"Я ИЗ "ТРЕТЬЕГО СОСЛОВИЯ " СТРАНЫ СОВЕТОВ"
( автобиографическая повесть)
ГЛАВА 12. МИНИСТЕРСТВО МЕЛИОРАЦИИ: ТИПИЧНЫЙ "КЛАН МАСОНСТВА» В МОСКВЕ.
В Москву возвратился к первомайским праздникам, которые ещё посвящались солидарности трудящихся и в первую очередь – пролетариата всех стран мира. В Союзгипроводхозе мою кубинскую миссию высоко оценили, особенно когда вернулся вслед за мной « главный»,
но в нашем отделении по изысканиям ни директор Ядков, который прилетал меня уговаривать, ни мой начальник отдела ( и по совместительству секретарь партийной организации), моего присутствия не замечали, а уж поздравить ( или извиниться) – и подавно не торопились.
Группе сотрудников , считавших несправедливостью мою командировку, вернули документы по ростовскому объекту, пролежавшие без движения 5 месяцев. Перед отъездом в Ростов для завершения прерванных работ по «Прогнозу…» я зашёл к Главному инженеру этого проекта для уточнения ситуации за время моего отсутствия.
Ничего не изменилось, если не считать появления слухов о том, что ис следования по этому проекту доверили не тому, кому надо было, а кому – не уточнили. Опять «подковёрные» интриги каких – то новых врагов или завистников.
А чему завидовать: моей «высокой» служебной должности старшего инженера и « большой» зарплате? В Ростов я приехал и зашёл в Южгипроводхоз – колыбель моей карьеры и диссертации. Сразу эта весть разнеслась по этажам и отделам. Сбежались с расспросами и просьбами – взять их на Кубу. Наивные ребята – провинциалы!
Они думают, что я делал два контракта и буду теперь набирать исполнителей. Интриги за право поехать, да ещё по двум объектам на три года, обязательно будут, но на уровне начальников отделов, администрации института и даже Министерства.
Ещё в 1960 году, улетая в Сирию, я знал, что специалистов еврейской национальности в страны арабского мира исламского вероисповедания – не оформлять! Поэтому на Кубу для них двери будут открыты настежь. Так это и произошло.
В станицу Самарскую я взял только прежнего сотрудника отдела, нанял рабочих на буровые работы и завершил программу исследований до наступления холодов. Вернулся в Москву, сдал образцы грунтов и грунтовых вод на анализ в химическую лабораторию и занялся обработкой полевого материала,
лабораторных анализов, гидрогеологических и гидрохимических данных, графических и текстовых материалов – всё продолжалось почти до весны 1988 года. После этого на Техническом совете Союзгипроводхоза будут заслушивать мой доклад, прежде чем его пошлют на министерскую экспертизу.
Это серьёзная перспектива «стать мальчиком для битья». Вот тогда узнал, кто «копает» под меня – Маргулис. Видно, хорошо запомнил в 1959 году 25- летнего провинциального мальчишку из Ростова, которого не хотел допустить к работам за границу, в Сирию.
Когда весь материал по ростовскому объекту был оформлен, я опять пришёл к Главному инженеру по поводу тактики и стратегии в ближайшем будущем. Если на Техсовете будут критиковать меня, то ругать будут «Главного»:
зачем он выбрал из всего институтского коллектива меня для работы по проекту? Надо искать рецензента с очень высоким статусом и авторитетом, который входит в состав Всесоюзный экспертной комиссии по Проектам Минводхоза СССР.
Список экспертов «главный» без усилий представил мне и там я нашёл профессора Минашину Н.Г. Это была надежда на успех. С ней я познакомился на Всесоюзном совещании в эстонском городе Тарту в 1966 году, когда метался в поисках диссертационной темы.
Институт, где она работала, я знал и там бывал неоднократно. Повода для визита мне искать не надо, а откровенный разговор упростит взаимоотношения и вызовет доверие. Когда дома мысленно «проигрывал» визит, неожиданно вспомнил, что у меня без пользы лежит материал по Донбассу, который я собирал для докторской диссертации.
Этот, невостребованный для научного анализа картографический материал по засолению почвогрунтов и минерализации грунтовых вод, я и преподнесу в подарок Минашиной.
В Почвенном институте, где Минашина руководила отделом, мне повезло застать её на месте. Зная, что она эксперт по проектам Минводхоза СССР, я сразу представился, изложил суть дела и получил её согласие на экспертизу. После этого предложил материал по Донбассу. Минашина, бегло просмотрев, обрадовалась тому, что что такого ценного материала больше ни у кого нет.
Если этот эксперт даст положительную оценку на мою работу, то я выиграю сражение ещё до наступления битвы, то есть, до заслушивания доклада на Техсовете института. Когда получил рецензию Минашиной, пришёл поздравить «главного» с победой. Теперь можно назначать Техсовет, не боясь любой критики.
На заседание Техсовета собралось всё административно – научно – техническое общество. Я в первый раз увидел здесь всех, кого знал в лицо или по фамилиям и кого вообще не предполагал здесь встретить.
Когда закончил своё выступление и ответил на ряд вопросов, несколько человек выступили с оценкой выполненной работы, и в том числе начальник контракта по провинции Гуантонамо. Техсовет единогласно утвердил мою работу с положительной оценкой.
Теперь я был неуязвим для любых завистников и злопыхателей, и мог приступить к подготовке трёхлетней работы на Кубе, которую мне обещали с гарантией неоднократно. Жена и сын уже поверили в эту перспективу. Я перед отъездом из Гаваны заходил в русскую школу при Посольстве и беседовал с директором о своём сыне.
Теперь в институте я разговорился с сослуживцем о работе на Кубе, а он ответил: « Твоей фамилии в списке нет».- « Как это нет, когда я сам готовил контракты для работы?» На всякий случай решил проверить и пошёл к директору.
Он что-то писал и отвлёкся, когда я подошёл к столу: « Владимир Борисович, в чём дело?» - « Что такое?» - он взглянул на меня и стал в ящиках стола что-то искать. «Вы забыли, что говорили мне, когда упрашивали остаться на Кубе…»- сказал я и напомнил ему его же слова.
Директор стал объяснять, что меня надо направить за границу в Южный Йемен – Народно-демократическую республику, где работа с контрактом серьёзнее, чем на Кубе. Надо там подготовить такую же программу, а доверить это можно только мне.
Володя Калашников берёт на Кубу вместо меня своего ташкентского сослуживца…
Зарплата в Йемене выше… в долларах… И этот сюрприз я должен узнавать при таких обстоятельствах, а если бы я не пришёл, то и новости бы не дождался? Что же я скажу теперь дома?
Будет опять выезд группы экспертов – одиночек, а это значит жизнь по принципу общежития и интриг, как всегда. Дома попытался объяснить, что поездка не отменяется, а откладывается на год.
Я ещё не знал о совершённой поездке в Йемен директора и начальника нашего отдела в момент моего пребывания на Кубе. И что эти начальники могли в Йемене делать – пить английский джин и купаться в Индийском океане?
В нашем отделе «Мелиоративного почвоведения и гидрогеологии» было наполовину пусто: кто в отпуске, кто в командировке, экспедиции или за границей – в Сирии, Ираке или Замбии. Начальник почти не бывает на месте, а если и сидит, то, как правило, в подпитии.
Прошла повальная переаттестация ( как в Ростове, в далеком прошлом), только здесь мне не объявляли, чего я стою, и не спрашивали моего согласия – повысили в должности до ведущего инженера и добавили 10 рублей к зарплате. Это была явная насмешка держать меня в «черном теле».
В институте я проработал четыре года и убедил в недооценке моих знаний и опыта, но вакантную должность главного специалиста начальник мне упорно не давал. Если поездка в Йемен состоится, то я опять буду экспертом низкого сорта, по сравнению с другими коллегами, и найдутся другие узбеки меня поучать и свою мораль навязывать.
В коллективе геологов и гидрогеологов был инженер, как и я - кандидат наук. Он иногда заходил, от безделья , ко мне в комнату, и мы с ним беседовали на любые темы, поскольку в стране «перестройка –расстройка».
Однако другие сотрудники так с ним не откровенничали и даже избегали общения. Я это заметил и полюбопытствовал: что это за тип – гигант, выше двух метров и крепкого телосложения? И мне рассказали его любопытную историю.
Имя его – Юра, а по институтскому прозвищу: «Ботва» -биологическое определение надземной части корнеплодов овощных культур ( картофель, морковь, репа, брюква и другие),не подлежащих употреблению в пищу человеком.
Юра – сын известного академика-геолога, у которого большие связи в высших сферах и партийных органах страны. Сын работал в «Союзгипроводхозе» и не проявлял усердия: его переводили из одного отдела в другой, но пользы от этого не было и его уволили.
Сын пожаловался отцу, а академик пожаловался в ЦК КПСС, директора «Союзгипроводхоза» вызвали на ковер в ЦК. После этого собеседования директор этого института выбежал оттуда и стал искать Юру, чтобы вновь его взять на работу.
С тех пор Юра в «Союзгипроводхозе» - личность неприкасаемая. Он хорошо знал корпоративную и клановую структуру всех должностных лиц и начальников в институте, а нашего начальника и, по совместительству, секретаря парторганизации, знал, как алкоголика.
О нем в этой встрече и был у меня разговор с Юрой. Он предложил написать в дирекцию докладную записку о профессиональной непригодности начальника и предложить его переизбрание на общем собрании отдела.
Сказано -- сделано. Мы написали и Юра отнес докладную записку в секретариат директора. О наших заявлениях узнал весь институт, и меня предупредили о времени и месте обсуждения наших заявлений. За полчаса до начала совещания начали съезжаться чиновники высокого ранга и партийные «бонзы», с которыми ранее мне не приходилось встречаться.
Приехали и геологи из другого отдела, с которыми я работал в Сирии. Они подбадривали меня, всю вину этого чрезвычайного происшествия перекладывали на «Ботву» - а он- то и не приехал. Не было и нашего начальника – «именинника» этого праздника.
Я начал нервничать, и геологи дали мне какие-то таблетки. Теперь ситуация складывалась не в мою пользу : одна «овца» среди «волков».
Меня пригласили на собеседование, я сел на стул, а напротив на меня с удивлением и любопытством смотрели 10-12 пар глаз. Пауза длилась 2-3 минуты, затем ко мне пошли вопросы: простые и провокационные. Я обдумывал, на какие отвечать а на какие молчать.
На меня не кричали, не угрожали, не хвалили , не стыдили. Прежде чем начать это это публичное знакомство, моё «дело» тщательно изучили, навели справки, вплоть до 1960 года, ведь не случайно сюда пригласили ребят из далёкого прошлого.
А "Ботва" и не собирался участвовать в этом «спектакле»- ему нужен был только скандал, где он будет выглядеть главным фигурантом. Меня спросили: почему я подал «жалобу» на своего начальника вместе с "Ботвой"? Я ответил, что это случайное совпадение.
Дурацкий вопрос – дурацкий ответ. На меня начали действовать таблетки, которых я проглотил 5 штук: ответы на вопросы стал давать после длительных пауз, затем замолчал, встал, извинился и вышел. Что происходило дальше и как добрался домой в Одинцово, не помню.
За этим событием следил весь институт. Принято было решение провести перевыборы тайным голосованием о снятии с должности начальника. Не видать мне Йемена как своих ушей. Мне оставалось до пенсии 8 лет, и их мне надо отработать независимо от того, поеду я за границу или нет.
Поскольку я написал заявление на замену начальника, то надо предложить другую кандидатуру. Я поехал к Стасу в Министерство геологии, где он работал в управлении по кадрам. Он хорошо разбирался в делах и партийных интригах, выслушал меня и отказался от предложения.
Выборы состоялись в намеченный день, и расклад «за» и «нет» получился одинаковый. Когда я просмотрел протокол голосования, то перевес был в один голос «за» ( в пользу начальника), то есть он сам себя оставил в должности. Имел ли он право за себя голосовать?
Давая оценку этому референдуму, дирекция убедилась: голоса за перемену – это откровенное желание, а остальные – трусы, подхалимы и интриганы. Всё осталось по-старому, моя должность – тоже. Теперь мне надо было вести себя осторожно – не давать повода для компромата.
Моя будничная работа в это время не была ответственной и продолжительной. В начале 1989 года в кулуарах Союзгипроводхоза повторно пошли разговоры о Южном Йемене, но подробности я не знал. Прошло около месяца, и вдруг меня вызывают в главное здание института для встречи с начальником контракта по Йемену – Четалбашеву.
По внешности и фамилии – представитель какой-то кавказской республики - рассматривал меня с нескрываемой неприязнью. Надо было понимать, что на меня у него полная информация неблаговидного содержания. Я выслушал: цель командировки, фамилию Главного инженера проекта, количественный состав специалистов и их специализация.
Вышел из кабинета с предубеждением, что от поездки хороших впечатлений ждать не придётся. От меня в институте хотят временно избавиться, чтобы не остался наш альянс с Ботвой, а в командировке я выполню программное задание в работе по контракту.
До отъезда оставалось два месяца, за это время мне придётся собрать обширный материал по тропической зоне Ближнего Востока, с ярко выраженным аридным климатом и пустынным ландшафтом. Последний раз в пустыне я обитал 14 лет назад, в Сахаре, хоть и на Африканском континенте, но не в тропическом климате.
Здесь не происходит большого перепада сезонных и суточных температур. Самым сложным для меня в новом контракте – технология выращивания культуры кофе, знаменитого сорта «арабика».На Кубе я не встречал плантаций этой культуры, да и в материалах завершённом недавно контракте я не встретил упоминание о кофе.
В нашем продовольственном пайке был установлен магазином лимит на кофе. Мы выкупали месячную норму и складывали пакетики в чемоданы и как сувениры берегли до отъезда домой. Я обратил внимание, что кубинцы выпрашивали у нас продукты, в том числе и кофе натуральный, а им в магазине продавали такие же пакетики кофе с примесью гороховой пудры.
Мировыми производителями кофе считаются Бразилия, Юго-Восточная Азия и острова Тихого океана. Кофе «арабика» выращивают и в Северном Йемене, но эта горная страна была вне сферы наших политических и экономических контактов.
Копаясь в литературе, я наткнулся на фамилию профессора, который преподаёт в Московском университете Дружбы Народов. Я приложил усилия, чтобы с ним встретиться.
Он специалист по тропическим культурам, однако про кофе ничего толком не сказал, лишь сообщил, что собирается приехать в Йемен по приглашению своего аспиранта, и я договорился с ним встретиться в столице – Адене. Теперь мне осталось только ждать отъезда за границу.
А в Стране Советов с 1985 года происходили метаморфозы в экономике, во внешней и внутренней политике, в структуре и механизме высших и местных органов власти.Одряхлевшее Политбюро не в состоянии контролировать деятельность министерств, ведомств, ведущих предприятий.
Всё перепуталось: кто у кого в подчинении, кто за что отвечает, кто кем командует. На политическом олимпе появился новый небожитель – М.С. Горбачёв. Как и большинство членов ЦК и Политбюро, он прошёл школу и практику партийного Функционера и в итоге стал удельным князем Ставропольского края, то есть Первым секретарём крайкома партии, со свойственными этому статусу имиджем и интеллектом.
Только в отличие от таких же предшественников, которые попадали в Кремль и приспосабливались к уже отлаженной партийно-государственной системе, Горбачёв захотел или был вынужден внести изменения.
На волне всевластия, амбициоза и популизма, без опыта управления огромной империей социализма, невозможно с интеллектом провинциала в одночасье разработать стратегию коренных реформ государственной системы. О его замыслах не знали ни члены Политбюро, ни члены Совета Безопасности, ни ближайшие соратники.
Уже всем властным структурам и народу было ясно, что к середине 1990 –х годов производственные мощности исчерпали свой потенциал, спровоцированная ведущими капиталистическими странами гонка вооружений подвела экономику Страны Советов к критической точке:
80% промышленного производства работали на вооружение, чтобы с охранить статус великой державы, а остальные промышленные мощности устарелых послевоенных технологий были не в состоянии обеспечить рост производства.
Этот контраст ярко высветился на фоне быстрого индустриального развития передовых держав капиталистического мира. Иллюзия экономического благоденствия «застойного» периода исчезла, когда государственная казна пополнялась за счёт распродажи природных ресурсов
( нефти, газа, золота, алмазов, цветных металлов и лесных ресурсов), резко изменилась политическая обстановка в стране. Заявленная программа «перестройки» политической и экономической системы буксировала.
В своём докладе по случаю 70-летия Октябрьской революции М.С.Горбачёв давал оптимистические прогнозы: « КПСС не сомневается в будущем коммунистического движения – носителя альтернативы капитализму.
Мы идём к новому миру – коммунизма. С этого пути мы не свернём никогда». Однако через 4 года не стало ни Советского Союза, ни социализма, и тем более – коммунизма.