ВОПРОС ЧЕТВЁРТЫЙ. ЧЕМ ПОМОГ ТАНК?
В 1944 году из Ленинградской области, где он партизанил, Александра Сергеевича вместе с домочадцами направили поднимать совхоз
«Полоное». Приказы партии он обсуждать не привык и принял директорство над разрушенным войной хозяйством.
Бои шли в ста километрах, ни одного трактора в наличии не было, 2-3 лошадёнки, которых не успели съесть, пугающе демонстрировали выпирающие рёбра и с укоризной поглядывали на людей, словно спрашивая: « Вы на нас ещё и пахать будете?»
А люди (вместе с детьми и женщинами, которых было большинство,
не более четырёхсот человек осталось), глаза которых тоже не светились безудержным весельем, всё же, в отличие от животных, с большим оптимизмом смотрели в будущее: ведь главное было сделано – заставили они захватчиков отступить, а значит, теперь – задача не только выжить самим, но и поднять совхоз, помочь тем самым им (отцам, мужьям, братьям, сыновьям), сражающимся на передовой за полное истребление фашистских нелюдей.
Голодных лошадей, конечно, всем было жалко, поэтому и отворачивались сельчане от немо вопрошающих глаз животных. Что делать-то!? Уж как-нибудь осилим и эту беду. Впервой что ли?
И Рэм, конечно, в гуще всех событий. Четырнадцатилетний подросток мелькает везде, где есть место для приложения его, так и не востребованных фронтом, но явно необходимых здесь силёнок, которыми природа его не обделила.
Больше всего он любит работать в кузнице: весёлая пляска огня и рождение зримых вещиц из ставшего вдруг податливым металла как нельзя больше соответствовали его запросам. И он, полуголый, метался по кузнице, никогда не уставая, радуя взрослых поистине неиссякаемым трудолюбием.
Правда, и от грустных дел директорский сынок не отлынивал. Лес, что находился в полутора километрах от посёлка, стал последним пристанищем для многих солдат, и русских, и немецких… Они же, дети войны, каким-то внутренним чутьем угадавшие, что смерть уравнивает в правах захватчиков и освободителей, а слёзы матерей одинаково безутешны во всех странах, равно предавали земле тела и тех, и других.
И коммунист А.С.Юстинов одобрял действия сына и его друзей. И единственная учительница, которой снова стала Л.Г.Юстинова, бережно относилась к росткам доброты, проросших в душах её учеников и собственных детей в нелёгкое время Второй мировой, а нашей – Отечественной войны. Она как никто понимала, насколько испепеляюще действует озлобленность на неокрепшую психику подростков, как важна для них практика прощения, даже врагов…
Разве мог при таких родителях думать, говорить (а запоздало обретённый дар просто расцветал в нём) и делать Рэм Юстинов что-то плохое? Нет, всё в нём устремлялось навстречу только хорошему! Он просто искал, чем и кому помочь. И, разумеется, находил (в то-то лихолетье!)
Ну не было в хозяйстве трактора - н и о д н о г о! Зато были их обломки. И настырная шантрапа из всего того, что оставила война руками врагов от нескольких ЧТЗ, собрала-таки один. И завёлся он! Только проработал недолго…
На подходе весна сорок пятого, наши у Берлина, а «подарки», оставленные «фрицами», вот они, все поля заминированы. Конечно, страховались – пускали впереди каток, Да от всех сюрпризов убережешься разве? Заглох любовно собранный «стальной конь» - не для минных полей создавался, для хлебных. Танк – другое дело.
Танк? Ну, конечно, танк! Так невольно оброненное кем-то из взрослых словцо сожаления об отсутствии стойкой техники для послевоенных сёл зажгло в голове Рэма безудержную мечту заставить военную машину послужить мирному труду обнищавших совхозников на пользу Победы.
Не на ровном месте мысль запрыгала неуёмная – видели подростки во время грустных церемоний захоронения погибших в лесу солдат брошенный танк. Взрослые сомневались в успехе затеи: жизненный опыт в нашей стране многим почему-то не прибавляет оптимизма. Помечтать – одно, а тут – танк…, на поле…, вряд ли…
Пацаны на сомнение времени не тратили («Главное – ввязаться в бой, а там – посмотрим!». Кто сказал? Применительно к данной ситуации – правильно сказал): стащили пушку (ни к чему она в поле), отремонтировали, завели – и ведь на нём, родимом, посевную-уборочную победного 45-ого вывезли! Как были благодарны мальчишкам совхозники! Лошади, наверное, - тоже, молчали только по привычке спокойно относиться и к обидам, и к подаркам со стороны людей.
Несколько плугов тащил металлический вояка, подрывался на минах, терял гусеницы, пользовался «скорой помощью» своих юных «танкистов», среди которых кучерявая голова директорского сына мелькала в числе первых; и снова – « в бой за урожай», как любили выражаться передовицы газет. Мальчишкам такая оценка сельского труда нравилась – это роднило их с теми, кто добивал ненавистного врага.
Через несколько месяцев пришедшие в себя тыловые отряды стали наводить порядок с бесхозным оружием и боевой техникой. Всё собирали и увозили куда-то, согласно инструкциям своим. Отобрали и танк – без злобы, в душе, возможно, и жалея сельчан, просто – «не положено». Поэтому и не роптали совхозники на действия таких же, как они, подневольных тыловиков. Внешне все смирились; вместе, и отбирающие, и обобранные, раскуривали самокрутки (и угощали друг друга – и те, и другие). А мысли? Разные, наверное, были, да ведь их, невысказанные, к протоколу не подошьешь…
А ребята даже в этой панихиде не участвовали. Они, как ни странно, унывали меньше всех: дел-то новых, интересных на деревне – тьма, с утра до ночи решай проблемы, было бы желание, а оно – было!
Рэм же и вовсе заболел идеей, перевернувшей всю его жизнь. И ведь помог в этом найдено-отобранный танк (ни одна страница в нашей книге жизни, видимо, не бывает случайной).
Именно из-за истории с нетрадиционным использованием боевой техники появился на селе корреспондент газеты «Псковская правда», некто Лузин со своей «Лейкой» (предшественницей ФЭДа, немкой, правда, по праву рождения).