогда не уходит, оно постоянно с нами и порой не менее реально, чем настоящее. Но надо было прожить немало лет, чтобы осознать, насколько же был прав старый китаец. Мы все так же, как и много лет назад, снова и снова надрываемся на тренировках, снова встречаем Володю после Миланского триумфа, так же дурачимся в спортивном лагере и наш тренер, Великий Телегин, все так же свирепо кричит на нас и сколько любви слышится в его грозных окриках. Я попытался рассказать о нем, но не только, а еще о том времени, о нас, тогдашних, в сущности, таких же, как и сейчас, только моложе и лучше. Володя был частью того, ушедшего мира, частью нас самих, далеко не худшей частью.


Декабрь 1999г.

Грязь, холодный ветер. Срывающиеся слезы дождя, низкое небо, подписанное голыми ветвями деревьев. Более чем подходящий антураж для похорон. А хоронили экс-рекордсмена мира, Заслуженного мастера спорта Владимира Ященко. Но это там, для кого-то он был «экс» и «заслуженный», а для нас просто Яшка, друг, душевный парень, сорокалетний, вполне еще молодой человек, так внезапно и так нелепо оставивший нас. «Мы» - это десятка два человек, примерно одного с покойным возраста, когда-то тренировавшихся с ним, близко знавших его, а теперь, не столько удрученные,  сколько ошарашенные нагрянувшим горем, сбившиеся вместе, чувствуя, так оно , вроде, полегче. Один я в стороне. Точнее – на трибуне, если так можно назвать это лобное место. Должен сказать несколько слов о покойном, как самый красноречивый и как самый близкий друг. В понимании окружавших нас чиновных товарищей – собутыльник номер один. Что, в общем-то, справедливо. Но как трудно говорить о друге, когда перед глазами чернеет прямоугольная  могила, ему предназначенная. Моя импровизированная речь, чуть более эмоциональная,  чем можно было ожидать от такой флегмы, как я, прозвучала диссонансом с красноречием  «по бумажке» предыдущих «ораторов».  Впрочем, это нормально. Кем он был для них, и кем он был для меня.
«А действительно, кем он был для меня?» - задумался я.


Декабрь 1976г.

Это были первые  серьезные смотрены Володи. Мы ехали в Москву на всесоюзные сборы. Работать с нами должен был профессор Дьячков, «Дед». Всеми уважаемый и непререкаемый авторитет, тренировавший самого Брумеля. Одним словом, «самый из самых». А пока мало кому известный провинциальный паренек по прозвищу Яшка в очередной раз трепал мне нервы, опаздывая на поезд «Запорожье - Москва». Явился, как всегда, за минуту до отправления.
- Небось за углом стоял, выжидал, сволочь – проворчал я, впихивая его в уже тронувшийся вагон.
- Полегче, старый, это же мой стиль!
- Ты понты со стилем не путай. Давай ползи в купе, раздевайся, и пойдем вавгон-ресторан поищем, надо поужинать.
- Да мне тут мама что-то собрала в дорогу.
- Ну что, так и будем всухомятку трескать?
- Так у тебя же есть!
- С чего ты взял?
- Я слышал, в сумке булькнуло.
- Это лимонад.
- Ну да, рассказывай… Ладно, пошли.
Народу в ресторане было немного. До новогодних каникул, когда с места срывается чуть не пол страны, еще далеко. Несколько командированных, уже изрядно поддавших и два гражданина явно кавказской национальности.
Расположились у окна, Володя помолчал, потом начал:
- Вот, Воха, объясни мне, пожалуйста, ну куда нас с тобой несет?  За каким лядом премся мы в Москву? Себя демонстрировать? Ну эти мудозвоны разоряются, там все ясно – «толкачи». Конец  года, фонды не освоены, нужно выбить материалы там, оборудование, то, се. Эти двое кацо – тоже все понятно. Скоро Новый год,  мандарины, бизнес – святое дело.
А кто мы с тобой в принципе? Спортсмены-профессионалы в стране, где профессионального спорта не существует?
- Ну, повело кота на б…ки, - недовольно проворчал я. – Во-первых, ты студент, во-вторых – спортсмен, и спортсмен успешный. Юниорский  рекорд страны – это не хвост собачий. А что в качестве поощрения всесоюзную стипендию получаешь и от сборной талоны капают – так это только жизнь украшает. Ты, в принципе, чем недоволен? Жизнью?
- Да не в этом дело. Понимаешь, с точки зрения всех этих кренделей, мы не пойми кто, а с моей точки зрения – они несчастные люди. Ну сколько можно еще в спорте? Ну год, Два и все, и ты вне игры. Такой же, как они…
- Ну зачем же так мрачно – год, два. Шавлакадзе до 34-х прыгал. И как прыгал.
- Так то Шавлакадзе. А может, еще раньше. Раньше и внезапнее. Идешь по улице и вдруг – бац! Кирпич по голове или, еще хуже, по ноге. И  прощай большой спорт.
- Кирпич по голове! Ты, душа моя, Булгакова начитался. Смотри, пронюхают в комитете комсомола,  поставят на вид, а потом раком. И совсем не внезапно.
- Напугал! Да они сами его взахлеб читают. Пойми, я ведь не об этом. Ну как тебе объяснить. В той жизни, которая называется спортом, все не так. То есть, не то, чтобы не так. Просто более ярко, интереснее, эмоциональнее, чем в обычной жизни. Вот ты, например, прыгнул, планку задел и она упала. Вот что ты чувствуешь?
- над техникой ухода поработать надо.
- А мне кажется – мир рухнул. И вот ты живешь, тренируешься, соревнуешься, строишь полны и вдруг бац – ничего этого уже нет. Некуда бежать, не за что бороться. Нет ничего, что тебя волнует. Как жить? Ты пойми, это ведь не я один такой. Заметил. Что бывает с людьми, когда они из большого спорта уходят? Даже если внешне ничего не произошло, все равно человек сломлен. А ведь бывает, и ты знаешь, люди вешаются, просто спиваются. Помнишь, был спортивный вечер с немцами? В качестве свадебного генерала Пункина пригласили. Борец, наш первый олимпийский чемпион. Ты видел, каким он стал? Еле стоял. Ему налили, чтобы здоровье поправить, а он дрожит, слова из себя выдавить не может. Бе – ме. А немцы сидят и смеются. Кошмар.
- Ну что ты завелся? Во-первых, ты то «мекать» не будешь, даже когда  налижешься в хлам. А потом, у каждого своя судьба, при чем тут спорт? Возьми Жаботинского – двухкратный олимпийский, большой, солидный, уважаемый человек. При наградах, должностях, все перед ним шапки ломают. Да я тебе на каждого убогого – трех преуспевающих приведу. И потом немцы – ну что тебе немцы? Это же народ без комплексов и стеснений. Помнишь, мы с немцами на пляже были? Так одна фрау вышла из воды и, ни от кого не прячась, никого не стесняясь, сняла купальник перед всем народом. Наши пацаны чуть глаза себе не сломали, до вечера в себя прийти не могли.
- А тебе не кажется, что своей выходкой  она просто плюнула на нас? Дескать, я вас ни за людей, ни за мужчин не считаю. Как римские матроны, которые не стеснялись при рабах раздеваться.
- Эк, куда хватил! Да на пляже, кроме наших, немцев полно было. Что же, эта матрона заодно с нами и своих камаратов опустила? Просто народ такой функциональный. Трысы мокрые – надо снять. Для нее прилюдно заголиться – что себе рюмку водки хлопнуть. Да и потом, о чем мы говорим? Ну видел я эту немку. Доска доской, больно глазу. Вот если бы Спица это проделала! Спица была всеми признанной секс примой местной легкой атлетики. Длинные, стройные, будто точеные ноги, эффектные мускулистые ягодицы. Когда раздавалась команда «На старт!» и Спица, нагнувшись, становилась в стартовые колодки, весь стадион, затаив дыхание, наблюдал за этим действом.
- Ты, Воха, как поручик Ржевский – о чем ни говори, все в одну плоскость переведешь, - недовольно проворчал Яшка.
- Тебе, парень, сколько лет? Восемнадцать? Так вот и думать тебе надо не о белых тапочках. А в первую очередь о прыжках, а еще о девчонках, потому что это нормально, ну и немного об учебе, без этого тоже никак. Хвостов, небось, много нахватал?
- Ну, а тебе девятнадцать. Ты о чем думаешь?
- Я? Да вот к 80-му году обещали коммунизм построить. Четыре года осталось, а до него, как и двадцать лет назад, что до Китая на четвереньках.
- Смотри, до болтаешься когда-нибудь.
- Так я только с тобой, да и то спьяну.
- То-то и оно.
- Ладно, хватит, пошли спать, может Спица приснится.
- Ага, если заснешь.
- Я то? Запросто.
Был двенадцатый час ночи. Мы встали и побрели к себе в купе.


Москва. Сборы.

В манеже царила обычная рабочая обстановка. Круг за кругом отмеряли  средне вики. Раз за разом взрывались со стартовых колодок спринтеры – отрабатывали низкий старт. За решетчатой загородкой  гулко стучали снарядами метатели. Тяжелое дыхание, запах пота и согревающих растирок. Привычная, знакомая обстановка. Дьячков оказался маленьким, сухим, улыбчивым старичком. Подвижный, спортивный, приветливый. Внешне очень похож на знаменитого киевского кардиолога Амосова.
Два ассистента – доброжелательные молодые люди. Никакого ожидаемого столичного высокомерия. Начали с тестовых упражнений. Все показатели ассистенты приготовились тщательно зафиксировать – для диссертации. Они приготовились к обычному рабочему тренировочному дню. Обычному…
Первый тест – тройной прыжок с места. Одно из базовых упражнений легкоатлета. Особенно прыгуна. Когда-то был даже олимпийским видом легкой атлетики.
В прыжков ой яме нанесена разметка.
9 метров – добротный результат квалифицированного легкоатлета.
10 метров – показатель хорошей прыжково-силовой подготовки. Результат высокого класса.
10,5 метров – уровень сборной страны.
11 метров – результат. Доступный лучшим прыгунам мира, то есть единицам.
11,5 метров – ну, это скорее для ориентировки. Слышали. Что кому-то удавалось улететь за эту отметку, но видеть никому не доводилось.
Володя замер, готовясь. Долговязый, худощавый. Взгляд одновременно отсутствующий и сосредоточенный. И вдруг, словно выброшенный невидимой катапультой – взлет, шаг, второй и, набрав скорость, третий прыжок по немыслимо высокой траектории. 11 метров. Не удивленный, а какой-то растерянный взгляд ассистентов – а откуда этот парень оттолкнулся?.
Вторая попытка. Снова три мягких и одновременно мягких отталкивания, последний прыжок-полет… Примерно туда же, чуть за 11 метров.
Третья попытка. Володя особенно долго собирается. Что-то в привычной обстановке манежа изменилось – наступила полная тишина. Десятки пар глаз с удивлением смотрели на стройного парня, готовящегося к попытке так, словно она была последней в жизни. Вот оно! Взорвался в первом прыжке, растянулся во втором, и третий, как вопросительный знак в конце энергичной фразы. 12 метров.
Отряхивая песок, из ямы, почему-то с виноватым видом, выбирается Володя. А манеж взрывается аплодисментами.
Странное чувство охватило меня. С одной стороны – это вроде-бы невозможно, а с другой – я это видел собственными глазами. Вовкины прыжки были полны легкости, изящества, какой-то звериной грациозности. В спорте высших достижений наступает предел, за которым прыжок перестает быть просто прыжком, бег – просто бегом, любое упражнение перестает быть просто комбинацией физических движений, а становится чем-то несравненно большим, почти магическим проявлением человеческого гения.
Малопонятно. Но это неважно. Это сродни озарению…


Все еще Москва. Все мы люди

Сборы подходили к концу. Нагрузки уменьшились. Утром разминка, бассейн, вечер свободен. Следовало вспомнить,что мы все-таки в Москве.
- Так, Яшка, вставай. Послеобеденный сон отменяется, сегодня идем в театр.
- Что, совсем охренел на почве пере тренировки?
- Скажи спасибо, придурок, что я вытаскиваю тебя из этого порочного треугольника – стадион, гостиница, ресторан. Между прочим, театр Сатиры. Билеты заказал еще неделю назад. Достали «Женитьбу Фигаро». Просто кокс! Представь – Ширвинд, Менглет…
- Понятно, одни евреи. А Миронов есть?
- Не помню, кажется, Фигаро кто-то другой играет. Кстати, Миронов тоже еврей, урожденный Менакер. А ты что, против них что-то имеешь?
- Ничего. Немцы в сто раз хуже… Да шучу я!
- Идиот антисемитствующий.
_

Театр нас увлек. Скованность первых минут быстро прошла и действие захватило нас полностью. Блестящая игра актеров, виртуозно нанизывающих реплики Бомарше, словно сплетали из них галантное кружево.
Антракт вытолкнул нас из забытья.
- Проснись, пойдем развеемся, - тронул я Вову за плечо, - заодно поглядим, что у них там в буфете…
До буфета мы не дошли. В углу коридора стояли две симпатичные рослые девицы с напряженными лицами. Руки, которые некуда было деть, нервно теребили программки. Судя по перебору косметики и смущенным взглядам, девчонки были не москвички. Не сговариваясь, мы подошли.
Девушки были из Челябинска. Люда и Соня. Познакомившись, заговорили о спектакле. Я выразил восхищение неувядаемой Васильевой в роли графини. Ехидная Соня указала на газовый шарфик, кокетливо прикрывающий шею стареющей примы. Я раскаялся в соей оплошности. Глупо в присутствии одних женщин хвалить других. Решительная Люда, девушка, явно свободная от каких-либо комплексов, высказалась совсем уж радикально:
- Спектакль – класс! Только общее впечатление Керубино испортил – уж очень на пидора похож.
«Голубых», видимо, в Челябинске не праздновали. Впрочем, где их праздновали?
Звонок на второе отделение прозвенел внезапно. В зал возвращаться уже не хотелось. Девушки, кажется, тоже не спешили расставаться. Закончить вечер решили в ресторане. Вовка потянул всех в «Прагу». Я всеми силами старался предотвратить это самоубийство, но против его гусарского упрямства был бессилен. Луч надежды блеснул, когда швейцар, важный как адмирал флота ее Величества остановил нас в дверях.
- В джинсах не положено!
- Пойдем отсюда, - потянул я Вовку за рукав, - Знаю тут одно уютное местечко.
Но надежда рухнула, когда невесть откуда появившийся, знакомый хоккеист закричал:
- О, Возчики! Привет! Что, не пускают? Да что вы на него смотрите? (Это о швейцаре) Налепите на лоб червонец и идите смело.
Подействовало. «Адмирал» вежливо прогнулся и мы прошли.
Ресторан мне не понравился. Обстановка с претензией на стиль ампир действовала угнетающе. Официанты, важные как дипломаты, смотрят свысока. Володя прибег к испытанному средству – бегло заговорил по-английски.  Английский, кстати, был у него безукоризненным, но на видавшего виды халдея большого впечатления это не произвело. Ничего, зато на девушек произвело. Выпили. Девчонки нравились все больше. Такие естественные, без жеманства. Не то, чтобы легкомысленные, просто свободные, беспечные. Оно и понятно – девушки не замужем. Столица, далеко от дома, свободный вечер, ребята такие симпатичные. Вежливые. Два Вовчика. Просто огромные. Один под два метра, другой явно за два. У того, что пониже, прозвище смешное – Яшка. Красавчик, такой остроумный. Тот, что по крупнее, тоже ничего. Стихи читает. Свои. Наверно, уже набрался, хотя по виду не скажешь. Стихи какие-то странные:
Та ночь была загадочно тиха,
А темнота мягка, нетороплива
И, как коньяк армянского разлива,
Мерцанием звезд сияют небеса.
На алкаша вроде не похож. Челябинские знакомые хоть и пьют, как лошади, стихов своим подругам не читают ни своих, ни чужих.
Гром грянул, когда на стол в папке с тиснеными вензелями лег счет. Цифра приговора была трехзначная – фантастическая сумма по тем временам.
- Чертова столица! В «Интуристе», лучшем кабаке Запорожья, все удовольствие стоило бы максимум «четвертак», - прошептал я, что будем делать с дефолтом?
- Побегу звонить в гостиницу, - тихо ответил Вовка, - только бы массажист был на месте – он дядька денежный, выручит.
Спасение пришло неожиданно.
- Мальчики, не суетитесь, - твердо сказала Люда, - деньги не проблема, сколько не хватает? Да не смущайтесь вы так – все нормально, свои люди.
Девушек явно забавляла растерянность, с которой мы с Вовкой смотрели друг на друга…
В гостиницу мы с Володей вернулись только утром, психологически уже готовые к «пистону». Но, на удивление, все прошло тихо. С одной стороны, начальство в последние дни сборов не стало превращать простительные мужские слабости в злостное нарушение дисциплины и спортивного режима. С другой стороны – в наше отсутствие случилось ЧП покруче. Шестовик из Донецка, взяв несколько уроков каратэ у своего эстонского коллеги, устроил показательную тренировку. И пробил головой гипсовую перегородку между номерами. В водовороте дикого скандала на наши мелкие шалости просто не обратили внимание.
До свидания, Москва, до свидание. Мы еще увидимся.


Мировой рекорд.

А между тем наступил сезон 1977 года. За спиной был багаж огромных тренировочных объемов. Тысячи тонн отягощений, сотни километров прыжков и ускорений по бесконечным песчаным берегам Днепра. В распоряжении спортклуба «ЗТЗ» был стадион, но довоенной постройки, с гаревым покрытием, находившийся в плачевном состоянии. Для подготовки атлетов высокого класса он мало подходил. Впрочем, на тот момент он мало на что годился. Но эти трудности только воодушевляли нашего тренера Василия Ивановича Телегина. Человек он был непростой, с характером крутым и непредсказуемым,но авторитетом пользовался непререкаемым. Отсутствие тренировочной базы с лихвой компенсировалось неистощимостью его выдумок на самые неожиданные упражнения в самых неожиданных местах.
Чего стоит только тот ступор, в который впадали водители тяжело идущих из каменного карьера груженых «Белазов», когда на самом крутом подъеме по широкой бетонной полосе их обгоняли бегущие парни с привязанными к  поясу автомобильными покрышками. И таких тренировочных открытий у Телегина была бездна.
Как-то, уже став мировой знаменитостью, Ященко мне сказал:
- Придет время писать мемуары, назову их так: «Вышли мы все из оврага».
Возможно, мы не блистали отточенной техникой, но прекрасная физическая подготовка была визитной карточкой всех «телегинцев».
Хотя «феномен Ященко» нельзя объяснить только прекрасными физическими данными и отличной подготовкой, а тем, как он эти данные использовал. Умение собираться и настраиваться у него были уникальным. Он не думал ни о зрителях, ни о соперниках, ни о планке, ни о чем. На противников это действовало просто деморализующе. Годом спустя, в Милане, Ященко буквально растоптал сильнейшего на тот сезон немца Байльшмидта, самоуверенного и амбициозного,  как и все немцы. Тот после соревнований в интервью с горечью сказал:
- Что вы хотите? Выиграть у Ященко может только вертолет!
Тогда, в начале сезона 1977 года все отмечали фантастическую готовность Володи. Все ждали…
Но между «может» и «сделал» - дистанция гигантского размера. Шагнуть туда, куда еще никто в мире не забирался – это знаете ли…
Вот так, веря и не веря в чудо, мы проводили Володю в Америку. Телегин остался в спортивном лагере. Сутками не расставался с транзисторным приемником – ждал.
И это произошло! Новость, нет, сенсация о новом мировом рекорде прогремела по всем теле- и радиоканалам. Вовины фотографии были на страницах всех газет. Ажиотаж был неслыханный, как после полета Гагарина. И было от чего. Прыжок в высоту всегда был одним из самых престижных видов не только легкой атлетики, но и спорта вообще.. Борьба с гравитацией всегда волновала воображение народа.
Следует отметить, что последние десятилетия  соперничество именно между американскими и  советскими прыгунами  двигало этот вид вперед. Но после громких побед и рекордов нашего Валерия Брумеля лидерство надолго перешло к американцам. Дуайт Стоунз трижды устанавливал мировой рекорд, довел его до 232 см. Этому рубежу. Казалось. Была уготована долгая жизнь. Ага…
Вовины 233 см на матче СССР-США. Да еще в Ричмонде, да еще 4 июля, в день их независимости прозвучали оглушительной пощечиной американскому высокомерию. В общем, как говорится, вопрос был, кроме всего прочего, еще и политический.
В спортивном лагере Яшка появился в момент, для себя не самый подходящий, в разгар праздника «День Нептуна». И, конечно же, сразу полетел в воду в своих заграничных шмотках. У нас ведь не разбирали – рекордсмен, не рекордсмен. Когда его волокли по песку к Днепру, он умоляюще взглянув на меня (я как раз и был Нептуном), выдавил:
- Воха! В кармане две пачки «Мальборо»!
Но было поздно. Хотя и обидно. Два дня потом сушили размокшее американское курево.
Вечером в неформальной обстановке мы решили отметить «это дело». Телегин не то, чтобы возражал, просто решил закрыть глаза на нарушение спортивного режима. Понимал, сейчас это неизбежно.
Обосновались в лощине недалеко от лагеря, развели костерок. Место уютное, историческое – «Балка Музичина». Лет пятьсот назад собирались казаки, варили кулеш, пели песни. В общем, все одно к одному. Вовка, я и еще два приятеля. Все спортсмены, не новички, мастера спорта. Вместе тренировались, вместе отдыхали. Володин взлет восприняли как нечто само собой разумеющееся. Он ведь действительно был лучшим. Но в наших отношениях это ничего не изменило. Да иначе и быть не могло.
- Ну и как все это Дуайт Стоунз пережил? – начал я.
- Ну как. Телеграмму поздравительную прислал: «Наслаждайся, пока стоит». Как тебе?
- Довольно интимно. А вообще, как впечатление от поездки? Я не о рекорде. Так, в общем…
- Впечатления своеобразные. Странные они какие-то, эти американцы. Представь, стоит у входа на стадион мужик американский, огромный, здоровенный, лоток разложил, значками торгует или меняется.
- Ну и что?
- Я присмотрелся, мужик этот – Макс Уилкинс. Олимпийский чемпион и рекордсмен мира в метании диска.
- Ну и что? У них эти чудачества «хобби» называются. Может, слышал?
- Да я не об этом. Представь у нас такую картинку. А впрочем… Знаете, парни, я у него комсомольский значок на два значка NBA выменял.
- Совсем спятил! Наши «в штатском» пронюхали? Хотя, о чем я спрашиваю, конечно узнали. Ну и что было?
- Смешно получилось. С одной стороны – меня вроде и вжарить надо по полной, а с другой – я мировая знаменитость. Одним словом, пальчиком погрозили.
- Молчи уже. Мировая знаменитость! Когда это их останавливало?



Продолжение следует.


Владимир Артамонов.
2012г.