ВОПРОС ПЯТЫЙ. НА МОТОЦИКЛЕ? - ЛИШЬ К МЕЧТЕ!
Ну как было «Гам Гамычу» не увлечься новым образчиком человеческой мысли? Это, согласитесь, был бы уже не наш герой.
А наш, проговорив всю ночь на сеновале с новым другом, загорелся-вспыхнул новой идеей: купить и освоить фотоаппарат. Подогреваемый Лузиным, сразу разглядевшим в шустром парне перспективного внештатного фотокорреспондента, Рэм строил планы не на «голом месте»: он зарабатывал наравне со взрослыми. Другое дело, что для покупки в одном из комиссионных магазинов Пскова столь желанного для него теперь предмета требовалось потратить пять-шесть его ежемесячных заработков. Это осложняло дело, но (при его-то настырном оптимизме) не на много. Вот мотоцикл «Харлей-Девидсон» у него, например, уже был – его недавний «танкист» приобрёл за 0,5 литра «злодейки с наклейкой». Откуда у сына совхозного начальства взялся сей продукт? Знали ли о сделке родители? Пусть эти подробности останутся небольшими пятнышками в его достаточно прозрачной биографии…
Он был (да и остался, кто видел) солнечным существом. Поэтому больше всего в лесу, по дороге к которому постоянно приходилось опасаться растяжек от противопехотных мин, в лесу, хранящем обломки, осколки, останки, магнитили его взгляд утонувшие в цветах черёмухи; их свадебная красота и дурманящий запах, которым он не мог надышаться, до сих пор ассоциируются у него с Победой. И разве мог он – такой, фронтовыми победами настроенный только на победы в своей юной жизни, обладатель шикарного по тем временам вида транспорта, отступить хоть на шаг от намеченного плана? Нет, конечно. Приобретение вожделенного фотоаппарата было просто делом времени. И оно наступило.
Когда мама к какой-то, важной для неё, дате на заказ сшила шикарный по тем временам костюм для сына, он, не замечавший серьезных для окружающих дат, мысленно всегда устремлённый в необыкновенное будущее, рисуемое богатым воображением и фантазией и ведомое ему одному, помчался в Псков – навстречу своей мечте. Сбыть с рук дефицитную тогда вещь – костюм - труда не составило. Заветный ФЭД был куплен!
И родительница его не кудахтала – не плакала, как поступили бы многие тётушки нелёгкого послевоенного времени. Она знала, материнским чутьём угадывала: её самостоятельный сын, возможно, и набьёт не одну «шишку», приобретая жизненный опыт, но он на верном пути - чужого не возьмёт, подлого не сделает. А костюм, оплаченный деньгами, отложенными на «чёрный» день? Да ну их – «чёрные» дни! Войны что ли не хватило? Вон как светится Рэмчик, лаская свой ФЭД ставшими вдруг осторожными руками! И костюм будет у него, обязательно, когда-нибудь… Всё предвидела мудрая женщина. Одного не предугадала: её
«мальчик», добившись многих званий и регалий, давших ему возможность носить прилично-дорогие костюмы, так никогда и не полюбит их. Характер у него получился не «костюмный»…
А тогда он с упоением отдался новой страсти. В любую погоду вихрем носился по области на своём мотоцикле (в кожаной куртке, в добытых так же, по случаю, лётных очках и шлеме) внештатный фотокорреспондент «Псковской правды» Рэм Юстинов.
Да, ему платили какие-то (и, думаю, немаленькие) деньги, но не это было для новоявленного фотокора главным, хотя честный заработок в семье лишним не был. И соседи уважали трудягу-парня, не обременявшего свою родню материальными проблемами. Возможно, и завидовали – не у каждого молодого человека на селе были такие возможности. Да ведь не каждый и стремится смолоду реализовать свои способности по полной программе. Рэм был другим. Он умел наслаждаться каждым моментом своей не самой лёгкой, но всегда интересной судьбы. И сейчас для него было счастьем, когда из «ничего» (а точнее – из плёнки «супер-план» с помощью пакетиков с химикатами и фотобумаги) получалось н е ч т о: люди и пейзажи, с которыми, однажды столкнувшись, можно было никогда больше и не встретиться, оставались рядом – навсегда! Это было чудо, к сотворению которого он имел самое непосредственное отношение. Ах как здорово было жить!
Чулан бабушки Евдокии Алексеевны Кульпиновой превратился по совместительству и в фотолабораторию внука. Забрав с собой краюху хлеба, сообразительный «Гамыч» не только готовил там свои глянцевые корреспонденции, но и запивал хлебное лакомство молоком, хранимым
в крынках.
Такой молочный беспредел не мог долго оставаться незамеченным: увлёкшись созданием прекрасного, Рэм явно перевыполнял «принятые обязательства» по опустошению молочной тары. Хранительница запасов зароптала. Всё чаще доносилось её отчаянное:
- Лида! Ну что с ним делать? Опять – пенку порушил, кувшин ополовинил!
Не в его привычках было расстраивать домашних, а изобретательности – не занимать. Теперь, отправляясь творить доступное ему волшебство, он запасался не только хлебом, но и соломинкой. А в пылу творческого экстаза не забывал запивать душистую горбушечку молоком через соломинку (кто там на «диком западе» изобрёл трубочки для коктейлей? – враки всё это: любое изобретение корнями в какой-нибудь российский чуланчик упирается), не обделяя при этом «вниманием» ни одну из крынок и не нарушая девственности пенок.
Наивной бабушке оставалось лишь всплёскивать руками:
- И что так? – Пенка, вроде, целая, а молоко, вроде, опять убыло?
Возможно, она, мудрая от прожитого, просто приняла правила игры, предложенной им, хитреньким с рождения, и шугала внука для порядка, для чужих глаз: и строгость продемонстрировала (а как с мальчишками иначе?), и любимец сыт. А фотограф с удовольствием исполнял роль, отведённую для него в этом миниспектакле с ограниченным рамками
семьи количеством зрителей, и всегда искренне удивлялся вместе с любимой бабушкой:
_ Не знаю, бабуль, у меня и времени-то на шалости нет – сама знаешь, как занят. Вот снова задание…
И он с упоением рассказывал о новом поручении, полученном в редакции. Это было традиционным финалом их беззлобной перебранки.
Но частое пребывание в чулане не только сделало фигуру фото-мотоциклиста плотненькой и крепкой – практика регулярных фоторепортажей создала из несовершеннолетнего юноши ценного сотрудника для псковской газеты. Его работы принимались и редакцией, и читателями-зрителями на «ура». Всё шло по хорошо накатанному сценарию (и с бабушкой, и с газетой), обыденно-спокойно, привычно-постоянно. Но долго так продолжаться не могло : это была бы чья-то другая судьба, никак не Рэма, о котором идёт речь.