16. Качели

Шопен Бессердечности
Вечереет. Но бесшабашная и весёлая детская игра, - кажется, еще в самом разгаре. Детская игровая площадка, просматриваемая теплыми, желтеющими в наступающих сумерках, глазами двух пятиэтажек, стоящих друг против друга… Будто – это её большие и мудрые родители, присматривающие за ней… Да и родители поменьше - тоже здесь, выглядывают их тех самых желтых окон-глаз – вот-вот позовут домой своих любимых чад. Даже вижу отсюда – находясь в двадцати годах и пятистах вёрст – вон, какой-то молодой усатый папаша, высунувшись из окна, углядывает своего мальчиша-кибальчиша, мчащегося с мячом к дальним воротам, сейчас конечно, пробьёт! Ворота – лодочки для малышей, и более взрослые дети используют их уже для своих более взрослых игр… Молодой папа уже было хочет выкрикнуть имя своего сынишки (а в будущем – наверняка великого футболиста!), но в последний момент – лишь улыбка расплывается на его лице… «Пусть еще поиграет… А я за ним присмотрю… Пусть даже мать и все уши и прожужжит про остывший давно ужин. Они же – дети. И пусть себе играют… Пусть играют, пока могут… Пока ведь еще не так темно… Еще можно – в зажегшемся вдруг свете фонарей – разглядеть их детские и правдивые глаза, пылающие любовью… Даже если и невзначай солгут – это ведь еще всё равно будет правдой… Да, пусть еще поиграют… А я – конечно же, присмотрю…»

Здесь – все друзья. И взрослые и дети. И девчонки и мальчишки. Хоть и играют порознь. Но бывает – и по-другому. Например, в такой сумасшедший вечер лета, как этот. Скрипнули вдруг качели, я поворачиваю голову и вижу: ба! Да это же… Денис! Тот, что с семнадцатой квартиры, раскачивает до небес, заливающуюся от смеха свою младшую сестрёнку! Конечно же, помню! Где то рядом – должен быть и я! Надо же, попасть в тот самый вечер!...

Оглядываюсь по сторонам… Ищу… Но пока, видно, тот другой я – светловолосый и хрупкий, ростом - ниже меня, чуть ли не вдвое – еще не услышал тот скрип… Где-то он там сейчас, еще на подходе к этим качелям. Ведь я точно помню – что сейчас должно произойти! И произойдёт. Если я только этому не помешаю. Ведь именно случившееся в тот вечер, должно быть, и определило развитие всей моей дальнейшей судьбы – быть своеобразным писателем-призраком, со способностью заглянуть в любую лазейку во времени… и сделать её – настоящим… Этот самый любой миг, в котором каждый сможет оказаться со мной вместе, -  разделить со мной его тепло и холод, его смех и слёзы… его любовь, и всегда – одиночество… Да, взамен – мне было уготовано одиночество. Но… разумной ли была сделка?

Но я не успеваю подумать дальше, о том, могу ли что-то изменить, и – главное - хочу ли? Не успеваю, ибо этот самый маленький мальчик «я» - появляется вдруг, словно бы из ниоткуда, и вот уже – начинает свою роковую игру.

Худенькое загорелое тельце в коротких шортиках и красной клетчатой рубашонке - раз за разом проносится перед самым, стремительно взлетающим высоко в небо, железным сидением качелей с маленькой девочкой-мотыльком (на ней лёгкое и короткое белое платьице) - туда и обратно, туда и обратно. Будто бы раскачивается маятник метронома – а ты между двумя ударами - так, из чистого детского любопытства – просовываешь палец в звучание образовавшейся - короткой и очень громкой - паузы.

То подлетит к нему так близко, давая себя лизнуть горячим языкам пламени… То вновь отпрянет на расстояние, не давая себе в нём погибнуть… И мне станет неуютно и холодно… Как будто в промозглый дождливый день остался один на свете… Вот так он играет с моим огнём в… съест-не съест?... ударит-не ударит?...

А маленькая девочка со своим лёгким белым платьицем весело смеётся, каждый раз, когда я пробегаю перед самой качелей… Всё пуще смех, всё веселей, всё радостней!.. Планеты кружатся со мной!.. Как вдруг…одна из планет срывается со своей орбиты и со всего размаху, проделав весь свой космический путь, врезается прямо мне в голову…

Я старался идти ровно, но видно у меня плохо получалось… В ванне, погрузившись в горячую воду, я всё трогал то место, где случился взрыв… Трогал и успокаивал: «всего лишь – шишка… всего лишь – шишка…» Но только – почему же такая большая?!... почти как сама голова… И почему этого никто не видит? Что у меня вдруг сделалось две головы? Чёрт, попади оно чуть ниже!..

Конечно, не сразу но шишка убралась. Но белый мотылёк, врезавшийся в меня в тот день, остался. Он невидим, и никто его не видит, но я знаю, что он там есть… Вдруг просыпается, и играет с моим огнём…..

Почти так, как в тот день играл я сам в странную такую игру под названием «Успей перебежать перед раскачивающимися во весь опор качелями».