Наши мастера и педагоги не устают повторять изо дня в день: «Ведите дневники наблюдений! Записывайте все, что вас встревожило, дало импульс для мыслей, ваши физические ощущения, душевное состояние. За людьми наблюдайте – такие фактуры можно найти! Пересильте себя раз-другой, пусть это станет привычкой». Сапожник без сапог – почти про меня. «Журналист» без блокнота – уже ближе (таковым я себя не считаю, хотя первое образование журфак).
Если бы сегодня днем у меня под рукой оказался одинокий тетрадный лист:
«Мы искали «Седьмое небо». Нашли. О том, что это небо где-то очень высоко догадывались, конечно, но... Дома постепенно уменьшались, пропадая из вида. Отважные герои шестиминутного марафона цепочной качели молили вселенную о пощаде и передавали приветы Гагарину. Ветер спутывал волосы и обжигал лица. В самолете иногда объявляют: «...уважаемые пассажиры, мы пролетаем над Турцией. Температура за бортом минус сорок три градуса по Цельсию...». Хоть мы со Степкой люди сибирской закалки, за эти бесконечные минуты промерзли насквозь. После Израильско-Египетской жары августовский Петербург очень отрезвляет. Вернувшись с небес на землю, холодные, как представители класса земноводных, отправились в кафе на Петроградку. Есть особые дети, не такие, как большинство. Им поставлен страшный диагноз – детский церебральный паралич. Никогда не перестану восхищаться их стойкостью, жизнелюбием и искренними улыбками этому миру. Сколько же надо иметь силы духа, чтобы делать шаги, дающиеся с огромным трудом и болью! Останавливаться, чтобы поймать ладонью хрупкий мыльный пузырь и идти дальше, опираясь на самого дорого человека – маму. Мимо меня с медленной осторожностью прошла женщина, придерживая девочку в синем плаще. Дождя сегодня не было. Ливень продолжался всю ночь, о чем напоминали лужи на тротуарах. Зонт остался дома, но примета не сработала. Странное чувство – ожидание конца праздника, когда вечер еще не закончился, но вот-вот затихнет музыка и гости, допив чай, разбредутся по темным улицам. В окнах загораются огни. Второй корпус нашего дома уже полностью заселен. Теперь я не вижу оживленного проспекта и купол Исаакиевского собора, а только кирпичную кладку и черные силуэты, освещенные янтарными лампами».