На скамейке перед домом никого не было, и Борис пошел по жаркой улице к морю.
Идти минут десять.
Навстречу шла симпатичная худенькая девочка—подросток в коротком линялом платьице, неся через плечо оттопырившуюся сетку с четырьмя буханками хлеба и несколькими увесистыми пакетами.
Куда столько? Свиней кормить?
— Света? — наугад спросил Борис.
— А вы наш новый жилец? — не удивилась девочка, поправив сползающую сетку.
— Точно. Не подскажешь» в какой стороне церковь, я что—то забыл, давно здесь не был.
— До нее далеко. Вам надо на автобус, и в ту сторону. Остановка за магазином, — ласково пояснила Света.
— Спасибо. Тебе не тяжело? — спросил Борис, намереваясь взять у нее сетку,
— Я привыкла, — отклонила она его помощь и с неожиданной грустью посмотрела на Бориса.
Автобуса не было видно, и Борис пошел быстрым шагом, с печалью думая о судьбе девочки, которая обещала со временем стать очень красивой.
Ему даже показалось, что он вдруг приобрел дар провидца и может предсказать судьбу любого человека стоит лишь внимательно на него посмотреть.
И тут же подумал: чужую судьбу не проверишь, верно ли напророчил, а как насчет своей? Но здесь были сплошные потемки.
Полная неясность и непредсказуемость.
Он рассмеялся, приписывая разыгравшееся воображение влиянию южной природы, полной необычных ароматов и необъяснимых флюидов, растворенных в атмосфере.
Частные дома закончились, потянулись красивые высотные сооружения, гостиницы, магазины.
Борис зашел в промтоварный магазин, надеясь купить плавки, но то, что лежало на прилавке под стеклом могло устроить только мальчика.
Борис разочарованно хмыкнул и вышел из магазина.
Стандартный набор товаров во всех городах.
Придется щеголять в выгоревших плавках.
Он отошел недалеко, как его остановил мужчина кавказской национальности, точнее нацию Борис не мог разобрать, все казались похожими, на одно лицо, как китайцы.
— Туфли надо? Чешские, румынские. Какой размер? Босоножки?
— Плавки ищу, — оторопел от натиска Борис.
— Японские, югославские? Стой минуту здесь, не уходи, — приказал мужчина и скрылся в арке соседнего здания.
Борис отошел к пальме, чтобы не мешать прохожим, многие мужчины были в шортах, девушки и женщины в коротких сарафанчиках, оголявших загорелые, или белые плечи и ноги.
— Иди со мной, — сказал подошедший мужчина.
Зайдя в арку, распахнул пиджак, показывая двое плавок с разными расцветками, модные, с накладными карманчиками на змейке и фирменным красивым ярлычком.
— Семьдесят пять. Сам по семьдесят брал. Это японские, а эти югославские. Берешь?
— Придется, — сказал Борис, не решаясь сделать выбор, и те и другие были великолепными образцами. Жаль, Сереги нет рядом, тогда уж точно, купили бы пару. А что, если привезти в подарок? Вот будет доволен.
— Две штуки, — сказал Борис, доставая деньги из кармана брюк.
— Молодец! Настоящий мужчина. Дома продашь — дорогу оправдаешь, — похвалил спекулянт, протягивая руку за деньгами.
Что-то в его голосе насторожило Бориса, словно для настройщика рояля прозвучала фальшивая нота, и он убрал, было протянутую руку с деньгами.
Во взгляде мужчины промелькнуло секундное замешательство, он, как бы возмущенный проявленным недоверием, высоко поднял густые брови и, вымученно засмеявшись, начал отстегивать от пиджака приколотые английской булавкой полиэтиленовые пакеты с плавками. Он смирился, что товар всё же придется отдать.
Эффект внезапности исчез.
Он отдал плавки, небрежно сунул деньги в карман пиджака и пошел вглубь двора с лабиринтом узких проходов.
Борис понял, что удалось избежать крупной неприятности — быть ограбленным.
У спекулянта явно было намерение — вырвать деньги и убежать через дворы, там со скучающим видом лениво гоняли ногами камешек два парня, тоже одетые в темный костюм, несмотря на жаркий день.
Борис усмехнулся, южные приключения неожиданно начались, здесь придется быть начеку, не дома, где знаешь, откуда ждать неприятностей.
Пакеты с плавками переломил и нес в руке, что несколько сковывало, любил ходить налегке, но приобретением был доволен — не хуже других будет смотреться на пляже.
Хотя нанесен существенный удар по бюджету, придется экономить на еде, или сократить пребывание на юге.
Увидел вывеску столовой и понял, что давно разыскивает нечто подобное, но сих пор не осознавал.
Зашел в тесное помещение и встал в нудную очередь голодных людей.
Обед был из тех, что готовился для врагов: жидкий борщ с розовыми кусочками свеклы, пригорелые хлебные котлеты на слипшихся макаронах.
Борис тоскливо оглянулся на покорно обедающих, вздохнул и взял серую ложку с белыми разводами, долго тер её хлебным мякишем, но разводы не исчезали, лишь чуть потемнели.
Надо было чем—то отвлечь себя, чтобы незаметно всё проглотить, не выбежать раньше времени, и он начал рассматривать окружающих.
Трудно было поверить, что это они с независимым и гордым видом шествовали по улицам Лазурного, резонно полагая, что здесь на курорте всё предназначено для удовлетворения их нужд, но в этой единственной столовой им ясно дали понять, чего они стоят.
И они сидели притихшие, униженные, не желающие портить себе нервы, доказывая кому—то элементарные, общечеловеческие представление о культуре, о безнравственности столь унитарного подхода, когда собственная выгода застилает глаза и совесть.
Мало кто съедал подчистую, лишь стаканы из-под чая и компота стояли пустыми.
Ощущений сытости не пришло, но чувство голода исчезло — этакое самовнушение.
На небольшой площадке перед сосновым бором, на прогнутых алюминиевых прилавках расположился базарчик с аппетитно—зазывными южными фруктами, но цены отталкивали не одного Бориса, который всё же не выдержал, купил килограмм янтарных абрикосов, продавец ссыпал их в газетный кулек.
Пока шел через бор, от абрикосов ничего не осталось, а в желудке приятно потяжелело,
Борис вышел к морю на самое острие мыса.
Здесь, рассказывал отец, в пятидесятых годах был прекрасный песчаный пляж, после каждого шторма песок обновлялся, намываясь из реки Бзыбь, вытекающей в нескольких километрах от мыса.
Позже на мысе поставили драги, которые стали забирать почти весь песок для строительства, и теперь штормы уже не намывали, а обгладывали, обнажали мыс, волнами выбивая стекла на первых этажах, нерасчетливо построенных на самом берегу, пансионатов. Пришлось срочно защищать берег бетонными, уродливыми надолбами, которые преграждали путь к воде, но другого выхода не было, с каждым годом строительство расширялось, а местный песок был самым дешевым и качественным.
Немало песка ушло и на длинный бетонный забор, ограждающий правительственные дачи, где в переломный 1964 год отдыхал Хрущев, прежде чем отправиться на вынужденный отдых.
Борис зашел в кабинку, надел новые плавки, а старые оста¬вил висеть на железном крючке, может быть, кому-нибудь пригодятся.
Долго шел по пляжу, выбирая место посвободнее, одежду нес в руке, чтобы, не теряя времени, начать загорать.
Пусть дома позавидует южному загару.
Сколько же кругом народу!
Ни метра свободной площади.
Неумолчный гомон над пляжем.
А какие девушки проходят мимо, белозубо хохоча, не обращая внимания на поджарых, мускулистых парней, следующих за ними в отдалении.
Эти своего не упустят.
Не надо было одному приезжать.
Наконец он нашел место, куда можно было пристроить одежду, и бросился в море, бурлящее тысячами тел.
Заплыл подальше, где плавающих было поменьше, и оглянулся на берег.
Действительно, мыс выступал глубоко в море, сверкая белыми зданиями в окружении соснового бора.
Впечатляющее зрелище.
Но не одному же любоваться всем этим великолепием.
Подцепить бы какую-нибудь девчонку, но здесь, похоже, все заняты, поодиночке никто не ходит, а если и идет, то с таким видом, что не подступишься, словно наследственная принцесса.
Через час Борис понял, что с пляжа лучше уйти — солнце палило нещадно, а место под зонтом никто не предлагал.
Он оделся и расслабленной походкой курортника вышел в поселок.
Многое изменилось за десять лет, новые здания, магазины, деревья не узнавались.
Всё равнодушное, чужое, не такое, как он помнил, то ли потому, что тогда с ним был отец.
Борис сел на скамейку и долго наблюдал за бесконечным потоком курортников, с противоборствующими струями, побеждаемые, то одной, то другой стороной.
Надо было поехать в Сухуми, с запоздалым раскаянием думал он, там и обезьяний питомник, ботанический сад, фуникулер, да и развлечений в городе больше, чем здесь. Пять рублей в сутки!
С ума сойти можно. Вот где наживаются.
Уехать? Но хозяйка не зря вперед взяла деньги, обратно не отдаст.
Время тянулось медленно, солнце застыло над головой нестерпимым раскаленным чудовищем, и казалось, никогда не опустится за горизонт, но и ходить бесцельно по улицам со свертком в руке было не очень приятно, и он отправился домой другой дорогой, с тайным намерением немного заблудиться, заодно лучше узнать окрестности. Заблудиться не удалось, потому что помнил и знал дорогу обратно.
Во дворе на этот раз было многолюдней, за грубым длинным столом четверо мужчин резались в карты, одна женщина вязала, другая, в парчовой косынке, из—под которой взглядывали пластмассовые бигуди, резала салат из огурцов и помидоров.
У веранды, прямо на улице, на низком столике стоял черно—белый телевизор, включенный в удлинительный шнур, переброшенный через окно.
— Ага, новый пансионщик явился! Присаживайся, — пробасил кудлатый мужчина в шелковой майке, на мгновение оторвав взгляд от карт. — Ну, куда ходишь! Ты смотри, что даёшь! Козел! Играть не умеешь, а садишься! — взорвался он на своего напарника,
моментально забывая про существование Бориса и проявленное внимание к нему.
— Ты больно умеешь, — огрызнулся худой мужчина, — только и знаешь, что проигрывать.
Они долго и нудно переругивались. Борису снова стало скучно.
Стоило забираться в такую даль, чтобы слушать ту же ругань, что раздается у них каждый день в бригаде во время обеденного перерыва?
Неужели люди везде одинаковы, что на севере, что на юге?
Женщина сделала салат и унесла в комнату.
Пришла другая, с миской крупных сизых слив.
Продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/08/680