Помню, как мой отчим повёл меня в театр. Был он интеллигентным до мозга костей. Или до костей мозга. Странное выражение. Наверно, неграмотное. Но лучшего варианта в моей голове не нашлось. Потому что очень интеллигентным был отчим. Знаете, такой, вот, нищий и интеллигент.
В театр меня повёл. Билеты в театр тогда были божеские. Хотя, конечно, лучше бы он купил мне мороженку. Ну, мы сели в партер, как белые люди. Ряд был, конечно, не первый, только десятый. Может быть, одиннадцатый. Нет, наверно, всё же девятый. Или восьмой.
Сидим, конечно. Артисты на сцену выпорхнуть не спешат. Занавес их скрывает. Такая портьера. Я ещё тогда поинтересовался, как такая махина открывается. Цвет этого занавеса был тёмно-красным. Сначала-то я глазами водил по потолку, рампу разглядывал. Потом по боковым стенам пошарил. Потом уже обратил внимание на впереди сидящих.
Год-то был пятьдесят третий. Сталин ещё не скончался. Жив был ещё. Тогда-то я не понял, почему так много лысых голов я увидел на передних рядах. Позади нас не было такого богатства голых черепов. Всё больше - перед нами. У кого были очень круглые головы, у кого - с углами. У некоторых были уши как локаторы. У некоторых уши так прижаты к черепу, что, кажется, хотят раздавить этот череп. И волос у всех было небогато, но по-разному.
Я и шепчу отчиму:
-Пап, что это у них волос-то нет?
-Тише, Вова, громко нехорошо об этом говорить! Могут услышать!
Я рассматривал голые черепа, удивлялся, что рядом с ними сидели очень кудрявые, очень волосатые женщины. Наверно, жёны.
-Их Иосиф Виссарионович сослал в наш город?
-Ну, что ты, Вова, такое говоришь! Ну, сослали и сослали!
-А здесь побрили, чтобы выделялись и не могли сбежать? - уже смеюсь я своей выдумке.
Отчим мне не ответил. Как раз открылся занавес. Сразу же готовая сцена. Артисты стоят, и сидят и ходят. К тому же, ещё и говорят. В принципе, мне не всё интересно, потому что между артистами и мной очень лысая и очень блестящая голова. Сияет.
Помнится, содержание пьесы было сплошь про любовь. Любовь была изображена в словах, объятий не было, только Он держал Её за руку, а Она стояла спокойно и спокойно говорила "да" или "нет". Сегодня я мог бы сказать, что играли артисты не так страстно, как играли в Москве, когда я позже старательно в ней посещал театры.
В антракте я, конечно, бегом помчался в туалет. Лысые мужчины в туалете не появились. Все они сгрудились в очереди в буфет. Этакая очередь лысых. Их женщины стояли рядом с ними, отчего очередь казалась толстой и непробиваемой. Отчим прогулялся по коридору, где висели портреты артистов.
Я уже знал, что ни мороженки мне не светит, ни конфетки. Мой отчим был полностью нищим.
К тому же, он был настолько интеллигентом, что получал зарплату чуть больше зарплаты моей мамы. Мама хотя и была нищей тоже, но умела печь деньги из ничего. Дополнительные деньги у неё пахли жареной картошкой и всем тем, что росло у нас в огороде.
Мама не ходила в театр, потому что картошка ей была дороже развлечений. К тому же, мама
была не настолько грамотной, как отчим. Отчим много читал и заставлял меня тоже много читать. Приём у него всегда отличался большой хитростью. Он начинал читать толстый роман о любви и громко смеялся "хо-хо-хо!"
Моё любопытство он усмирял простой фразой: - О чём, спрашиваешь? Прочитай и узнаешь.
Приходилось прочитать.
Из театра мы шли впереди лысых мужчин. Они не были так поспешны, как я. Отчим тоже шагал где-то позади. Я был не в состоянии придерживаться его скорости. Я мчался домой, потому что театр утомил меня, и я хотел кушать.
В театр с отчимом я сходил только три раза. Это удовольствие скоро стало стоить дороже, и отчим удовлетворился чтением программы театра на афишах и слушанием театральных спектаклей по радио.
К тому же, наша бедность перешла все грани терпимости, когда я поступил в институт.
Маму бесила интеллигентная бедность отчима. Мне пришлось наслушаться многожества матерных лекций, которые изрыгала женщина, имевшая звание моей мамы. Я тоже с успехом заучивал материал института, часто повторяя вслух "нихуя себе?"
Отчим до самой своей смерти не произнёс даже такого безобидного слова, как "дурак".
Кстати, когда Сталин скончался, пришёл на смену ему лысый мужик - Никита Сергеевич Хрущёв. А в нашем городе, после смерти Сталина, количество лысых людей резко убавилось.
Наверно, все уехали обратно в Москву. Лысый Генсек был намного добрее своего предшественника.
Ижевск, 2012 год