В давние, давние времена в одной деревне жила была Марфа*.
Была она в молодости красавицей неописуемой, да рукодельницей. Сыскался ей под стать добрый молодец Иван. Готовились они свадьбу справить, но забрили её Ванюшку в рекруты на государеву службу. Наперебой стали к ней свататься другие парни, но никто не был ей люб, и осталась Марфушка ждать своего суженого.
Долго ли, скоро ли, но прошло две дюжины лет. Вернулся Иван со службы весь израненный, и сыграли они с Марфой долгожданную свадьбу. Народился первенец, которого нарекли они Емельяном*,чтобы жил он ласковым, да приветливым. Но не долго радовались они счастью. От старых ран почил Иван во цвете-то лет. И осталась вдовая Марфа горе мыкать с единственным малым сыном на руках.
Прошло время.
Вырос Емеля статным, красивым парнем. По хозяйству – руки золотые и избушка старенькая ухожена, как пряничный домик.
Пришла пора невесту искать, да непростой оказалась задача. Много девок кругом – кровь с молоком!
Но одна ленивая – ничего по дому делать не хочет.
Другая неряха – даже свою косу аккуратно заплести не может, бродит как лахудра солощая спросонок.
Третья груба, да спесива – вечно всем недовольна.
А четвёртая слишком бойкая – вдруг мать обижать станет?
Иная всем хороша, но душа к ней не лежит…
И как ни хотелось престарелой вдове побыстрей внукам порадоваться, не стал Емеля спешить с этим серьёзным делом. Ведь жену, не рукавицы – с рук не скинешь. Нужно найти раз в жизни и до конца!
Как-то раз зимним утром пошёл Емеля за водой на речку. Прочистил прорубь ото льда и зачерпнул полные вёдра чистой, студёной воды. Только собрался в обратный путь, и вдруг видит, в одном ведре вода забурлила как на перекате. Глядь – щука попалась! Видимо, сунулась к проруби свежего воздуха глотнуть, и оплошала.
Обрадовался Емеля. Вот – думает – посчастливилось! И матушка свежей ухи отведает! Но вдруг, высунулась из ведра щука и взмолилась по-человечески:
«Емелюшка, отпусти меня обратно в речку! Остались там у меня малые детушки! Как же они будут без меня?»
Поинтересовался Емеля:
«А много ль их у тебя?»
«Много! Сорок сороков, и все маленькие…»
Вспомнил Емеля своё детство сиротское. Жалко ему стало щурят малых. И хоть очень хотелось ему обрадовать матушку свежей ушицей, не долго раздумывал. Взял да и отпустил щуку в прорубь со словами:
«Плыви с Богом! Только другой раз не попадайся. Не ровен час, к кому попадёшь?»
И только взял коромысло на плечо, как вновь высунулась щука из проруби и опять говорит человеческим голосом:
«Спасибо тебе Емеля за доброе бескорыстное сердце! А в награду запомни заветную присказку. Как будет дело туго, скажи такие слова – «По-Щучьему велению, по моему прошению…» и всё у тебя сладится!» Нырнула, только её и видели…
Усмехнулся Емеля, не поверил и направился домой. Думает: «Занятно! Матушке расскажу про диковинку – щука, и вдруг человечьим голосом!»
А тропинка в снегу вся обледенелая. И берег крутой, да высокий. Еле идёт, того гляди сверзнется. Вспомнил тут Емеля щучьи слова и со смехом сказал:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, ступайте вёдра сами домой! Только аккуратно – дорогу не заливайте!»
И чудо свершилось!
Спрыгнули вёдра с коромысла и ходко двинулись к дому. Вода волнуется, но ни капельки не выплеснулось. А Емеля с коромыслом сзади налегке выступает. Соседи только рты пораскрывали, дивясь на небылицу.
И стали Емеля с матушкой дальше жить-поживать, да добра наживать. Где сами справлялись, а трудно, так щучья присказка помогала.
Пришла пора дрова заготавливать. Положил Емеля в сани пилу с топором. Стал кобылку старенькую запрягать, но вот неудача – подкова отвалилась. Нельзя лошади по гололедице раскованной бегать. Скользко! Расшибётся! А времени перековать нету.
Укрепил Емельян оглобли на дуге, чтобы не болтались, привесил колоколок, чтобы прохожие издали побереглись, да вожжи привязал, чтобы держаться, да править и сказал заветные слова:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, ступайте сани в лес по дрова сами! Только осторожно, людей не зашибите!»
И только ветер засвистел, так понеслись сани по зимней дороге, позванивая колокольцем. Выбрал Емеля подходящее место, спешился и отметил деревья. А дни зимой короткие. Чтобы успеть до темени опять волшебную присказку сказал:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, топор и пила принимайтесь за дела!»
Эх! Закипела работа! Топор застучал, зазвенела пила, ветки сами в аккуратные кучи хвороста сваливаются, а чурки колются на плахи-поленья и в сани укладываются. Емеля их только подправляет, чтобы воз не развалился в пути.
Справился засветло, и двинулся домой.
На обратной дороге в сумерках встретилась крытая повозка, которая тоже встреч быстро ехала на повороте. Была бы у Емели лошадь, она может быть и отвернула вовремя, а оглобли оплошали и не успели увернуться от лихой кареты на всём ходу. Емеля только успел заметить в оконце испуганные девичьи глаза, и повозки удачно разъехались восвояси.
Приехал Емеля домой, разгрузил дрова, и вспомнилось ему ясноглазое милое личико. Размечтался – эх, если бы!!! И сказал:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, полюбила бы меня эта милая барышня и стала бы мне хорошей женой, а детям доброй маменькой, а матушке заботливой невесткой!»
Невдомёк ему было, что то была юная царевна.
В ту же минуту в царских палатах царская дочка капризно рассказывала отцу, как какой-то мужик-недотёпа на санях без лошади непочтительно задел её повозку и, не испросив прощения, посмел уехать. Вдруг царевна побледнела, потом яркий румянец проступил на юных щёчках, и она с удивительным, нежным жаром закончила рассказ:
«А зовут его Емельяном. Полюбила его всем сердцем и теперь хочу выйти за него замуж!»
Оторопевший Царь, стал уговаривать её, что не резон, де, царской дочке выходить замуж за мужика. Вон сколько сватаются к ней царевичей, да королевичей. Это её ровня. А выйдет замуж за Емелю, то после венчания обратного пути не будет. Ломоть отрезанный! Придётся ехать в его избушку и мыкать жизнь простолюдинкой...
Но разгорячённая царевна упрямо стояла на своём:
«Прости меня батюшка, но сердцу не прикажешь! Люблю! И всё тут!»
Осерчал Царь, и решил по-своему справиться с дочерней любовью. Вызвал к себе Воеводу и приказал, привести Емелю и прилюдно отрубить ему голову, чтоб и другим неповадно было на дорогах задевать царские повозки.
Взял Воевода для солидности полк солдат, нацепил на себя весь "иконостас" всяких регалий и отправился за Емелей. Вся деревня попряталась в своих избах от греха подальше, когда увидела целое войско с пушками. Остановился полк супротив Емелиной избушки. Воевода ему и кричит:
«Емеля, собирайся, тебя Царь к себе требует!»
«Не-а – говорит Емеля – я, на ночь-то глядя, невесть куда не пойду. Целый день с дровами маялся, а сейчас устал! Уже спать лёг!»
«Что-о-о? – взревел Воевода – да как ты смеешь, дубина неотёсанная, ослушаться царского приказа? Вот я сейчас разнесу вдребезги твою халупу старую и самого тебя плёткой попотчую!»
«Что ж ты, мил человек, – вопрошает Емеля – пришёл не зван, не ждан в гости, да ещё и плёткой хозяину грозишь? И на дворе ни свет, ни заря! После заката только грабители, да прочие лихие люди шастают. Негоже!»
«Это ты-то хозяин? – взъярился Воевода – я царский Воевода! Выходи подобру-поздорову, а не то, прикажу солдатам развернуть пушки, они в хлам разнесут всю твою деревню!»
Не стал Емеля дальше препираться, да бестолковщину перечить слепой дурацкой силе, а вспомнил о щуке:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, пускай Воевода со всем его войском катится обратно до самых царских ворот!»
Налетел тут вихрь страшный. Закрутила пурга непроглядная. И покатился воевода со своими солдатами кубарем под гору. Пронесла их сила недюжинная всю дорогу валом, и бросила вперемешку со снегом к царскому дворцу. Еле живой выбрался из кучи Воевода и отправился с докладом к Царю.
Озверел тут Царь ещё больше! Шутка ли? Какой-то мужик, посмел ослушаться царского приказа, и полк солдат, как грязного котёнка из избы выкинул!
Любопытно однако,стало Царю, откуда сила такая берётся у простого мужичка, что даже царская дочка полюбила его в одно мгновение? Ни о ком больше и слышать не хочет! И приказал Царь Воеводе правдами и неправдами завтра же доставить Емелю во дворец. А не то, и сам головы лишится и целому роду со всеми отпрысками не поздоровится!
Припомнил Воевода, как погостил у Емельяна, поёжился, но делать нечего! Царская-то воля рядом и круче будет!
Отправился Воевода поутру к Емеле на скромной повозке один и без всяких блестяшек и орденов. Скромненько постучался в избу, его впустили. Перекрестившись, как водится, на образа и, пожелав здоровья хозяевам, по-доброму стал он просить Емелю, который сидел на печи и смолил дратву. Поехали, мол, вместе с ним к Царю-батюшке.
Емельян сразу признал вчерашнего гостя, но, не подав виду, чтобы не смущать, ответил:
«Не! Не поеду! Дел много! Вот дратву смолю, а потом валенки буду подшивать. Зима-то впереди ещё, ой, какая долгая…»
Вдруг грохнулся Воевода посреди избы на колени и взмолился, воздев руки к Емеле:
«Не губи ты Емелюшка мою душу грешную! Помилуй Христа ради семью, детей и внуков моих! Осиротеют они, если ты не появишься со мной пред ясные царские очи, не сносить мне головы!»
Вспомнил Емеля своё сиротское детство. Представил, как несладко придётся воеводским домочадцам, если потеряют они кормильца:
«Ладно! Не изверг же я! Езжай во дворец, а я следом!»
«А не обманешь?!»
«Я ж не воевода какой-нибудь – не обману!»
Только Воевода скрылся из глаз, шепнул Емеля волшебное слово:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, ступай печь в стольный град к царскому крыльцу. Да аккуратно! – По дороге-то, никого не задави!»
Велика сила добра! Дрогнула самая недвижимая часть избушки – печь! Заскрипели стены, да половицы. Открылась передняя стена и вышла печь из избы. Народ высыпал на улицу посмотреть такую невидаль. А Емеля всю дорогу до столицы сидел на печи и на ходу подшивал валенки.
Только появился Емеля перед Царем, бросилась к Емельяну царевна с криком:
«Это он! Мой суженый! Благослови нас Батюшка!»
Как увидел это Государь, отлегло от сердца. Что ему оставалось делать? Не смог он противиться выбору своей любимой дочери. Благословил!
Но не хотелось ему расставаться с царевной и отпускать далеко от себя. И решил Царь соблазнить Емелю остаться при дворце. Помня, как Емеля справился с полком солдат, стал предлагать ему пост воеводы, суля прочие генеральские чины.
Емельян давно понял, что царём руководят не государственные дела или забота о них, как о Народе своём, а мелкое желание удовлетворить свои капризы и прихоти, и без раздумий ответствовал:
«Воеводой говоришь? Видел я, как воеводят твои генералы в моей деревне! Не царское это дело с их помощью воевать со своим Народом! И мне не след пировать, да бездельно раскланиваться с дворянами твоими в царских Палатах – не мужицкое это дело!
Поеду я к себе домой и с радостью поклонюсь своей Кормилице Земле-Матушке, чтобы нашими трудами, да с Божьей помощью вволю хлеба уродила!»
Обвенчавшись, двинулись молодые на печи в обратный путь.
Народ ликовал и приветствовал новобрачных криками и песнями. Да высоко шапки кидали.
Не заметила в суматохе царевна, о чём там шептал себе под нос Емеля.
Но когда въехали они в деревню, вдруг двинулись мимо его старенькой избушки к новому резному дому на красивом взгорке.
А на пороге Емельяна Ивановича с молодой женой встречала Хлебом и Солью счастливая Марфа! Увидел Емеля, как по-родному обнялись матушка с невесткою, отвернулся и потихоньку сказал с поклоном в сторону:
«По-Щучьему велению, по моему прошению, прими, Щука, мою благодарность за великую помощь и радость безмерную!
Пора и Честь знать!
Теперь наше Счастье мы должны ладить сами.
А Бог поможет по трудам нашим!»
Наш Емеля под Венец, только сказочке конец!
А жизнь продолжилась дальше.
Погодками родились дочери Мария, Варвара и Василиса. Как венец в семье родился младенец-богатырь которого Емельян нарёк Степаном.
Трудной оказалась его судьба - в момент рождения он осиротел.
Но это уже другие истории!
И пошли гулять в Народе по Свету Белому их потомки Емельяновы и Царёвы, Емелины, Царевские да прочие Царевины, Царевичи, Царьковы, и Степановы!
А ещё – Щукины! От Народной молвы ничего не спрячется. Все знали как нашёл свою верную жену Емеля, вот так и появилась первая семья Емельяна Ивановича Щукина.
По рассказу в 1956году Василия Петровича КОЧЕВНИКА
* – Происхождение и значение имён Марфа, Емельян и Степан;
Имя для девочек – Марфа в происхождении имеет древнеримские корни. Имя Марфа употреблялось на Руси довольно широко ещё со Средневековья. Всем известна Новгородская Марфа Посадница. Его значение переводится как «хозяйка», «наставница», «госпожа». За века своего существования на Руси это красивое имя стало считаться абсолютно самостоятельным. В Европе чаще употребляется форма – Марта и его синонимы.
Древнее мужское имя – Емельян – в греческом языке имеет значение «ласковый», «приятный в слове», «льстивый», в переводе с персидского языка звучит как «противник». Так же это русский вариант европейского имени Эмиль, которое произошло от римского родового прозвища Aemilius и от латинского слова «aemulus», что означает «соперник», «упорный», «ревностный», «страстный», «неуступчивый».
Имя Степан древнегреческого происхождения. Произошло от слова «stefаnоs», что в переводе означает «венок», «корона» или «диадема». Несмотря на греческое происхождение, это имя никогда не было широко известным в Европе. Зато благодаря смуте Стеньки Разина, имя прославилось широко по России. В советское время оно было на пике популярности в СССР, как Народный символ борьбы за Свободу.
Ничего общего с порочащими примитивными толкованиями, современных западных, так называемых - «развивающих» мультиков и мультфильмов советского времени «по мотивам…», герои этой древней Народной Сказки не имеют.