4. Губернатор Нового света
Силы были неравными и после последней схватки с индейцами мы едва унесли ноги. Для того, чтобы оторваться от погони, туземцев надо было обмануть. Свой отряд я разбил на три группы. Вперёд, по рубленой тропе, я отправил индейцев Урату с мешками, набитыми камнями. За ними с небольшим промежутком во времени пошла охрана, а я с золотом свернул с тропы. Мой расчёт строился на отвлекающем маневре, который должен был мне дать запас времени, чтобы уйти от погони. Никто из шедших впереди даже не подозревал, что идёт на верную смерть. Догадывался только один Эрнесто.
- Я знаю, мы больше никогда не встретимся, - сказал он при расставании, - но я тебя ни в чём не виню, я бы поступил так же. Чему быть, того не миновать, значит, такова моя судьба. На всё воля божья. Я тебя прошу только об одном: отдай причитающуюся мне долю золота моим родным. Скажи им, я честно исполнил свой земной долг и погиб в бою с туземцами. Пусть меня помянут.
Он ни разу не сказал о раненой руке, не пожаловался на свою участь. Как я и предполагал, туземцы кинулись в погоню за беглецами, шедшими по тропе. Группа прикрытия, сколько могла, отбивала их атаки, но перевес был на стороне индейцев. Разделавшись с прикрытием, туземцы стали преследовать носильщиков с золотом. Их догнали только через день, но каково, же было разочарование индейцев, когда они узнали, что обмануты.
А я с горсткой своих людей благополучно ушёл от преследователей и медленно двигался к оставленному судну. Небо, будто отыгрываясь за похищенное золото, послало мне суровое испытание. Все время шли проливные дожди, сельву буквально залило водой, реки вышли из берегов. Поначалу, боясь быть обнаруженным, мы не разжигали костёр, а когда захотели согреться и высушить одежду, уже не смогли. В довершение всех бед, у нас закончилась еда, и мы едва не протянули ноги. В ход пошла какая-то незнакомая мне диковинная живность и растения. Вконец обессиленные, мы чуть не потеряли часть своего бесценного груза. Шедший позади Родриго бросил два мешка с золотом.
- Моя жизнь дороже этого чёртового золота, - кричал он в своё оправдание, когда я узнал о потери. Я не хочу умирать под этими проклятыми мешками. У меня ещё не зажила рана…
Под угрозой расправы ему пришлось вернуться и принести потерянное золото. Для меня это была дневная передышка, а для Родриго и носильщиков – серьёзный урок и дополнительное испытание. Зато больше таких случаев не было, а к дорогой поклаже каждый стал относиться гораздо бережней, чем к себе.
Я всегда верил в свою фортуну и взывал к помощи Бога. Он всё время меня оберегал, помог он и в этот раз. Спустя двадцать один день голодные, изодранные, но живые и с полными мешками золота мы пришли к своему кораблю. Там нас встретила поредевшая корабельная команда, устроившая в нашу честь настоящий салют из всего, что стреляло. Больше никто из моей экспедиции не появился ни через день, ни через неделю. Все до единого пали от стрел индейцев. Вскоре мы обрубили концы, и вышли из бухты Спасения в открытое море…
Голос Иннокентия задрожал, из груди вырвался стон. Чувствовалось, Хименес страдает по погибшим товарищам. Эта беда глубоко запала к его душу и сидела больной занозой, не дававшей покоя.
- Как было положено, из всей добычи первым делом я отложил королевскую пятину, - продолжал Иннокентий. - Такова была доля короля Кастилии, которая по закону отходила в казну. Взамен «кинто реаль» мы получали право на пользование захваченными землями. Оставшееся золото я разделил между всеми. Досталось и не вернувшемуся Эрнесто, хотевшему поддержать своих родных. Недовольных не было, каждый участник экспедиции, получив по тринадцать килограммов золота, несказанно разбогател. С таким состоянием можно было возвращаться домой и браться за любое дело, но никто, кроме меня, об этом даже не помышлял: все хотели большего.
На всякий случай я спрятал своё золото в очень надёжном месте, а долю Эрнесто оставил при себе, рассчитывая при первом же удобном случае переправить в Испанию. Никто об этом не знал, но у меня, на душе всё равно было неспокойно.
Меня всё время терзали мысли о законном решении вопроса по созданию новой колонии. Такое право давал закон моей страны, подписанный королём. И вот, когда мы остановились в подходящем месте, где можно было заложить поселение, я собрал свою команду и сказал:
- Друзья, в соответствии с законом Испании, я объявляю о создании новой колонии Терра Испания. Как в любой колонии, у нас должен быть свой муниципалитет, занимающийся её организацией и обустройством. Пользуясь своими правами, я назначаю в муниципалитет Анхеля Лагоса, Родриго Торреса, Фернандо Дуарте, Диего Ромеро, Антонио Ботелье …
В толпе прошла волна одобрения, а потом, как на большом Совете, все присутствующие захлопали в ладоши. Было видно, они довольны. Когда все успокоились, я строго сказал:
- А теперь я предлагаю выбрать губернатора колонии – того, кто будет достойно служить нашей Испании, приумножать её богатства, способствовать общему делу развития и освоения новых земель и нести ответственность за то, что происходит в колонии. Кроме того, он должен защищать интересы каждого из вас…
Я не успел закончить, как из толпы кто-то громко крикнул:
- Я предлагаю Гаспара Хименеса, он самый достойный из нас.
- Хименеса, Хименеса! - дружно подхватили все. - Других кандидатов тут нет и быть не может, - кричали в толпе. - Гаспар, ты наш губернатор! Мы хотим тебя видеть губернатором Терра Испании.
Я был взволнован не меньше своего окружения и, когда страсти немного улеглись, взял слово.
- Благодарю, друзья мои, вы оказали мне огромную честь! Я польщён вашим доверием и постараюсь его оправдать.
Воцарилась тишина, стало слышно, как шумит морской прибой да кричат вечно голодные чайки, кружившие над заливом. Взгляды всех присутствующих были прикованы ко мне.
- Таким образом, по решению муниципалитета губернатором колонии стал Гаспар Хосе Хименес Домингес, - объявил я о своей победе. - Итак, друзья, прошу любить и жаловать: генерал-капитан колонии Терра Испания Гаспар Хименес, - показал я на себя. – Отныне, я, как губернатор, повинуюсь только королю Испании и господу Богу. Я клянусь служить Отечеству, не жалея своих сил, честно исполнять свой долг и возложенные на меня обязанности. Обещаю до конца своих дней быть верным данной присяге.
Всеобщей радости не было предела. Меня по-дружески хлопали по плечу, обнимали и даже намяли бока, а кто-то на радостях даже дал подзатыльника. Словом, это было настоящее торжество, устроенное в мою честь. Когда толпа стихла, меня еле слышно меня спросил Родриго:
- А как же с королевской грамотой? Без этого документа нельзя быть губернатором. Это пахнет самоуправством и даже самозахватом королевской собственности.
Это, действительно, был очень важный и больной для меня вопрос. Только по указу короля можно было стать губернатором новых земель.
- Друзья мои, - успокоив своих соратников, сказал я как можно громче, чтобы услышали все, - я хочу пролить свет на один очень важный вопрос, не терпящий отлагательств – это королевская охранная грамота на право управления новыми землями. У меня её нет. И нет только потому, что прямо сейчас я не могу попасть на приём к королю. Но я надеюсь, что охранную грамоту я получу при встрече с его Высочеством в Испании. А сейчас мы составим свой документ, в котором укажем, что по вашему велению я стал исполнять обязанности губернатора колонии Терра Испания. Я думаю, вы меня поддержите.
Гул одобрения прокатился в толпе. Возражавших не было, каждый в этом видел простую формальность, не стоившую выеденного яйца. Но все ошибались, ибо в дальнейшем даже этот документ не смог меня спасти от нападок представителей власти.
- Я собираюсь в Испанию через три месяца, - обращаясь ко всем, сказал я, - пройдет сезон штормов, установится хорошая погода, и тогда можно будет встать на крыло.
Однако события складывались так, что попасть на родину мне не удалось ни через три месяца, ни позже. Неожиданно, как нередко бывает, когда ты стремишься к чему-то очень важному, меня остановили. Из Сан-Диего к нам пожаловали три испанских судна. На борту «Святой Магдалены», самой большой каравеллы со святой Магдаленой на носу, прибыла королевская комиссия по покорённым территориям. В её ведение входила проверка освоенных земель, приписанных отныне к владениям Испанского королевства. И, конечно, пройти мимо созданной мною колонии комиссия не могла.
Во главе этой важной королевской комиссии стоял Хуан Мануэль Педро Мартинес Оливера – адмирал флота, высокий худощавый человек с орлиным носом и мутными глазами. Сзади его длинные волосы были связаны в тугой пучок, похожий на девичью косу. Вид Мартинеса выражал решительность и спокойствие - качества, которые обычно не уживаются рядом, но у него они мирно сосуществовали.
Адмирал привык, что перед ним все ходят по струнке и раскланиваются при появлении. Мартинес был человеком честолюбивым и жадным, а ещё неудачником по жизни, виной чему была разгульная жизнь, которую он вёл с молодости. За долгие годы, проведённые на королевской службе, он не заработал сколько-нибудь приличного состояния, и к своим пятидесяти семи годам оставался бедным, как церковная мышь. Адмирал хорошо понимал, что сейчас у него появился великолепный шанс поправить своё материальное положение.
Мои бесспорные успехи в завоевании новых земель возбуждали у него зависть и ненависть ко мне. В то же время адмирал Мартинес увидел в моём лице источник наживы, возможность за мой счёт набить свои карманы. Он мог стать губернатором моей колонии и забрать у меня золото. Для этого нужно было совсем немного: применить свою природную хитрость и изворотливость, чем с избытком его наградила природа.
Холодный пристальный взгляд адмирала вызывал у меня тревогу, глубоко засевшую в душу. Я сосредоточенно обдумывал сложившееся положение, но не терял присутствия духа.
- У вас нет королевского патента на завоевание новых земель, - сказал он при очередной встрече. – Это серьёзное нарушение закона нашего королевства.
- Вот он, - показал я документ, предусмотрительно взятый с собой. – К тому же я внёс в казну пятую часть добычи, и теперь имею право на пользование этими землями.
В мутно-серых глазах Мартинеса блеснули злые огоньки. Такого хода он от меня не ожидал. Почему-то глава комиссии был уверен, что патента у меня нет, и на этом собирался строить своё обвинение.
- Про королевскую пятину я ничего не знаю, а вот в патенте не указано, о каких именно землях идёт речь, - внимательно посмотрев документ, с вызовом бросил адмирал. - Кроме того, этот патент составлен не по форме, принятой в нашем королевстве. Всё это вместе взятое даёт мне основание признать сей документ недействительным, а вас, Хименес, особо опасной персоной, уличённой в подделке королевских бумаг и самовольном захвате новых земель.
Волна недовольства прошла среди моих сторонников, пришедших вместе со мной на корабль к Мартинесу. Все были возмущены поведением королевского чиновника, нагло оговорившего меня. Адмирал, не выдержав, со злостью закричал:
- Молчать…
В каюте загудели, и вместо тишины, к которой он призывал, послышались недовольные возгласы. Когда установилась тишина, я, обращаясь к Мартинесу, сказал:
- Как вы себе представляете, уважаемый председатель комиссии, можно было знать наперёд о том, что меня ждёт по ту сторону океана, когда ни я сам, ни кто-либо другой этих мест никогда не видел? Никто из моих соотечественников здесь никогда не был.
Лицо адмирала залила краска, но он быстро овладел собой и с гневом в голосе бросил:
- Я никак себе этого не представляю. Я знаю только одно: ваш документ незаконный, а приведённые оправдания совершенно беспочвенны. И вообще, мы ведём бессмысленный разговор, который надо заканчивать.
- Но позвольте…
- Никаких «но».
Возмущённая толпа стала напирать на Мартинеса и его окружение. Ещё секунда их бы раздавили, как ползучих гадов. Но тут я совершил досадную ошибку. Наверное, это был самый главный в моей жизни просчёт - просчёт, стоивший мне карьеры. Вместо того чтобы поддержать и возглавить своих сторонников, я сказал, чтобы они отступили назад и больше не приближались к королевской комиссии. Я, воспитанный в добропорядочной семье, был приверженцем закона. Но как же я заблуждался, как я был наивен!
Из груди Иннокентия вырвался стон. Он чуть не зарыдал от отчаяния. Такие промашки острее всего ощущаются задним умом.
- А где ваша лицензия на торговлю с туземцами? – с издёвкой в голосе сказал адмирал. Увидев, что угроза миновала, он стал ещё наглее. – Её нет или, может, она так же, как королевский патент, составлена не по форме. Что, впрочем, всё равно, - добавил он с ехидством.
Я видел, как Фернандо сжимал свои огромные кулаки, готовый их обрушить на главу королевской комиссии, слышал, как скрежетал зубами Диего. Они только ждали моей команды, а я молчал.
Иннокентий лежал весь в поту. Было видно, воспоминания из прошлой жизни забрали много сил. Его речь стала прерывистой, временами он останавливался, а потом вообще замолчал. Из его груди послышался тяжёлый хрип. Катя испуганно забегала вокруг парня.
- Таким образом, я могу констатировать, что вы нарушили многие законы королевства и являетесь разрушителем устоев нашего общества, - изображая Мартинеса, придя в себя, заговорил Иннокентий. - Вы обвиняетесь в злоупотреблениях и незаконной торговле с индейцами без лицензии.
Обвинение, которое мне предъявила комиссия, было серьёзным, но совершенно безосновательным. Патент у меня был, никого я не обманывал, а что касается торговли, то, как было принято, она велась для того, чтобы прокормить свою экспедицию. Это хорошо знал глава королевской комиссии. Прикрываясь высокими полномочиями, он делал своё чёрное дело.
Адмирал понимал, что достоверней выглядело бы обвинение, построенное на доносах членов моей команды, которые были бы не согласны с действиями Гаспара Хименеса, незаконно присвоившего себе власть. Однако их не было. А раз таковых нет, значит, как решил Хуан Мануэль Мартинес, их нужно было найти.
Перебрав всех моих людей, он остановился на самом слабом, который, как он определил, руководствуясь своим жизненным опытом, лучше всех подходил для этой роли. Им оказался кто-то близко знавший меня.
Поначалу тот, видимо, отказывался, боясь заслуженного гнева своих товарищей, однако, купленный на жирную наживку, согласился. Так появился анонимный донос на губернатора колонии Терра Испания Гаспара Хименеса, присвоившего себе часть захваченного у индейцев золота и незаконно ставшего губернатором. На основании этого доноса мне было предъявлено официальное обвинение.
«Что говорить обо мне, простом смертном, - думал я, узнав об этой фальшивке, - когда даже самого Кристобаля Колона, открывшего Новый Свет, завистники обвинили в злоупотреблениях. Его арестовали и, как опасного узника, в цепях перевезли через океан в Испанию. А тут мне дорога одна - под топор палача…»
Оправдать меня мог только Королевский суд, а так как его здесь не было, то исход дела казался предрешённым.
«Меня разжалуют, - думал я, предвидя самое худшее, - а всё нажитое состояние конфискуют в пользу короля. Только забирать у меня нечего, - пытался я себя успокоить. – Я скажу, что свою долю принёс в жертву морю. Мне, конечно, никто не поверит, - сделал я предположение. - Ну и что – золота-то у меня нет. А поверят или нет, это их дело».
Но у меня ещё было золото Эрнесто, которое Мартинес мог присвоить. С ним надо было что-то делать, и я решил: его надо также спрятать.
Несколько дней на душе у меня было неспокойно. Предчувствия чего-то необъяснимого не давали сосредоточиться и сделать решительный шаг. Я будто ждал команды свыше. В какой-то момент мне привиделся спрут, протянувший ко мне свои длинные щупальца. Я дёрнулся в сторону, пытаясь убежать, но он меня схватил…
Поздно ночью я вышел из дома с мешком золота. Светила луна, а небо было таким звёздным, как будто все звёзды пожаловали ко мне на глаза. Я даже рассмотрел Большую медведицу и Млечный Путь. Звёзды покровительствовали мне, желая удачи. Вокруг стояла необычная тишина и от этого на душе стало тревожно. Было слышно, как громко бьётся мое сердце, как его стук отдаётся в висках. Неожиданно я услышал крик ночной птицы, от страха у меня перехватило дыхание, закололо в груди, мешок чуть не выпал из рук. Однажды, когда я был маленьким, меня сильно напугали, и я даже стал заикаться, но тот детский страх всё равно не шёл в сравнение с тем, что я испытал в ту злополучную ночь. Я хотел вернуться назад, однако переборола боязнь за судьбу золота. Поддавшись этому чувству, я пошёл дальше.
Воздух был насыщен запахом цветущих растений, затерявшихся в кронах деревьев. Над головой вились тысячи мошек, стрекотали цикады. Повсюду была жизнь, которую я ощущал всем своим телом. Парусиновый мешок приятно оттягивал мою руку, и должен бы меня радовать - ведь я наконец-то от него освобождаюсь. На время я снимал с себя ответственность перед Эрнесто. Я успел пройти не более пятидесяти шагов, как обо что-то споткнулся, мешок отлетел в сторону…
Неожиданно голос Иннокентия задрожал, он замолчал. Лицо молодого человека побелело, тело задёргалось в судорогах. Катя, схватившись за телефон, стала вызывать скорую помощь. Пока она говорила симптомы больного и называла адрес, Иннокентий снова заговорил:
- Боль пронзила моё тело, я повалился на землю. Падая, я увидел окровавленный нож, мелькнувший в лунном свете. Нож был до боли знакомым, но кому он принадлежал, вспомнить не мог. Больше я ничего не запомнил. Душа покинула моё бездыханное тело, и только через мгновенье до меня дошло: я мёртв. О, ужас, меня убили! Я мёртвый! Но кто же меня убил, за что лишил жизни? – спрашивал Хименес голосом Иннокентия. - Кому я помешал? Наверное, Мартинесу? – сказал он тотчас. – Но зачем меня убивать, что я сделал плохого? Ему надо было немного потерпеть, и всё моё состояние и так бы перешло в его руки. Нет, это не он, это кто-то другой, - говорил Хименес. - Во всём виновато это проклятое золото индейцев. Кто-то позарился на чужое добро. Да будь ты проклят, убийца! Да пусть покарает тебя Господь!
Как от сильной боли Иннокентий, схватившись за голову, заметался по дивану и в какое-то мгновение провалился в бездну. В это время он ощутил необычное состояние: увидел невидимое. То, о чём он только подумал, возникало перед его глазами и, получая продолжение, развивалось во времени.
- Ко мне пришло необычное прозрение, - произнёс он во сне, - это нечто необъяснимое. У меня открылся канал, по которому приходит информация извне. Сейчас, как наяву, я вижу лист чистой бумаги, по которому скользит перо, зажатое в чьей-то сильной руке. Этот кто-то сочиняет донос на Гаспара Хименеса.
«Хименес утаил от казны часть добытого золота, - пишет он на листе чистой бумаги, - и, подговорив муниципалитет, стал губернатором, не имея на то королевских полномочий…»
Но почему же я не вижу его лица, кто это? - терялся Иннокентий в догадках. – Перед глазами только это подлый донос, в котором Гаспара обвиняют во всех смертных грехах. Конечно, бумага всё стерпит. Ага, вот, наконец-то, я увидел этого негодяя. Это же, это...
Язык не поворачивался назвать его имя. От увиденного у Иннокентия перехватило дыхание, спазм подошёл к горлу, захотелось пить.
- Ну, говори же ты, говори! Иннокентий, ну давай, - торопил его Хименес. - Что же ты молчишь, чего испугался? Любая правда, лучше самой красивой лжи. – И, переборов себя, Иннокентий с трудом произнёс. - Это Родриго Торрес, твой друг, Гаспар. - От услышанного Хименес чуть не заплакал. – Родриго, опомнись, ты что делаешь? – закричал он. - Зачем тебе это? Ты меня предаешь, Родриго…
Иннокентий тяжело задышал, как после тяжёлой ходьбы, началась одышка, судорожно задёргалась голова. Нервное напряжение достигло вершины и, казалось, сейчас он не выдержит, остановится сердце. А между тем перед его глазами появилась другая картина, которой он совсем не ждал.
Звёздная ночь, светит луна, Гаспар с мешком идёт по тропинке, а за деревом с ножом в руке притаился Родриго. Возле него он споткнулся и тот ножом ударил его в спину. Хименес повалился на землю. Родриго повернул его голову к себе и, убедившись, что тот мёртв, забрал мешок с золотом и снял золотой крест.
Иннокентий тяжело вздохнул, страх сковал всё его тело. На лбу снова выступила испарина.
- Да, тяжело сознавать, что земная жизнь для тебя закончилась так рано, - сказал Хименес. - Судьба и Бог в этот раз отвернулись от меня.
Голос Иннокентия задрожал, он резко проснулся весь в поту.