Мартин Бубер. Научение и действие

Инквизитор Эйзенхорн 2
НАУЧЕНИЕ И ДЕЙСТВИЕ
Мартин Бубер (1934)
http://www.mrrena.com/misc/buber.php

Cреди всех народов существуют бок о бок два вида и направления распространения: непрерывность биологической линии и, параллельно ей, то, что философ Рудольф Панвиц называет «распространением ценностей». Так же, как органическая жизнь передается от родителей к детям и является гарантией выживания сообщества, непрерывно совершаются передача и прием нового духовного рождения. Духовная жизнь народа обновляется всякий раз, когда учащее поколение передает ее научаемому, которое, в свою очередь, взращивает своих учителей и передает их устами свой дух ушами новых учеников. Этот процесс включает в себя как образование, касающееся человека как целого, так и физическое распространение.
В иудаизме этот цикл передачи включает в себя еще один своеобразный фактор. В Израиле распространение ценностей как таковое предполагает органический характер и проникает в естественную жизнь людей. Это правда, что оно не подражает биологическому воспроизводству в обеспечении выживания сообщества как такового, а лишь гарантирует его выживание как Израиля. Но можем ли мы заглушить голос, который говорит нам, что если наша жизнь как Израиля придет к концу, то мы не сможем жить и как один из народов? Мы и только мы, когда-то получившие и жизнь, и учение вместе, одновременно стали и нацией, и религиозной общиной. С тех пор передача жизни и передача учения были связаны друг с другом, и потому мы считаем духовную передачу столь же важной, как и физическое распространение.
Талмудические мудрецы говорят: «Тот, кто учит Торе своего ученика, рассматривается, как если бы он сотворил его и ввел в мир». Как сказано: «Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста» (Иер.15.19). В этом библейском тексте Бог призывает пророка, который только что просил о помощи, чтобы отомстить своим врагам, отвернуться от своей ненависти и отвращения, и обещает ему, что если он сделает это, ему будет разрешено адекватно представлять дела Божьи. И «формирование», и сотворение ребенка в утробе матери (Иер.1.5, Пс.139.15) считаются именно такими Божественными действиями. Влияние учителя на ученика, влияние ученика на учителя не только сопоставимы, но ставятся на один уровень с Божественным действием, которое связано с материнством и родами. Внутренний поворот пророка есть его фактическое возрождение, и учитель, который извлекает драгоценность из руды в душе своего ученика,  по сути дает ему второе рождение, рождение в высшую жизнь.   Есть дух рождающий и рождаемый, дух рождаемый и рожденный; и дух становится телом.
Даже сегодня, несмотря на все ухудшения,  духовная жизнь евреев есть не просто нечто факультативное, необязательная структура, предмет гордости, не налагающий никаких обязательств. Скорее, она имеет обязательный характер и обязательную силу, но то, что достигает земной, телесной реальности, достигает ее лишь тогда, когда связывается с обязательствами еврейской духовной жизни. Дух здесь так глубоко слит с физической жизнью, что даже временное выживание сообщества может быть гарантировано только через совместное действие того и другого.
Но если мы серьезно относимся к сравнению с рождением, мы должны понимать, что в духовном, как и физическом распространении, то, что передается, не является одним и тем же, но приобретает новизну в самом акте передачи. Традиция состоит не в том, чтобы и содержание и форма передавались в готовом и неизменном виде из поколения в поколение. Значение их для того, кто получает их, состоит в том, что они становятся частью его самого, поскольку формируют, например, его тело как новую форму, которой подходит функция нового поколения. Ребенок не является просто совокупностью его родителей; он есть некто, кого никогда не было раньше, то, что совершенно непредсказуемо. Аналогичным образом, новое поколение может получать учения только в том смысле, что оно обновляет их. Мы не берем, если мы также не даем. В живой традиции не представляется возможным провести грань между сохранением и созиданием. Дело ее воплощения происходит спонтанно, и если человек честен и верен, то он произносит слова, которых он никогда не слышал, как будто они сами пришли к нему, ибо, таким образом, не он создал эти слова, а они как бы сами жили внутри него. Все вокруг могут быть убеждены, что все, что человек делает – это дальнейшее продвижение того, что привело его к этой точке, однако, тем не менее, он может быть инициатором нового движения.
То, что это справедливо и для евреев, вытекает из интенсивности, которая всегда характеризует встречи между поколениями, включая их взаимное и радикальное взаимодействие и привнесение изменений в ценности, которые прежде не менялись. В этих повторяющихся столкновениях между поколением, достигающим своего полного развития, и тем, которое все еще развивается, конечной целью является отнюдь не передача чего-то изолированного. Важно то, что старшее поколение снова и снова, сделав здесь ставку на все свое существование, приходит к младшему с желанием учить, будить и формировать его, и эта святая искра проходит через дистанцию между ними. Предающиеся содержания и формы подчинены бытию традиции как таковой и вступают в силу только из-за нее. Всей своей жизнью еврей является агентом, передающим живую еврейскую человечность. Традиция сконцентрирована в самом существовании еврея. Он живет, и он тот, кто приближается к новому поколению и влияет на него, создавая смесь старого и нового. Израилю присуща эта общечеловеческая черта, но именно потому он Израиль.  Израиль есть не то, что он говорит, но совокупность всего человеческого существования.
Мы уже указали, что в нашем случае научение неразрывно связано с исполнением. Здесь, если угодно, нельзя учить или учиться без жизни.  Учение не должно рассматриваться как совокупность познаваемого материала; последний сопротивляется такому обращению. Либо жизнь и учение ответственны друг за друга, либо учение не является живым вообще. Учение – не вещь в себе, оно не существует само по себе. Оно направлено на действие. В связи с этим понятие «дело», конечно, не означает простого активизма, но жизнь, которая реализует учение в изменяющихся каждый час возможностях.
Среди всех народов в мире Израиль, вероятно, единственный, в котором мудрость, что не приводит к непосредственному единству знания и действия, не имеет никакого смысла. Это становится наиболее очевидным, когда мы сравниваем библейскую концепцию хокма с греческой концепцией Софии. Последняя указывает на закрытую область мысли, на знание ради самого себя. Это совершенно чуждо хокме, которая считает неадекватным такое ограничение себя духовной сферой, руководствующейся своими собственными законами, ибо это неверное истолкование смысла, нарушение непрерывности, отрыв мысли от действительности.
Главной заповедью хокмы является единство учения и жизни, ибо только через это единство мы можем распознать и признать всеединство Божие. В свете нашего учения, что дает жизнь и одновременно придает ей смысл, представляется оскорбительным учение, которое обустраивает себя и радуется само по себе, превозносясь над жизнью, составляющей его подоснову; и тем не менее, даже если нам не удается добиться ни малейшей реализации учения в борьбе с внешними и внутренними препятствиями, мы должны бороться за нее в каждый момент своей жизни. Ибо наш Бог требует от нас только одного. Он не ожидает от нас по-человечески недостижимой полноты и совершенства, но только готовности сделать столько, сколько мы можем в каждый момент времени.
Человек есть существо, способное жить духовно независимо от физической жизни, и большая опасность здесь в том, что он может терпеть и даже санкционировать существование на двух разных уровнях: один, высший, горячо обожаемый, жилище духа, и другой, низший, обиталище мелких проблем, и все это оснащено довольно чистой совестью, приобретенной в часы медитации на высшим уровне.
Учения такого рода не должны полагаться на надежду, что тот, кто их знает, будет также соблюдать их. Сократический человек считает, что все добродетели исходят из познания, и что все, что нужно, чтобы делать – это знать, что является правильным. Это не так с библейским человеком, который обладает большим опытом того, что познания никогда не бывает достаточно, что самая глубинная часть человека должна быть захвачена учением, что для его реализации вся целостность человека должна подчиняться духу, как глина подчиняется горшечнику.
Здесь дуализм боролся со всей энергией. «Тот, кто изучает не для того, чтобы соблюдать, - говорится в Талмуде, - лучше бы тому не родиться!» (Шабат 3б). Плохо, когда учение не соблюдается, еще хуже, когда учение является только теоретическим. Когда дух является лишь частью этоса, жизнь отрывается от него и склоняется ко злу. Снова и снова, от «Поучений отцов» до окончательной разработки хасидизма, простому соблюдающему человеку отдается предпочтение перед ученым, чьи знания не выражаются в делах. «Тот, чьи дела превышают его мудрость, того мудрость не прервется, но того, чья мудрость превышает его дела , его мудрость не потерпит». И в том же духе: «Тот, чья мудрость превышает его дела, на кого же похож? На дерево с множеством ветвей и слабыми корнями. Ветер перевернет его и вырвет с корнем. Но  тот, чьи дела превышают его мудрость, на кого похож? На дерево с несколькими ветвями, но с сильными корнями. Хотя бы все ветры в мире пришли на него, оно не поколеблется». Важны не объем духовного имущества, не основательность знаний, не острота мысли, но знание того, что мы ничего не знаем, и вера тому, во что человек верит, ибо именно это подтверждается жизнью.
Я повторяю, что в иудаизме истинное значение поступка не имеет ничего общего с активизмом. Нет ничего более далекого от иудаизма, чем прославление уверенной в себе добродетели. Но иудаизм знает, что истинная автономия едина с истинной теономией: Бог хочет, чтобы человек исполнял повелеваемое ему как человек и с качествами, свойственными человеку. Закон не навязан человеку; он покоится глубоко внутри него, чтобы пробудить его, когда приходит вызов. Слово, которое прогремело с Синая, было поддержано словом, которое « в устах твоих и в сердце твоем» (Втор.30.14). Снова и снова человек пытается уклониться от этих двух нот, которые составляют один аккорд, он отвергает их своим сердцем и отклоняет вызов. Но нам было обещано, что придет время, когда Тора явится как в Писании, так и в сердцах живых людей, и слово реализует себя в гармонии неба и земли. В еврействе путь, который приведет к тому в свое время, есть вклад человека в его конечную реализацию, и он протаптывается всякий раз, когда одно поколение сталкивается с другим, когда поколение, которое достигло своего полного развития, передает учение поколению, которое продолжает развиваться, так что учение само пробуждается к новой жизни в новом поколении.
  Мы живем в эпоху, когда дела, как правило, утверждают свое превосходство над учениями. Нынешнее поколение в целом считает, все более и более безоговорочно, что оно может обойтись без учения, и полагается на свой  способ действия, который оно считает правильным. В своем обращении несколько лет назад к Сионистскому конгрессу в память нашего учителя Ахад ха-Ама я обратил внимание на тот факт, что «это не только официальная политика государства, которое стремится освободиться от вероучения, что уже случалось, но внутреннее движение народа, а также национальных группировок, которые подчеркивают свою независимость от вероучения и даже считают ее ордером на успех. И, - продолжал я, - они не вполне ошибаются. Жизнь без учения может быть успешна: что-то да достигнуто. Но то, что достигнуто таким образом, довольно сильно отличается от того, к чему мы стремимся в глубине сердца, как к истинной цели, а порой и представляет собой на него карикатуру. И что тогда? Пока цель чиста, стремления и надежды были доминирующими. Но если цель становится искаженной, что мы получим?».
Предупреждения, предназначенные для всего еврейства, я передал незаметно, как и следовало ожидать.  Хотя мы в меньшей степени способны обойтись без учения, чем любое другое сообщество, широкое усвоение ошибок других народов было очень характерно для нас в течение длительного времени. Не мое дело обсуждать, что может произойти с другими народами из-за их отрицания духа. Но я считаю, что если мы, считающие, что не может быть никакого научения кроме действия, сделаем наши дела независимыми от учения, то мы погибнем.
Еврейский подход к научению есть объявление войны всем, кто воображает, что можно жить в качестве евреев и еврейской жизнью без учения, кто думает, что, прекратив распространение еврейских ценностей, можно сделать нечто благотворное для еврейства. Действительно, еврейская общинная жизнь не сможет развиваться в Палестине, если преемственность иудаизма прервется. Позвольте мне повторить, что такая преемственность не подразумевает сохранение старого, но непрерывное рождение и рождение тем же духом, и интеграцию рожденного в жизнь. Не будем обманывать себя: как только мы начнем довольствоваться биологическим увековечением и «цивилизацией», из этого вытекающей, мы не сможем поддерживать даже такую цивилизацию. Земля и язык сами по себе не смогут поддерживать наше тело и душу на земле, если они не связаны с нашим святым происхождением и святым местом назначения. Более того, в условиях этого кризиса человечества, в котором мы находимся на самом переднем крае, диаспора не сможет сохранить свою живую связь, которая так долго бросала вызов истории на равных, если она не признает обновляющей власти учения, власти достаточной, чтобы преодолеть окружающие всеразъедающие силы. Все, что будет просто социальным, просто национальным, просто религиозным и чему, следовательно, не будет хватать огненного дыхания учения, не сможет ответить на ужасающие проблемы нашего времени и, следовательно, предотвратить распад.
Только по-настоящему обновленное научение сможет освободить нас от ограничений и привязать к безусловному, так что, одухотворенные и живые, объединенные в кругу вечного союза, мы сможем узнать друг друга и самих себя и, постигнув бездонную глубину законов истории, продержаться против ее сил и остаться на поверхности.
Мидраш рассказывает историю по поводу слов патриарха Исаака: «Голос Иакова, а руки Исавовы» (Быт.27.22). когда-то к греческому мудрецу были направлены послы из разных стран, чтобы он рассказал им, как поработить евреев. Он сказал им: «Идите и пройдите мимо их домов молитвы и учения… До тех пор, пока голос Иакова будет слышаться из их домов молитвы и учения, они не сдадутся в руки Исава. Но если нет, вы одолеете их» (Брейшит Раба).
Учение не может быть отделено от действия, но ни одно действие не может быть отделено от учения! Наша традиция придавала этой опасности большее значение, чем другим. Талмуд говорит нам, что на собрании мудрецов возник вопрос, что важнее – научение или действие. И один из них, который, как кажется, разделял нашу точку зрения, сказал, что дела важнее. Но рабби Акива сказал: «Научение важнее!». И все согласились с ним, сказав: научение важнее, ибо оно порождает дела» (Кидушин 40б). Это звучит как нечто противоречащее учению о важности действия. Но после того, как мы глубже задумаемся над этим утверждением, мы поймем, что учение важнее потому, что оно является  воротами, через которые мы должны пройти, чтобы войти в жизнь вечную. Это правда, что простая душа может жить истинной жизнью без обучения, при условии, что она связана с Богом. Но это возможно для нее только потому, что учение представляет собой именно такой путь к Богу, который, даже если она не догадывается об этом, стал самой основой ее существования. Чтобы делать правильные вещи с правильным направлением, действие должно исходить из связи с Тем, Кто повелеваетнам. Наша связь с Ним изначальна, и функция научения в том, чтобы дать нам осознать эту связь и сделать ее плодотворной.
Снова мы сталкиваемся с понятиями непрерывности и непосредственности, передачи и рождения. Учение само по себе есть путь. Его полное содержание не может быть постигнуто ни в одной книге, ни в одном стихе, ни в одной формулировке. Ничто из когда-либо существовавшего не является достаточно широким, чтобы показать, каково оно. Чтобы иметь возможность жить и приносить жизнь, поколения должны продолжать встречаться между собой, а учения – приобретать форму человеческой передачи, пробуждающей и активирующей нашу общую связь с Небесным Отцом. Искра, проскакивающая от того, кто учит, к тому, кто учится, зажигает искру, высекающую огонь, раздувающий Откровение в Царство Небес. 
 
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn