Вот и вновь, садишься писать – и даже еще не представляешь, каким будет твоё детство. Нет-нет, еще ничего не произошло, пока ты об этом не вспомнишь, пока слово не отыщет своей великой безмолвной тени, что всегда стоит за ним. Стоит лишь немножечко подсветить память – как она тут же становится настоящим, единственным, что происходит сейчас с тобой.
Я – вспоминаю, и снова появляется передо мной та самая живая комната, с черным пианино, затаившемся у одной из стен – и кажется, - стоит только к нему подойти, приподнять крышку – и оно само с тобой заговорит, раздастся весёлым турецким маршем, а может, с грустью расскажет о заболевшей кукле, и о том, как её лучшая подруга – девочка из соседней квартиры – тоже очень грустит… И тут же – появляется та самая девочка, черноволосая, с большими карими глазами, её кажется зовут Алёнка, она сидит за тем самым пианино и с невероятной терпимостью играет этюд Черни.
Пока звучит эта музыка – я продолжаю оглядывать комнату дальше. У противоположной стены, завешенной толстым темно-красным шерстяным ковром, стоит раскладной, поскрипывающий порой от времени, зелёный диван и на самом его кончике – сидит мой дедушка. Перед ним на столе, застеленном простой белой скатертью, - большая деревянная шахматная доска (быстро расставляются по местам фигуры – черные, в вперемешку с белыми… примерно в том же порядке, как слетают с клавиш пианино звуки: темные – это радость, а желтые – грусть). Дедушка о чём-то задумался. Но определенно – о чём-то хорошем. Это видно потому как, чуть прикусив губами язык, начал вдруг напевать один из своих любимых романсов – «я встретил Вас…» Должно быть, вырисовывается какая-то хитрая комбинация. Но вот, он берётся за фигуру, поднимает её над полем боя (белая пешка что-то чуть слышно нашептывает своему полководцу заполненным в её недрах песком), и, наконец, вместе с окончанием единственного, всё повторяющегося и повторяющегося куплета песни, с едва заметной улыбкой опускает её на светлую клетку (взялся – ходи, такое правило в этой бесконечной игре). Чем же ответят черные? И кто же, в конце концов, командует их армией?
И тут, наконец, в комнате появляюсь я. Совсем еще мальчишка. Мой голос подрагивает от волнения: неужели, дедушка не заметил, - и моя ловушечка удалась! Ба! Да что же это такое творится? После моего быстрого хода в ответ– дедушка с удивлением всматривается в сложившуюся на доске ситуацию, хватается за голову и… с грохотом падает с дивана на пол, смеясь как ребёнок! «И как же это я умудрился просмотреть! Слопал мою королеву!» Смех всё не кончается и не кончается. А я ощущаю нежную щенячью радость от вкуса победа, да еще, вдобавок и подхватил от деда приступ смешинки – во как весело проходят наши баталии!
А за смехом я и не заметил, что музыка давно уж как смолкла, никакой девочки здесь больше нет. Только я - да он, и солнце из распахнутой двери балкона – мы всё смеёмся, и уже совсем скоро я запишу в таблице в графе «победы» свою первую единичку.
Немного позже, спустя каких-то там двадцать мимолётных лет, я понимаю, что дедушка, на самом деле, всё видел – и ту мою простую ловушку, и ту мою радость победы – ощущал вместе со мной… И так, из сохранившегося в нём еще в значительной мере ребячьего озорства, - специально свалился на пол… «И всё былое…»
Да, я вспоминаю тебя, и всё былое – вновь происходит сейчас. И вся твоя любовь – она снова со мной… Я чувствую её, как если бы ты потом совсем никуда не уходил… Чувствую её прямо сейчас на губах – солоноватым привкусом слёз, стекающих по правой щеке… Чувствую твою любовь, потому что тебя люблю….