Депессия Проза Ру Лика Харькова

Лика Харькова
 И вот она - депрессия, снова лето. Я давно живу, а, поди ж ты, - впервые узнаю ее по собственному отражению в зеркале.Как-то раньше, прошлыми летами, я не могла так четко рассмотреть свое лицо, разом схватить его, как буд-то в последний раз, как буд-то под водой. И вот оно - точное определение говносостояния - я же в средних водах. Это такое понятие из дайвинга. Не поверхность и не дно, а - средние воды. Толща воды без конца и без начала, без четкого желания выплыть или нырнуть. Бессмысленное и равнодушное подчинение срединным волнам, подкатывающая тошнота и полнейшее отсутствие позывов на рвоту. Некоторое понимание бесконечности вселенной, понятие, прежде недоступное жадному мозгу. Безразличное, впрочем, отношение к ярчайшему открытию. Сухо и трезво, пить не хочется.
 Раньше летом я умела рыдать, а потом напиваться вдрызг. И в маленький, но требовательный центр удовольствия в моей голове поступали столь нужные "излишние" эмоции, позволяющие чем-то жить телу. До того, как подступала к горлу блевотина, мне хотелось кому-то звонить и куда-то ехать, вести непосильно-развеселые беседы, исступленно трахаться и танцевать, после - таки блевать, блевать и блевать, мыча что-то про маму. А вот совсем после - наступал непередаваемый стыд... Огромный и прекрасный стыд... Катарсис и выздоровление...
  А теперь я забыла стыд.
Танцами и блудом не добиться катарсиса мне. Чьи-то мужья мне больше не нужны. Водкой можно меня убить, но не заставить больше плакать и рыдать. И блевануть можно от одного своего вида в зеркале.
  Расклеилась, старушка. Кто-то сказал - идите в люди. До людей.
И прусь. До людей - значит на базар, на Героев Труда. Лечить подобное подобным - средний человек, срединный срез людей.
  Куча дерьма в шкафу - это моя одежда.
Понимание того, что совсем не хочу одежды.
Что хочу тут валяться прямо в шкафу, в куче дерьма, ибо из шкафа не слышно будет лета. Но я надеваю джинсы и майку, особенно ненавижу джинсы, они скрипят и стягивают ноги. Депрессия ног.
  Ясен пень, ощущения эти удовольствия не приносят. Но они приходят и приходят. С регулярностью, убивающей всякую логику - летом, бок о бок с горячими боками пахучих дынь и треснувших арбузов. Я плетусь, вся в пыли, как резиновый тапок скалозубой продавщицы этих бахчевых "по два пийсят". Я смотрю на нее и совершенно не понимаю, как она может так насмехаться над собственной жизнью. В этих тапках, ****ь.
  Гулкий, громкий и радостный базар. Совершенные выпуклые тупые баклажаны. Хрупкий лук, зеленый хрупкий лук. Ядовитый, неестественно и неприятно изогнутый перец, острый, наверное. Хотя, сейчас, именно в этот момент, уяснить это будет сложно. Разбираться во вкусе в это самое гадкое время дня - полдень - у меня нет никакого желания. Как, впрочем, нет и никакого желания жить в этот полдень года, - чертов июль. Я прибита жарой, моя майка прилипла к телу, мои плавники высохли. Нет смысла в джинсах и в жизни.
 Кто сказал - идите в люди, депрессанты? Курить-то везде запрещено.
Люди в массе своей не просто неприятны - они невыносимы.
Вот мужик, кряхтит под ящиком помидоров, не к месту спелых. Это не я должна на них смотреть, расширяя ноздри, шаря в сумке в поисках кулька побольше. Потеет мужик под помидорами, потеет евойная баба под ним, небось, расширяя ноздри и т.д. Тянут рядом с гиканьем брезент - тесно арбузищам у дороги, убирайте ноги. Мощно тянут, крепкожопые красномордые люди обоих полов. У этих смысла в жизни полно, надеюсь.