- По памяти тебе скажу: была одна такая заброска в первых числах октября 1942-го. Её немцы к нам выбросили с "ночника" - "Юнкерса-58". Был у них такой специализированный агрегат на трёх двигателях: и под транспортники был приспособлен, и под пассажирские, и под бон... бомб... тьфу, хрен его - бомбардировщик... Так вот, рассказываю: группа была не маленькая, и небольшая - из шести диверсантов. Причём в составе её находились две женщины: одна, значит, подрывник, - Епифанович наморщил маленький лобик, - а другая радист. Это я точно помню, а другая - радист... А всего в группе было два радиста, три подрывника, и шестой, конечно, был командир. Видешь ли, орёлик, немцы уже тогда догадались о готовящемся наступлении под Сталинградом, силами трёх фронтов: Степного, Воронежского и Сталинградского. И придумали такую вот пакость... В первых числах октября - организовать подрыв нашей ветки полотна, по которой шли грузы фронта. Как раз - в сталинградском направлении. И такая же пакость намечалась и на других ветках: Центральная Россия-Поволжье. Особенно, Москва-Астрахань. Там, говорят... - Епифанович спешно закрыл рот, но тем не менее продолжил с новой силой, но уже шёпотом: - Говорят, там диверсанты внедрили своего агента в Астраханское пехотное и артиллерийское училища, завербовали кого-то из офицеров-преподавателей, ну, и... И повод к вербовки был плёвый: у одного курсантика отец к ним, фашистам, перебежал - его готовили к отчислению и к переводу в строевые части, рядовым... А дружки его продсклад раскурочили - с ведома начальника таскали продукты на чёрный рынок... Ну, и особист, из 3-го отдела, был в курсе, смотрел сквозь пальцы на эти хищения. Но его, как ни странно, приберегли - вербовать не стали... Только я тебе ничего не говорил, ты меня не знаешь, я тебя...
- Епифанович, родненький, а как вычислили эту группу? У вас там что... ну, по секрету - агент был, свой "крот"?
- Да нет, всё проще, - Епифанович оттёр лоб маленькой белёсой ладошкой. Затем, спохватившись, ухватил из бокового пиджачного кармана огромный батистовый платок: - Одна баба, что была в группе, сильно - с самого начала, как она поведала на допросе, - хотела сорвать это задание. То ли совесть замучила, то ли страх своё взял... Словом, сучка эта, стерва нам подмогла. Хотя всё у них, у прихвостней этих, с конспирацией продумано было - никто в одиночку не отлучался, даже в сортир; и деньги были наши, и документы отпускников, и талоны на питание, и даже справки о тяжёлом ранении... Даже в сортир ходили по двое - вот какая штукенция! И всё-таки, - Епифанович вновь входил в раж и отбросил платок: - Баба эта исхитрилась за забор записку бросить. Нацарапала её там, понимаешь, в сортире, будке с-санной... Ну, и незаметно ночью кинула. Обернула камнем и - тудыт её, за-а-раза-а-а.. Сильно рисковала, конечно... у них обходы были, на этом полустанке. Кто-то вокруг дома каждый час прохаживался, под видом - покурить... Ну, и убъют её при перестрелке, когда группу окружим и брать будем... Это такое дело. Но перестрелки не случилось - повязали их всех тепленькими и сонненькими. И она нам вязать помогала. А за это ей срок скостили: вместо лагеря - поселение. Мы всей группой просили за неё руководство. Вот такие люди были, орёлик.
- Да, сознательные... Она была одним из двух - радистов?
- О, молодец! Ухватываешь... Одна - радист, другая - подрывник... К бабам меньше вопросов. Особенно, если дитя у неё - "кукла"... Вроде убаюкала, спит. Чекист из тебя получится ого-го, скажу я вам!
- Спасибо, Епифанович. А вот скажи мне самое главное: из местных кто-нибудь тех или других встречал? Из коренных местных или пришлых? Переселившихся с начала войны?
Епифанович значительно помялся. Затем помусолил прядь льняных волос возле сморщенного, как печёное яблоко, уха:
- Да, и такое было, орёлик. Троих мы взяли по подозрению в связях со шпионами и укрывательстве диверсантов. Последних - наверняка, безо всякого подозрения, в основном - за не доносительство... Ну, посуди сам: к ним на постой просятся шесть человек, якобы комиссованные по ранению, с фронта. Так, справки, талоны, направления из комендатуры - всё чин-чинарём. Но ходят на улицу редко, Если ходят, то - по двое или по трое. Кроме того, среди них две бабы, якобы жёны комиссованных. Мол, того-это - познакомились и расписались в прифронтовой зоне. А рожи у этих баб, ты б видел - в дверной проём не пролазит! Ну, по всем признакам - не додумал здесь их Абвер: надо было на голодную диету их посадить, прежде чем забрасывать... Ну, и так: солнечного света боятся, по двое выходят редко, общаются с населением редко.И тому подобное. Если всё до кучи, то ясно дело - диверсанты. На крайняк - дезертиры.
- Так, Епифанович, - не слезал с него Толя, - ты не отклоняйся, пожалуйста. Скажи мне лучше: из тех, кого вы взяли по подозрению в связях...
- А, вот так... Вот ты про что... Один из этих, подозреваемых, - Епифанович болезненно наморщил лобик, - признался на допросе, что был завербован германской разведкой ещё в середине 20-х. Тогда еще Абвера не было в помине - был ещё у них... ну этот, агентурный подотдел "П", как сейчас, понимаешь, помню...И то - уже тогда его сильно по прижали и вскоре разогнали к чёртовой матери. Версальский договор - это вам не хухры-мухры... Так вот, стал он их активным агентом, то есть собирателем оперативной информации - заметь, совершенно добровольно это было! - по "жэдэ", то есть опять - по грузоперевозкам. Немцам тогда по зарез нужно было знать, на что можно рассчитывать, в случае если использовать придётся нашу железнодорожную сеть для захвата Индии. Понимаешь, орёлик? Они , па-а-аразиты, уже тогда рассчитывали захватить эту самую Индию. Дюже им хотелось отбить её у англичан. Больше им делать было нечего...
- Епифаныч, ты это - того... опять?
- Ну, Толя... Дай порассуждать, старику. Всё равно скоро помирать придётся - когда ещё опыт свой в бесценных мыслях вам передам, молодым... Так вот, фамилия этого доброхота была - Думбеков. Как сейчас помню - Думбеков она была... И был у него один болтун - знакомый из депо, свояком у которого был путевой обходчик, а у последнего - вообще был ценнейший дружок: зам начальника отдела грузовых перевозок. Ценнейший источник информации по тем временам, скажу тебе! Что обходчик, что начальничек... Два сапога - пара, как говорится. Этот начальничек, помню, залетел лет на 10 ИТЛ. Ну, дотрепался-таки, стервеца кусок! Кто ж тебя просил... за язык тянул, - глазки Епифановича стали красные, - выбалтывать совершенно секретные данные о грузовых платформах, их количестве и тоннаже?Да ещё в присутствии баб и за бутылкой водки?!? Ты хер маринованный... х... собачий или человек советский, понимаешь?!! А ещё зам начальника...
- Епифанович, гу-гу...
- А, я всё помню... Обходчик тоже был парень не промах. Он ведь не просто ходил и молоточком обстукивал буфера вагонов и крепежи плюс шпалы-рельсы. Он подробно фиксировал и отражал, сколько и каких эшелонов к фронту проследовало, сколько платформ на них и какой грузоподъёмности... И часовым его не отгонишь - не положено, и уши паклей не заткнёшь - обязан слышать как гудит клёпка при простуке и тому подобное... Ну, и разговоры слушал - кому какой несознательный боец что скажет... Мол, в прошлом году всё больше танкетки типа Т-60 на фронт гнали, сейчас - Т-34. И почти все танки с радиосвязью и новыми башнями. У старых-то обзор был ограниченный в следствии узости - всего двое в них помещались и в зрительные приборы командиру был некогда гляделки упражнять. А в новых, шестигранных, по-лучше стало. Так-то вот... - в который уже раз, произнёс Епифанович, подражая кому-то из комсостава УНКВД. - Или - подарки от союзничков пришли. Ихние тяжёлые "черчилли" или"матильды" средние ихние. Мол, дадим фрицам жару - прикурить... А там недолго ждать - второй фронт. Но мы с такими несознательными, болтунами и говорунами, больно жёстко не работали - на фронт, вперёд и с песней! Какие там репрессии, -Епифанович хмыкнул, - когда людей на фронте... Каждый человек на счету был! Каждый настоящий советский человек там нужен был! А вы говорите - массовые репрессии... Тьфу на вас и смотреть тошно...
-Епифанович, ты это...
- Толь, да я не это... не про тебя...
Он дал Толе понять, что беседа затянулась и подошла к концу. Ему пора опечатывать хранилище и ставить на сигнализацию.
- Итак, договорились - завтра, як штык, к 8-00.
- Ты, Епифанович, уж пошукай так пошукай среди своих дел. Особенно в той части, где о радистах-нелегалах и вообще о нелегалах. Особенно - был ли у них в наших краях "говорящий" передатчик за этот период.
-Ох, Толенька, был, ох, как был, - скороговоркой выпалил Епифанович, замахав на него своими подростковыми ручками. -Только вот навскидку не помню - до или после этой команды...
Толя было сделал шаг к массивной железной двери на роликовой основе, что должна была запереть вход в хранилище, и щитку с сигнализацией:
- Так, Епифанович, не в службу, а в дружбу - ты мне про этого милого сердцу обходчика тоже - нарой, пожалуйста. Да и про даму эту, что получила два года поселения. Адреса-явки... Не худо было бы исходные данные: где родилась - где крестилась. Лады? И, пойми меня правильно, я, конечно не спрашиваю в каком состоянии эти разработки, но - по ним что-нибудь есть, свежее?
Так как Епифанович болезненно поджался и засуетился, Толя снова его поблагодарил и мигом устремился в проём. Всё и так было ясно, ясней - не придумаешь и не предвидеть. Дела его ждали по-истине великие и неотложные...
* * *
...Музаталиева под вечер не оказалось у себя в кабинете и вообще на службе. Как и в Управлении вообще, что впрочем никого из сотрудников особенно не огорчило.В табеле оперативных мероприятий он ничего не указал. Полковник, непосредственный Толин начальник, был и мог быть только в одной инстанции: на расширенном бюро обкома ВЛКСМ. В прошлом комсомольский функционер завода, а затем - района, Музаталиев обязан был присутствовать на таких "ответмероприятиях" в любое время дня и ночи. Для дел службы на этот счёт у него был зам начальника Отдела, который всегда, с лёгким внутренним напряжением ожидал этого момента. Когда момент наконец подходил, зам начальника, он же майор Осташевич Владислав Николаевич, подолгу рылся в табеле, отмечая и переводя на себя часть оперативных встреч, проверок и прочих звонков. Честнейший и спокойнейший мужик (пришёл в органы с производства) он просил не доставать его в такие часы и минуты. "Только если приедет генеральный да наш Председатель", - шутил он мрачновато и прятал от всех желающих свои глаза.
Теоретически его можно было "подловить" на конспиративных квартирах, где он проводил встречи с сотрудниками и прочими информаторами. Но делать это никто не отваживался - даже по телефону. Разве что сам Мутазалиев, который впрочем ни разу этом не воспользовался за ненадобностью.
Пообщавшись с коллегами, сделав пару звонков, Толя сладко расправил мышцы рук и потянулся на стуле. В кабинете, рассчитанном на всех сотрудников отдела, находился только он и ещё двое оперативников. Через час - к 19-00 - он собирался на тренировку в ДК Строителей. Там под видом секции дзюдо при закрытых дверях и ставнях проходили занятия по рукопашному бою и самбо, отрабатывались приёмы боевого карате, не так давно введённого для оперсостава.
Ходил туда узко ограниченный круг - сотрудники Комитета, активного резерва, а также офицеры-особисты местного гарнизона.
Он вышел на лестницу, но не стал заходить в дежурку. Если что-нибудь проявится - Епифанович с Фёдоровичем сразу же дадут знать... А ходить и клянчить - дело неблагодарное и весьма непродуктивное. При этом он бросил взгляд в стенную нишу - барельеф Первого Чекиста в полукруглой арке, кажется, соглашался с ним. И, судя по всему, как мраморный Феликс Эдмундович посмотрел ему вслед...
Аккурат посередине лестницы, что уже призывно звенела медными штырями с натянутой ковровой дорожкой, его притормозил капитан Мухамедов по прозвищу "мухамёдов". Он был из 7-го Отдела одноимённого Управления Главка (безопасность железных дорог и железнодорожного транспорта) и по совместительству - секретарём местного комсомола. В обязанности его входило помимо всего прочего курировать общественную работу, а значит выпуск стенной газеты "Знамя Чекиста", кроме того - расправляться с теми, кто злостно запаздывал с уплатой членских взносов.
- Толя-джан, постой-ка! Слушай-ка, кому тебе говорят! Так, старший лейтенанта Цвигун, стой, смирн-а-а... круго-о-ом! Встать лицом к моя!
Толя сделал вид, что ничего не слышит и устремился к выходу с новой силой. Только медные штыри на ступеньках мелодично зазвенели.
- Так, я не понял, товарища старшая лейтенант! Мне что, вашему начальника - полковника Мутазалиева рапорт подавать? Да-нет? Уже снова, два месяц, как стенгазета стоит - без ваша помощь не выпускает себя? А доклада по обстановка в мире кто будета делай? Последнего раза не будета - когда капитана Мухамедова, совсем я, снова доклад делай и газета выпускай! Хватита, надо думать своя голова и отвестсвеннности-та имет-ть! Я вам настоящия советская человек и офицера Комитет, а не какая-то... Смотрита, старший лейтената, я осержуся в эта месяца!
- Ой, я прошу прощения - на следующей неделе. Не раньше-не позже. А теперь всего доброго, спокойной ночи и спокойных снов - полковник Мутазалиев в курсе...
Счастливый, что ему так быстро удалось отделаться, Толя приблизился к заветным турникетам, возле которых сегодня стояли двое прапорщиков в пограничной форме и зам начальника "дежурки" с васильковым кантом Комитета в погонах и в петлицах. В руках Толи была папка с кипой пустых листов - её вполне могли попросить к осмотру.Равно как и обыскать самого владельца. В этом не было ничего обидного - эта была практика всех режимных учреждений и оперативных служб. Но ему только кивнули - Толя кивнул в ответ...
И повернувшись к барельефу Первого Чекиста, чтобы поймать взгляд одобрения сомнения или порицания, он встретил её глаза. При этом - получил невидимый и ощутимый толчок, который едва не подбросил его изнутри. пришлось обернуться... Так и есть - из буфета выходила Галочка Букреева, помощник главного "буха" Управления.
Дочь военного, ракетчика стратегических войск, она всё детство моталась с отцом и матерью по засекреченным частям с пусковыми шахтами, многоэтажными бетонными бункерами, утопленными в сопки ангарами и зелёными радиолокационными "тарелками", где технике порой уделялось больше внимания чем людям, которые её обслуживали. Галочка была одним из немногих, кто попал в Комитет по заявлению. Это было предметом её собственной гордости и зависти многих окружающих её сотрудников.