Эффект четырех

Анна и Петр Владимирские
Фирменный поезд «Украина» потихоньку выбирался из огромного города. За окнами вагонов медленно проплывала привокзальная промзона, укрытая белым: Москва щедро сыпала снегом вслед отъезжающим. В купе расположились четыре женщины. Если бы кто-то нарочно решил собрать демонстративно разные женские типы, то подобрал бы именно такой квартет. Однако здесь и сейчас они собрались совершенно случайно, купив накануне Нового года билеты до Киева. У окна сидела крупная, полная женщина с грустными глазами оливкового цвета. Подпирая рыжеволосую голову рукой, она, как Васнецовская Аленушка, провожала взглядом убегающий индустриальный пейзаж. Рядом с ней сидела ее полная противоположность: мелированная блондинка, высокая и элегантная. С верхней полки блестела карими глазами стройная, атлетически сложенная девушка с короткой черной стрижкой, уже успевшая переодеться в спортивные штаны и белую футболку. Под ней, внизу, разбирала сумку четвертая пассажирка, небольшая и внешне хрупкая шатенка.
– Давайте знакомиться, – предложила сверху кареглазая. – Регина!
– Наташа, – тихо ответила крупнотелая рыжая попутчица, не отрываясь от окна.
– Я – Елена! – улыбнулась блондинка, обводя взглядом своих соседок по купе.
– А вас как зовут? – нетерпеливо спросила Регина четвертую пассажирку.
– Вера Алексеевна, – привычно назвалась та и тут же исправилась, – можно просто Вера.
Она улыбнулась своим попутчицам, и в купе словно добавилось света от ее фиалковых глаз.
Новогоднее настроение уже витало над поездом. Казалось, откуда-то пахнет елкой и мандаринами, шампанским и дорогими духами. Молодые женщины по-разному предощущали праздник: Наташа грустила, Регина ждала с нетерпением, Елена радостно предвкушала, а Вера надеялась.
– Ну вот, землячки-киевлянки, познакомились – можно и поужинать! И вообще, давайте на «ты»,– потерла ладошки активная кареглазка.
– Я не против. Переходим на «ты», и начинаем застолье. Обожаю ужинать в поезде, – поддержала ее Лена.
– Не боитесь поправиться? – жалобно поинтересовалась Наталья, критически осматривая свою крупную фигуру. – Мне стоит только посмотреть на еду на ночь, и я тут же толстею.
– У меня хороший обмен веществ, – объяснила Елена. – У нас в роду конституция такая, могу есть сколько влезет, и хоть бы что.
– Да, вам хорошо... – печально протянула Наташа.
Четыре молодые женщины быстро и ловко накрыли на стол. Рядом со всевозможной едой из спортивной сумки Регины появилась бутылка смородиновой наливки.
– Не возражаете? – спросила Регина. – Это бабушкина, я у нее всегда беру, когда бываю в Москве. Вкусная... с ума можно сказиться! Пьешь, пьешь – не пьянеешь, но зато настроение мировое и ноги ватные.
– А правда, давайте напьемся! – махнула полной белой рукой Наташа, – и пусть все катится куда подальше!
– Пахнет летом, – откручивая пробку и принюхиваясь к наливке, объявила Вера.
За вкусной едой и смородиновой наливочкой ручейком потекли женские разговоры.
– Перед Новым годом я всегда вспоминаю какие-то забавные и смешные приключения, – глядя в темное окно, где зима вытряхивала свои снежные запасы, сказала Вера. Ее фиалковые глаза стали темно-синими.
– Ой, девочки! Хотите, расскажу, как я в детстве устроила своему старшему брату шутку на Рождество? – предложила Елена, уже слегка порозовевшая от наливки. – У моих предков был старенький телевизор КВН с толстенной линзой на двух подставках перед экраном. Такие телевизоры нынче уже антиквариат.
– А зачем нужна линза? – спросила Регина, самая молоденькая.
– В линзе находился глицерин, и она действовала как увеличительное стекло. Потому что экран у КВНа очень маленький, изображения не рассмотреть, – объяснила Лена. – Вы помните, были такие смешные телевизоры? – спросила она у Натальи и Веры. Те покивали.
– Ну, вот. Я решила, что эта линза – прекрасный аквариум. Мне родители как раз на Новый год подарили двух рыбок гупий. Мне показалось, что в пол-литровой баночке рыбкам скучно, и соорудила аквариум из линзы от старого КВНа.
– Но там же глицерин! – испуганно вскинулась Наташа.
– Глицерин я вылила в унитаз! – весело доложила Лена. – Тщательно, с порошком вымыла свой будущий аквариум, потом налила в него воды, на дно набросала камушков, от аспарагуса отщипнула несколько веточек, это у меня были водоросли. И запустила рыбок. Линзу поставила на место, перед телевизором.
– Какая аккуратная девочка! – усмехнулась Вера, уже догадываясь, что будет дальше.
– Еще бы! Вечером мой старший брат пришел посмотреть хоккей. А надо вам сказать, что любил он смотреть телевизор, не включая верхний свет. Сел в кресло, включил телик, а рыбки от света и тепла стали очень активно двигаться. Он смотрит – рядом с хоккеистами какие-то тени. Кто там за нашими хоккеистами гоняется?!
Елена рассмеялась, вслед за ней расхохотались и попутчицы. Смеялись так громко и безудержно, что в купе заглянула проводница. Увидев смеющийся квартет молодых женщин, она поинтересовалась, не хотят ли пассажирки чаю. Те от чая не отказались.
– Что он с тобой сделал, когда увидел, что вместо телевизионной линзы – аквариум? – вытирая слезы от смеха, спросила Регина.
– Сперва ругался, а потом хохотал как сумасшедший! – поправляя подтекший макияж, сообщила Лена. – Наверно, с тех пор у меня и появился интерес к декорированию жилья. Я работаю декоратором интерьера.
– А рыбки? Что стало с рыбками? – участливо поинтересовалась Наталья.
Новый взрыв хохота был ответом на ее вопрос. Проводница, заносившая чай в ажурных подстаканниках, улыбнулась:
– Веселые вы, девчата!
Регина ловко уселась по-турецки и, заранее улыбаясь своей истории, сказала:
– Теперь моя очередь рассказывать. У меня в этом году столько всякого произошло! Закончила пединститут, немного преподавала в школе. Пошла в частную фирму, работала гувернанткой в семьях. И даже Деда Мороза изображала! Верите?
Стройная, худенькая и смуглокожая Регина вопросительно смотрела на слушательниц веселыми блестящими карими глазами. Она совсем не была похожа на Деда Мороза. Даже на Снегурочку она не тянула со своими широкими смоляными бровями и короткой черной стрижкой.
– Больше всего тебе подходит роль Маленькой Разбойницы из Снежной Королевы, – выразила свое представление о смуглянке Вера, а остальные согласились.
– Так вот, к вашему сведенью, мне удалось так убедительно сыграть роль Деда Мороза, что меня ни дети, ни даже их мать со своим бой-френдом не узнали! – гордо вскинула подбородок девушка.
– Рассказывай, – попросила Наталья, прихлебывая чай.
– На самом деле все просто. Заказали деда Мороза, а он пришел вдрободан пьяный. Не портить же малышам праздник! Вот я взяла его шмотки, бороду и усы нацепила, нос красной помадой намазюкала, голос погрубее сделала – и пошла водить хоровод с детками.
– Неужели дети тебя не узнали? Их ведь не проведешь, – удивилась Лена, знавшая по своему семейному опыту, что дети очень внимательны, просто маленькие Шерлоки Холмсы.
– Представьте себе, не узнали! Они хоть и крошки – девочке пять, а мальчику три, – но очень сообразительные. Все мои загадки разгадали, песенки спели, подарки я им вручила...
Но самое смешное знаете что? Когда пришла мамаша со своим кавалером, они в конце вечера стали мне чаевые совать, представляете?! Вот смехота!
– Не представляю! – рассмеялась Вера и спросила у Натальи: – А какое новогоднее приключение у тебя?
Женщина с какой-то невеселой самоиронией сказала:
– У меня вся жизнь – сплошное приключение. – Она обвела взглядом своих спутниц и предупредила: – Сейчас вам будет смешно! – но прозвучало это как-то не очень весело.
За окном совсем стемнело, лишь горстями бросало в стекло вагона белую пургу. Поезд стучал мерно, глухо, изредка, словно старичок, поскрипывая суставами. Маленькие заснеженные полустанки мелькали, как рисунки в детских книжках, настраивая на сказочный лад.
– Знаете, девочки, – неспешно начала свой рассказ Наталья, – есть люди, которых называют «тридцать три несчастья». А меня мои знакомые называют «Наталья – тридцать четыре несчастья». Так и говорят: «Ореховская! Ты просто уникум какой-то! Тебя надо в цирке за большие деньги показывать».
– Что значит «тридцать четыре несчастья»? – не утерпела Регина.
– Это значит, что если я раз в год выбралась на свидание, и в городе вчера прошел дождь, и где-то в Липках осталась одна лужа, а я из Отрадного еду на Соломенку, я все равно непременно попаду в эту лужу. Причем попаду я в нее в новом светлом плаще, и его потом не возьмет ни одна химчистка. В придачу к луже я непременно порву новые колготки и сломаю каблук. Естественно, никто меня уже не дождется. Ни один мужчина не способен выдержать моих постоянных неприятностей. Поэтому у меня в квартире ничего не работает и все шатается. В общем, все, что может случиться плохого, со мной обязательно происходит. Мама называет меня «человекоминимум».
– Бедняжка! – с глубоким сочувствием вздохнула мастеровитая Елена.
– А в профессии как? Ты и на работе тоже – человекоминимум? – поинтересовалась Вера.
– Нет, девочки, слава Богу, работа единственное, что у меня хорошо получается, – с гордостью произнесла Наташа.
– А ты кто? – полюбопытствовала Регина.
– Я – микробиолог.
– А чего они делают, микробиологи? – не унималась по-детски любопытная гувернантка.
– Ой! У меня замечательная профессия! – впервые за все время разговора лицо молодой женщины прояснилось, и она с каким-то даже вдохновением стала объяснять, в чем состоит ее работа.
Она рассказала попутчицам о том, что оперирует животных, изучая их, для того, чтоб потом эти знания можно было использовать для лечения людей. Рассказ свой она обильно пересыпала специальной терминологией, которую понимала одна только Вера. Она, единственная из четверки, слушала Наташин рассказ с огромным интересом. Молодая гувернантка, наоборот, восприняла рассказ Ореховской в штыки.
– Значит, ты режешь бедных кошек и собак, ставишь над ними опыты?! – Голос ее прозвучал враждебно.
– Региночка, миленький мой дружок! Ты не подумай ничего плохого или жестокого! – попыталась оправдаться Наталья, – Я очень люблю зверье, я и в профессию эту пошла, потому что всю жизнь подбирала на улице то раненого голубя, то котенка, лечила их дома. У нас прям целый зоопарк в квартире был. Но ведь если не изучать их, тогда невозможно людей лечить.
– Значит ты и моя помощница! Спасибо тебе, – неожиданно объявила Вера.
Попутчицы вопросительно посмотрели на нее. Вера достала из сумочки три визитки, положила их на уставленный снедью столик.
– О, так ты врач-психотерапевт, вот это здорово! – сказала Регина, разглядывая карточку.
– Вера, а почему ты назвала Наташу своей помощницей? – удивилась Елена.
– Потому что без ее работы нельзя было бы лечить людей, с психическими расстройствами. Никто бы не знал даже той малости, которая теперь известна о человеческом мозге.
– А ты только психов лечишь, или нормальные тоже попадаются? – по-детски прямо задала свой вопрос Регина.
– Всяко бывает, – усмехнулась Вера. Потом обратила свои глаза, похожие на сиреневый бархат, на Наталью, и попросила: – Ната! Продолжай, пожалуйста, только так, чтоб не только я, но и девочки поняли про твою работу.
– С удовольствием, – откликнулась Ореховская. – Я два года назад работала по контракту в Германии. Там произошел такой смешной случай...
– Значит, ты фашистских котов и собак резала? Это хорошо! – не утерпела Регина.
– Уймись, егоза! – шикнула на нее Лена так же, как она призывала к порядку своих детей.
– Так вот, – продолжила Наташа, не реагируя на Регинину эскападу, медленно попивая наливку и задумчиво глядя в окно. – Во время одной из серии экспериментальных операций в установке, которая обеспечивала...
Вера предупреждающе подняла бровь, Наталья снова забыла, что ее слушают не специалисты.
– Ой, извините! Короче, в самый ответственный момент испортилась одна фигня.
– Вот теперь понятно! – одобрила ее Лена.
– Немцы тут же сложили свои инструменты, и пошли заниматься другими делами. Они жутко дисциплинированные. Не то, что мы. Никогда не опаздывают. Все по звонку. А тут, раз установка не работает, вызвали наладчиков, и операцию приостановили. Ну, а я достала шариковую ручку, у меня как раз паста закончилась. И пустой стержень вставила взамен той трубочки, которая лопнула. Установка снова запустилась, и я закончила эксперимент. На другой день, страшно довольная собой, прихожу на работу. Меня вызывает шеф. Ну, думаю, сейчас хвалить будет! Ведь я колоссально время сэкономила, довела серию до конца, подтвердила первоначальные предположения. И что, вы думаете, он сказал?
– Предложил добавить тебе зарплату, за рационализаторство? – предположила Елена.
– Наградил турпутевкой на Канары! – хмыкнула Регина.
– Он отругал тебя, как нашкодившую школьницу, – уверенно констатировала Вера.
– Верочка! Как ты догадалась?! – всплеснула полными руками микробиолог.
– «Есть такая наука – логика». Это я из анекдота цитирую. По логике, раз немцы народ педантичный, то и чинить прибор должен не ученый, а механик. Так что по всему понятно, что твой шеф должен был тебя отругать.
– Точно. Он так меня ругал. Говорил тихо, не орал, но слова такие обидные подбирал: «Вы, говорит, фрау Натали, если не убрано, возьмете в руки швабру и станете делать работу уборщицы?» Представляете, так и сказал!
– А ты этому гаду что? – возмутилась Регина, сразу принимая Натальину сторону.
– Я, конечно, обиделась. Но он, успокоившись, мне популярно объяснил, в чем была моя ошибка. Я потом не знала, как мне перед ним извиняться.
– Вот немец-перец! Еще и перекрутил все так, что ты кругом виновата! – нахмурилась гувернантка.
– Погоди, Регинка! Я объясню. Дело в том, что у них, в Германии, каждый выполняет только свою работу, и за это получает марки. Не за присутствие на работе, не за перекуры или примерку тряпок, как у нас, а за конкретную работу, которая учитывается каждый день. Тем, что я исправила установку, я лишила механика его зарплаты за рабочий день. Кроме того, закончив серию экспериментов итоговой операцией, без лаборантов, ассистентов и анестезиолога, я, по сути, и у них из зарплаты вынула деньги за этот день. Им не заплатили из-за меня, понимаете?
– Да. Хорошего мало, – констатировала Елена. – И как же ты выпутывалась из этого?
– Пришлось мне из своей зарплаты им компенсировать.
– Ничего себе! – выдохнула кареглазка. – Значит, ты за свое же рвение к работе своими же деньгами расплатилась?
– Выходит, так.
Ночь за окном, словно синим туннелем, окружала поезд, мчавшийся с севера на юг. Снежные хлопья бились о стекло, как белые бабочки, летящие на свет купе. Там, в тепле плацкартного вагона, попутчицы слушали откровения случайной подруги. Она делилась с ними самыми важными, самыми сокровенными событиями своей жизни, зная, что никогда больше не встретит ни одну из них. Поэтому так легко было рассказывать, распахивать душу.
– Вы, наверно, думаете: «Вот сидит синий чулок. Режет с утра до ночи своих крыс лабораторных, а с личной жизнью у нее полный завал». Так оно и было. До Германии. Но однажды, вернувшись домой, я все же встретила мужчину, которому было наплевать на все мои 34 проблемы. Этот замечательный мужчина даже женился на мне! – Наталья с вызовом посмотрела на приятельниц.
– Что же произошло с этим прекрасным принцем? – проницательно спросила Вера.
– Сначала все было действительно, как в сказке! Мы немного приоделись, купили машину. Мечтали поехать путешествовать на ней... Потом...
В купе повисла пауза. Казалось, хлопья снега проникли сквозь стекло вагона и сгустились в серую тучу над четырьмя женщинами.
– Он меня бросил... это вполне естественно, я его не упрекаю... да кто бы выдержал мои три десятка несчастий, каждый день что-то приключается, – скороговоркой зачастила Ореховская.
– Короче говоря, – Вера подвела черту под рассказом Натальи, – принц оказался брачным аферистом, и теперь собирается отсудить у тебя квартиру. Так?
– Как ты догадалась?! Он сказал, что это последний Новый год, который мы встретим как муж и жена. А после католического Рождества, когда вернется из командировки, он вышвырнет меня на улицу! – единым духом выпалила Наталья, уже перестав удивляться проницательности попутчицы.
– Прописала муженька, значит, небось, и машину на него оформила, и приодела за заработанные дойчмарки, – резюмировала практичная Елена.
Наташа только сокрушенно опустила голову.
– Какие мы все-таки, бабы, дуры! – сочувственно погладив Натальину руку, вздохнула Регина.
Та кивнула, скорбно скривив лицо, и вышла в коридорчик. В купе будто открыли окно – так явственно сковало женщин холодом внезапного отчаянья случайной попутчицы. Задумчивость была написана на трех лицах, таких разных, но таких прекрасных в темных сумерках поезда, летевшего навстречу Новому году.
– Жаль ее, конечно, но в самом деле, как же так можно! – нарушила молчание Елена.
– Я бы этих брачных аферистов просто кастрировала! Чтоб никому вреда не причиняли! – высказалась гувернантка, ловко подтягиваясь и запрыгивая на свою полку. – Натаха, она ведь Божий человек, ее просто грех обижать!
– Что ты предлагаешь? Сброситься на киллера, чтоб он эту сволочь кастрировал? – Елена невесело хмыкнула, – так он все равно у Натальи квартиру отсудит. Я таких знаю, они умеют, кому надо, взятку дать, кого надо подмазать, у них все схвачено, за все заплачено.
– Знаете, будь моя воля, – мечтательно промолвила сверху гувернантка, – я бы Натаху в обиду не дала! Но как это сделать? Если у этого гада все законные права на ее жилплощадь?
– Человек же пропадает, – сказала Лена, – на ровном месте. Она вместе с квартирой, может вообще веру в жизнь потеряет.
– А мы не допустим! – неожиданно уверенно заявила Вера. – Хотите?
До Нового года оставалось два дня. В квартире Наташи Ореховской полным ходом шел косметический ремонт под руководством декоратора Елены Муратовой. За сутки квартира преобразилась: починили все неработающие розетки, переклеили новые симпатичные обои, старые стулья и диван перетянули новым веселым гобеленом. Вместо убогой люстры Елена соорудила какой-то сногсшибательный светильник. Он многократно отражался в большом количестве новоустановленных зеркал и превращал однокомнатную квартирку Натальи в небольшой дворцовый будуар. К вечеру 31-го квартира стояла новенькая, свеженькая, как картинка.
Наталья прошлась по своей квартире, как девочка, самые заветные мечты которой сбылись. Она останавливалась, счастливо жмурилась, закрывала ладонями глаза, открывала их, снова смотрела, радостно смеялась, и не верила в то, что это ее дом.
Мужчина с ключом в руках подошел к двери, поднял руку и замер в удивлении: не туда попал? Дверь была другая, с другим замком. Странно. Номер квартиры тот самый, что и недавно, когда он вошел сюда мужем «тридцати четырех несчастий». Очень странно! Он нажал клавишу незнакомого звонка. В квартире мелодично тренькнуло, дверь распахнулась. На пороге стояла Наталья, непривычно веселая, а не печальная и виноватая, как обычно. Мужчина вошел вслед за ней и сразу оглох: по квартире с визгами, смехом и криками носилось немыслимое множество детей. Детей он не выносил. Схема обчистки очередной жертвы и отбирания у бывших жен кровных квадратных метров детей не предусматривала. И вообще, это была другая квартира, с другими стенами и другой мебелью.
К Наталье подошли три женщины. Подруги? За то время, что он изображал мужа этой идиотки Ореховской, все подруги быстро поняли: его семейная жизнь не должна нарушаться их присутствием. Он извел подруг как класс, и был уверен, что с этой стороны точно себя обезопасил. Нет, никаких подруг в помине не было, и быть не должно. Но ведь глаза его не обманывают, их была целая троица. Подруги-стервы смотрели на него с издевкой.
– Что здесь происходит? – грозно спросил супруг. Когда он говорил подобным тоном, Наташа моментально сникала, словно и ростом становилась меньше. Но не сейчас.
– А ничего не происходит, просто мои дети с гувернанткой вернулись из Крыма, – гордо объявила жена. – Если ты решил при разводе отсудить у меня квартиру, то сперва заплати алименты на моих детей.
– Какие дети? Какая гувернантка? – ошалел муж-аферист. – У тебя в документах не было никаких детей! Я проверял!!!
Под поощряющими взглядами подруг Наталья протянула ему конверт с официальным штампом.
– Чуть не забыла, это копия иска о начислении алиментов и повестка в суд. Держи.
– Хорошее чтение на ночь, – добавила одна из этих ведьм-подруг, блондинка, а остальные захохотали.
Экс-муж, сминая конверт, торопливо сунул его в карман. Остро чувствуя опасность и все-таки еще не веря, что такой вариант срывается, он плавился в своей роскошной дубленке и нервно искал ответ. Мысль неслась вагончиком по множеству путей, грохоча на стыках и мостах, ускоряясь в тоннелях и сворачивая на стрелках. Наконец вагончик мысли заскочил в тупик и перевернулся.
– Вы еще не знаете, кто за мной стоит, – бросил он, отступая к двери.
– Нам и не нужно знать, – сказала одна из этих чертовых баб, буравя красные пятна на его лице своим нестерпимо синим взглядом. – Вот визитная карточка моего друга, это к нему.
Незадачливый муж-аферист увидел на глянцевом официальном прямоугольнике герб Украины, ощерился желтозубо и замурлыкал, пятясь к выходу:
– Да что вы, в самом деле, так бы и сказали, завтра же выпишусь, с наступающим вас, не поминайте...
Осторожно щелкнул замок двери, и от Натальиной проблемы осталась только сигаретная вонь.
– Фу! – заявила Вера, увлекая подруг в комнату. – Проветрить – и за стол!
– А ну, киндеры, тихо! – прикрикнула Регина. Ребятишки были взяты ею на «утренник» у разных знакомых.
– Ну, как тебе роль многодетной мамаши? – спросила Лена. Это она сработала бумагу якобы из суда, со штампом, насчет уплаты алиментов.
– Представляете, он испугался! Впервые за все время не орал и не рявкал на меня, – еще не веря своему избавлению, прошептала Наталья.
– Теперь ты свободна и никому ничего не должна. Никто тебя не сможет выдавить из твоей собственной квартиры. Посмотри, какой чудный ремонт тебе Ленка соорудила! – говорила Вера, наливая шампанское подругам и себе. – И больше не смей называть себя «тридцать четыре несчастья», слышишь? Теперь у тебя начнется полоса сплошной удачи. Все свои несчастья ты оставила в прошлом году. Давайте, девочки, с Новым годом!