Осенняя рапсодия

               

                Интродукция

         Павел появился в ресторане в самый разгар банкета. Целый день он готовился к проведению завтрашнего эксперимента в закрытой лаборатории за городом. Он устал и долго засиживаться здесь не собирался. Его сослуживцы были уже заметно навеселе; кто–то танцевал под джазовые ритмы, кто–то оживленно беседовал за столиками. Павел искал глазами Элю, но что-то не находил. С августа прошлого года она работала в его отделе младшим научным сотрудником после окончания физфака университета. Ещё раз оглядев¬шись, он заметил её в конце зала и помахал приветственно рукой. Она незамедлительно подошла к нему.
– Здравствуй, дорогая! Как тут дела?! Весело?! Как всё прошло?
– Да, в общем, хорошо! Пойдём к столику, я тебе место оставила! Знала, что придёшь!
– Только не долго! Завтра ответственный эксперимент, а я устал.
Эля кивнула, и они, лавируя между танцующими парами, направились к столику. Все любезно поздоровались, и, сидящий во главе стола, Семён Семёнович на¬лил ему бокал вина. Павел сел рядом с Элей.
– Давайте выпьем, Павел Петрович, за юбилей! – сказал он хмельным голо¬сом и поднял свой бокал.
Они выпили. Эля подвинула ему тарелку с салатом.
– Наверное не ел ничего? – спросила она.
– Да! А как ты догадалась.
– По глазам видно!
Он начал аппетитно закусывать.
– Да, совсем забыла, – сказала Эля вполголоса, – тебе тут горячий привет передавали! Да, да, именно горячий привет.
– Кто же? – поинтересовался Павел, работая челюстями, – уж не Круглик случайно? Всё никак не могу его застать…
– Нет… Я её сразу не узнала, – ответила Эля, глядя на него в упор, – а потом вспомнила! Что у тебя с ней?
– С кем? – изумился Павел, продолжая жевать.
– А то не знаешь?! С этой пианисткой из театра? С той, что вчера на концерте за роялем сидела! – ответила Эля язвительно, а затем уже жалобно продолжила, – Ведь она уже старая, а Паш…
– С чего, ты, взяла?
– Что старая?
– Нет, что что-то есть?
– Сердце подсказало.
– Не выдумывай… Просто старая знакомая и всё….
– И всё?...
– И всё.
– Смотри мне, – и Эля шутливо погрозила пальцем…

                1-я цифра

       Аплодисменты долго не смолкали. По широкому проходу к сцене с громадными букетами стремились люди. У некоторых на глазах в лучах рампы блестели слёзы. Певица, принимая цветы из рук слушателей, манерно раскланивалась, прижимая руки к груди…
У рояля сидела она. Она – это пианисточка. Так за глаза называли её в театре. Пианисточка знала об этом и не противилась, не сопротивлялась. Сегодня она страшно устала. Этот сумасшедший концерт – авторский вечер местной знаменитости с каларатурным сопрано вместо полутора чаcов продлился больше двух. Певица бисиро¬вала, и ей, пианисточке, приходилось по два, а то и по три раза повторять свои партии аккомпанемента. Делала она это без желания, скорее по инерции, ловя иногда на себе укоризненный взгляд Виолетты Петровны. И сейчас после последних аккордов пианисточка отвлеченно смотрела в зал. В зале дали полный свет, и её взгляд неторопливо скользил по лицам зрителей партера. Они её раздражали. Настроение с утра было совсем ни к чёрту. Она равнодушно взирала на разодетых в богатые вечерние туалеты и увешенных драгоценностями дам и их спутников в строгих костюмах  и белых рубашках. Вдруг взгляд будто бы споткнулся, упершись в него, точнее не в него, а в его соседку слева. Это продлилось всего мгновенье, но она сразу всё поняла. «С кем это он?» – мелькнуло у пианисточки в голове, но рассмотреть спутницу Павла она не успела – какая-то тучная дама, аплодируя, поднялась с кресла и скрыла незна¬комку. Голова у пианисточки закружилась, в висках закололо. Но тут ведущая вечера в последний раз объявила участников творческого вечера, назвав и её фамилию. Она скорее машинально, чем осознанно встала у рояля и поклонилась. Занавес опустился. Пианисточка сжала виски длинными тонкими пальцами и, закрыв глаза, замерла.
– Милочка, Вам, что плохо? – голос певицы вывел её из оцепенения, – Вот возьмите, это Вам, – и она вручила пианисточке несколько благоухающих свёртков, приветливо улыбаясь, – Что-то Вы сегодня не в духе…
– Ничего страшного, Виолетта Петровна, просто устала, – пробормотала она, а потом добавила уже бодрее, – а Вы сегодня прямо в ударе были!
– Ну, что, Вы, милочка! Я сегодня как раз не в голосе была, – несколько жеманно возразила певица, – Ну, что пойдёмте, милочка, пора!
И она устремилась за кулисы, где её уже ожидала толпа поклонников. «Сейчас на банкет поедет», – подумала пианисточка с досадой, – «А меня даже не пригласила». И она вспомнила свой первый сольный концерт в филармонии. Хотя честно говоря, ей сейчас больше всего хотелось домой. «Ну, так, хотя бы для приличия» – подумала она уже спокойнее. Тем временем рабочие убрали микрофоны, стол с канделябром, откатили за задник рояль, вручив растерявшейся пианисточке её ноты. Вот так с охапкой цветов и нотами она поплелась в свою гримёрку, думая о незнакомке. В гримёрке, бухнувшись в кресло перед столиком с зеркалом, включила обе лампы по его бокам. Потом посмотрела на своё отражение – из зеркала на пианисточку смотрело миловидное личико с большими, слегка раскосыми глазами. Лёгкие тени под ними проступали сквозь макияж, а у уголков рта обозначились неожиданные морщинки. Но они сейчас её не очень обеспокоили, пока не очень. Важнее был другой вопрос: с кем это на концерте был Павел? «Какой нахал!» – подумала она, – «А ведь клялся, обещал!» Павел – очередной поклонник, появившийся чуть больше года назад. Он занял место отставленного ею Александра Владимировича. Павел посещал все концерты, на которых она аккомпанировала местным и приезжим знаменитостям, и всякий раз, не смотря ни на что, преподносил внушительный букет алых роз. Летом минувшего года они несколько раз по его приглашению ужинали в ресторане, сидели на открытой веранде с видом на широкую и полноводную реку с бесконечными лесами до горизонта на противоположном берегу. Пили шампанское, ели пирожное, болтали о пустяках, иногда танцевали вальс или танго. Павел ухаживал с галантным напором. Ухаживания она принимала и со временем привыкла к ним, как к должному, правда порою дипломатично осаживая не в меру разошедшегося кавалера. Но сегодня впервые Павел букета не преподнёс. Это выбило из привычной колеи. Но даже увидев его вроде бы в обществе незнакомки, пианисточка ещё надеялась на чудо, надеялась, что ошиблась. Тут в дверь гримёрки тихо постучались. «Это он!» – подумала пианисточка, и сердце забилось учащенно. Но оказалось, что это уборщица…
– Вы ещё здесь, Анна Ивановна? Собирайтесь,.. в театре уже почти никого не осталось.
– Хорошо, Катерина Степановна, я сейчас, я быстро, – пианисточка начала поспешно собираться.
– Как хорошо Вы сегодня играли! – говорила уборщицы, протирая пол в гримёрке. – Я даже слезу пустила. Особенно этот вот романс про хризантемы!
– Ну, что вы Катерина Степановна. Всё как обычно, – ответила Анна Ивановна, надевая плащ и собирая цветы, а потом протянула женщине один из букетов. – Это вам, Катерина Степановна!
– Ой! Спасибочки! Да за что же мне?
– Да, так просто от чистого сердца!

                2-я цифра

      В гостиной пахло дорогими духами и душистым трубочным табаком. В пятикомнатной квартире старого купеческого особняка, принадлежащей известному в городе художнику, собирались люди искусства. Художник, могучий широкоплечий, седовласый и седобородый мужчина лет шестидесяти, сейчас сидел в обществе двух своих сверстников, таких же художников и попыхивал трубкой, набитой голландским табаком. Они беседовали.
– Говорят, Аристарх, ты персональную выставку готовишь? – спросил из них.
– Да, Иванов в галерее зал предложил. Вот думаю, что из старых работ выставить можно.
– А почему новые не хочешь? Вот у тебя, к примеру, такая колоритная «Страда», «Зимний вечер» и ещё сколько, – спросил второй.
– Нет… Новые я ещё не готов выставлять. Вот подберу несколько ранних пейзажей, портретов. А главное из фронтового цикла. Тем более, что открывать выставку в мае собираются.
– Зря, Фёдорович, зря. Надо новые работы выставлять, тут я с тобой не согласен.
– Успею, успею. Ещё не все старые работы свет видели.
Напротив них за столом сидела хозяйка дома, Серафима Тимофеевна, и раскладывала пасьянс.
– Симочка, – обратился Аристарх к супруге, – душечка, свари-ка нам кофейку, пожалуйста. Уже семь, скоро начнут собираться.
– Хорошо, дорогой, сейчас сварю.
Тут в гостиную вбежала большеглазая темноволосая девочка.
– Дедушка, дедушка! – закричала она. – А ты, забыл, что мне обещал?!
Все повернулись и с умилением посмотрели в её сторону.
– Нет, внученька, не забыл, что ты, как я мог!
– Тогда пошли скорей, а то у меня ничего не получается!
– Идём, идём, – сказал Аристарх и, повернувшись к собеседникам, извиняясь сказал. – С арифметикой у нас не ладится. Вот и мучаемся.
Они понимающе закивали.
– Ну, деда, ты обещал никому не говорить!
– Ох, прости, внученька, совсем забыл….
С этими словами они удалились в детскую. Тем временем начали собираться гости. В прихожей они здоровались с хозяйкой, вручали букетики цветов, маленькие подарки.
– А вот это Елизавете Аристарховне, – сказал вновь пришедший, подавая Серафиме громадный букет белых и красных роз. – Что её самой ещё нет?
– Да уж скоро придёт, сами ждём… Что вы, Антон Матвеевич, это, наверное, до¬рого стоит, тем более в апреле! – смущенно пробормотала Серафима Тимофеевна, – Вы уже сами и вручите.
– Ну, что вы, что вы, такое событие не каждый день случается! Ведь вот в каком журнале её стихи опубликовали!
Вскоре появилась и сама Елизавета, возбуждённая и радостная.
– Мам, привет! Как там Анютка!? – спросила она мимоходом, а потом защебетала. – Вот я тут авторские экземпляры принесла! А что уже все собрались?
– Да, только тебя и ждём…
В прихожую из гостиной вышел Антон Матвеевич и с поздравлениями вручил ей букет роз.
– Это Вам, Елизавета Аристарховна, с наилучшими пожеланиями! Творите!!
– Ну, что вы, Антон Матвеевич! Спасибо! Не надо было, это наверное безумно дорого!?
– Какое это имеет значение, Елизавета Аристарховна…
Из гостиной доносились звуки рояля и негромкий гул голосов. Елизавета, сбросив пальто, ринулась в широкую дверь навстречу собравшимся гостям. Тотчас рояль заиграл туш и раздались голоса приветствий и поздравлений. Вскоре появился Аристарх Фёдорович, отдуваясь, де мол вот как загоняла внучка с арифметикой. Раздался перезвон хрустальных фужеров, три громких хлопка – откупорили шампанское. Разрезали огромный многослойный торт. Сегодня вечером царила Елизавета; подписывала и раздавала всем желающим журналы, в которых были напечатаны десять её стихотворений, выслушивала комплименты и похвалы. Потом одна гостья низким и сильным голосом пела романсы, а Елизавета читала свои стихи. Выступали и другие. Общество в доме Хроновых собиралось изысканное. Веселились, танцевали, разгадывали шарады, спорили… Часам к девяти в гостиной появилась уже знакомая нам девочка. Все обрадовались. Сразу стали просить её что-нибудь сыграть.
– Нет, – заявила бабушка, – пусть Анечка сначала тортик съест, а то ведь устала с уроками.
Она усадила внучку за стол, налила чаю и положила на тарелку большой кусок бисквита, увенчанный внушительным кремовым цветком.
– Ешь, милая, – проговорила она, поглаживая девочку по волосам, – ешь, радость моя!
Потом Анечка под восторженные восклицания и аплодисменты сыграла не¬сколько фортепианных пьесок и раскланялась, как учила её бабушка – с уважением и достоинством.
 – Вот вырастит, будет знаменитой пианисткой!
  – Мы будем ходить на твои концерты в филармонию, золотце!
 – А может она будет в столице жить?!
 – Ничего и туда приедем!
 – Надо же, какой одарённый ребёнок! Всего семь лет, а как играет!
 – Молодец, Анечка! Молодец, Анна Ивановна! Браво!!!

                3-я цифра

      У служебного хода Анна Ивановна попрощалась с вахтёром и вышла в переулок. На улице было темно, подслеповатый фонарь очерчивал тусклый жёлтый круг перед крыльцом. Резким порывом холодного ветра октябрь бросил к её ногам шуршащую листву поникших клёнов. Пианисточка поёжилась и подняла воротник плаща. Здесь они и познакомилась с Павлом. Вот так же она вышла после концерта, а он поджидал её с букетом алых роз. А потом Павел после каждого выступления был здесь как штык с неизменным букетом цветов и отвозил её домой на такси. Муж не обращал на это внимания или делал вид, что не обращал. Серж, так она его называла, был на ответственной работе, связанной с загранич¬ными командировками. Возвращаясь, он привозил Анне Ивановне разные подарки – то косметику от Диор, то наряд от Валентино, то какое-нибудь затейливое украшение из драгоценных металлов от лучших ювелиров Европы, что вызывало зависть у некоторых её коллег. Серж был старше её на пятнадцать лет. Но сейчас она не вспоминала о муже, её занимал другой вопрос. «Хорош, тоже мне поклонник называется! Кто же та особа, что была с ним?» – злясь на весь мир и на себя, пианисточка вышла из полутёмного переулка на оживленную ярко освещенную улицу. Вереницы машин спешили по ней в обе стороны. Прохожих на улице было немного. Анна Ивановна огляделась в поисках зелёного огонька такси. Как на зло свободных машин не было. «Придётся идти на стоянку целый квартал» – подумала она и окончательно расстроилась. Тут ещё начал накрапывать дождь, с каждой минутой всё усиливаясь. А зонтика не было. Прохожих стало ещё меньше. Лишь только вознамерилась пианисточка направиться к стоянке такси, как вдруг резко завизжали тормоза машины. Несколько испугавшись, она обернулась и увидела белую «Волгу», остановившуюся у обочины. Из неё на мостовую выскочил молодцеватый мужчина в тёмном плаще поверх дорогого костюма.
– Анна Ивановна! Неужели это Вы?! – почти прокричал он, заглушая уличный шум, – Что так поздно?! Садитесь, пожалуйста, я Вас подвезу!
– Здравствуйте, Александр Владимирович, спасибо! – ответила она, подходя к угодливо распахнутой дверце, – Да, вот сегодня аккомпанировала Виолетте Петровне на её творческом вечере.
– Что Вы говорите! – воскликнул Александр Владимирович, трогая машину с места
– Да… Публика долго не расходилась, пришлось на целый час выступление продлить. Устала как ломовая лошадь! – настроение у Анны Ивановны немного повысилось.
Александр Владимирович был когда-то её ведущим поклонником, но вот уже более года они виделись от случая к случаю – случайно. С появлением в её жизни Павла, он получил вежливую отставку. Пианисточка посмотрела на Александра Владимировича сбоку. «Надо же, я его только недавно вспоминала! Это судьба! К чёрту этого Павла!» – подумала она. Александру Владимировичу было чуть-чуть за сорок; седеющие виски гармонировали с безукоризненно белым воротничком рубашки, стильным галстуком и мужественным лицом.
– Вам домой?
– Да, конечно.
– А как Ваш драгоценный супруг поживает?
– Он сейчас в Голландии.
– Надо же куда занесло! И давно?
– Вот уже три недели будет.   
После светофора машина, вырвавшись из густого автомобильного потока, свернула направо на неширокую тихую улицу. Через некоторое время она въехала во двор большого дома и остановилась у ближайшего подъезда. Дождь усилился когда они ещё ехали и теперь, громко шурша по крыше машины, стекал обильными потоками по стёлам и капоту. Раскрыв зонт, Александр Владимирович проводил пианисточку до подъезда.
– Позвоните мне, – сказала она, прощаясь, – мой номер не изменился!
– Обязательно, Анна Ивановна, – ответил он, открывая перед ней тяжёлую дверь, – приятно было Вас увидеть! Вы так похорошели за последнее время!
– Ну, что, вы, Александр Владимирович, – кокетливо ответила она, – значит договорились?! Жду вашего звонка!
Дома Анна Ивановна, разувшись и сняв плащ в прихожей, сразу прошла в спальню и включила торшер. Часть цветов она оставила в гримёрке, а те, что взяла с собой поставила в большую напольную вазу. Потом села к туалетному столику и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Было Анне Ивановне тридцать пять лет, хотя выглядела она лет на пять-семь моложе, в зависимости от настроения. Комплимент Александра Владимировича несколько взволновал её и чуть-чуть поднял настроение, отодвинув назад воспоминание случившегося в театре. Но тут она снова подумала о Павле: «Этот мальчишка у меня ещё получит! Я ему такое устрою!» Павел работал в научном институте, имел кандидатскую степень, и было ему тридцать лет. Да, он был ещё холост. «А этот, Александр Владимирович, сама любезность! Можно подумать! Сахар Медович! Ненавижу притворство! А жену свою наверное на руках носит!? А надо мной смеётся!» – язвительно подумала она. Потом мысли переметнулись на Сержа: «Вот ведь уедет, как всегда в самый неподходящий момент!» Анна Ивановна иногда жаловалась мужу на свои невзгоды, воспринимая его порою как отца. Он внимательно выслушивал её, поправляя на переносице очки в золотой оправе, потом мягко говорил, поглаживая жену по голове: «Ничего, Аннушка, ничего, всё пройдёт! Ты только не думай об этом» или давал полезные с его точки зрения советы. А затем брал газету и садился в кресло. Вспомнив всё это, Анна Ивановна пожалела себя и свою несложившуюся жизнь: «Почему я такая несчастная? Меня никто не любит. За что такое наказание?» Внезапно слёзы ручьями хлынули из глаз, и она заплакала потихоньку, поскуливая…. Успокоивших, она стёрла с лица косметику и вышла в гостиную. Не зажигая света, Анна Ивановна села за фортепиано и начала играть Шопена. Играла до тех пор, пока соседи не начали стучать в стену и по батарее…

                4-я цифра

      Ни в ясли, ни в детский сад Анечка не ходила. Дедушка гулял с ней в городском парке, возил в большой коляске, а когда девочка подросла, брал в свою мастерскую. Бабушка готовила пищу и кормила её, учила говорить по-французски. Бабушка Сима всю жизнь работала переводчицей. В четыре года посадила Анечку за рояль. У неё обнаружился абсолютный слух. Маму Анечка видела редко. Елизавета Аристарховна была постоянно занята. Она работала в центральной областной библиотеке имени М. Горького в отделе музыкальной литературы, в свободное время готовила какие-то литературные вечера, читала лекции от общества знания и прочее и прочее. Об отце Анечки в семье Хроновых никогда не вспоминали, ни разу не обмолвились даже полусловом, словно не было его совсем. Да и сама девочка до школы его отсутствия не замечала. Знакомых мужчин у неё было хоть отбавляй – друзья дедушки и бабушки, мамины знакомые. Их дом всегда был полон гостей. Анечка жила ощущением вечного праздника. Ежедневные гости угощали конфетами, делали ей маленькие подарки, играли с ней. Всё её существование было окружено любовью и восхищением. В семь лет, как и все дети, Анечка пошла в школу, и тут возникла первая проблема. Однажды по дороге домой она остановила дедушку в парке, через который пролегал их путь, и серьёзно спросила:
– Дедушка, скажи мне честно, причестно.
– Да, внученька, что, ты, хочешь узнать?
– Вот ты, мамин папа? Да?
– Да, Анечка, – ответил Аристарх Фёдорович, и сердце у него ёкнуло.
– И у тебя был папа? Да?
– Да….
– И у бабушки? Да?
– Да….
– А у меня почему нет папы? Где он?
Аристарх Фёдорович оторопел и стоял, не зная что ответить.
– Вот у всех девочек и мальчиков в нашем 1 «А» есть папы, только у меня нет…. А Нинка Крюкова сказала, что папа бросил меня и мою маму, – продолжила Анечка.
– А кто это Нина Крюкова? – спросил Аристарх Фёдорович, чтобы как-то разрядить обстановку и сосредоточиться.
– Это моя подружка.
– Та, что с двумя тонкими косичками? Да?
– Да,.. я с ней за одной партой сижу. Но, дедушка, ты мне зубы не заговаривай!
– Ну, что, ты, родная, я не заговариваю.
– Так где мой папа? Кто он? Какой он?.. Такой, как ты добрый?
– Ну, сколько вопросов! Сразу и не ответишь. Давай так с тобой договоримся; вот мы придём домой, пообедаем, бабушка твой любимый супчик сварила, потом ты выучишь уроки на завтра, позанимаешься музыкой, а вечером мы сядем с тобой в моём кабинете и я тебе обстоятельно расскажу всё, что знаю.
– Хорошо, дедушка, договорились….
Когда они пришли домой, Аристарх Фёдорович закрылся с супругой в кабинете, где они долго разговаривали. Вечером, как нельзя кстати, пришли гости. Было шумно и весело, и Анечка забыла о своём вопросе. А на следующий день бабушка сходила в школу и серьёзно поговорила с Анечкиной учительницей. Но Анечка не забыла о своём вопросе, просто она сообразила, что выяснить это у дедушки и бабушки не удастся. Вторую попытку она повторила в одиннадцать лет, обратившись с ним к матери. Но к сожалению у Елизаветы Аристарховны было не самое лучшее время; она писала надрывные стихи, думала о смерти по случаю разрыва со своим очередным поклонником. Только работа да домашние вечера несколько отвлекали её от чёрных мыслей.
– Мама, а где мой папа? – спросила Анечка по-детски прямо.
Происходило это жарким июльским днём на даче за городом на живописном берегу могучей реки. Вопрос дочери застал Елизавету Аристарховну врасплох. Она сидела в кресле-качалке в тени кустов жасмина и сирени.
– Понимаешь, Анечка, твой папа очень болен, – ответила она, медленно произнося каждое слово, – он лежит в больнице в другом городе.
– А почему мы к нему не ездим? Вот у Нинки Крюковой мама тоже в больнице лежала, так она со своим папой к ней каждый день ходила.
– К нему нельзя! – уже раздраженно ответила Елизавета Аристарховна.
– Почему нельзя? – спросила Анечка, готовая уже расплакаться.
– К нему не пускают! – повысила голос мать, – И больше не приставай ко мне с глупыми вопросами! И к бабушке с дедушкой тоже!
Анечка ушла, надув губы, и в тенистой беседке в дальнем конце дачи проплакала от обиды до вечера….

                5-я цифра

       Утром Анна Ивановна проснулась разбитой. Долго лежала в постели, не пытаясь о чём-либо думать. В окно мелкими каплями стучался, начавшийся ещё вчера вечером, дождь. В комнате было прохладно и сыро. Стрелки висевших на стене часов показывали девять. На кухне из крана струилась вода, громко отдаваясь каждой каплей в пустой молчаливой квартире. Анну Ивановну это нервировало, но сил, чтобы встать и прекратить этот кошмар, не было. Внезапно зазвонил телефон. Она протянула руку к тумбочке и сняла трубку. Звонили из филармонии.
– Анна Ивановна?! Доброе утро!
– Здравствуйте, Иван Ильич.
– Извините, что звоню вам так рано! В театре сказали, что у вас выходной.
– Да, – вяло ответила она.
– Я вас умоляю, не могли бы вы появиться у нас? Горим!
– А что случилось?
– Выручайте! У нас выезд в район, а Маргарита Александровна загрипповала. Замены из своих нет. Всё расписано с начала месяца. Выручайте, голубушка! Только на вас одна надежда!
– Я не могу, я совсем разбита, – плаксиво пожаловалась она, – У меня пальцы не разгибаются. Вчера весь вечер Виолетте Петровне аккомпанировала.
– Но, Анна Ивановна, – умоляющее произнёс Иван Ильич, – всего два выхода, и партии проще простого. Мы вам вдвойне заплатим!
Покапризничав для порядка ещё немного, Анна Ивановна согласилась. Иван Ильич сообщил, что ровно в полдень за ней заедет автобус. Положив трубку, она полежала ещё минут пять, а потом, накинув халат, отправилась в ванную комнату. Набрав побольше воды и разведя мягкую душистую пену, пианисточка приятно вытянулась в ванне. Она любила своё тело – миниатюрная, почти девичья, идеально сложенная фигура, ни грамма лишнего веса, упругая кожа, здоровый цвет лица. Всё это было объектом зависти её сверстниц и даже особ гораздо моложе…. Из ванной комнаты Анна Ивановна вышла бодрой и похорошевшей. Сварила кофе. Потом в гостиной пробежала пальцами по клавиатуре фортепиано, извлекая быстрые и лёгкие звуки. Дождь за окном прекратился, но небо было пасмурным и низким. Часы показывали одиннадцать тридцать. Пианисточка одела строгий костюм, сделала лёгкий ма¬кияж, затем, накинув плащ, покинула квартиру, захлопнув дверь. Когда она вышла со двора на улицу, её уже ждал «Икарус». И всё этот Иван Ильич перепутал! Автобус подкатил к научному институту, где работал Павел. Оказывается у них был какой-то юбилей (если бы она знала, что выступать придётся здесь, ни за что бы ни согласилась). Воспоминанья о Павле опять доставили ей неприятные ощущения – по телу пробежала волна неприятной дрожи. Анна Ивановна не привыкла получать отказы, даже в неявной форме, она привыкла повелевать своими воздыхателями, блистать в обществе звездой первой величины. Она делила людей на тех, кто ею восхищается и всех остальных. К первым она относилась снисходительно, правда обещая искреннюю дружбу, а вторые для неё вообще не существовали. Ещё в автобусе конферансье, Алексей Михайлович Степанов, передал ей ноты фортепианных партий – как и говорил Иван Ильич, ничего сложного не оказалось. Пианисточка просмотрела их вскользь. Актовый зал в институте был довольно уютным, а инструмент – сносным, правда не мешало бы подрегулировать педали. Концерт должен был начаться в три часа. Анна Ивановна сделала прогон своих выступлений сначала с певцом, а потом со скрипачкой – оба прошлогодние вы¬пускники консерватории. Ребята неплохие, хорошо держат темп, всё понимают с полуслова. Аккомпанировать им было легко. Это немного отвлекло пианисточку от тяжёлых мыслей. В институте царила суета; по коридорам сновали празд¬нично одетые люди, а потом все потянулись в зал. Пока шла официальная часть праздника, и в зале горел полный свет, Анна Ивановна смотрела тайком из-за кулис, выискивая Павла и Её. Но никого не высмотрела. От сердца отлегло. «Наверное, вчера показалось» – подумала она. – «Тогда почему же он не ждал меня у служебного хода?» Концерт продлился всего час пятнадцать, потом директор института, моложавый симпатичный мужчина, пригласил всех артистов на институтский банкет. Пианисточка хотела отказаться, но её уговари¬вали, и она согласилась….
Она узнала Её сразу почти интуитивно. Точно, это была Она – молоденькая, лет двадцати двух, шатенка за одним из столиков в конце ресторанного зала. Павла видно не было. Анна Ивановна сидела в обществе Алексея Михайловича и двух гитаристов. На ресторанной эстраде играл диксиленд, около неё танцевали пары. Анну Ивановну несколько раз при¬глашали на танец и сотрудники института, и гитаристы из филармонии. В перерывах между танцами пили шампанское. Мужчины всячески развлекали пианисточку весёлыми историями и анекдотами. Она беззаботно смеялась, выслушивая комплименты, но краем глаза внимательно наблюдала за шатенкой. Вот та покинула зал. Анна Ивановна, извинившись перед собеседниками, последовала за ней. В дамской комнате, оглядев сузившимися глазами с головы до ног шатенку, стоящую у большого зеркала, она подошла к ней сзади.
– Так, вот вы какая? – воскликнула она (шампанское вскружило голову).
– Да… – от неожиданности растерянно ответила шатенка и обернулась.
– Как вы поживаете?
– Хорошо….
– Ну, тогда передавайте мой горячий привет Павлу Петровичу!!!
– Хорошо, передам,… а от кого? – шатенка не узнала её, хотя вчера была на концерте.
– От Анны, – уже выходя из комнаты, бросила пианисточка через плечо….

                6-я цифра

      Замуж Анна Ивановна, правда тогда она была ещё просто Аня, среди своих сокурсниц по музыкальному училищу вышла первой. Это был головокружительный роман; жених-принц как в сказке, пылкая любовь…. Произошло это на четвёртом курсе. Принцем был голубоглазый, белокурый и немного задумчивый юноша с мечтательным взглядом. Таким, каким рисовался ей в ночных девичьих видения тот единственный, что на всю жизнь. «Таким наверное был мой отец!» – думала Аня. Но перед этим случилось несчастье; внезапно в одночасье умер дедушка и почти сразу же за ним ушла и бабушка. Ане было тогда восемнадцать. Елизавета Аристарховна почернела, ушла в себя. Для неё всё перестало существовать, хотя на работу она ходила исправно. Аня тоже тяжело переживала смерть любимых и родных людей….
Но время, времечко…. И вскоре прервавшиеся четверги у Хроновых возобновились, теперь уже в память о бабушке и дедушке. Только стали они не так многолюдны и шумны. Как-то на одном из них, уже постаревший Антон Матвеевич, верный поклонник Елизаветы Аристарховны, удивил Аню, которая пятью минутами раньше повздорила с матерью.
– А, вы, знаете кем была ваша мама раньше? – спросил он раздосадованную Аню.
– Как это кем? Она всю жизнь работала в этой своей библиотеке.
– А вот и нет, не всегда.
– А кем же она была? – изумилась Аня.
– Она была певицей. У неё было превосходное сопрано. Это ещё до вашего рождения было. Её ждала блестящая карьера! О! Как она пела! Это надо было слышать!
– А почему же сейчас….
– Видите ли, у Елизаветы Аристарховны пропал голос… Что только не делали. Даже в Москву к известному профессору ездили… Операция не помогла.
– А почему мне об этом никогда не рассказывали?
– Чтобы не травмировать вашу маму. Она такая ранимая, у неё очень тонкая натура… Твои, бабушка и дедушка едва сберегли её. А потом родились вы…
– А кто же мой отец? – спросила Аня с надеждой на долгожданный ответ.
– Этого я не знаю… А вас, душечка, я попрошу, будьте милосерднее к ней, терпимее….
Целую неделю Аня была под впечатлением от услышанного…. А потом были упоительные свидания с белокурым флейтистом, цветы, вздохи, подарки, как в старом любовном романе. Перед началом последнего семестра на зимних каникулах они поженились. На свадьбе был почти весь курс. Нинка Крюкова была у неё дружкой. А летом после государственных экзаменов флейтиста призвали в армию. Прощаясь, они договорились, что после его возвращения они будут учиться в консерватории. Анну распредели преподавателем в детскую музыкальную школу, где когда-то училась она сама. Она ходила на работу, писала длинные письма и получала немногословные ответы. А через год всё рухнуло – белокурый, голубоглазый флейтист, её принц, погиб в Афгане… Анна была на гране сумасшествия, год не могла открыть крышку фортепиано. К ней отнеслись с пониманием, и перевели работать в школьную библиотеку. От синеокого флейтиста в памяти осталась трепетная утренняя истома и связка писем с пометкой полевой почты. Выплакавшись, Анна сжалась, словно пружина, и усиленно занялась музыкой. Ещё в училище ей пророчили большое будущее, она не раз занимала призовые места на городских и областных конкурсах пианистов. В консерваторию она поступила сходу. С Елизаветой Аристарховной отношения не особо ладились. После того памятного разговора на даче Анна не пыталась разговаривать с матерью серьёзно и, помня просьбу Антона Матвеевича, старалась не конфликтовать. Они как бы мирно сосуществовали в огромной квартире с дедушкиными полотнами на стенах – каждая жила по-своему, своей жизнью, встречаясь утром и вечером на кухне. Анна даже осталась равнодушной к двум вышедшим в свет поэтическим сборникам матери ….
Время… времечко… Пианисточка, правда её так ещё не называли, заметно похорошела. В поклонниках у неё отбоя не было. Ещё в школе из-за неё дрались между собой одноклассники и даже мальчишки из старших классов. Было во взгляде её карих глаз что-то такое, притягательно вспыхивающее яркими огоньками. Анна вдруг заметила, что может гипнотизировать, подчинять себе мужчин, повелевать ими.
Училась она легко. Анну сразу заметили, хвалили за усердие и трудолюбие. Уже на третьем курсе она стала дипломанткой престижного, общегосударственного конкурса. На четвёртом курсе она уже выступала в областной филармонии с сольной программой. Появились серьёзные поклонники её таланта. Успех кружил голову: аплодисменты, цветы, предложе¬ния руки и сердца….
Вскоре Елизавета Аристарховна наконец-то осчастливила Антона Матвеевича, выйдя за него замуж. Свадьба была более чем скромная. В знаменитой дедушкиной гостиной собрались близкие друзья и выпили за счастье и здоровье молодых. А ещё через полтора года вышла замуж Анна. Её вторым избранником стал аспирант-альтист – Андрей Андреевич Римский. Нельзя сказать, чтобы она его любила, но Андрей при первой встрече напомнил ей синеокого флейтиста. После окончания консерватории Анна, точнее теперь уже Анна Ивановна, работала в филармонии. Её захватил круговорот артистической жизни: подбор репертуара, многочасовые репетиции, выступления, гастроли, иногда она выступала в дуэте с мужем… Поклонники вились вокруг неё как мотыльки вокруг горящей лампы. Вот тогда-то и появился Серж, Сергей Николаевич Воронов, всемогущий и богатый. Он трепетно ухаживал за Анной, действуя мягко, но настойчиво. Через три года Анна поняла, что не уживается с Андреем. Он был сильной творческой личностью, требовал к себе много внимания и постоянной заботы. Ничего этого Анна дать не могла, потому что сама нуждалась в этом, и они развелись… В тот год зимой, возвращаясь вечером с концерта, у подъезда своего дома она упала, да так неудачно, что сломала правую руку со смещением. Это была трагедия, хотя известный в городе ортопед очень внимательно к ней отнёсся, и сделал всё, что мог, но играть так, как прежде она уже не смогла. Сольную карьеру пришлось оставить. Анна Ивановна пребывала в страшной депрессии. Из филармонии она ушла и устроилась работать аккомпаниатором в музыкальный театр. Хотя её по-прежнему любили, но поклонников стало меньше. Вот тут-то и подоспел Серж. Он вывел Анну Ивановну из состояния шока, он сносил все её капризы, потакал всем её прихотям. Вскоре они поженились. Анна переехала к мужу в роскошно меблированную квартиру в доме, где жили все высокопоставленные лица их города. Правда со временем Серж стал менее внимательным, но Анна всё равно осталась ему благодарна ….   
    
                Финал

      Анна Ивановна вернулась с банкета часов в восемь вечера. Ушла она по-английски – тихо. Настроение было не очень. Её мысли были заняты шатенкой: «Конечно, она молода, наверное напориста. Такая своего не упустит!» Перед дверью в квартиру она долго рылась в сумочке в поисках ключа и немного нервничала. В прихожей горел свет. «Неужели забыла выключить?» – подумала она и тут заметила на вешалке шляпу и плащ мужа.
– Серж! – воскликнула она негромко, – Серж! Ты, вернулся! Ты, дома?!
Сбросив сапожки, Анна быстро прошла в гостиную. Серж, укрывшись пиджаком, крепко спал, как ребёнок, подогнув к животу коленки, спал тихо, слегка посапывая, такой беззащитный, такой маленький. Она посмотрела на него с неожиданно нахлынувшей жалостью, а затем, сняв плащ и бросив его прямо на пол, опустилась на ковёр около дивана. «Что же это я право, совсем голову потеряла?.. Да мне больше никого и не надо» – беззвучно прошептала она и положила свою голову рядом с головой мужа…. 

                Апрель 2003 г.