Роковое глиссандо

Юлия Руденко
ЧАСТЬ I

Глава 1. Письмо.

Девочка моя родная, прости меня. Моя жизнь неудачника гроша ломаного не стоит. Я совсем не тот, кого все окружающие видят во мне. Я разбит и сломан давно-давно. Все, чем я занимался после – играл, стоя на спящем вулкане, который долго-долго готовился разверзнуться лавой, и вот, наконец, это произошло. Мои чувства к тебе разрывают меня на части, ты возродила меня – того, наивного и впечатлительного парня, которым я был когда-то. Зачем ты это сделала? Я снова полон боли, она просится наружу криком и ненавистью к своему прошлому.
Когда я встретил тебя, думал, ты – очередная пустышка, которая доставит мне несколько пикантных моментов, и которую я сменю следующей такой же. Родители наделили меня внешностью Алена Делона и рождением в странной стране Россия, которую не то, что понять, но уже и верить в которую невозможно. Они забыли, правда, оставить сыну денег, когда ушли в мир иной. Но я их не виню. Практически во всех сказках главные герои были бедными: что Иван-дурак, что Кот в сапогах, что Буратино. Так что по всему выходило: я – не последний персонаж в сказке под названием «Реальность».
Внешность моя оказалась скорее бременем. Потому что когда тебя хотят все окружающие девушки, а ты влюблен в одну, и именно она тебя отвергает, это совершенно невыносимо. Все твои мысли рядом с Той, одной… И ты забываешь про себя… А тебя достают звонками другие… И в какой-то момент ты оказываешься в их постели… Но представляешь-то себя рядом с Ней, единственной… Становишься сам себе противен… Так случалось несколько раз в юности, после чего я приказал себе никогда никого не любить и стал Мистером Бронированное Сердце. Но теперь я вижу, что все мои влюбленности были лишь жалкими репетициями того, кто там, на небе, играется нами, по сравнению с тем, что я испытываю сейчас к тебе. Прости меня! И не поминай лихом.
Мою первую любовь звали, как и тебя, – Настя. Мы учились с ней в одной школе. Она – на два класса моложе. Я так часто искал ее взгляда на переменах, что это не прошло незамеченным для ее подруг, которым нравился я и которые периодически звонили мне по телефону. Порой я даже не знал имен тех девчонок. Бла-бла-бла могли длиться часами, но мои дополнительные занятия еще в двух школах – спортивной и музыкальной - не давали насладиться девочкам моим голосом в полной мере.
И вот однажды произошло чудо. Когда я стал приставать к одной из звонивших – она мне импонировала более всего – с расспросами типа «Гюльчатай, открой личико», девушка пообещала ответить кто она на следующий день. Почему-то я подумал, что больше ее не услышу. Но нет, она действительно выполнила данное мне обещание, чем повергла в минутное замыкание. Волна безумной радости облила меня с ног до головы. Я готов был вскочить с трубкой телефона и прыгать от счастья, но тогда бы она оторвалась от аппарата (как жаль, что тогда сотовых не было, и как хорошо, что было время, когда их не было!).
Она сказала… Господи, она правда сказала… Сказала, что ее зовут…
- Настя Бережнова.
- …Настя? – спросил я насколько возможно равнодушнее спустя пережитое мгновение сердечного скачка в проникновение мировой энергетики всех любовей земных тысячелетий.
- Да. Мы с тобой в ДЮСШ на тренировках иногда пересекаемся...
- А… Ну конечно… Я тебя знаю!
Так вот какой у нее голос! Ласковый и мягкий, нежный и податливый! И я столько общался с ней о какой-то ерунде! И мог сморозить чего-нибудь лишнего! О чем мы с ней говорили-то? Стоп! О кино, да. Мы обсуждали «Ассу», «Маленькую Веру», «Интердевочку»… Какая она оказывается еще и эрудированная! Настя Бережнова!
- Чем ты сейчас занимаешься? – задал я определенно банальный вопрос оттого, что растерялся.
И получил не менее банальный ответ:
- С тобой разговариваю.
- Ну это понятно. А вообще?
- Да так… Ничего особенного… Убралась в комнате, английский сделала… Начала «Красное и черное» читать, и стало скучно… Вспомнила про тебя…
- Ммм… А со мной значит не скучно?
- Нет! Что ты? С тобой как-то… Даже слово не могу подобрать… Романтично что ли…
- Горжусь собой! Я круче Стендаля!
- А ты чего делал сегодня?
- Оу! Я много чего успел! Хочешь сюрприз?
- Хм… Удиви!
- Не бросай трубку. Я сейчас…
Максимально близко подтянув телефон к пианино, я открыл ноты Шопена и заиграл Ноктюрн до-диез минор. Педагог моя, правда, ругалась, что у меня не получается тонко интонировать печальные трели в мелодии. Но для Насти, не знатока классической музыки, это было не важно, поэтому я уверенно и вкрадчиво одновременно перебирал клавиши, как умел.
- Ну как? – спросил я после того, как замер последний бас.
- Знаешь, - ответила Настя после молчания. – Я не ожидала, что ты… Так… Можешь… Прям до слез, если честно…
Эффект был произведен! Мой восторг от себя самого рвался наружу, но я сдержался и печально, как бы ненароком, спросил:
- Слушай, может, встретимся вечерком где-нибудь в парке? Погуляем…
- Ой, нет, Паш! Я вечером занята, помогаю подруге кое в чем…
«Размечтался!»
- А послезавтра? – наивно предположил я снова.
- Ммм… Послезавтра… - протянула она задумчиво. – Давай тогда завтра и решим. Я позвоню тебе. Пока.
И гудки… Вот так вот просто и легко оказалось – взять и прервать общение тогда, когда я только поверил в свое счастье…
Я досконально помню тот наш разговор, потому что вел дневник, куда скидывал все пережитое за день. Спасибо, хоть оставила надежду. И когда утром мы встретились на лестнице в школе, путешествуя с урока на урок, я многозначительно кивнул Насте, но не более, – нужно было придерживаться ее правил, чтобы не спугнуть своей активностью, и дождаться звонка.
Встреча была назначена ею на ближайший выходной. Она сказала, что идет с подругами в кино, а я собирался с парнями на дискотеку в местный клуб нашего подмосковного городка Орехово-Зуево. Но мгновенно сориентировался и предложил подождать ее после сеанса с тем, чтобы пойти в клуб вдвоем. Она согласилась.
У меня было время, чтобы прийти в себя и немного поставить голову на место. Потому что такая скорая реализация моей тайной мечты не могла быть правдой. Однако, почему не могла? На глазах у всей школы разыгрывался настоящий спектакль неземной любви моего одноклассника Димки Шеремета и учащейся на класс ниже Александры Тупиковой, что всем наблюдающим со стороны эти их робкие держания за руки на переменах и поцелуи украдкой приносили не только радость за них, но и тайную зависть. Я не был исключением. Я завидовал Шеремету со страшной силой. Красавчик-блондин, он был отличником и гордостью учителей. Гордился педколлектив и учебой Тупиковой, в противовес Димке имеющей о природы смуглую кожу и черные, как смоль, волосы, которые были зачесаны назад и скромно стянуты резинкой в маленький хвостик.
Моя Настя носила длинную косу и держалась в школе более чем скромно. Я и на дискотеках-то ее ни разу не видел (странно, что она так легко решила пойти туда со мной!). В этом году у меня должен был быть выпускной, а ей предстояло учиться еще два года.
Ну и вот настал назначенный час. Народ повалил из кинотеатра, а я стоял невдалеке и ждал ее. Жаль, что я не курил, - хотелось как-то унять волнение. Настя шла в числе последних зрителей с двумя подругами. Несмотря на темное время суток, площадь была ярко освещена, и я надеялся, что она сама подойдет ко мне, одинокому Дон Кихоту, не заметить которого было невозможно. Но моя Дульсинея преспокойно болтала о чем-то с подругами и наверно так бы и продефилировала мимо, если б нервы мои не выдержали и я не сделал бы резкий выпад к ней, когда они со мной поравнялись. Я даже схватил ее за руку. Именно не взял, а схватил! Я был взвинчен изнутри своими долгими ожиданиями и желаниями настолько, что контроль над собой был теперь окончательно утерян, как я ни старался выглядеть примерным и спокойным.
Настя и ее подруги, с которыми мы тоже пересекались в спортивной школе, посмотрели на меня с таким неподдельным ужасом, что я готов был провалиться от стыда на том же месте и немедля ретироваться с «поля боя».
- Паа-ша?.. Ты чее-го?.. Ту-ут?.. Дее-ла-ешь?.. – заикаясь, испуганно спросила Бережнова.
От ее руки, в которую я намертво вцепился и не собирался выпускать ни при каких условиях, исходило тепло, которое и придало мне некоторую уверенность, и я уже вернул себе свой коронный томный взгляд с поволокой, так возбуждающе действующий на девочек.
- Так, давай не морочить друг другу головы! Отпускай своих подруг! Пусть они идут домой! И пошли! – уже по-свойски распорядился я.
А для полноты эффекта обретенного над собой контроля грубо скомандовал девочкам:
- Идите-идите!
- Девочки, стойте! Паша, куда пошли? – завопила Бережнова, пытаясь все-таки выдернуть свою руку из моей.
«На дискотеку, дурочка ты моя застенчивая, - так и хотелось ответить ей. – А потом – целоваться в твоем подъезде, а после… ходить по школе, держась за руки, а потом-потом, после-после… я конечно претендовал бы на большее!».
Но вместо этого я немного свысока и сдержанно произнес:
- Ты сама мне звонила! Отпираться бессмысленно. Так что не тяни время, идем!
- Дааааа? – все еще не сдавалась она. – Я самааа тебе звонила? Ну, может, напомнишь тогда, о чем мы с тобой договорились?
Тут мне пришло в голову, что возможно она передумала встречаться, но не дозвонилась мне, а при подругах раскрывать наш секрет тайного общения не хотела. Я так же резко отпустил ее локоть, как и схватил.
- Ладно, даю тебе время подумать насчет наших встреч. Позвони мне завтра и сообщи о своем решении.
В тоне, пробившимся во мне из подражания отцовским указаниям своей секретарше, была непререкаемость. Позади удалявшегося меня по направлению к клубу не было слышно ни слова.
Как выяснилось позже, звонила мне все-таки не Настя, а одна из ее подруг, устроившая этот розыгрыш. Милая моему сердцу Бережнова стала сторониться меня, как последнего... не буду говорить кого. Я сделал себе татуировку на правой кисти руки «Настя», за что получил выговор от родителей. В любви я был разочарован, понял, что высокие отношения не для Павла Весника, вернее, что они возможно будут, но лишь на краткий временной отрезок. А раз так, то и заморачиваться насчет поиска ее, вечной, и верности до гроба не имело смысла. Бог не предусмотрел удачу на этом пути для меня. Более того, я намеренно сам стал разрывать все отношения с противоположным полом на самом их пике, что доставляло мне хоть какое-то удовлетворение, пусть даже носившее садомазохистский оттенок.
Зачем я тебе пишу о себе, любовь моей жизни, великая для всех и самая близкая для меня, Анастасия Фордиани? Наверно, потому что дальше ничего не будет. Я уйду. Уйду насовсем. Не хочу мешать тебе быть счастливой с другим. Не хочу жить так, как я жил до сих пор. Но жить без тебя для меня равносильно смерти. И такая жизнь мне тоже не нужна. Да, я мог бы поставить тебя перед фактом перед тем, как исчезнуть, и тем самым выпросить твое дальнейшее местонахождение со мной. Только ты сделала бы это из жалости, а жалость унижает. Я дерзнул хотеть твоей любви. Высокой любви. В самом высшем ее понимании. Той, которая для меня не предусмотрена небом в принципе…

Глава 2. Лариса.

Лариса Игнатова, как обычно, постучала ранним июльским утром 2012 года в номер «Марриотт Гранд-Отеля», где остановилась известная в России певица Анастасия Фордиани: «Housekeeping!.. Housekeeping!...». Лариса подрабатывала здесь последние два года горничной, и, как обычно, хотела провести уборку номера.
Впервые она увидела Москву в раннем детстве. Мама привезла ее из Краснодара на медицинское обследование. Что-то было не в порядке с почками. За свое послушание в медицинском центре она выпросила у матери в подарок розовый веер, которым потом и закрывалась на переменах в школе от надоедливых мальчишек, играя роль классической дамы XIX века, подсмотренную ею в каком-то сериале. Ее планы на будущее были как минимум грандиозны и четко определенны.
- Вырасту - стану известной актрисой, выйду замуж, у нас будет огромный дом и двое детей: старший мальчик Антон и младшая девочка Арина, - хвасталась подругам-одноклассницам Лариса.
Почему именно Антон и Арина, она затруднялась ответить. А почему актрисой? Потому что мама ее записала в театр-студию при Дворце культуры.
«Иии-эээ-ааа-ооо-уууу-ыыы… Ти-тэ-та-то-ту-ты… Ди-дэ-да-до-ду-ды… Тидди-тэддэ-тадда-тоддо-тудду-тыдды», - заставляла каждое занятие тренировать дикцию и контроль за дыханием ее руководитель Инга Юльевна. И Лариса тщательно работала над собой. Правда чувствовала себя скованно по природе своей внутренней застенчивости. Одно дело – понтоваться перед подружками, а другое – действительно становиться кем-то значительным. Тем не менее, по какому-то щучьему веленью именно ей стали доставаться главные роли. Но она смотрела на сделанные фотографии спектаклей и готова была разрыдаться: такой страхолюдиной она себе на них казалась! А подходила к зеркалу и видела иное отражение – милую и симпатичную девочку. В чем тут был секрет? Она не понимала, но очень хотела стать красивой и фотогеничной, чтобы ее лицо украшало журналы всего мира!
Профессиональной фотомоделью после школы стала не она, а одна из ее «партнерок» по студии – отчужденно и холодно державшаяся на занятиях Ирина Баринова. Будучи на пару лет старше Ларисы и на пару килограммов тоньше, она списалась по интернету с каким-то англичанином, влюбила его в себя, а тот, очарованный, готов был ради нее на все. Это «все» состояло из: подаренного Ирине к свадьбе дорогого колье с колечком, силикона на грудь, мерседеса последней модели и внедрения в среду голливудских моделей. Ирина прочно прописалась на страницах западных и наших глянцевых изданий. А Лариса влюбилась в соседского парня, который не то, что яхты для путешествий на побережье Тенерифе не имел, а и даже велосипеда на балконе.
Она глаз не смела поднять на него во дворовой компании, и вскоре вообще отказалась от вечерних тусовок на лавочке у подъезда. Потом со слезами на глазах узнала, что он расписался с какой-то девицей из Кореновска, когда та «залетела». Лариса проревела несколько дней, пока мать не подключила к проблеме все возможные инстанции – врачей, педагогов, друзей. Казалось, весь мир теперь только и будет говорить о том, что Лариса Игнатова - неудачница и уродина. Казалось, планета Земля терпит ее здесь только из жалости. Но антидепрессанты вскоре все-таки оказали свое действие. Семнадцатилетняя девушка закончила школу и отправилась в Москву поступать – не много не мало - в театральное училище имени Бориса Щукина. Имя этого Бориса Ларисе ни о чем не говорило. Она знала одно: если судьба забрала у нее любимого человека, значит должна как-то компенсировать в карьере. На личной жизни она сознательно поставила крест, большой и жирный. Теперь ее правилом в отношениях с противоположным полом стала игра в любовь. И работа над собой, денно и нощно.
Экзамены в «Щуку» были провалены, на что Лариса никак не рассчитывала. Но случайное знакомство с редактором отдела издания «Коммерсант» изменило ее отношение к этому. Он был низенького роста, пузат и с бородой. Он хотел Ларису. Слово за слово - разговорившись в очереди на кассу «АШАНа», он назначил ей свидание, - и она пришла. Артур Попов убедил Ларису не сдаваться и не торопиться покинуть столицу. Пообещал создать все условия для работы в издании.
Первая экскурсия по редакции закончилась сексом на полу в кабинете энергетика, милостиво отдавшего Артуру ключи, так как почти во всех других кабинетах и коридорах стояли видеокамеры. После этого он оформил Ларисе постоянный пропуск, удостоверение корреспондента и показал ее рабочее место среди множества компьютерных рядов.
- О заработной плате мы, как сама понимаешь, говорить пока не можем, меня просто не так поймут: здесь студентки МГУ годами пишут бесплатно. Вот попечатайся годик, сдай экзамены на журфак, а потом поговорим о деньгах.
Артуру было легко так говорить, но ей-то нужно было на что-то жить, да и общежитие оплачивать. Она, конечно, поскиталась немного по массовкам, где зарабатывала 500 – 800 рублей за день. Но на это уходило столько сил! Лариса даже не понимала почему: ведь делать почти ничего не было нужно. Наверное, сумасшествие толпы, рвавшейся в кино и на сцену любым путем, давило своим негативом.
Тем не менее, через несколько дней после разговора с Поповым Лариса приняла его условия. А произошло следующее…
В виду отсутствия богатого папы, да даже вообще какого-нибудь папы, а также родственников в Москве, Лариса остановилась в общежитии гастарбайтеров на Бабушкинской. В комнаты бывшего двухэтажного типового детского садика были натыканы двухъярусные железные койки, между которыми не то, чтобы поставить вещи, а и пройти-то можно было только бочком, глубоко втянув живот. В каждой обитали по четырнадцать - шестнадцать человек. Работали кто кем: кто няней в частной семье, кто телохранительницей, кто администратором кафе, кто продавцом в супермаркете… И однажды нежданно-негаданно заявился в общагу «ревизор». Ну то есть не совсем ревизор, а толстый дядька-майор соседнего отделения тогда еще милиции. Взятку с коменданта хотел стянуть за проживающих тут без прописки граждан ближнего зарубежья. И как назло начал проверку с комнаты, где жила Лариса. Она находилась в комнате с двумя девушками, которые работали в ночную смену, а Игнатова вообще в этот день решила устроить себе редкий выходной.
- Документики ваши, будьте добры, - с ехидной улыбочкой протянул майор.
Игнатова первой протянула свои: паспорт и удостоверение журналиста.
Майор осторожно раскрыл паспорт после того, как внимательно прочитал про «Коммерсант». Переспросил:
- Вы работаете в «Коммерсанте»?
- Да, в отделе расследований, - легко и беззаботно ответила Лариса, как будто на ее счету были не то чтобы десятки, а сотни собственных раскрытых преступлений.
Майор со странным взглядом медленно огляделся по сторонам:
- Ну… и… как вам тут живется?
- Нормально! – также бодро прощ****ала Игнатова.
Майор полиции вернул ей документы обратно, не удостоил своим вниманием двух оставшихся девушек азиатской внешности и торопливо покинул помещение.
После этого Лариса поняла: журналист – звучит не только гордо, но и грозно. Авторитет ее в глазах коменданта и обитательниц комнаты резко подскочил.
Ей повезло устроиться на работу ради зарплаты в «Мэрриотт Гранд-Отель». Величие в архитектуре, местоположении и убранстве внутреннего декора – все отвечало высокому уровню жизни, к которому решила стремиться Игнатова, так как с любовью не свезло. Обязанности горничной она выполняла хорошо, чем не раз заслуживала поощрения руководства. Сменила общежитие на съемную комнату. На выходных посещала различные культурные мероприятия, о которых и писала для «Коммерсанта». Артур свою протеже не бросал, по мере возможности печатал. Эти заметки весьма помогли ей в сдаче экзаменов в следующем году на бюджетное заочное отделение журфака МГУ, куда был жесточайший отбор, но не отвечали лидерским амбициям Игнатовой. Она хотела доказать и Попову, и себе, и читателям, что может написать навзрыд, на грани фола… Для этого нужна была тема. Серьезная эксклюзивная тема. И такая тема в ее жизни появилась.
Когда Лариса Игнатова не услышала никакого ответа от Анастасии Фордиани, то открыла номер своим ключом. Легкий ветерок из открытого напротив двери окна красиво теребил белую тонкую гардину, а заодно – какие-то исписанные листы бумаги, разбросанные по полу. Бросив взгляд на широкую двуспальную кровать слева огромной квадратной комнаты, Лариса, было, хотела отпрянуть назад, захлопнуть дверь и постучаться снова, так как под одеялом кипельно-белого цвета явно находилась певица. И она уже шагнула за порог в коридор, как вдруг замерла в нерешительности. Игнатову полоснуло неясной еще тревогой. Страх за свое самовольное вторжение во время присутствия гостя отеля в номере сменился другим страхом, идущим откуда-то снизу и сжимающим все в груди какой-то безнадежной тоской. Что заставило ее заволноваться? Рот певицы! Голова была неестественно запрокинута назад - за маленькую подушку под шеей, и рот широко открыт… Он был открыт и… недвижим! Лариса осторожно прислушалась, не меняя своей дислокации. Так и есть – ни шороха, ни сопения, ни дыхания не раздавалось со стороны кровати. Игнатова на цыпочках вернулась в номер, хотя усердствовать особо не стоило – идти по мягкому ворсистому ковру даже на каблуках, шумя, было невозможно.
Анастасия Фордиани, песни которой то и дело появлялись на первых позициях хит-парадов, сейчас лежала в номере отеля бездыханной. С робкой надеждой Лариса поднесла руку к ее лицу, но дыхания, даже малого, не почувствовалось. Певица была мертва.
На тумбочке, притулившейся вплотную к кровати, стояли два пустых флакона из-под каких-то таблеток и прозрачный стакан с едва покрывавшей донышко водой. Мелькнувшая снова надежда на слишком глубокий сон от таблеток, развеялась как дым, когда она попыталась пошевелить Анастасию за плечо.
- Анастасия! – шепотом позвала она. – Вы живы?
Тишина.
Игнатова вспомнила, как неделю назад администратор сказал ей, что по просьбе продюсера и гражданского супруга Анастасии Фордиани тайные видеокамеры слежения в ее номере были отключены. Свою интимную жизнь с женой он старался тщательно оберегать от назойливых папарацци. Значит, узнать, что именно произошло в номере, и добровольным ли был уход из жизни, представляется теперь маловероятным. «Эх, и шумиха теперь поднимется в прессе! Начнут из пальца свои версии высасывать!» - с горечью подумалось девушке. Хоть и виделись они с Анастасией мельком, но песни ее цепляли душевной теплотой и глубиной.
Посмотрев на Анастасию в последний раз, осознав историческую значимость момента, и стерев набежавшую слезу, Лариса зачем-то также на цыпочках, будто оберегая теперь уже вечный сон Анастасии Фордиани, направилась к выходу докладывать о случившемся. Шорох за спиной заставил ее вздрогнуть и резко повернуться. Один из листов бумаги, гонимый порывом ветра, приподнялся и шлепнулся об изогнутую ножку столика, стоящего в центре. Лариса шагнула к нему и подняла.
«…Когда ты прочитаешь это письмо, меня уже не будет. Дай бог, чтобы тело мое подняли со дна Москва-реки сразу и похоронили необезображенным от времени, гнили и рыб. Не хочу, чтобы ты видела меня некрасивым. Знай, по-настоящему я любил в своей жизни тебя одну! Никого и никогда более! Прости… И прощай… Милая моя… Единственная… На-стя…», - строки письма вдруг обожгли своей страстью Ларису. Этот мужчина сейчас возможно действительно лежал на дне реки. А вдруг нет? Нужно быстрее сообщить о случившемся в администрацию отеля! Пусть вызывают полицию и разбираются… Стоп!.. «Стоп, Лариса!» - приказала Игнатова сама себе. Что наша полиция раскрыла за последнее время? Проходят годы, а тайна смерти Листьева, Рохлина, Саровойтовой, Холодова и других, о ком мы даже не знаем, так и остается тайной за семью печатями. Поддавшись внезапной ненависти к правоохранительным органам, Лариса Игнатова второпях собрала все листы с пола, проверив – не забрался ли какой под кровать. Теперь у нее была тема для скандальной публикации в «Коммерсанте»! Она сама со всем этим разберется!
Засунув листы себе под пояс стрингов, как не раз делала со шпаргалками на экзаменах, Лариса стремительно выскочила из номера и побежала звать на помощь. Терпеливо выдержав все допросы следователя, она была отпущена под подписку о невыезде до окончания следствия по делу.
Представившись позже чужим именем корреспондентки газеты «Московский комсомолец», Лариса выяснила в полиции по телефону-автомату о последних происшествиях и найденном двое суток назад в Москва-реке теле мужчины по имени Павел Весник. Не оставалось никаких сомнений – это был автор письма.
И вот она в который раз перечитывала его, пытаясь понять – отчего в этом мире двоим любящим людям (а Анастасия Фордиани доказала своим ответным поступком, что она тоже любила Павла Весника) даже в XXI-м веке не удается быть вместе. Почему техническая и сексуальная революции не привели людей к свободе в чувствах, а наоборот продолжают заставлять держать их в тисках свои подлинные эмоции? Или это будет происходить во все времена с теми, кто обладает сильным характером и сильной волей?

Глава 3. Письмо.

Итак, я стал играть в любовь. Назначал свидания нескольким подругам сразу, а сам не приходил, в разговоре всегда говорил не только о достоинствах собеседницы, но и о сексуальности ее знакомых, а когда девочки звонили и рыдали в трубку телефона, я преспокойно его отключал. Удивительно, насколько это мое плохое поведение всегда впечатляло девушек и вызывало зависть у парней. Поначалу я еще пытался иногда снимать маску и быть самим собой. Ну и тут же терял их интерес к себе. Когда я садился за пианино и играл Шопена или Рахманинова, когда цитировал вслух Байрона или Пушкина, когда просто начинал говорить о том, что волнует, искренне и от души, они зевали: «Скучно!». И мне ничего не оставалось, как ежедневно убивать в себе образ прекрасной и светлой любви к одной Прекрасной Даме, тысячелетиями создаваемый писателями. Я жестоко заставлял себя ненавидеть женщин, потому что встреча с одной из них, которая будет любить и понимать меня так же глубоко, как и я ее, в принципе казалась невозможной. Сейчас я знаю, что тогда я всего лишь навсего трусил! Я боялся боли от предательства, которую может причинить она после того, как мое сердце окажется полностью открытым и уязвимым. Я не хотел верить, что любовь – всегда боль. Боль за другого человека, даже если он предал. И что способность ее перетерпеть и превозмочь – есть момент очищения души, как бы приближающего человека к божественному, к библейскому воскрешению Иисуса.
Моя игра с девушками, а потом с женщинами стала принципом жизни. Я словно скользил в глиссандо по клавиатуре рояля – от одной к другой, третьей, пятой, восьмой, сто сорок четвертой, и вдруг задержался на тебе – моей последней ноте… И как и палец, который кровоточит у пианистов у ногтя от такого скорого соприкосновения-перебора, мое сердце тоже кровоточило. С годами пришел опыт. Мне уже достаточно было появиться в какой-нибудь аудитории и ничего не говорить даже при этом, как женщины кидали многозначительные взгляды, а потом искали возможности познакомиться поближе. Да, мой магнетизм мог дать фору всем голливудским крутышам вместе взятым. Порой мне казалось, стоило только захотеть – и Анджелина Джоли упадет в мои объятья. Но я не хотел. Вернее, мне просто хотелось регулярного секса, успокаивающе действующего на мои нервы и позволяющего не думать о вечных ценностях, обладатели которых именовались в современном мире лохами и лузерами. И какая разница по большому счету с кем он будет сегодня, с кем завтра и с кем послезавтра? Справочник моего мобильника всегда был забит телефонными номерами до отказа, приходилось все время кого-то стирать, чтобы записывать новые имена. Хотя зачем я их записывал, если все равно не помнил кто такая Анжела-модель, или Ирэна-толстушка, или Фарида-малыш?
Нет, безусловно, в моей жизни случались женщины, которые не просто желали со мной переспать, но и те, которые мечтали о свадьбе. И иногда они готовы были купить меня богатым приданым от своих родителей. От подарков я не отказывался, но роль мужа-альфонса меня несколько унижала. Все-таки худо-бедно я зарабатывал себе на хлеб.
Мой выбор профессии после окончания школы был однозначен: я собирался стать вторым Ван Клиберном. Легко выдержав все экзамены в Гнесинку, и проучившись там два года, я так же легко и был отчислен оттуда из-за дочери декана. Выглядел я тогда, понятное дело, моложе и неопытнее. Но держался одновременно и скромно, и уверенно. Отпущенные волосы до плеч, забранные резинкой в хвост, которые носили многие музыканты, шли мне чрезвычайно. Она – Наталья Лебедева – словно набоковская нимфетка «летала» по коридорам училища и оставляла после себя шлейф из повергнутых мужских сердец. Я заприметил ее еще на первом курсе, но верный себе, не бросился сразу знакомиться, а стал встречаться с ее подругой, которая то и дело стала водить меня с собой на всяческие классические концерты по бесплатным абонементам. Я просто поджидал подходящего момента.
И вот однажды Света – эта самая подруга – пригласила меня к себе на День рождения. У ее родителей была трехкомнатная в старом доме на Тверской, недалеко от того места, где сейчас «Макдональдс». Они накрыли стол для молодежи и заблаговременно ушли. В компании оказались четыре пары. Я с именинницей, Наталья с парнем в военной форме и еще ребята с нашего курса. Света чего только не делала, чтобы очаровать меня. Я это понимал, даже несколько стыдился того, что использовал ее. В один из моментов, когда начались танцы, она попросила меня помочь ей отнести посуду на кухню.
- Скоро все разойдутся, а вас, Штирлиц, я попрошу остаться… под предлогом помочь навести порядок, - прильнула она ко мне. – Родители вернутся только утром.
Ее объятия сомкнулись на моей шее, и Светины пухлые губы соединились с моими.
- Кххе-кххе, - послышалось в дверях. – Не хотелось вас прерывать, но у Вадима кончается время увольнения, он хотел попрощаться.
Наталья Лебедева потупив взор, уперевшись им почему-то в мои ноги с тапочками отца Светы, боялась перешагнуть порог кухни. Я резко отодвинул от себя Свету и преувеличенно посочувствовал:
- Уходите? А что так рано?
Света тут же попыталась перехватить инициативу разговора себе:
- А как же торт? Вы с Вадимом его даже и не попробовали!
- Нет, я останусь, Светик, конечно! А Вадиму можно и завернуть кусочек с собой!
О, боги, как я возрадовался тому, что светловолосый и светлоликий ангел по имени Наташа остается.
- Да-да-да, Света, давай отрежем самый большой и самый вкусный треугольник торта дорогому гостю! – схватился я за нож и полез в холодильник на радостях.
- Стой! – обиженно надула губки она. – Я же не задула свечи! У меня есть желание, которое я непременно должна загадать!
При последних словах Света многозначительно посмотрела на меня, приказала зажечь свечи и нести торт в зал.
Примерно через час или два танцев, шампанского и каких-то разговоров, гости действительно засобирались. Хозяйка, улыбаясь, произнесла то, что и обещала:
- Паша, я попрошу тебя ненадолго задержаться – помочь мне расставить все по местам.
И она по инерции еще продолжала улыбаться, когда я ответил:
- Милая, извини, мне завтра утром очень рано вставать – моя Соль Ванна (так я прозвал свою преподавательницу по фортепиано) еще на прошлом занятии швыряла мои ноты и хлопала крышкой рояля из-за того, что я не выучил наизусть Фугу Баха.
Своим жестким и непредсказуемым нравом Таисия Ивановна славилась далеко за пределы Гнесинки. Ее ученикам доставалось по самое не балуй подчас ни за что. Она ярко выделялась своим внешним видом на фоне других преподавателей. Еще бы! Складывалось ощущение, что она даже спала в тех трех вязаных кофтах, которые были на ней всегда. Почерневшие от длительной носки, белые изначально, они явно никогда не стирались. «Этой женщине лучше бы было родиться где-нибудь во Франции», - подумал я, когда увидел ее впервые. Эту мысль привлекла прочитанная книга Симоны Берто «Эдит Пиаф». На заре своей певческой карьеры Пиаф никогда не стирала носившие вещи. Она их выкидывала, когда они становились совсем грязными, и покупала новые.
- Света, если на полчасика разве, то давай мы останемся, - предложила одна из приглашенных пар.
Света умоляюще посмотрела на меня, но природная воспитанность и вежливость не дали ей отказаться. Она молча кивнула головой, и двое из наших остались. Я нагнулся и поцеловал именинницу, эротично шепнув на ухо:
- Не грусти! Все будет хорошо!
За сим откланялся и вышел вслед за Наташей. Пока остальные уходящие еще замешкались в реверансах с хозяйкой, я увлек девушку в приехавший лифт и начал что-то страстно бубнить.
Наталью так сильно рассмешил анекдот про незадачливого конферансье, который объявил моими соблазняющими устами: «Сейчас студентка второго курса Наталья Лебедева исполнит «Желание» Шопена… Музыка тоже Шопена», - что она потребовала еще.
- Аха! Сейчас! Ой, этот нельзя, этот пошлый!
- Хочу пошлый! Хочу! – продолжала смеяться Наталья, когда мы вышли уже на улицу.
- Н-н-н-ну ладно! – выдохнул я. – Сама просила!.. «Музыкальное образование вашей дочери стоило больших денег, но я думаю, что теперь она сама немало зарабатывает!» - «О, да! Рядом с нами живет профессор, так он платит пять рублей за час, когда хочет отдохнуть!».
- Пять рублей!.. Всего-то? – заливалась смехом моя нимфетка, взявшая меня под локоть, чтобы не подскользнуться.
Так, веселясь, мы добрались на метро до Арбата и пешком отправились по брусчатке к Калошину переулку, где жила семья декана Гнесинки Лебедева Анатолия Абрамовича.
- А ты знаешь, что в нашем доме когда-то жила актриса Малого театра Никулина?
- Оу! Бабушка Юрия Никулина? Везет же тебе! – схохмил я.
- Не-ет! Для нее сам Александр Островский специально писал роли!
- Ну уж так и сам Островский?
- Да!.. Перестань иронизировать!
- Не перестану!
- Отчего же?
- От того, что я тебя люблю!
Это признание вылетело у меня неожиданно для себя самого. Я сказал это как бы и не ей, не Наташе, а куда-то в сторону, будто рядом с нами был кто-то еще невидимый.
- Т-ты… Ты пошутил? – едва слышно спросила она.
- Н-нет! Это не шутка!
Она ждала от меня повторения этих слов, но я замолчал. Так, молча, мы и дошли до ее двухэтажки.
У подъезда она повернулась ко мне с грустными глазами:
- Ну все, мы пришли…
- Нет-нет, пойдем я провожу тебя дальше, - уверенно взялся я за ручку двери.
И когда оказались внутри, обнял ее и поцеловал. Она робко сложила свои маленькие ручонки у меня на груди, и, опомнившись через пару минут, обреченно спросила:
- А как же Света?
Я едва сдерживал дрожь во всем теле, желая Наташу в этот миг и только ее. Причем здесь была Света?
- Аааа… Мы ей ничего не скажем… Не будем расстраивать… - нашел выход из положения я.
- Нет, так не пойдет, Паш! – серьезно возразила Наташа. - Или ты встречаешься со Светой, или со мной. Фигаро по определению не может быть героем моего романа.
- Ой, господи, девочка моя, ну конечно же с тобой! Если нужно сделать выбор, то как видишь я его уже сделал. Я не остался со Светой сегодня на ночь.
- Да, но вдруг ты пожалеешь об этом завтра и вернешься к ней?
- Не вернусь! Вот увидишь!
- Поживем – увидим, - глубокомысленно сказала напоследок Наталья, чмокнув в щеку и не глядя мне в глаза. – Время покажет.
Прошло где-то полгода наших тайных поцелуев урывками у нее в подъезде, пока я, наконец, дождался, когда она сама проявит инициативу к тому, чего я хотел. Со Светой я порвал всякое общение сразу. Говорят, у нее даже была попытка суицида из-за меня. Я ее мысленно жалел, но ничем не мог помочь. Про подмосковных же моих девочек Наташа не знала и не могла узнать никаким образом. Услышав приглашение к ней домой на чай в субботу, я все понял и решил немного набить себе цену, так сказать.
- Малыш, у нас же экзамены на носу! Я как раз хотел позаниматься!
- Весненок, у меня родителей не будет, они уезжают на дачу! А нам так редко с тобой удается побыть вдвоем! Я новую видеокассету купила, посмотрим фильм, отдохнем… перед экзаменами… и с новыми силами возьмемся за учебу!
- Не знаю – не знаю…
Но я, конечно же, приехал к ней в назначенное время. Из-под совратительного глубокого выреза шелкового халатика проглядывали кружева нижнего белья. Она феерично увлекла меня с порога прямо в спальню – на родительскую двуспальную кровать. И я овладел ею. В телевизоре шел какой-то фильм. Когда мы с моей нимфеточкой взорвались от переполнявших нас эмоций и устало откинулись на подушки, она сделала звук погромче.
- Это «Девять с половиной недель». Слышал?
- Да-да. Новый эротический фильм?
- Мы с родителями на премьерный показ ходили все вместе. Зал был переполнен! Но ты бы видел мою маму потом! «Фи, какая пошлость! Фи, какая вульгарность!». Как будто они с отцом этим не занимаются! А мне понравилось, я даже плакала в конце. И купила себе кассету…
- А у тебя много было до меня парней? – спросил я ее, с интересом наблюдая, как Ким Бессингер снимает рубашку, призывно танцуя, и бросает ее в Микки Рурка.
- Ты из-за того, что нет крови? – обиженно поджала губы Наталья.
- Ну что ты? Я вовсе ничего плохого о тебе не думаю! Все хорошо! – приобнял ее за плечи я и увлеченно продолжил следить за сюжетом.
- Ты - мой первый мужчина. Просто мне в детстве делали там какую-то операцию и повредили то, что ты должен был сейчас преодолеть…
Я внимательно посмотрел ей в глаза. Похоже, что она не врала. Мне было приятно ее доверие ко мне, как к мужчине, но, сбив оскомину, я уже не собирался порхать за Наташей в училище между занятиями.
Досмотрев фильм, я засобирался домой.
- Паша, нет! Ты же не бросишь меня вот так, когда у меня все впервые? Мне так нужна твоя любовь теперь, как никогда раньше! – сказала Наташа со слезами на глазах.
- А родители?
- Они приедут только завтра вечером.
И я остался.
Родители приехали ночью. Мать ее срочно вызвали на работу в клинику. Картина Репина «Не ждали». Акварелью. С элементом «Черного квадрата» Малевича, в который я затягивался с каждой секундой все глубже и глубже.
- Так! Что это за тип? Кто это? – кричал Анатолий Абрамович, возвышаясь надо мной, никак не желающему после долгожданного секса просыпаться. – А ну уматывай отсюда подобру-поздорову!
- Тише-тише, Толя! – успокаивала его рядом супруга. – Мы же тоже были молодыми! Ты забыл верно!
- Ничего подобного! Такими мы не были! И до свадьбы у нас с тобой один раз только было, когда заявление в ЗАГС отнесли! – уперто бухтел святой папаша.
- Анатолий Абрамович! Вы ничего не подумайте! Мы смотрели кино и случайно уснули! – наконец постепенно приходил в себя я и стал кое-как с грехом пополам оправдываться.
- Ах ты фигляр недоделанный! Вон из моего дома! Ноги чтоб рядом не было! Совратить мою девочку! Как ты посмел?
Наталья рядом заревела:
- Нет, папа! Он не виноват! Не ругай его!
- Ты еще тут! Рот закрой! – прикрикнул он на дочь.
Мне ничего не оставалось, как одеться и отправиться на Курский вокзал пешком – ждать первую электричку, так как метро еще не открылось, а на такси денег у меня не было.
Почему-то я решил, что после случившегося инцидента мне не дадут сдать экзамены. Однако, я получил пятерки и по специальности, и по концертмейстерскому классу, на котором играл в дуэте с известным скрипачом.
Наталья ходила с припухшими глазами, избегала меня, да я и не настаивал особо. Но накануне наших каникул она вдруг вызвала меня поговорить тет-а-тет. Мы сидели в парке на лавочке.
- Ну? И о чем ты хотела поговорить? – слегка надменно спросил я.
- Да так… Ни о чем… - Наташа вела себя необычно сдержанно. – Хотела узнать, как твои дела.
- У меня все гуд! Спасибо!
- Хорошо… А я замуж выхожу… За Вадима…
- Отлично! Удачи!.. И счастья!.. Семейного благополучия! – затараторил я скороговоркой, вскочив. – Мне пора. Извини.
- Да-да… - тихо ответила она, опустив взгляд.
Придя на занятия первого сентября, я узнал, что отчислен по какой-то незначительной причине: неявке на летнее собрание студентов, о котором я ничего не знал.
Жизнь получила наименование «Ад».
- Таисия Ивановна, я что – отчислен? Я же один из наиболее успешных ваших учащихся! Вы же надежды на меня возлагали!
- Ничего не знаю, Весник. Обратитесь в дирекцию училища, - равнодушно ответствовала она и захлопнула дверь.
- К Анатолию Абрамовичу можно? – то и дело заглядывал я в секретариат.
- Он еще не вернулся из командировки.
- А где Наталья Лебедева? – спросил я в аудитории.
- Она в декретном отпуске, - сказал кто-то знающий.
Через неделю я все же попал  на прием к декану. Он перебирал кипу бумаг, заполонивших весь его Т-образный стол.
- Что вы хотели, молодой человек? – скупо процедил он, делая вид, что впервые меня видит.
- Я хотел просить вас восстановить меня в училище, так как имею хорошие отметки, занятия пропускаю только по болезни, а о собрании, на котором нужно было присутствовать, меня никто не известил.
- Незнание закона не отменяет ответственности, как известно. То, что вы не знали о собрании – сугубо ваши проблемы. Нужно было интересоваться культурной жизнью творческого мира, в котором вы пока еще… никто! Выйдите и закройте дверь с той стороны. Мое время очень дорого стоит. Боюсь, вы не расплатитесь.
Я осторожно сделал шаг назад с блуждающей глупой улыбкой на лице. Лебедев сурово посмотрел мне в глаза.
- Ммм… Молодой человек, мне кажется, мы с вами уже встречались... Да-да, я вспомнил при каких обстоятельствах это было… Ну что же! Простите мне отцовскую строгость! Сейчас у Наташи с мужем все хорошо. Они ожидают ребенка… Да-да, обещают подарить мне внука…
И он снова закопался в своих бумагах, а я выскочил как ошпаренный из кабинета. Забрав документы, больше никогда не возвращался в эти стены. С музыкой было покончено. Сильные и гибкие пальцы пианиста пригодились в другом – я с успехом закончил курсы массажистов. Через десять лет в сауну, где я работал, пришла компания гламурных леди. В одной из них я узнал Наташу Лебедеву.
- Вот так встреча! – улыбнулась все так же очаровательно почти не изменившаяся нимфетка. – А мы с сыном позавчера только что вернулись из Финляндии. Пять лет не приезжали в Россию. С Вадимом разошлись через два года, когда сгоряча сказала, что сын – не от него, и вышла замуж за финна…
- …А сын все-таки от него? – заикаясь, осторожно спросил я, осененный догадкой, которая до сих пор почему-то ни разу не приходила в голову.
- Сын – твой, - уверенно заявила Наташа. – Но теперь это не имеет никакого значения… Я больше не люблю тебя!.. Сделаешь массажик?..

Глава 4. Лариса.

- Какой-такой любовник Фордиани? Какое-такое письмо? Ты бредишь? Кто тебе – начинающей, еще даже совсем не журналистке, – поверит? И потом… Если ты действительно нашла предсмертное письмо утопленника в номере Фордени, то обязана была предъявить его полиции! А вместо этого ты его крадешь. Ты – воровка, Лариса Игнатова?
- Не пытайся меня запугать, Артур. Лучше скажи, как мне получить разрешение на посещение морга. Может, позвонишь насчет меня?
- Ну что ты со мной делаешь? Вот зачем заваривать кашу? Там же люди совсем другого сорта замешаны. Продюсер этот, супруг опять же, Фордиани! Смотри! – редактор «Коммерсанта» достал из дипломата несколько разных газет, с обложек которых взирал безутешный вдовец и ослепительная Анастасия Фордиани в черной рамке. - Нужна ему инфа про любовника жены, который к тому же мертв, как и она? Да, у тебя появится минута славы! Но что ты получишь окромя головной боли? Мало того, что огребешь проблемы с полицией, так еще и этот придурок выставит нам счет за клевету.
- Короче, ты не желаешь мне помогать в моем сенсационном расследовании. Я верно тебя поняла? – обиженно спросила Лариса, вставая из-за столика в «Шоколаднице», где они встретились выпить по чашке кофе.
- Сядь! – приказал вдруг Артур. – Сядь и слушай меня внимательно! В делах, где замешана смерть, она одна не ходит, она разевает роток и на любопытных, тех, кто слишком близко к ней приближается. В морг я завтра позвоню, сходишь полюбуешься на своего Павлика Морозова. Но если потом вдруг ты почувствуешь что что-то не так, опасность в своей жизни, сразу бросай это дело и звони мне! Слышишь?
- Угу! – серьезно кивнула Игнатова, снова присевшая на стул.
- Все поняла?
- Так точно, товарищ командир!
- Не юродствуй. Теперь иди. Не смею задерживать. Мне еще за дочкой в детский сад успеть нужно.
Лариса намеренно взяла с собой только одну страницу из письма Павла Весника, чтобы показать Артуру, что не лжет, но чтобы он не забрал его у нее для собственного расследования. Она чувствовала, что у нее в руках – бомба замедленного действия. И что рано или поздно она взорвется. Поэтому сказала на всякий случай, что спрятала письмо в надежном месте, а не у себя в комнате, которую снимала у хозяйки – ветхой дотошной старушки – на первом этаже старенькой высотки, которые, одинаково грязно-серые, гнездились по окраинам всей Москвы.
Ларисе очень хотелось поскорее взглянуть на автора письма и составить свое представление о нем. Почему-то ей казалось, что его вид должен был что-то ей подсказать. Но пока Артур дал ей отмашку, прошла половина следующего дня.
Торопясь успеть в их рабочее время - до трех - на Фрунзенскую, в паталогоанатомическое отделение Сеченова, куда доставили найденного неподалеку от Крымского моста на набережной Павла Весника, Лариса почти бежала по эскалаторам метро и умело лавировала среди кишащей людской толпы. Очень часто девушка ловила на себе похотливые взгляды праздных прохожих кавказской наружности. Один из них вдруг развернулся и пошел за ней.
- Как тэбя зовут? – спросил он по-свойски. – Ты мине понравилса! Дай тэлефон!
- Что??? – оскорбилась Лариса, сурово сдвигая брови.
- Тэлефон, говорю, дай! – оскалил желтые зубы темнокожий парень, тыча в лицо девушки свою потертую «Нокию».
Сходя с поднявшегося эскалатора, Игнатова, насколько могла грубо рыкнула:
- Отвали! Или полицию позвать?
Кавказец презрительно надул губы:
- Какой невэжливий дэфушк! Вай-вай! Пачэму мужчин обидэл, да?
Лариса стремительно направилась к выходу, считая диалог законченным. Свернув на Комсомольский проспект, а затем на Трубецкую, она едва-едва успела до закрытия.
- Аааа, девушка из «Коммерсанта»? Пойдемте-пойдемте! Хорошо, что вы сегодня приехали, а то завтра утром вашего Весника забирает для захоронения супруга, - повел за собой сотрудник морга.
- Как супруга? – удивленно притормозила запыхавшаяся расследовательница. – Разве он был женат?
- Как видите, был! Не официально, правда.
- Но ведь по закону тело можно отдавать только близким родственникам!
- А таких у Павла Весника не имеется. Следователь пробил по базе данных. Родители давно умерли, квартиру он свою в Железнодорожном несколько лет в аренду сдавал. А жил вот в Барвихе, со своей гражданской...
- Не может быть… Странно как-то… - задумчиво произнесла Игнатова.
- Что-что? – переспросил мужчина.
- Да нет, ничего…
- Ну вот мы и пришли, - пропустил Ларису он в открывшиеся двери.
Тот, кто лежал под простыней, был полноват и не слишком привлекателен лицом. Лариса списала это на действие воды, от которой тело могло расшириться в объемах. Она упулилась в короткостриженого ежиком брюнета и никак не могла представить его рядом с утонченной Анастасией Фордиани. Что-то не сходилось. Да, допустим, длинноволосым Павел Весник был в молодости, а потом подстригся. Но неужели он настолько следил за своими мышцами, что регулярно качался в тренажорке?
- А вы уверены, что именно это - Павел Весник? – спросила Лариса, отходя чуть в сторону.
Ее собеседник, накидывая простынь обратно, неловко задел собой тело, и со стола вниз, под простынь соскочила рука умершего. Девушка вздрогнула.
- Факт, - ответил мужчина, равнодушно водворяя ее на место.
- Стойте! – вдруг крикнула Лариса.
- Что случилось? – скептически поморщился медик. - Я вроде никуда не убегал.
- Покажите мне его руки! – подошла она поближе.
- Господи ты боже мой! Волноваться-то так чего? Руки как руки! Смотри! – продолжил работник морга в том же взятом им тоне, снова откидывая простынь.
Журналистка радостно улыбалась:
- Вот оно! Да! Я знала, что так будет! Вы разрешите мне сделать пару снимков?
- Да что случилось-то? Может, по-человечески как-то будем изъясняться? Снимайте, конечно!
- Все хорошо! Можете закрывать! Все хорошо!.. – приговаривала Лариса, еле сдерживаясь, чтобы не расцеловать своего минутного нового знакомого после того, как сфотографировала на свой сотовый предполагаемого Павла Весника.
- Как вы, девушки, переменчивы в своих настроениях! То под нос себе что-то бормочет, то кричит, как заведенная!
- Ой, чуть не забыла, вы мне вот что скажите! Как жену-то умершего зовут? И если можно – номер телефончика попрошу, - поинтересовалась Игнатова уже на выходе из здания.
- Ммм… Зовут ее Алина Валерьевна… Да я сейчас посмотрю, у меня записано… Набиева, вот…
Лариса внимательно зафиксировала данные.
- И… Большая-пребольшая просьба: не информируйте Алину… - Игнатова заглянула в блокнот, – Валерьевну о моем к ней интересе. Я сама с ней свяжусь и поставлю в известность.
- Да не вопрос, госпожа журналист! Не вопрос. Я нем, как рыба об лед… Прощайте… - мужчина прищурил глаза и с вожделением посмотрел, как девушка удалялась.
Чему Лариса радовалась, она и сама не понимала. Ну не Павла Весника завтра хоронить будут, ну ей-то что с того? Чего сердце-то екнуло, когда она увидела, что на руках покойника отсутствовала татуировка «Настя»? «Уж не влюбилась ли ты, Лариса, в человека, которого и ни разу в жизни еще не видела?» - спросила она сама себя. И тут же прогнала от эту мысль как самую бредовую из возможных. Для секса у нее есть Артур и некоторые другие друзья, а любви ей не надобно, любовь – равно боль! «Но все-таки где же ты, где? А? Павел Весник?». Лариса не торопясь шла на набережную ближайшего Крымского моста, откуда примерно и был доставлен в морг мнимый Павел. Ее волосы развевались легким ветерком. Собирался дождь. Но Игнатова совсем не обращала внимания на сгущающиеся тучи. Она взошла на мост и оперлась в его середине на парапет, разглядывая темную рябь внизу. «Что же здесь произошло тогда, когда Весник отправил письмо Анастасии? Что? - размышляла журналистка. – Об этом может знать эта самая Алина… Жена…». Снова сердечко ухнуло… «Жена!»… Ей придется как-то с ней познакомиться… «Ну хорошо! Да! Да! Я ревную!»… Лариса стала придумывать, как она позвонит Набиевой, как представится. «А… Вдруг?.. Нет!.. Этого просто не может быть!.. Но все же вдруг Анастасия Фордиани была убита?.. Кем?.. Павлом?.. Его самозванкой-женой?..». Первые тяжелые капли дождя отвлекли ее от дум. Она достала зонт и побежала по направлению к метро.
Добравшись домой, перво-наперво, что Лариса сделала, - открыла интернет и забила в поисковой системе Яндекса, Гугла и Рамблера имя этой самой супруги Весника. Ранее она проделывала то же самое и с самим Павлом, но никакие ссылки не дали результата. А вот здесь… Сейчас… Первая же позиция выдала Ларисе уже кое-что. В коротенькой заметочке одного из тысяч похожих друг на друга прогламурных сайтов о роскошной жизни, зарабатывающих на рекламных кликах, которые не дают никакого желаемого эффекта рекламодателям, так как сайт сей не имеет никакой индивидуальности и собственно весь - ни о чем, шла речь о разводе некоего элитного адвоката Игоря Набиева со своей супругой Алиной. Датирована она июлем 2011 года. «То есть ровно год назад», - подсчитала Игнатова. В тексте размещалось и фото супружеской пары с их свадьбы. А также говорилось, что адвокат оставил экс-жене двухэтажный коттедж в Барвихе, два роскошных автомобиля и энную сумму дензнаков. «Н-да… Возможностей уйма… Живи – не хочу!» - немного позавидовала Лара и отправилась на кухню нажать кнопку электрического чайника, чтобы заварить себе кофе. Еды она себе домой не покупала, блюла фигуру и экономила. Хозяйка же попалась хлебосольная, что для Москвы, ненавидящей лимиту понаехавшую, – буквально нонсенс: то и дело жалела бедную девочку и предлагала то супчиком угоститься, то борщиком. Но Лариса стойко выдерживала данные поползновения «данайца дары приносящего» и отказывалась, отказывалась, отказывалась…
Глотнув спасительный противоотечный фуросемид, и ретировавшись с кухонного пространства до того, как ключ в двери повернулся, впуская с прогулки «даму с собачкой», Лара разделась в своей комнате догола, завернулась в простынь и удобно забралась на диван, подвинув к себе ноутбук и чашку с кофе. 
Более ничего, правда, об Алине Валерьевне ей выяснить не удалось. Зато господин Набиев мелькал в прессе в качестве ньюсмейкера довольно часто. И Ларисе пришел в голову «ход конем» - напроситься к адвокату на интервью.

Глава 5. Письмо.

Рад ли я был тому, что узнал о существовании Весника-младшего? Где-то в глубине души – да. Но меня грызла и подтачивала обида на отца Лебедевой. Простить своего исключения из училища я не мог, как ни старался. Он отомстил – банально свел счеты со мной, переспавшим с его дочерью. А чего он хотел? Чтобы я на ней женился? Я не был готов к семейной жизни. Я может быть вообще для нее в принципе не готов. Где-то я слышал про то, как один психолог назвал некоторых людей центробежными. Они никогда ни к кому особо не привязываются. Так… Наводят движуху лишь… Крутятся-вертятся… Вот я наверно такой... Центробежный… Но на тебе я бы женился. Только ты не согласилась бы – сто процентов. Поэтому не предложил. Извини… Гордость…
Весник-младший оказался фанатом футбола, прожужжал мне все уши про Месси, когда его мать устроила нам «встречу на Эльбе». Пацан, которого назвали в честь деда, Толей, внешне конечно смахивал на меня, но отсутствие общения с отцом – то бишь со мной – наложило отпечаток. В манере говорить ребенок явно отличался в сторону семейства Лебедевых. Но я и не претендовал на лидерство. Я же не планировал рождения своих детей! И считал, что меня использовали как донора. Почему многие женщины считают себя вправе решать за мужчин – когда им рожать от них, а когда не рожать? То, что мы получаем удовольствие в сексе – факт. Только разве женщины ложатся к нам в постель насильно? Да, мне нравилась Лебедева, да, я убалтывал ее и соблазнял своими дешевыми уловками. Но в постель она затащила меня добровольно. Она сама этого хотела. Может быть даже более, чем я.
Вообщем, как я ни старался в себе услышать зов крови, – ни черта не вышло. Этот ребенок мне был чужой. Но его мать смотрела на меня с таким видом, как будто она совершила подвиг – родила мне наследника. Дура. Во-первых, потому что залетела. А во-вторых, потому что родила. Испортила жизнь парню. Завела себе ребенка, как котенка, чтобы играться. И мне. Тем, что я не доучился, и тем, что, как ни крути, а поставила все-таки меня в известность о существовании сына, а, значит, изначально цель стояла – привязать меня. Как будто насилие – суть любви.
Да, я хотел любви. Я искал тебя всю жизнь в каждой, с которой… Ну ты понимаешь… И когда увидел – я сразу вспыхнул. Все стало ясно как дважды два. Только когда мечта после слишком долгого ожидания все-таки сбывается, ее начинаешь бояться. Да-да-да, не смейся! Я испугался. Банально. Ко мне вернулись комплексы юности, воспоминания о девочках-«динамо» мучили меня до слез. Я казался себе жалким неудачником, а все мои «победы» последнего десятилетия превратились в дым, словно я до сих пор был девственен и неискушен. Ты не представляешь себе, как я хотел и одновременно боялся секса с тобой. Все время представлял, как и что ты проделываешь с теми спортивными и яркими парнями, которые в твоем шоу-балете, наедине…
Обычно женщины запоминают детали – день знакомства, день первых цветов, день свадьбы. Обычно! В наших отношениях все повернулось наоборот. Я до сих пор помню в мельчайших деталях нашу первую встречу. Ты посмотрела на меня… в ресторане из-за соседнего столика… и взяла меня в плен… навсегда. Я твой – с той самой минуты, и только твой. Но я сопротивлялся сам себе. Сам с собой стал говорить. Примерно это звучало так: «Эй, ты, чувак! Она – не для тебя! И она – пустышка, как те, с которыми ты каждую ночь… Ну почти каждую… Раскрой глаза и забудь ее сразу после того, как все произойдет». Но чем дальше я заходил в своем желании тебя, медленно, по капле, входя в твое естество в целом, и удовлетворяясь этим, и насыщаясь, тем более убеждался, что люблю. Наваждением ты опустилась на меня, подарком небес и заполонила собой весь мой страшно одинокий на самом деле мир.
Я был одинок до тебя. Это правда. Ты все изменила. И я спрашивал себя: «Что эта богиня во мне, стареющем и не первой свежести, нашла?». Я не находил ответа, и пуще прежнего страх обуял меня. Страх потери и ревности сжимал мое сердце тисками, когда я видел тебя на сцене и после – с окружающими поклонниками. Они хотели тебя! И среди них были богатые, гламурные, накачанные типы! Я таким не был. Я грустил, тосковал, переживал и постепенно начал издеваться над собой. Я с наслаждением убивал свои чувства. Я приглашал к себе в сауну, где работал, девочек, веселил их, поил шампанским и виски. Ради того, чтобы только сердце замолчало, чтобы оно не жгло так сильно. Кутил с таким залихватством, что со стороны могло показаться, что я – самый счастливый парень на этой планете. А меня просто несло куда-то… И мне все равно было куда, лишь бы забыть о тебе, которая никогда не поверит в мою любовь и никогда на нее не ответит взаимностью и верностью. Да и что я тебе мог дать кроме этих своих несчастных чувств? Кому они вообще нужны в этом мире расчета и фальши?
Нет, вру. Я внезапно спрятался, отключив сотовый, только для того, чтобы ты начала волноваться и искать меня. Это и произошло. Ты приехала в сауну, помнишь? Я спал с одной из подружек. Моя напарница не хотела тебя пускать, но ты ворвалась к нам в комнату. Тебя задело то, что я не волочусь за тобой, как остальные, и ты примчалась сама. Я унизил тебя. Я понимаю. Я сволочь. Прости. Если б я не был пьян, я конечно бы бросился вслед за тобой, как в красивых женских романах, когда ты посмотрела мне в глаза и выбежала прочь. Но я устоял. Я боялся показаться тебе позером. Хотя, видит бог, душой я бежал с тобой рядом и кричал: «Прости меня, детка!.. И не держи зла… Мы все равно не сможем быть вместе… Мир не устроен для любви».
Однажды, незадолго до встречи с тобой, я задумался над тем, зачем мне женщины в количестве сотен? Не лучше ли перейти на две – три постоянных? И я стал убеждать себя в необходимости коррективов своей интимной жизни. Итак, я оставил отношения с Ирэн  - моей начальницей-администратором в сауне, с Ангелиной из ресторана и Ниной – владелицей турфирмы. Все они хотели за меня замуж, но тем и приятнее было балансировать на пике этого их общего интереса: в решающий момент, когда одна из них слишком долго удерживала меня в своем плену и активно убалтывала на тему нашего неземного счастья после ЗАГСа, появлялась другая и следом третья, истерично устраивая сцены ревности моей «невесте». Этой ничего не оставалось, как прогнать меня, собрав жалкие остатки гордости. Я всегда уходил с высоко поднятой головой. Сначала к одной, потом – к другой. И так – по кругу. Каждая из троих жила надеждой, которую я милостиво не убивал. Прогнав меня в порыве ненависти, каждая потом начинала жалеть о своем поступке и делала шаги к моему возвращению: названивала, умоляла о встрече, задаривала подарками, клала деньги на телефон, оплачивала мои счета по кредитам. Чувствовал ли я себя альфонсом? Ни грамма. Это они меня хотели в качестве мужа, а не я – их. Так что ничего страшного не видел в том, что девочки пускались в соревнование с конкурентками за мое внимание. Нет, в красоте им не откажешь! Все они по-своему выглядели симпатичными, ухоженными, стройными. Но я-то желал душевного единства и совпадения с моим эго на все сто…
Ирэн – страстная гречанка из Сухуми – взяла меня в оборот с первого моего появления в новой сауне. Властно раздавая приказы персоналу, она и со мной принялась сходу доминировать. Чтобы ее глобальная манера подчинять все и вся вокруг случайно не привела меня под венец, я сделал несколько звонков с рабочего телефона на сотовый Ангелины, в подробностях отчитавшись о своем сменившемся месте работы, включая название, ближайшее метро и имя милой, очаровательной начальницы (которая, кстати, находилась в это время неподалеку и имела возможность все слышать).
- Ну все, давай… Перезвоню! – резко завершил я разговор, когда Ирэн прикрикнула: «Закругляйся!».
- Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа! – улыбаясь и кланяясь, сложил я руки на груди.  – Чего прикажете?
Мой жест привел ее в восторг, но привычка командовать еще не отпускала эмоции наружу. Джинсовые шорты плотно обтягивали ее тонкие бедра и волновали меня своей новизной.
- Иди спусти в бассейне воду и почисть его. Завтра будет много гостей. Компания сняла второй этаж на ночь – отмечать День рождения какого-то их Жорика.
- Ууу!.. День рождения Жорика! Это же самый крутой праздник в мире! А ты так буднично об этом говоришь, словно не рада! – продолжал я пробивать ее на эмоции.
- Да ты язва, как я погляжу, - прищурившись и эротично поставив руку на бок, оттопырив при этом попку в другую сторону, произнесла она.
- Почему язва? Нет, нисколько! Иду мыть бассейн. А госпожа тогда сменит гнев на милость? Угостит потом чем-нибудь вкусненьким?
- Ой, да чтоб тебя! Прямо такой бедненький и несчастненький! Может еще сто грамм вискарика наплескать? У меня вон много чего в баре стоит!
- Нет-нет. Вискарик не надо. На работе не пью, - строго ответил я, в надежде, правда, на обратное.
- Ладно… Иди уже!.. «На работе не пью», - поддразнила Ирэн, копируя интонации моего голоса. – Я тоже не пью. Ни на работе, ни дома.
Когда я отошел от нее на пару шагов, она спросила, словно случайно вспомнила, а не все время об этом думала:
- А с кем это ты по телефону бла-бла-бла? Что-нибудь серьезное?
- Нууу как тебе сказать? – скривил губы я, как от лимона. – Так… Есть девушка… Просто встречаемся… А серьезно или нет – время покажет…
Вообщем, все пошло так, как надо. Ирэн среагировала на мой звонок Ангелине ревностью. Ангелина возможно еще нет, но если я не перезвоню ей, как пообещал (а я не перезвоню!), то заподозрит меня в измене именно с Ирэн, так как я назвал ее «милой», и начнет звонить мне на рабочий после моих сбросов с мобилы. Ну а на рабочем всегда и неизменно отвечает Ирэн: «Здравствуйте! Сауна «У дяди Феди». Администратор Ирэна у телефона…».
Вот такая я сволочь. Что поделать? Женитьба в мои планы не входила. Приходилось действовать ради секса таким макаром.
Всех работников начальница моя новоиспеченная, пока я намывал бассейн, распустила по домам до утра. Это несомненно был «хитрый» ход с ее стороны. А после она налила мне и себе все-таки по вискарику под предлогом закрепления нашего «рабочего» союза на века. Одного стакана мне показалось мало, и она добавила еще. Вечер обретал яркие краски. Мы сидели на кожаном диване в зале сауны, отделанном модными фресками, с которых взирали Элвис Пресли и Мэрилин Монро, Шарль Азнавур и Марлен Дитрих. На широком экране плазмы мелькали какие-то клипы, но тихий звук шел с диска музыкального центра.
Ирэн жаловалась на жизнь. Ее судьба могла сложиться иначе, послушай она в восемнадцать лет родителей и выйди замуж за местного зажиточного сухумского врача-стоматолога. Воспротивилась и сбежала в Москву с русским бедным Лехой. Устроились оба на работу, сняли жилье, нажили троих детей. И вот когда они почти выросли, она узнала, что Леха ей изменяет. Типичная история для любой семьи. Но Ирэн преподносила ее как проблему мирового масштаба.
- У меня так: либо мужик мой, либо чужой. Середины не терпела и терпеть не буду. На развод подала сразу. Пять лет уже как одна. Просился обратно – не пустила. Но дети только его и знают, других мужчин к себе не вожу.
Я молча слушал ее пьяный суровый треп «за жизнь» и жевал свежесваренные креветки. Откровения честной и непорочной женщины немного нервировали и злили возлагаемой на меня ответственностью, но, кажется, я заранее позаботился о том, чтобы этот служебный роман ни в коем случае не превратился в служебный брак. Ангелина меня хотела не меньше Ирэн. Остаться же без обеих я не боялся. На этот случай мною предусмотрена была Нина, которая знала лишь, что я работаю массажистом и парильщиком. А где – ей известно не было.
Заметив, что поток хвалебных од Ирэн самой себе иссяк, я в меру грубовато схватил ее за копну обесцвеченных волос, которые локонами спускались к худеньким и угловатым плечам, привлек к себе и поцеловал.
- Теперь ты – мой господин! – произнесла она покорно чуть погодя, когда я на секунду отпустил ее губы, чтобы передохнуть. – Целуй меня, целуй! Делай со мной все, что хочешь! Теперь я – твоя раба!
И я делал, отнеся ее на руках в спальню с зеркальным потолком, где Ирэн в коротких перерывах между оргазмами наблюдала нас словно на картинках «Камасутры».

Глава 6. Алина.

- О, пресвятая богородица, Дева Мария, спаси, сохрани и помилуй мя, грешницу великую, Алину!.. Господи, еже еси на небеси, да святится имя твое, да приидет царствие твое!..
Вибрация «верту» оторвала от ежедневного фанатичного ритуала Алину Набиеву в одном из уголков ее двухэтажного дома в Барвихе. Она была чувственной короткостриженой брюнеткой с выразительными чертами лица. Но жесткие нотки голоса выдавали в ней «железную леди» – не придумано в этом мире еще того, чего бы она захотела и не получила.
- У аппарата! Не томи!.. Устроил?.. Взяли?.. Ну еще бы!.. Не отходи из палаты ни на шаг! Случится с ним что – собственноручно убью! Пойдешь на дно за Арнольдом…

*  *  *

С Павлом Весником она познакомилась пару лет назад в одной из самых популярных саун в столице. Бог массажа, он мял ее спортивное тело, как бесхр****ный пластилин, но не только профессионализм привлек ее в нем. Она влюбилась. Даже не влюбилась, а заболела им. С тех пор не случалось минуты, чтобы она не думала об этом мужчине.
Находясь в удачном и прочном, как ей думалось, браке, Алина раньше ни о каких чувствах и не помышляла. В муже ее все устраивало. Более того, она сама долго добивалась того, что он наденет ей кольцо на безымянный пальчик правой руки. Однако, повстречав на своем пути Весника, она будто перестала быть самой собой. Словно ее подменили другой Алиной, ей незнакомой. Вернулась она из сауны как сомнамбула.
- Спать хочу, устала, месячные, - впервые отказалась от секса с мужем за все их десять совместных лет, считая, что за свои усилия в плане достойного финансового обеспечения их быта, он должен получать от нее при желании все, что пожелает.
Но так и не сомкнула глаз. Павел Весник преследовал ее даже в постели с мужем. Нужно было что-то делать. Например, позвонить ему – он дал ей свою визитку – и пригласить на какой-нибудь девичник в баню ее подруги Ленки. Пару лет назад они часто собирались с мужьями у нее дома на шашлычки. И парились в баньке. И было весело и интересно. Но что-то ушло. Время стало другое, злое. Каждый сам по себе. Алина стала припоминать, когда они с мужем куда выбирались в последнее время. Вспомнила. Чей-то концерт в «Олимпийском» полгода назад. Боже, как все скучно…
Утром она написала Веснику смс: «Не могла бы я ангажировать вас в отель на сеанс массажа? Заплачу дорого. Лилия». Все-таки приглашать его к Ленке, как ни крути, было рискованно. Как пить дать – положила бы на него глаз.
Павел, прочитав ее, протянул телефон напарнице:
- Что скажешь? Согласиться?
- А вдруг это «развод» какой? Мало ли каким Иваном нетрадиционной ориентации может оказаться эта Лилия! – протянула та, мысленно позавидовав: ей такие смс точно никто не пришлет…
- Да и правда. Напишу, что делаю массаж только у себя в сауне.
Так и сделал.
«Я очень известный публичный человек и не могу позволить себе приехать к вам. Более того, согласившись на мое предложение, вы будете делать массаж с завязанными глазами и в темной комнате. Но оно того стоит. Поверьте».
Павел Весник был заинтригован.
«А когда и куда подъехать?» - отправил смс он, выйдя на улицу, оставив напарницу скучать в одиночестве, ожидая клиентуру.
«За вами приедет машина и отвезет, куда надо, завтра вечером».
«Хорошо. А я могу позвонить вам и убедиться, что вы женщина, а не мужчина, к примеру?».
«Я сама позвоню вам, когда смогу разговаривать. Прощайте. До завтра. Сами мне не пишите».
«ОК. До завтра».
Весник вернулся в сауну и попросил у коллеги сигарету.
- Ты ж не куришь! – улыбнулась та.
- Захотелось, - не стал улыбаться в ответ он.
На следующий вечер Алина Набиева забронировала номер в «Пекине» на Маяковской и с предыханием набрала номер телефона Павла Весника. Тот ответил не сразу. Мягкая и расслабляющая музыка заставки вместо гудков еще больше будоражила нервы девушки.
- Алло, - услышала она его наконец.
- Алло, привет. Это Лилия…
- Я понял.
- Сегодня в районе восьми за тобой заедет черный «форд мондео» с номером 357.
- А что? Знаете даже, где я буду в это время?
- Если на работе в сауне на Варшавке, то знаю.
- Надо же какая осведомленность! Да, я буду там.
- Тогда не опаздывай, пожалуйста.
- Постараюсь. А какой именно массаж интересует? Классический? Испанский? Лимфодренажный? Тайский? А может быть тантрический?..
- Для начала остановимся на классическом. Перед выходом из машины мой водитель тебе передаст конверт, в котором будет написан номер комнаты в отеле. Когда ты в него зайдешь – там будет открыто – на столике перед собой увидишь повязку. Завяжи ее на глаза и заходи в следующую комнату.
- Пардон, но как же я буду пользоваться кремами, скрабами?
- Значит, обойдемся без них. Таковы правила. Я заплачу тебе 300 евро за сеанс. Не думаю, чтобы кто-то платил тебе больше.
- …Хорошо… Как скажете, - ответил Весник чуть погодя, словно пытаясь прочувствовать собеседницу.

*  *  *

Арнольд Шварко вырос в деревне под Волгоградом. Учился он неважно, но дрался отменно. За что и прозвали его дворовые пацаны Шварцнеггером. Поступив в ближайшее ПУ на сварщика, на втором курсе он попал в неприятную историю, выхода из которой не было. Арнольд сбежал в Москву, купил «левый» паспорт и устроился на работу в частное охранное предприятие «Крепость». С тех пор он находился в розыске. Через пару лет он случайно оказал услугу адвокату Набиеву. Да не простую. Фактически спас ему жизнь. Когда Набиев вышел из конторы, у дверей которой курил Шварко, Арнольд в этот момент резко развернулся и буквально сбил с ног Игоря Игнатовича. В ту же секунду мимо уха подскользнувшегося адвоката пролетела пуля, оставившая в стеклянной двери маленькую дырочку и трещину. Он еще так и не успел ничего понять, когда охранник крепко схватил его и затолкал обратно в двери.
- Что вы себе позволяете? Что за беспредел тво…? – тут он увидел трещину и дырку, и валявшуюся неподалеку гильзу.
- Кому-то ты, братан, перешел дорогу, - спокойно произнес Арнольд Шварко.
- Меня заказали?.. Не может быть!.. Кто?.. Кто это сделал?..
- Ты у меня спрашиваешь? Я, брат, всего лишь пешка в этой жизни. И тебя я вижу в ней впервые.
- Да уж... Ну будем знакомы тогда! Игорь Игнатович Набиев. Собственной персоной.
- Набиев… Что-то слышал…
- Да-да! Тот самый известный адвокат.
- А я просто Арнольд.
- Очень приятно, Арнольд! Боюсь, что тебе придется проехать со мной.
- Эт зачем еще? – насторожился Шварко, сменивший фамилию по новому паспорту на Тимошина.
- Ко мне на работу пойдешь? Телохранителем и водителем! Сколько тебе здесь платят?
- Платят как всем. Тыщу зелени. Не жалуюсь.
- Я кладу тебе две.
- Надо подумать.
- Да чего тут думать? – подошел на шум хозяин офиса, к которому приезжал Набиев. – Соглашайся. А я звоню в полицию. Пусть приедут, поищут из какого и чьего оружия был произведен выстрел.
Так Арнольд Шварко-Тимошин стал служить верой и правдой в семье Набиевых. И именно его попросила съездить за массажистом Весником Алина. Подумала, что даже если он и скажет мужу – что страшного в том, что она захотела сделать массаж?

*  *  *

Алина вытиралась полотенцем после душа, когда услышала, как кто-то вошел в номер. Через несколько секунд этот кто-то постучал в ванную.
- Лилия, вы здесь? – робко спросил Павел.
- Да… Иду-у… - по-прежнему строго ответила Алина.
Она вышла и первым делом глянула на повязку. Павел сделал так, как она велела. Он ее не видел, а она его – да. Какое наслаждение – наблюдать за этим мужчиной!
- Идем, - взяла его за руку она, предварительно повернув защелку входной двери.
- Я весь в смущении, вы меня ужасно заинтриговали! Мы раньше встречались? – затараторил Весник.
- Мы раньше не встречались, но я тебя видела… В работе… И захотела испытать – действительно ли ты так хорош, как кажешься, - Алина начала флиртовать.
Подойдя к кровати, она отпустила его руку и легла на спину, убрав полотенце с обнаженного загорелого стройного тела.
- Можешь приступать.
- Наверное, мне неудобно перед вами стоять буквой зю. Вы позволите мне присесть?
- Позволю, - сказала Алина и немного подвинулась.
 Предполагая, что это спина, Павел опустил руки на грудь и тут же отдернул их.
- Простите! Но речь шла о массаже! Я не отношу себя к мальчикам по вызову.
- Хм… Ты меня поражаешь! Неужели никогда не приходилось делать массаж груди? Мы ведь не договаривались с тобой о конкретных частях тела, правда? Я имела в виду массаж всего тела. Тебя что-то смущает? Ты девственен?
Бравада Алины звучала уверенно и твердо, чего внутри себя она совсем не чувствовала. Она боялась, что он развернется и уйдет.
- Можешь уйти сейчас, но естественно не получив обещанного…
- Нет, я останусь, - сказал, подумав, Весник, тоже переходя на «ты». – У тебя красивый голос… И маленькая, приятная на ощупь грудь. Жаль, что я не могу ее видеть.
Он снова опустил руки и начал слегка разминать плечи и руки Алины, постепенно переходя в другую – более интимную область. Девушка нежилась, постанывала и не без удовольствия заметила, как верхняя часть брюк Павла приподнялась. Она едва-едва провела рукой в том месте, где ожидала реакцию мужчины. Но он продолжал гладить ее бедра. Тогда она взялась за молнию, расстегнула ее и заползла туда, куда ей давно хотелось.
- Мне кажется тебе несколько жарко в одежде, - хрипло произнесла она.
- Да, мне тоже так кажется, - сглотнул он и стянул с себя брюки с плавками и рубашку.
С тех пор они стабильно встречались каждую неделю почти год. Потом реже. Потом Алина добилась развода с мужем, но Павел делать предложение ей не торопился. И она установила за ним слежку.
Звонок Арнольда разбудил ее рано-рано по утру.
- Он, кажись, с моста собирается дернуть, - сказал тот без всякого Якова.
- Как с моста? Зачем?
- Видать, самоубийство.
- Черт! – вскочила Алина. – С какого моста? Где вы? Я сейчас приеду. Черт! Не дайте ему это сделать!
- Как не дать? Он уже перелез через ограду. На Крымском мы. В районе Фрунзенской. Далеко вам ехать, не успеете. Он уже того! Чувырть!
- Что-о-о-о-о? Уже прыгнул? Прыгай за ним! Слышишь? Немедленно прыгайте за ним с Зидом! Он мне нужен живым! Понимаешь!?
Она сбросила вызов и набрала номер Зида, прозванного ею так от сокращенного Зидана. Зид, в юности Ваня Желнов, работал у них в доме давно, еще до появления Арнольда. Любил хозяйку и при всяком удобном случае именно ей оказывал разного рода почести, а не хозяину.
- Да, Алина Валерьевна! Слушаю вас!
- Зид! Милый! Что там происходит? Ты рядом с Ариком?
- Нет, Арик побежал к Павлу. Но, похоже, опоздал… О… Епт… Сорри…
- Что??? Что??? Паша спрыгнул, да??? Ну что ты молчишь???
- Я не молчу. Да, он спрыгнул. Не волнуйтесь… И Арик тоже спрыгнул следом.
- Зид! Я прошу тебя! Прошу! Пожалуйста! Сделай что-нибудь! Ты же мастер спорта по плаванию!
- Далеко они, вряд ли успею. Но я попробую… Никуда не звоните!.. В органы там… От шумихи пустой не отделаемся!
Зидан-Желнов забросил на сиденье черного «форда» сотовый. Легко стащил с себя футболку, брюки и ботинки. Через несколько минут он подплывал к месту борьбы Арнольда и Павла. Несмотря на то, что «Шварцнеггер» физически находился в гораздо лучшей форме, вода смягчала удары, да и гибкость Весника спасала. Он вертелся во все стороны, не давая себя оглушить до бессознательного состояния, чтобы облегчить Арнольду задачу его экстрадиции из реки на сушу.
- Дурак ты, Весник! Че не хватает? Такая баба тебя любит! – кричал, бултыхаясь и отплевываясь, Шварко. – Поебы…л бы себе потихоньку и, глядишь бы, все и наладилось. Какого тебя сюда понесло?

*  *  *

Алина гнала свою «инфинити» во всю мощь. Она притормозила у «форда», заприметив его еще издалека. Вылетев из машины, она даже не потрудилась нажать кнопку на пульте сигнализации. Зид помахал ей рукой. И девушка поняла, что развязка рядом, что сейчас может произойти нечто, чего она просто не переживет. Не переживет, потому что она два года потратила на завоевание и приручение сволочи по имени Никто, а он взял и решил вот так вот ей отплатить за все ее добро!
- Ну только останься жив, - шептала разъяренно она. – Только останься! Я ж тебя, козла!.. Ох, я ж тебе!..
- А-ли-на? Что… ты…? – сплевывая и задыхаясь, приподнял голову, лежа на берегу, Павел Весник.
Обрушившийся на него кулак вырубил на время его сознание.
- Зачем??? – закричала она на «Зидана».
- Он вам нужен? Значит, я перенесу его в машину, отвезу домой, а там разбирайтесь, как хотите. Сейчас рассветет. Вы хотите стать посмешищем желтой прессы?
Алина покачала головой:
- Ты прав, как всегда. Прости… А что с Ариком? – повернула она голову в сторону, заметив неподвижно лежащего Арнольда.
- Арик, похоже, захлебнулся. Я ж сначала этого, - Желнов кивнул на Павла, - вытаскивать бросился. Арнольд – дурак, в одежде нырнул! На нем килограмм двадцать железок одних! Тэтэшник, два кинжала именных, ключи, сотик… Удивительно, как все при нем и осталось!..
- Ты уверен? – захныкала Алина и нагнулась к Арнольду, похлопывая его по щекам.
- Да мне на глубину за ним нырять пришлось.
- Все из-за этой сволочи! – ткнула она носком туфли Павла Весника. – Ну ничего… Он свое получит!
- Что ты сказала? – не расслышал Зид.
- Ничего! – ответила Алина.
- Пора бы нам отсюда убраться! Пока зрители не собрались!
- Да-да… Сейчас… Значит так… Давай быстрей, без вопросов… Меняй содержимое карманов этого козла и Арика.
- Зач…?
- Без вопросов сказала!
Иван Желнов вытащил паспорт и сотовый телефон из кармана брюк Весника и отправил их в нагрудный карман Арнольда Шварко. Освободив последнего от его личных документов и вещей, «Зидан» не без труда закинул к себе на плечо Павла и отнес его на заднее сиденье «форда».
- Куда едем? Домой? – спросил он Алину.
- Нет, - с усмешкой сказала она. – В психиатрическую клинику. И я не шучу! После попытки суицида мужчине самое место прийти в себя именно там. Так что дуй на 8-го марта. А я сейчас позвоню своей давней подруге – заведующей отделением. Светиться сама уж не буду, извини. Достаточно будет и звонка. А тебе придется попотеть немножко – побыть сутки рядом с этим... Чтоб не сбежал ненароком… Завтра найду, кто тебя сменит.
- Мудра, хозяйка! Ох и мудра!
- Пустое… Не забудь, что Павел Весник все-таки утонул. А в больницу у нас ложится Арнольд Тимошин…

Глава 7. Письмо.

Не ревнуй, милая, не надо. Пойми. Прости. И забудь. Пишу тебе, Настя, чтобы облегчить душу. Мне некому было о себе рассказать, а тебе вот захотелось… Извини, если что не так…
Через неделю после того, как Ирэн соблазнила меня и уже не отпускала из своей постели, объявилась Ангелина. Я слышал, как моя шефиня грубо ответила по телефону:
- А кто его спрашивает?.. Он занят! Перезвоните позднее.
Когда я тут же вошел с немым вопросом в жесте лица, Ирэн виновато опустила глаза:
- Ангелина какая-то. Но ты же работал, я не хотела тебя отвлекать.
- Никогда больше так не делай, - сказал я строго, подойдя к ней вплотную и, закопавшись в ее волосах руками, стал медленно направлять голову вниз.
Она съехала со стула на корточки и расстегнула мои джинсы. Через некоторое время я на завершающем аккорде обостренных ощущений извергнул из себя мини-лаву, заполняя рот Ирэн. В тот момент снова затрезвонил телефон. Судорожно сглотнув, Ирэн впопыхах ответила:
- Аллоу… Сауна «У дяди Феди»…
Я не дал ей договорить и отобрал трубку, так как услышал знакомый голос.
- Ангелиночка! Солнышко! Куда пропала? Я обещал перезвонить и пропал? Ну что ты, детка, разве тебя можно забыть? Работы просто много! Клиент за клиентом. А сама понимаешь, если поперло – значит, надо ловить момент…
Ирэн демонстративно поправила на себе платье и вышла из комнаты. И я мысленно возблагодарил бога, хотя в существование оного и не верю, за то, что она ненадолго выпустила меня из-под своей когтистой опеки, - тигрица… Я снизил пафосные по началу обертона своего голоса на более интимные и стал отнекиваться от обвинений собеседницы в моей измене с Ирэн, зажав трубу между ухом и плечом, одновременно с этим застегивая штаны.
- Девочка! Линочка! Послушай! С чего бы мне тебе изменять? Работы много, вот и не звонил.
- Я люблю тебя! Как последняя дура, сижу и жду. А ты… А ты… - раздались всхлипывания и следом гудки.
«Любит! - горько усмехнулся я сам себе. – Мне многие говорили, что любят, ошибочно называя этим словом свое собственническое желание обладания мною…».
Мурлыкая что-то себе под нос, я вышел в холл. Лицо Ирэн не предвещало ничего хорошего. Но я привык к ее перепадам настроения. Она частенько орала на других работников без всякой на то причины. Сейчас же ее изнаночная сторона характера вывернулась и на меня.
- «Девочка», значит? «Линочка»? – вопрошала она с истерично проявившемся акцентом, с чего я и решил, что Ирэн сильно взволнована и подслушала наш разговор с Ангелиной. – А я тогда кто?
- Ты? – зачем-то глупо переспросил я, не успев сообразить, что должен был ответить.
- Да, я! Я тебе кто? Проститутка? У меня кроме мужа ни одного мужчины в жизни не было! У нас вообще так не принято – спать до брака. Это вы, русские, привыкли, что ваши бабы сами лезут к вам на х…
Я молча стоял и выслушивал эту гневную тираду, большая часть из которой – вранье. Мне доподлинно было известно, что Ирэн спала с мужчинами после развода с мужем. Заглянувшая в комнату молоденькая официантка, симпатизировавшая мне, была послана Ирэн без всяких сантиментов:
- Пошла вон, дрянь!.. Если ты еще раз, чудовище, - переключилась она снова на меня, – посмеешь завести шашни с какой-нибудь шлюхой, пеняй на себя!
- Понял, - понуро кивнул я.
Все-таки что ни говори, а глотка у Ирэн луженая. Кого угодно своим ором нагнет…
- Понял, так вали работай! – она нервно опустила взгляд на документы, которые готовила к отчету перед Вазиром – хозяином сауны.
Почему ее называли «У дяди Феди», я ума приложить не мог. Ни одного хозяина ее Федором не звали. Через час примерно после выноса мозгов Ирэн позвала меня обратно, чем оторвала от помощи восемнадцатилетней Лиде – заходившей в разгар разборок официантке. Я вернулся набыченный, с обиженной мордой кирпичем.
- Завтра буду разговаривать с Вазиром. Подумала, что тебе не помешает лишняя копейка? Я скажу ему, что мне требуется сменщик, и что ты способен совмещать две должности: не только банщика-массажиста, но и администратора.
А я-то боялся, что она устроит дубль два! Чуть не расплакался – так трогательно Ирэн преподнесла пряник после кнута. По крайней мере у меня возникло ощущение, что завтра – выборы президента, и один из кандидатов – именно Павел Весник. Я почти искренне бросился перед ней на колени:
- Прости, рыбка, зайка, малыш, киска! Рррр… Прости! – молил я, мотая головой вверх – вниз.
- Да ладно, чего уж там… Встань, шут гороховый, - сказала она осторожно, важно показывая мне, что не совсем простила мою оплошность.
Через час она уже лежала на диване и хохотала над «Домом-2».
- Нет, ты видела, Михална?.. Как он… А она… Ха-ха-ха… - болтала она с пришедшей уборщицей так безмятежно, что представить ее стервозной фурией было невозможно.
Михална сидела рядом с ней, упулившись в телек, и со знанием дела обсуждала последние метаморфозы самой популярной программы РФ. Я честно пытался посмотреть ее тоже, но у меня не вышло. Рвотные позывы увели от плазмы далеко.
Прибывший на следующий день Вазир согласился со всеми доводами Ирэн и «повысил» меня. Пишу в кавычках, так как фактически рычаги управления по-прежнему оставались в руках Ирэн, в зарплате я выигрывал не на много, а к моим обязанностям добавились кидания к телефону, когда он звонил. Но вообщем-то, Ирэн теперь активно делала вид, что я – пуп земли. Я даже сначала немного и вправду повелся. Но потом понял, что Ирэн таким образом меня «покупала» - хотела удержать подле своей юбки как можно дольше и, возможно, монополизировать свои права на мое тело в дальнейшем.
Все поменялось с появлением в сауне Ангелины. Заплаканная и расстроенная, она примчалась однажды ранним-ранним утром. Я, после маханий веником и массажа всей ночной компании из десяти гостей, уснул без задних ног. Ирэн тоже едва держалась, но решила открыть дверь настойчивому посетителю. Я чмокнул ее спросонья и отвернулся к стенке:
 - Иди, девочка, иди…
Сон прервался громким стервозным тоном Ирэн:
- Да, вот здесь мы и спим!
Продрав глаза, мой взор уперся в две возвышающиеся фигуры. Ехидно улыбающаяся Ирэн и заплаканная Ангелина. Ничем не мог ответствовать ни одной, ни другой. Сомкнул десницы и напрочь отрубился. А когда проснулся, Ангелины уже и след простыл, Ирэн же умышленно не затрагивала эту тему.
Уж какими-такими путями и кто вышел на хозяина сауны, не знаю, но приехал он однажды без предупреждения нежданно-негаданно и застал Ирэн на моих коленях.
- Вийди, - кивнул Вазир мне, бросая папку на стол небрежным движением. Я вышел, но остался неподалеку и все слышал.
- Спишь с ним? – спросил он ее без обиняков. Видимо, она промолчала, так как я ничего не расслышал.
- Ти уволена. И он тоже.
- За что, Вазир? – еще не веря в очевидность случившегося, удивилась Ирэн.
- Иму дала, а мине – нет. Ти, когда устраивался ко мине на работу, чито сказал? Ти сказал: «Я честний дэфушк! Я не сплю с мужчинам!». Я тибе поверил. А ти шашни закрутил, как последний шлюха. И с кем? Что он может? Я бил готов тибе подарки дарит! Браслэт, колечко, золото приготовил… А ти… Собирай вэщи и уходите.
- Вазир! Вазирчик! Ну пожалуйста! Не увольняй! Куда я пойду? Сам знаешь же – трое детей, квартира съемная. А я отдамся тебе. Хочешь? Прямо сейчас!
Эх и заскрежетали у меня зубы, когда я представил, что вот сейчас она разденется, и все у них случится, а меня вышвырнут, не заплатив зарплаты, как последнего лоха. Но крепко взбитый кавказец ответил:
- Нэ хочу. Тэперь нэ хочу… Ли-да! – вдруг громко крикнул он. – Ги-де Лида?
Мимо меня, как тень, прошмыгнула наша худенькая официантка.
- Лида, твой началница уволняется по собственному желанию. Я хотэль би, что би ти пирямо сичас пириступила к обязанностям администратора. Тибэ же знакомо, как нужно отвичат по тилифону и разговариват с гостями?

Глава 8. Артур.

В то утро он поднялся очень рано. Жена, мягко позевывая спросонья, уточнила время и отвернулась на другой бок. Артуру Попову очень повезло в жизни с изначальным стартом. Во-первых, он родился в Москве, а, во-вторых, в семье чиновника крупного ранга. Его мать ни дня в своей жизни не работала, вкладывая все время в себя, с каждым днем все хорошея и хорошея. Деньги для нее означали профессиональный уход за собой. Те, кто знали ее девочкой-помпушечкой, недоумевали, встретив стройную уже за сорок. Она выглядела лучше Людмилы Гурченко в сто крат. С той лишь разницей, что не занималась творчеством и не вела богемный образ жизни. Ей хватало такой скромной жизненной цели, как скрашивание досуга мужа. Каждую ночь она, словно развратная гейша, словно томная нимфа или страстная Клеопатра, забрызгивала разными феерически-фантазийными красками. Нельзя сказать, что отец Артура хранил верность его матери. В его жизни периодически появлялись молоденькие любовницы. Но только лишь затем, чтобы жену не увели. Странная логика. Однако, ему казалось, что интерес женщины к мужчине поддерживается помимо бриллиантов именно онегинским «чем меньше женщину мы любим…».
Артур обожал своих родителей, которые покупали ему все, что он хотел, и был равнодушен к остальному миру. Его учеба в частной школе складывалась из каждодневных праздников – спортивных, музыкальных, театральных, художественных. После 35-минутных основных занятий педагоги буквально разрывали его на части между тренировками по теннису, олимпиадами по английскому, репетициями спектаклей и в хоре. И хоть он и надувал капризно губы в ответ, ему ужасно нравилась такая востребованность. «И все-таки они вертятся», - частенько надменно шутил он в кругу своих школьных товарищей–мажоров над учителями.
Новый редактор школьной газеты вдруг углядел в Артуре еще и талант юного корреспондента. Поначалу он переписывал подчистую те наивные опусы, что изредка сдавал в номер Попов. Постепенно Артур понял особенности создания журналистской сенсации из ничего. И уже ничто не могло его остановить перед желанием работать в известном журнале или газете.
- Кем ты хочешь работать? – удивленно и непонимающе поднял брови отец, когда услышал про журфак. – Журналистом? Артур, ты конечно гениален, но не до такой степени, поверь!
- Маму я уже убедил, она согласна, - Артур пропустил иронию отца мимо ушей.
- Да-а? Вот как? Значит, я узнаю все последний? – для вида посердился еще начинающий седеть и лысеть мужчина. – Тогда ты будешь работать редактором «Коммерсанта», не меньше.
- Ну конечно, папа! Я знал, что ты меня поддержишь!
- Ох, сынку, я тебя еще не так поддержу! Еще не так! Смотри, что у меня есть! – и он достал из внутреннего кармана пиджака три билета на рейс в Лос-Анджелес.
- Папка-а-а-а! Класс! А мама знает?
- Еще нет. Это сюрприз…
Вообще «заграница» для их семьи была привычным делом. Турция, Египет, Таиланд, Болгария, Испания, Италия, Англия – этот список их «победных шествий» по миру регулярно пополнялся все новыми и новыми странами. И Артур тщательно оберегал свои мысли от тех людей, которые думали, что можно жить как-то иначе и что большинство в его стране как раз и живет иначе, из последних сил стараясь соблюдать закон и опираться на десять библейских заповедей, каждый день находясь в противостоянии к гламурно-криминальному телеэкрану, крикливо вещающему о вульгарной роскоши москвичей. Это делать было не трудно: вся «вертикальная» система в стране за последнюю двадцатку лет была выстроена господинами Ельциным, Путиным и Медведевым словно специально для него. Родители запрещали Артуру ездить в метро, личный водитель и телохранитель на бронированном «джипе» был неизменным спутником его поездок в школу и на тусовки.
Однажды он дал свое согласие на участие во всероссийском пятидневном слете юных журналистов и с первого дня легко покорил на сцене сердца пятисот юных девочек и мальчиков своими импровизационными шутками в стиле а-ля парень из Урюпинска. Последующую четверку дней его узнавали почти все и снисходительно улыбались, так и считая, что он именно из того самого городка Волгоградской области. И когда в последний день гала-концерт задержался на час дольше объявленного заранее времени, Артур не удержался, встал со своего места посреди зала и громко попросил:
- Извините, но я вынужден попрощаться. Меня ждет машина.
Зал буквально лег от хохота. Послышались добрые советы:
- Артур, без тебя автобусы не уедут!.. Не торопись, здесь тебя ночевать не оставят!..
- Нет, вы не поняли! Меня своя машина ждет!.. – возразил сквозь шум Артур и стал пробираться к выходу.
Ему никто не поверил. Менталитет большинства российских школьников стойко вскармливался идеологией безденежья и зависимости от редких крох с барского кремлевского стола, бросаемых их родителям за почти круглосуточное трудовое «лошадиное вспахивание» на благо родины. Муравьиное существование им обеспечивал сильнейший прессинг свыше. И вместо того, чтобы гордо поднять голову и дружно перестать работать за копейки, они еще более ее опускали, по старинке надеясь на светлое будущее, обещанное коммунизмом. Работая бегом и на ходу, люди перестали думать, оставляя данную прерогативу властям с царской идеологией, и совершенно утратили способность не предвзято оценивать себя и других со стороны.
Так вот в то утро Артур Попов встал рано, чтобы отправиться на торжественные похороны Анастасии Фордиани. Не то, чтобы он восторгался ее исполнением: певичка – она и есть певичка. Не смотря на то, что сам он родился и вырос в России, Артур не любил «наше» искусство, боготворя лишь западных рок-исполнителей. Похороны привлекли внимание Попова с точки зрения информации о письме, найденном его протеже. Почему-то желание Ларисы Игнатовой выдать на страницах прессы публикацию своего сенсационного расследования вызвало в нем негативные эмоции. Зависть к талантливо и широко мыслящей девушке легко, но едко, пронеслась в его мозгу в момент их последней встречи в кафе. Артур гнал ее, возвращавшуюся и вонзавшую в больное самолюбие острые иглы тщеславия, но так и не смог победить. Посоветовав сдуру Ларисе поступать на журфак и пообещав свою поддержку, Артур и на секунду не сомневался, что она глупа как большинство их длинноногих «работниц», выдающих лоховатым читателям «на ура» очередную пафосную гнусность. И вот теперь он тяготился ею, изнывал от желания ее унизить, отправить снова в тот мерзкий мир, от которого он тщательно огораживался всеми близкими с рождения. Она просто обязана была отдать ему найденное письмо, а уж он бы решил, что с ним делать! Обмахиваясь тонкой пластиковой папкой с документами от внезапно сменившей вчерашнюю грозу духоты, он издалека еще отключил сигнализацию пультом своего черного «бумера», как, любя, он именовал последнюю модель «bmw». Забравшись на водительское сидение, Артур Попов с огромным удовольствием включил кондиционер и радио, незыблемо веря в свое исключительное превосходство над какой-то там Ларисой Игнатовой и всеми остальными.

*  *  *

Прощание с Анастасией Фордиани происходило перед входом на Новодевичье кладбище. Лариса Игнатова осторожно пробиралась сквозь толпу поклонников и журналистов, щелкающих затворами зеркальных фотоаппаратов. У самого изголовья гроба стоял гражданский супруг Анастасии – известный продюсер Иван Угров, а в двух шагах от него она увидела Артура Попова. Сама она целое утро размышляла над тем – какие именно похороны выбрать: поддельного Павла Весника или его любимой женщины? Лариса стойко засунула свою немедленную жажду правды в одно место и выбрала все же второй вариант, так как в первом случае могла спугнуть своим появлением Алину Набиеву и тем самым спровоцировать ее на неадекватные шаги. Достав свою дешевенькую «мыльницу», Лариса сделала несколько кадров покойной и тех, кто скорбел вокруг.
Артуру происходящее казалось забавным. Ларису он не заметил, но тех, кто попадали в поле его зрения, он относил к двум категориям: одни – фанатки на основе своих отклонений в психике, другие – бывшие любовники Фордиани. «Интересно, - размышлял он, мня себя ни много ни мало Штирлицом в стане врага. – Сколько же у нее на счету? Тысяча? Две тысячи мужчин? А может быть три?». Он всмотрелся в бледное бескровное лицо Анастасии и так ничего в нем особенного, что могло бы как-то возбудить его мужское желание, и не нашел.
Постепенно пышная процессия, обрастающая все новыми и новыми прощающимися с цветами, после скорбных речей тех, кто хотел высказаться, перешла к завершающему этапу. Гроб медленно и торжественно понесли внутрь кладбища. Миновав надгробие Ельцина в виде трехцветного флага страны, расположенного в самом начале, люди двигались все дальше и дальше. Перешептывания журналисток, выуживающих сплетни, которые они могли преподнести как новые подробности жизни и смерти певицы, ореолом окружали слезный момент истории.
Когда земля впустила в свое лоно ушедшую по своей воле «звезду», у которой, как всем казалось, было все, что для счастья нужно, людские массы поредели, разбрелись в поисках последних пристанищ Шаляпина, Шукшина, Вознесенского и многих других, оставивших после своих творческих взлетов на долгие годы свет горящих лицедейством сердец.
Артур заметил, что Иван Угров засобирался покинуть могилу, и поспешил подобраться поближе:
- Здравствуйте, Иван! Меня зовут Артур Попов, я редактор отдела расследований «Коммерсанта» и хотел бы переговорить с вами о поступившей к нам информации относительно вашей… - он покосился на деревянный крест с фотографией улыбающейся Анастасии. – Бывшей супруги. Нам известна истинная причина ее ухода из жизни.
Последнюю фразу Артур произнес особенно многозначительно, рассчитывая на должный эффект. Эффект произведен был.
- Что за информация? – с пробудившимися низменными искорками мести громко спросил продюсер, чем привлек внимание некоторых задержавшихся.
- Я думаю, сейчас не время и не место для подобного рода разговоров. Жду вашего звонка завтра – мы договоримся о месте встречи, - Артур уверенным движением достал из кармана кожаную визитницу, вытянул одну и протянул Угрову.
Тот взял, и когда Попов сразу направился к выходу, перевернул ее, задумчиво разглядывая. На обороте было нарисовано ручкой «$?».

Глава 9. Письмо.

Расстроенные, мы выходили из сауны с ощущением конца света. Я чувствовал, что Ирэн не хотела меня отпускать. Зашли во встреченное по пути кафе. Как ни странно, одного ее звонка оказалось достаточно, чтобы выйти из положения. Подруга-коллега готова была приютить нас в другой сауне. И мы помчались туда.
Я не ожидал, что подруга Ирэн окажется такой ослепительной. Будто сошедшая с обложки «Playboy», она одним своим приближением подняла во мне то, на что обычно давно уже требовалось некое физическое прикосновение женщины. Пришлось вспомнить молодость и опустить ладони вниз, стыдливо прикрывая вдруг оттопырившиеся брюки. Спасла Ирэн, рот которой не закрывался ни на секунду. Она льстиво расточала Ладе комплименты, которые все же не помогли. Лада, одарив меня своим знающим в мужчинах толк, взглядом, с растянутыми в тонкую линию улыбки губами твердо произнесла:
- Я могу взять на работу только кого-то одного из вас. Выбирайте, кто это будет, пока я схожу приготовлю нам кофе.
Как только она удалилась, мы одновременно вскрикнули друг другу, оба желая как раз обратного:
- Оставайся ты!
От совпадения и рассмеялись. Правда, если б кто глянул со стороны, выглядел бы наш смех по-разному. Ирэн ревновала. А я чувствовал себя «на коне». Ее карие жесткие бусины глаз в противовес небесно-лазурным вишенкам Лады старались на меня не смотреть. Полагаю, догадайся она заранее о хитрости подруги предложить остаться кому-либо одному, Ирэн сюда меня бы не привела. Теперь же ей ничего не оставалось, как выглядеть щедрой, чтобы меня не потерять совсем.
- Давай ты пока останешься, а я найду другое место для нас двоих и заберу тебя тогда, - шепнула она мне, заслышав шаги подруги.
- Угощайтесь, - сказала та, изысканно наклонившись над прозрачным стеклянным журнальным столиком с подносом так низко, что я окончательно потерялся в глубинах ее крупного декольте, точно решив, что не буду торопиться на другую работу с Ирэн.
- А что это Павел все молчит и молчит? – спросила Лада, откинув длинный темный хвост волос назад. – Какое образование? Опыт массажа большой?
- Да я, вообще-то, музыкант, - зачем-то выпалил я. – Если желаешь, как-нибудь поиграю на фортепиано. Шопен… Шуберт… Моцарт… Бетховен… Заказывай!
- Оу! – протянула она обрадовано, но не сильно – чувства таких женщин всегда были под контролем. – Безусловно желаю! Более того, могу порекомендовать тебя в известную рок-группу «Фифаче». Они как раз ищут клавишника.
От такого предложения я немного подрастерялся. Все-таки рояль, Чайковский и Рахманинов – это одно, а «Yamaha» со всякого рода микшированием звука… В этом я ни бум-бум… Не приходилось как-то близко сталкиваться…
Снова выручила Ирэн.
- Что за группа? Ни разу не слышала! Щас все себя мнят «звездами», куда ни плюнь!
Она была права, но назвала слишком распространенную уже точку зрения, которая приелась и казалась дилетантской. Да и я уже видел себя заядлым рокером в черной бандане со скелетами и серьгой в ухе, в кожаных обтягивающих штанах и сапогах-ботфортах со шпорами. Рыдающие фанатки в моем видении то и дело выкрикивали внизу сцены:
- Паша, ты лучший! Жги, «Весна»!
«Весной» меня прозвали еще в школе. И мне безумно нравилась эта кликуха. В отличии от других, коими наделяли моих друзей, моя была доброй и красивой.
- Ты не слышала «Фифаче»? – с осознанием собственного превосходства подбросила кверху свои обильно затушированные пышные ресницы Лада и обиженно добавила, - Они на самом деле сейчас очень популярны! Достаточно включить телевизор – они везде-везде! Первые места всех хит-парадов! Бешеный рейтинг!
Лада с непоколебимой надеждой в тоне обратилась ко мне:
- Ты ж наверняка слышал их песни! Вот эту хотя бы: «А я сажаю золотистые кабачки…» или «Когда моя девочка в говно…»?
- Да-да! – закивал я, хотя кроме Вити Цоя эти их «перепевки» никаких ассоциаций в моей памяти не нарыли.
Я даже вспотел от напряжения: боялся разочаровать Ладу своим невежеством. А та в конец меня смутила, гордо объявив:
- А я прямо сейчас им позвоню!
- П-п-по-одожди! – испуганно промычал я и не успел ее остановить: вызов на ее сотовом уже ответил гудком, а затем мужским баритоном.
Десять секунд – и меня через неделю ожидали на прослушивание.
- Смотри у меня! – ревниво шепнула, покидая сауну, Ирэн.
- Смотрю! – не мигая, глядя ей в глаза, непокоренно ответил я и в эту же ночь разрешил Ладе себя совратить.
Утро с ароматом дорогого качественного кофе у кровати и букетом новых впечатлений ворвалось сквозь слишком короткую дремоту и неясные сны. Я был уже не я! Включенный телефон возвестил о тридцати восьми пропущенных от Ирэн, Ангелины и даже - Нины. Причем от последней пришла весьма конструктивная смс: «Еду на пару недель в Турцию. Ищу попутчика. Если желаешь – присоединяйся. Расходы – за счет фирмы».
Конечно же я хотел! Но Лада… О, сколько открытий чудных подарила она мне совсем недавно! Еще весь воздух вокруг был пропитан ореолом раскаленной страсти! Будто прочитав мои благодарные флюиды, Лада вернулась из душа, завернутая в огромное махровое полотенце с надписью «Tenerife».
- Милый, надо одеваться. Сейчас подъедут твои первые здесь клиенты. Посмотрю твое искусство… Смс? – кивнула она, указав на мобильник в моей руке. – Что пишут?
- Да так… Ничего особенного, - я наскоро отключил его снова, твердо решив позвонить Нине и согласиться на поездку при первой же свободной минутке.
- Если Ирэн ревнует, то мы можем не сообщать ей, что между нами что-то было, - слишком сосредоточенно, чем нужно, сказала она, что позволило мне думать, что и сама Лада подвержена ревности.
- А между нами разве что-то было? – широко улыбнулся я ей, поцеловав в щеку, взял протянутое мне чистое полотенце и направился в душ.
Через неделю, чего-то наврав саунным подругам, я сидел в самолете рядом с Ниной и возбужденно наблюдал сверху за удаляющимися подо мной столичными пейзажами. Еще бы! Первая поездка за границы нашей сладкой родины! Надо ли говорить, что я был немного пьян от праздника, созданного Ниной в маленьком рае нашей планеты? И только одно нестерпимо жгло мое сердце: я не любил ее и по-прежнему был одинок. Как в моменты, когда она уезжала на экскурсии, так и тогда, когда мы вместе валялись на песке, загорая. Мне нравился секс с Ниной. Он был строго очерчен и конкретен, как и сама она, крепко сложенная, твердо стоящая на ногах самодостаточная и самостоятельная бизнес-вумен. Но сердце мое молчало, даже немного закрывалось, защищаясь от ее жесткой энергичности. Наверно это было и отчасти хорошо. Иначе возвращение в столицу было бы нестерпимо тоскливым.
Вернувшись, я набрал номер Ангелины. Казалось, что ее нежность могла как-то восполнить мои одинокие позывы души. Но ее обида не позволила простить меня, засранца. Она не ответила на десять моих вызовов. Я отступил и остался голодным волком, рыщущим по столичным просторам в поиске той, которая соединится со мной прежде всего на другом уровне – невидимом. Потом она сама перезвонила, и мы встречались, но это было уже не то. Вообщем, все указывало на то, что мне следовало всех своих девочек похерить и перестать утомлять себя ненужными отношениями. Я сменил номер телефона и… чао-какао!

Глава 10. Лариса.

Звонок Артура застал Ларису на Моховой. Факультет журфака МГУ как всегда кишел студентами. Игнатова не сдала в сессию один из экзаменов, и теперь хотела договориться с преподавательницей о его пересдаче. Нельзя было сказать, что она ленилась учиться. Не сдала почти вся группа. Здесь, как и везде по стране, давно сменилось правило «знания – значит отлично» на «деньги – значит отлично». Денег у нее не было, поэтому Лариса решила взять своей настырностью и эрудицией на десять с плюсом вопреки установленным базарным нормам. Другой путь вел назад – к маме. Маму она любила, но творческие амбиции и желание иди вперед покоя бы там не дали.
- Заскочить в редакцию? А что за срочность? Ну хорошо. Надо, так надо. Наверно ближе к вечеру, - легко откликнулась она на просьбу Попова.
Так и не найдя на кафедре своей преподавательницы Лариса расстроенно заторопилась к выходу. Однокурсник Женя Петров перегородил ей дорогу с приветствием.
- Жень, у меня важная встреча сейчас в «Коммерсанте». Потом поговорим. Я еще появлюсь здесь радиожурналистику сдать.
- Да не вопрос. Просто смс кинь заранее, когда соберешься, я тоже подъеду. Хотел с тобой кое о чем посоветоваться.
- Хорошо. Напишу.
Лариса бежала по подземному переходу ко входу на станцию метро Библиотеки имени Ленина, как столкновение со встречными людьми на какой-то момент заставило ее потерять равновесие. Поскользнувшись, она не упала, но каблук предательски хрястнул. «Еще этого не хватало! – подумала она уныло. – Теперь нужно срочно искать магазин обуви». А так как денег у нее было очень мало, то в центре Лариса купить себе ничего не могла. В переходе обувного киоска не оказалось. Домой ехать тоже не представлялось возможным. Отменять встречу с Артуром ей не хотелось: вдруг он вызвал ее по какому-то очень важному делу? Например, у них освободилась вакансия журналиста и ее берут на хорошую зарплату с гонорарами! Лариса осторожно зашлепала дальше, надеясь на Соколе найти что-либо подобное «Центробуви» и рублей за пятьсот подобрать себе туфли. На полторы оставшихся тысячи ей нужно было дотянуть до зарплаты в отеле, которая ожидалась не ранее следующей недели.
Девушка осторожно заковыляла дальше. Прошло не менее двух часов, пока она в дешевенькой обновке пробежала мимо двухэтажного дома известного писателя Павла Санаева, сына режиссера Романа Быкова, и взялась за позолоченную руку обветренных тяжелых дверей самой мощного холдинга СМИ в Москве, принадлежащего одному из самых богатых людей мира по статистике «Forbes» – Алишеру Усманову.
- Да я внизу уже, сейчас поднимаюсь к тебе, - откликнулась она на звонок Артура.
Небольшой кабинет Попова был несколько хаотичен в обилии беспорядочно сложенных различных предметов – от бадминтонных ракеток до рулонов обоев.  Складированием грешили и многие другие офисы в России. Этого Лариса не понимала. Ей казалось, что рыночные отношения, которые внес в страну бывший президент Борис Ельцин, должны были и во всем соответствовать американскому образцу жизни корпораций. В том числе – и в элегантном внутреннем дизайне. Но гоголевский плюшкинизм с каждым годом все более расширял свои границы как национальная черта; даром, что у классика она представлялась отрицательной.
- Да, я все вычитал, зайди забери полосы, - сказал он по телефону в тот момент, когда Лариса, кивнув головой в знак приветствия, присела на один из стульев.
- Хорошо выглядишь, - кивнул ей в ответ Артур Попов.
«Надеюсь, он не из-за секса меня позвал!» - подумала она, несколько занервничав. Занятия им с Артуром в последнее время происходили для нее как-то обременительно, словно бы она расплачивалась им за то, что он ввел ее в редакцию в качестве внештатного корреспондента, словно бы ее использовали, когда хотели. Доверительные отношения, возникшие по началу, куда-то испарились.
Корректор, с высоко поднятым подбородком гордо внесла себя к начальнику, забрала правки и также – с большим достоинством – вышла. Лариса почувствовала себя такой маленькой и беззащитной, как будто бы рой ос пронесся вокруг нее, и ей чудом посчастливилось остаться невредимой.
- Ну-с, Лариса Игнатова! – потер руки Артур Попов. – Зачем я вас позвал…
Девушке стало вдруг совсем страшно от его «выкания».
- У нас тут освобождается местечко. Одна из сотрудниц уходит в декретный отпуск. Так что у тебя есть неделя, чтобы рассчитаться в своем отеле, - пафосно произнес он. – И начать работать в издательском доме «Коммерсант»!
Лариса, хоть и предполагала, что когда-нибудь добьется этого, но сбывшаяся мечта так скоро – это была удача! Благодарность заполнила все ее существо от макушки до пят. Желание стать невидимкой и сбежать отсюда, возникшее пару минут назад, сменилось эйфорией.
- Артур, это правда? Меня в самом деле берут в «Коммерсант»? – чуть не плача от радости переспросила она. – Спасибо тебе! Ты так обо мне заботишься!
Артур Попов был доволен произведенным эффектом и слегка выдержал паузу.
- Ну-ну… Все мы в этом мире должны помогать друг другу. Это всего лишь стечение обстоятельств. В отделе культуры уже информированы о тебе. Так что можешь прямо сейчас подготовить какое-нибудь интервью для них. Записывай номер Михаила Григорьева.
Лариса быстро расстегнула «орифлеймовскую» сумку, доставшуюся ей бонусом за заказ косметики, вытащила блокнот с ручкой и зафиксировала продиктованный ей номер из огромной базы данных контактов «звезд», которая была открыта в компьютере у Артура.
- Это который из «Шансона»? – уточнила она на всякий случай.
- Да, позвони ему сегодня, договорись о встрече. Там вроде презентация нового альбома прошла. Не знаю точно… Я не в теме…
- Хорошо! – восторженно отрапортовала Лариса.
- Я занят! – зло буркнул в ответ на звонок сотового Артур. - ...Да, кстати, как там у тебя с Фордиани и ее сумасшедшим фаворитом? 
- Почему сумасшедшим? – обиделась Игнатова. – Я пока его не нашла, но есть основания предполагать, что он жив, и вопрос времени лишь, когда я с ним встречусь.
- Видишь ли, Ларисонька! Теперь ты всецело принадлежишь отделу культуры. Хоть сейчас можем пройти подписать договор. А значит, есть нужно свой хлеб, и не отнимать его у своих коллег в другом отделе, в данном случае - в отделе расследований. Так не принято, малыш. Привези мне письмо, я поручу это дело Любницкому или Тарасько. Они ребята опытные, быстро выведут на чистую воду убийцу нашей любимой всей страной, великой – я не побоюсь этого слова – певицы.
Девушка с неподдельным ужасом посмотрела на своего «благодетеля». С передергиванием, свойственным почти всем папарацци мирового сообщества прессы, она сталкивалась впервые.
- Артур, он не убийца! – робко возразила она.
- А вот это пусть докажет в суде! У тебя хотя бы хватило ума никому не показывать это письмо?..
Мужчина стремительно нажал три клавиши на внутреннем телефоне редакции.
- Алло!.. Иосиф Викторович?.. Попов Артур беспокоит. Мы тут с одной начинающей журналисткой обсуждаем темку небольшую. Вот ваша юридическая консультация необходима… Что-что? Папа? Да, папа поправился! Массаж в Таиланде, знаете, очень не халявно делают! Он очень доволен! Спасибо! И главное – дешево! Несоизмеримо дешево по сравнению с нашими расценками!.. Так вот… У нас тут спор возник по поводу сокрытия улик. Один из знакомых этой вот Ларисы, которая сидит сейчас напротив меня, нашел некие бумаги на месте убийства и унес их. Что там по этому вопросу наше законодательство пишет?
В голове у Ларисы пролетали одна за одной возможные варианты выхода из ситуации. «Сейчас я скажу ему, что потеряла письмо… Нет, лучше, что его у меня украли… Или, что я соврала, и Павел Весник тоже мертв…» - представляла она.
- Ну что я могу сказать? – отвлек ее от тяжелых мыслей дребезжащий голос, раздавшийся из аппарата по «громкой связи», специально включенной Артуром для пущей убедительности. – Человек этот ваш получит статью 237-ю УК РФ. Лишение свободы до трех лет или штраф до трехсот тысяч… рублей, да, пока что еще… А там дальше, кто его знает что будет… У нас законы, сам знаешь, меняются со скоростью света!..
- Знаю-знаю, Иосиф Викторович! В одной стране живем! Спаси-ибо! – радостно и взволнованно ответил Артур Попов.
Лариса впервые в жизни люто ненавидела. Она смотрела на вспотевшее, розовое от напряжения, круглое лицо и с трудом удерживала себя, чтобы не встать, скинуть одним движением руки все лежащее на столе и выйти, громко хлопнув дверью.
- И вам не хворать, - последнее, что раздалось перед отключением селектора.
- Нда… Видишь, Лариса Батьковна, в какую некрасивую игру ты ввязалась? – с ехидной улыбкой победителя резюмировал Артур. – Через три года ты выйдешь… Если выйдешь… А мир будет другой… Ни работы у тебя, ни диплома о высшем образовании… Все начнешь с нуля… Нда… Колыма – дело такое…
- Хорошо, - едва слышно сказала Лариса. – Я отдам тебе письмо.
- Милая, я так рад нашему взаимопониманию! Я ни сколько не сомневался, что ты девушка благоразумная, а не какая-то там ветреная, охочая до дешевых сенсаций… Подожди меня пять минут, я поотключаю аппаратуру и поедем.
- Куда поедем? – также тихо с ужасом спросила она.
- К тебе! – щелкая компьютерной мышкой, равнодушно ответил Попов.
- Ко мне?
- Да, родная, не будем тянуть! Мне все равно в те края нужно заехать, вот как раз тебя подброшу, письмо заберу и дела свои порешаю.
Ларисе стоило больших усилий возразить оппоненту:
- Артур, я не смогу тебе отдать письмо сегодня! Оно же не у меня хранится! Я тебе говорила об этом!
- Малыш! А я думал, мы поняли друг друга! – начинал раздражаться и выходить из себя он.
- Ну я правда отдала его на хранение! – заикаясь, изобретательно оправдывалась девушка. – А тот мой друг… Он… Он… Улетел!.. Улетел в… В Париж на конференцию!.. Его просто нет в Москве!.. Так что придется подождать… Подождать недельку… Ты извини, мне еще в одно место заскочить надо… Здесь… Недалеко… Я лучше пешком…
Лариса судорожно запихнула блокнот с ручкой в сумку и выскочила из кабинета.
- Игнатова, вернись, - зло крикнул вслед Артур Попов, но она не собиралась возвращаться в стан врага.
А Артур Попов был теперь для нее именно врагом. И в логово его для нее теперь путь был заказан. Она не видела, как редактор отдела расследований «Коммерсанта» со всего размаха швырнул дорогую ручку «Паркер» об дверь своего кабинета:
- Сука!
В этот момент она уже миновала калитку ограды и выбежала на дорогу. Какой-то «жигуленок», не снижая скорости, въехал в лужу рядом с ней и водопад грязных крупных  брызг опустился на ее платье…

Глава 11. Письмо.

Ребята из «Фифаче» были полны амбиций и отсутствия чувства того, как нравиться народу. Это было мне на руку. Они меня слушались, и я на их фоне выглядел Фрэнком Синатрой в своем первом джазовом коллективе непрофессионалов. Самозабвенное вкрапление на клавишах, которые я легко освоил, импровизационных моментов классики, заслужило поощрение у публики, перед которой мы выступали. Я не рассчитывал на это: в клубы обычно приходят выпить и «подудеть» заезженные песняки в караоке. А когда понял, что меня внимательно слушают, захотелось большего. Но с этим коллективом каши было не сварить. И я решился на сольный концерт. Договорился с предполагаемым продюсером моих выступлений о встрече, и во время нее как раз увидел тебя…
Я в сотый раз вспоминаю это событие с благоговением и с благодарностью случаю. Хотел написать – богу, но я в него не верю. Ресторан отеля «Милан» весь сиял белыми скатертями на круглых столах. Рахманиновские колокольные переливы невидимого пианиста окутывали пространство пустынного зала. Это утро поистине было утром всей моей жизни. Подумать только, если бы ты не опрокинула чашку с кофе на пол в тот момент, когда мы с Игорем Заславским собирались уходить, обсудив основные моменты нашего сотрудничества, и я не обернулся, и не бросился тебе на помощь, схватив салфетку со стола!.. Урони ты ее минутой позже!.. Мы пропустили бы нашу встречу!.. Твое лицо было как вспышка!.. Миг – и я у твоих ног!.. Склонился над твоими коленями, вытирая с ярко-красного платья пятно!.. Наверное, если б про нас снимали кино, этот момент показали бы обязательно в замедленной съемке. Меня сыграл бы Костя Хабенский. А тебя – Лиза Боярская. Вот – мой поворот головы. Вот – наши взгляды встретились. Вот – моя рука машинально протягивается к белой тряпичной круглой салфетке. Вот – мои три шага к тебе. Вот – я присел рядом, положил салфетку на пятно. Вот – ты киваешь: «Спасибо». И оператор через кадр показывает наши неотрывающиеся друг от друга глаза. За ним стоит Тимур Бекмамбетов и скандирует: «Страсть! Больше огня!» - ну или что-то в этом роде. А мы итак с тобой пылаем! Ты помнишь? Девочка моя! Настя! Как это было? Как все вокруг замерли и смотрели только на нас в немой сцене, боясь прервать очарование? Прости, но я не следил пристально за нашим шоу-бизнесом, и не знал, что ты – та самая Фордиани, про которую я что-то слышал, но и представления не имел, как она выглядит.
- Как вас зовут, богиня? – наивно спросил я, еле сдерживая свое обжигающее все изнутри желание дотронуться своими губами к твоим, таким близким, выпуклым и слегка приоткрытым.
Твоя подруга, сидевшая рядом, странно заелозила на месте и, привстав, тоже протянула тебе салфетку.
- Хорошая шутка! – сдержанно ответила она, чем привлекла мое внимание. – Спасибо за помощь, молодой человек, но, мне кажется, вам пора.
Твоя подруга была мне знакома. Известная телеведущая новостей – Тамара Шеховская – не имела конкурентов на экране. И тут я растерялся. Ты пришла мне на помощь, и протянула свою визитку. На ней был прямой сотовый номер. Да! Да! Да! Может бог все же есть?
А потом-потом уже, совсем потом, когда мы опустились в широкую круглую кровать очередного отеля, ты сказала, что подумала, что я бросился к тебе, потому что узнал в тебе звезду, и буду просить автограф! Смешная! Я просто утонул в твоих глазах! А теперь их рядом нет. Нет, и не будет. Час расплаты за то мое внезапное бешеное счастье, свалившееся, как салют на День победы, заполонившее все вокруг своей бездонностью, настал. Горечь от необратимости времени, когда я обижал тебя, пустотой сдавливает сердце. Оно болит, Настя. Болит. Я виноват. Я один. Поверь, и не держи зла, если сможешь. А я-то и на том свете себя не прощу. Дурак! Что еще сказать? Но позволь мне эту слабость: сейчас снова пережить то лето наших обнаженных чувств. На бумаге. Ну и пусть. Память так скрипуче царапается и просится на волю… Последние пара – тройка часов, и меня не станет. А ты живи! Живи! И дари глубину и силу своих чувств зрителям! Скользи по краю любви, как только ты умеешь, и найди все же того, кто все это оценит и сможет дать тебе то, чего я не смог. Я не смог. И я совсем уйду. 
Помнишь, когда я позвонил тебе этим же вечером, когда я был Хабенским, а ты – Боярской, мы говорили с тобой, как будто два старых друга? Тем более, что тема музыки была нашей общей. Ты еще пошутила, пропев из «Миража»: «Музыка на-а-ас связала». Она действительно нас связала. Настолько прочно, что я захлебывался своими эмоциями и никак не мог надышаться тобой. Это меня даже пугало. Я хотел тебя. Безумно.
В баре, где мы с тобой условились встретиться, было сумрачно и не шумно. Мы напились с тобой вдрызг, и пошли гулять по ночной Москве, которая вдруг «стала по колено». Я поцеловал тебя, когда немного протрезвел. Ты податливо послушалась мою руку, прижавшую за твои волосы голову ко мне. Мы стояли на освещенном тротуаре Тверской и узнавали губы друг друга. Сказать, что это было приятно – не сказать ничего. Это было… Это было… Я не могу найти таких слов. Их нет. Сказочно? Волнующе? Умопомрачительно! Гибкая и тонкая, ты обняла меня за шею, и стало трудно дышать. Я расцепил кольцо твоих рук и с удовольствием заметил, как ты разочарована. Ты хотела продолжения. Я тоже его хотел. Такси отвезло нас куда-то в район Площади Ильича. Гостиница укромно и тихо распахнула свою обитель. Страстная, ты то поднималась, то опускалась надо мной. И стонала. А я наблюдал украдкой за тобой, словно со стороны, в моменты, когда ты закрывала глаза, - так ты была красива! И я едва-едва сдерживался, чтобы твое завершение произошло чуть раньше, чем мое.
- Подожди… Не торопись… Впереди же целая ночь! – хрипло прошептал я и отодвинул тебя немного, чтобы минуту передохнуть и обновленным вернуться в наш магический ритуал снова.
- Так многозначительно сказал, будто впереди нас ждет целая жизнь! – улыбнулась ты, приоткрыв глаза.
Что я мог ответить на это? Чтобы идти одной дорогой годы, одной моей любви было мало. Успела ли ты меня полюбить так скоро такого, каким я был? Переменчивого и непредсказуемого, самого себя не знающего, самого себя боящегося, мятежного странника?
Когда ты закричала, я перевернул тебя на спину. Несколько секунд – и я растворился в тебе. Легкая растяжка губ Джоконды блуждала на твоем лице, когда я спустился с небес на землю.
- Тебе хорошо? – спросила ты.
- Да, - ответил я тихо, хотя хотел закричать: «Мне безумно с тобой хорошо! Мне так хорошо, как никогда ни с кем не было! Я хочу навсегда остаться в этой постели, как на необитаемом острове, вокруг которого акулы, не дающие тебе уплыть от меня».
Запредельность медленно отпускала свои объятия. Но еще паря в невесомости, я обнял тебя за бедра и поцеловал. Губы… Губы… Губы… Расслабленно ты позволяла мне почувствовать себя главным. Да что там – главным? Королем! Богом!
- Детка, ты не хочешь сходить в душ? Мы же не предохранялись! – вспомнил я о насущном.
- У меня не будет детей, - спокойно произнесла ты, моя мадонна.
И после того, как мои брови вопросительно поползли вверх, ты добавила:
- Неудачный аборт в юности. Мы с родителями жили тогда в Италии, в провинчи ди Фоджия. Первая любовь – Уллисе – был парень то, что надо! Но жениться на мне из-за ребенка не хотел. Когда маме сказали, что после аборта детей у меня не будет, она долго от меня не отходила. Плакала, и гладила по голове, как маленькую. Да мне и было-то 16-ть лет! Мы сговорились не посвящать отца во все это, но он как-то прознал. Через неделю Уллисе сбил какой-то грузовик. Скрылся с места происшествия, и водителя так и не нашли.
- А почему ты решила, что это твой отец с ним расправился?
- Иначе и быть не могло. Мой отец «дружил» с мафией.
- А я думал, мафия – пережиток прошлого!
- Тогда я этого не понимала. Узнала про его криминальные связи гораздо позже. И они случались не только в прошлом столетии, поверь! Когда-то давным-давно мой отец с братом стали владельцами кампании, где выращивали фрукты для принадлежащего им ресторана. Но однажды брат отца застал свою жену в постели с любовником. Он расстрелял их и застрелился сам. С тех пор моя мама ощутила перемену отца на себе первой. «Джузеппе явно подменили», - говаривала она. Отец стал подозревать всех близких в изменах и предательствах. И еще он перестал улыбаться.
- То есть Анастасия Фордиани – крестная дочь? – пошутил я.
Но ты осталась серьезной и ответила поцелуем, после которого кроме как о наслаждении тобой ни о чем не думалось…

Глава 12. Лариса.

Напуганная, Лариса торопливо вбежала в метро. Заметив издалека полицейских с огромной овчаркой, она тут же отвернулась и подняла голову только тогда, когда миновала их. Казалось, что еще немного - и ее обязательно остановят, и отвезут домой, и потребуют вернуть письмо, и посадят в тюрьму. Один вопрос по Чернышевскому вертелся в ее голове: «Что делать?». Ответ на другой извечный вопрос у нее имелся: виноват Артур. Но ей грех было жаловаться: все-таки он много помог. Теперь же настала неизбежная ни для кого «черная» полоса, или время перемен, как добродушно именовала внезапно сваливающиеся проблемы Лариса. И нужно всего лишь решить, куда спрятать письмо Павла Весника.
Выпорхнув из подземки на ВДНХ, девушка набрала номер телефона Жени Петрова, с которым встретилась утром в университете.
- Жень, привет еще раз. Извини, у меня к тебе дело на сто рублей. Мы не могли бы завтра с тобой встретиться? – едва скрывая волнение в голосе, спросила Лариса.
Иных кандидатур на доверие у нее не было.
- Что-то срочное? – с интересом уточнил Петров. – Давай тогда ближе к вечеру - часиков в пять пересечемся! Меня утром матушка напрягла сопроводить ее за покупками. Я вроде как лошадиная сила…
- Нет! – перебила Лариса. – Мне нужно встретиться утром. Рано утром! Как можно раньше! Я много времени не займу! Поговорим – и поедешь с мамой. Во сколько ты просыпаешься?
- Все настолько серьезно? Надеюсь, с тобой страшного ничего не случилось?
- Нет, не переживай. Просто у меня очень мало времени, вот и все, - соврала Лариса, испугавшись, что Евгений откажется от встречи.
- Ну так и быть… Будь по-твоему! Приезжай утром… Мы вроде как в восемь собираемся выдвинуться. Так что к семи, если подъедешь, могу выделить тебе несколько своих драгоценных минут. Хотя, если честно, не уверен, смогу ли чем-нибудь быть полезен.
- О! Спасибо, Жень! Я обязательно тебя отблагодарю!
- У… Раз так… Я за ночь напишу список того, чего бы мне от тебя хотелось!
Лариса нервно рассмеялась в ответ:
- Проси, чего душе угодно! С завтрашнего дня я вся – твоя!
- Ага! Я скромничать не буду! И не надейся! Адрес запишешь? Или прислать в смс?
- Если мне не изменяет память, ты где-то на Новослободской!
- Верно.
- Эсэмэсни лучше. Ручку долго доставать.
- Да. Сейчас отправлю.
Запыхавшись, Лариса пробралась в конец маршрутки и, опустившись на свободное сидение, открыла полученную смс от Петрова. Следом за ней стремительно влетел, согнувшись и громко разговаривая по сотовому, высокий мужчина. Сев напротив, он вдруг резко сделал выпад в ее сторону, кивнув направо:
- Сумочка ваша?
Лариса, вздрогнув, бросила взгляд рядом – на бесхозный, судя по всему, клатч. «Кто-то забыл!» - мелькнуло в голове.
- Нет, не моя! – замотала головой она.
- И не ваша? – спросил он свою соседку.
- И не моя, - ответила та.
Все это время мужчина ни на секунду не отпускал сотовый от уха. И теперь судорожно воскликнул невидимому собеседнику:
- Еще мне взрывчатки не хватало!
С этими словами он так же стремительно выскочил из маршрутки, как и вошел.
Лариса сидела не шевелясь, словно парализованная. Она не могла поверить в то, что в маленькой сумочке может оказаться нечто ужасное. Весь ее стрессовый темперамент дня потух из-за такой, казалось бы мелочи, как забытая кем-то сумка.
Водитель маршрутки почти на цыпочках прошел между креслами и двумя пальцами осторожно взял клатч. «Что же он с ним сейчас сделает?» - с каким-то теперь даже весельем наблюдала Игнатова. Шофер-гастарбайтер аккуратно положил сумочку в мусорное ведро рядом с выходом из метро. «О боже! – подумала Лариса. – А если бы там и вправду оказался кусок тротила? Все мое расследование полетело бы в тар-тарары. Весника не нашли бы. Он вроде как для всех умер. Надо мне поторопиться». Маршрутка же вовсю набирала обороты скорости…
Ночью Лариса спала плохо. Снилось ей, как Попов и полиция везут ее в автозаке в сизо. Но вдруг машина резко тормозит, дверца открывается, и из нее протягивает руку Павел Весник. Он вытаскивает Ларису прочь, а сам бросает в машину гранату, и она взрывается. Лица его Лариса никогда не видела, но точно знала, что это он.
В пять часов будильник противно зазвенел, чем окончательно пробудил девушку. В семь она уже заходила в подъезд своего однокурсника.
Женя Петров жил вдвоем с матерью в четырехкомнатной квартире. Им повезло: при разводе его отец не стал претендовать на раздел имущества. Конечно, «повезло» - в данном случае слово относительное. Евгений предпочел бы ситуацию, когда отец вообще никуда бы не ушел. Но старость по определению не может быть конкурентом молодости. И в какой-то момент его мать перестала бороться за мужа со своей молодой соперницей. Сама подала на развод. Не ради сохранения собственной гордости. Ради счастья мужа с другой. А он, решив, что жена обижена и прощать его измены более не намерена, молча собрал вещи и ушел. И в дальнейшем тема их личных взаимоотношений никогда не затрагивалась в разговорах. Их встречи были обусловлены исключительно интересами сына.
Когда Евгений потихоньку провел Ларису в свою комнату, она сразу достала из сумочки письмо.
- У тебя такой сосредоточенный вид! Что это? Компромат на Владимира Путина? – съязвил хозяин.
- Почти! Жень, это письмо…
- Стоп! Подожди! Давай я принесу кофе, раз тут все не по-детски! – и еще не совсем проснувшийся Петров вышел из комнаты.
Лариса огляделась. Черное пианино было заставлено мягкими медведями, хрюшами и зайцами. Над ним висел огромный портрет маленького Жени в объятиях его мамы, как догадалась девушка. Возле окна – компьютер. На столике небрежно были разложены несколько номеров журнала «Юность». Игнатова взяла один из них.
- Мама там работает, - прокомментировал Евгений, неся на подносе две чашки кофе.
- А я думала, этого журнала давно нет в помине!
- Пока есть. Но конечно от былой популярности советской эпохи – ни следа.
- Так значит, у вас династия?
- Типа того… Так чего там у тебя стряслось? – спросил Петров, присаживаясь за компьютерный стол.
Ларисе хватило пяти минут, чтобы пересказать историю с найденным ею и украденным письмом. На лице Евгения не отражалось никаких эмоций, и Игнатова уже засомневалась в правильности своего приезда сюда. Но парень совершенно спокойно вошел в ситуацию:
- Тебе нужно, чтобы эти бумаги, - он кивнул на лежащие листы, - временно затерялись в лабиринтах моей берлоги? Да не вопрос! Засуну в тайник, ни один Шерлок Холмс о нем не догадается!
- Жень! Только, пожалуйста, никому об этом! Ни одной живой душе! Очень тебя прошу!
- В соавторы статьи возьмешь?
- Ну если ты уверен, что этого хочешь…
- Да ну что ты? Я пошутил! Мне чужие лавры не надобныть! – улыбнулся Петров в ответ. – План дальнейших действий то, у  вас, миссис Фикс, имеется?
- …О! Есть ли у меня план? – подыграла в тоне известного мультика Лариса. – Конечно же есть! Как может быть не быть плана у нас, «бандито-гангстерито»?
- Вы главное без «убиванто», «ограбленто» и «пистоленто» постарайтесь!
- Ну эт как получится!.. – обувалась у выхода Лариса. – Спасибо за кофе! И за…
- Да брось, пожалуйста! Мне это ничего не стоит. Я готов тебе в этом деле не только секретным сейфом служить, а и в какой-нибудь другой роли. Ты ежели чаго – звони в любое время дня и ночи.
Лариса ехала на работу в отель и думала о том, что завтра обязательно должна выйти на мужа Алины Набиевой. Встреча с ним должна будет прояснить многое. А ее новый друг Женя внимательно изучал рукописные строки: «…Прости меня, милая! Я ухожу. Надеюсь, будущая жизнь либо подарит нам счастье быть вместе навсегда, либо избавит от встречи друг с другом, чтобы не мучиться…».

Глава 13. Письмо.

Прости меня, милая! Я ухожу. Надеюсь, будущая – следующая - жизнь либо подарит нам счастье быть вместе навсегда с самого ее начала, либо избавит от встречи друг с другом, чтобы не мучиться. В этой мне не фартило. Но, пойми правильно, я не жалуюсь. Письмо мое тебе воспринимай как попытку исповеди, как твою новую возможность стать счастливой с другим. Я ухожу светло, простив всех и прося в душе прощения у всех: «Да будьте вы все трижды… счастливы!».
И, знаешь, мне еще никогда раньше не было так спокойно, как сейчас… Я прошелся вчера по тем местам, где мы с тобой гуляли, где каждый камень на мостовой хранит отзвук твоих каблучков. Задержался ненадолго у твоих афиш. Ты на них такая красивая! Наверное, рядом могли бы находиться и анонсы моих концертных выступлений. Но это означало бы превратить нашу тайную любовь в шоу для публики. И этим убить ее.  Настоящее не кричит. Оно – интимно. Как у Шекспира: «Торгует чувством тот, кто перед светом всю душу выставляет напоказ». Все, что я хотел бы сейчас, - маленький домик в лесу, где только ты и я, где мы – одно нераздельное целое, и где нет больше никого – ни друзей, ни врагов. Это так мало, но так невозможно…
Девочка моя, как же я тебя люблю! Знай, я буду невидим, но всегда где-то рядом с тобой. В мире много несправедливостей, и кто-то обязательно стремится обидеть другого. Я буду беречь тебя и защищать. А если вдруг ты будешь спать одна, мои объятия облаком обволокут тебя, нежную, во сне. Как жаль, что жизнь не может состоять из одной кровати для двоих любящих. Раньше я долго размышлял – что же такое есть эта самая любовь, анализировал и ковырялся, раскладывая свои чувства на молекулы. По всему в итоге выходило, что любой объект моего вожделения я легко мог сменить на подобный. И только с тобой вышел «прокол». Не объяснимый «прокол». Не контролируемый мною «прокол». И я понял: любовь – это когда себе не принадлежишь.
Звезда моя, боль моя, радость моя и печаль! Ты единственная согрела мое сердце. Ты дала ему умиротворение. Ты спела соло на последней ноте моего глиссандо, и тем самым завершила мою игру. Game over. Самый момент раскланяться и уйти со сцены спектакля «Жизнь»: занавес потихоньку опускается. Но я немного еще медлю. До рассвета, наверное, полчаса. Сонная нега пытается завладеть моим разумом и утащить в царство Морфея. Чашка кофе с коньяком и включенная запись твоих песен в интернете поддерживает мое сопротивление. Я смотрю на тебя, улыбаюсь и благодарю за все. Во мне нет уже ни капли ревности к твоим поклонникам. Я собран и готов к приведению приговора самому себе в исполнение. Павла Весника ждет преисподняя. На большее я не рассчитываю. Тьма и девять кругов ада. Но пусть тебя это не волнует. Не думаю, что мое наказание в мире ином будет больнее того, что я испытывал еще совсем недавно…
…Ну вот… Не удалось красиво завершить свой опус… Только что едва избавился от влетевшей в распахнутое окно птицы… Знак какой-то?.. Нет, избавился – не значит то, что ты подумала! Всего лишь выгнал ее, испуганную и мятущуюся, на свободу. Но гонялся за ней по комнате совсем не романтично… Пьер Ришар с Департье отдыхают… Как хорошо, что ты не видела меня в этот момент… Но объяснить появление пятен на этих исписанных листах должен был…
Она появилась так внезапно, что первая мысль моя была – кто-то бросил камень. Но когда это нечто взвилось вверх, оттолкнувшись от лба моего, тут я осознал: оно живое! И оно сейчас устроит мятежный переворот! Зачем мне нужно было непременно сохранить порядок, если в дом этот я более никогда не вернусь? Не могу объяснить. Но то, что мое самообладание и четкая решимость самому войти в мир иной были поколеблены, - факт. Страх ударил в самое сердце. Вцепился в меня, и если б это божье создание не гадило вокруг так приземленно и мерзко, вероятно я бы долго пребывал в шоковом ступоре, строя догадки насчет мистики в жизни человека. Чего я только не предпринимал! Швырялся в нее каким-то попавшимся под руку номером «Playboy»… Словно Тореодор на быка шел на птичку со стянутой с дивана простынью, но захомутать пернатую в огромную тряпку так и не удавалось… Она вылетела случайно… Сама… Оказавшись рядом с раскрытыми створками окна… И тут только я заметил: светает. А значит, мне пора поторопиться. Чертова птица! Нет, правда, я теперь разгневан и потерял свою уверенность. Сейчас сосчитаю медленно до десяти, верну себе состояние духа и… в путь!
Ну собственно вот… Готов… Как в молодости, где я стайером бегал несколько километров на спортивных соревнованиях. У меня всегда перед стартом тогда начинала пульсировать в голове музыка группы «Зодиак». Сейчас я снова слышу тот космический ритм. И я готов бежать… Да, готов…
Когда ты прочитаешь все это, меня уже не будет. Дай бог, чтобы тело мое подняли со дна Москва-реки сразу и похоронили необезображенным от времени, гнили и рыб. Не хочу, чтобы ты видела меня некрасивым. Знай, по-настоящему я любил в своей жизни тебя одну! Никого и никогда более! Прости… И прощай… Милая моя… Единственная… На-стя…


Полностью роман можно прочитать на других ресурсах.