– А тминные крендельки еще остались? Дайте мне две дюжины! – говорит мадмуазель Дюбуа и старательно приглаживает пелерину из искусственной норки. О том, что норка искусственная, знает каждый на Рю де Вилаж в Шампери, однако всякий раз, когда мадмуазель Дюбуа сообщает о том, что норка натуральная, ее собеседники делают вид, что верят в это – из человеколюбия и истинно швейцарской терпимости к чужим странностям.
– Вот ваши крендельки, мадам Дюбуа! – говорит хозяин булочной месье Бриш и подает владелице псевдонорки бумажный пакет.
– Мадмуазель! – вскрикивает псевдонорка и гневно комкает края пакета. – Мадмуазель!!! Месье Бриш, мне надоел ваш мужской шовинизм! Я хочу довести до вашего сведения, что ваши жалкие потуги оскорбить меня…
– О, что вы, что вы! – притворно пугается хозяин булочной. – И в мыслях не было!
Однако последнее утверждение – чистой воды неправда: нет для месье Бриша занятия милее, чем доводить мадмуазель Дюбуа.
Мадмуазель Дюбуа, строгая дама сорока двух лет, служит администратором в отеле «Снежный ком» и знаменита на весь Шампери тем, что, будучи радикальной феминисткой, постоянно третирует всех лиц противоположного пола, какие попадаются под руку, обвиняет их в мужском шовинизме и по всякому поводу грозится подать иск в Международный суд по правам человека. Месье Бриш не упускает случая, чтобы подчеркнуть несоответствие между возрастом мадмуазель Дюбуа и ее всё еще незамужним положением, а поскольку мадмуазель Дюбуа обожает тминные крендельки (хотя их потребление никоим образом не смягчает ее крутой нрав), то случай этот подворачивается месье Бришу довольно часто.
– А вы слыхали про вчерашнее выступление месье Ружа, мада… мадмуазель Дюбуа? – меняет тему разговора месье Бриш.
– У меня нет времени на то, чтобы собирать сплетни, – отвечает мадмуазель Дюбуа. – Так что там опять отмочил месье Руж?
Месье Бриш закатывает глаза, делает глубокий вдох, отчего его обширный живот упирается в прилавок, левую руку запускает в остатки былой шевелюры, а правой упирается в бок, вследствие чего становится похож на тминный крендель из пакета мадмуазель Дюбуа. Постояв так с полминуты, месье Бриш начинает повествование:
– Вчера вечером, около восьми месье Руж явился в почтовое отделение, что на улице Монтейи, причем из одежды на нем были только шерстяные носки и форменная куртка дорожного рабочего, которую месье Руж распахивал перед дамами, издавая при этом нечленораздельное урчание…
В этом месте месье Бриш делает паузу, чтобы до мадмуазель Дюбуа в полной мере дошел смысл рассказанного. До мадмуазель Дюбуа смысл доходит в полной мере, судя по ее стремительно багровеющему лицу. Хозяин булочной продолжает историю:
– Распугав всех дам – одна из них, убегая, даже обронила только что полученную бандероль, – месье Руж вскочил на конторку, за которой заполняют телеграммы, сбросил на пол все чернильницы и, размахивая над головой снятой курткой, успел исполнить два куплета «Песни о Березине». На словах «Mutig, mutig, liebe Br;der» в дверях появилась вызванная работниками почты мадам Руж, при виде которой месье Руж моментально утихомирился, дал запеленать себя в одеяло и отбыл с супругой домой!
– Какой скандал! – кисло морщится мадмуазель Дюбуа и, поглаживая пелерину из искусственной норки, собирается уходить, однако месье Бриш останавливает ее:
– Но это еще не всё! Оказалось, что когда месье Руж выходил из дому, на нем и вовсе были только одни носки! А куртку дорожного рабочего он украл уже по дороге на почту!
– Мужчины! Они делают жизнь женщины невыносимой! – с этими словами мадмуазель Дюбуа направляется к выходу.
– Хорошего дня, мадам! – сладким голосом ей вдогонку кричит месье Бриш.
– Мадмуазель!!! – взвизгивает мадмуазель Дюбуа, но дверь закрывается, прощально звякает колокольчик, и последнее слово остается, как обычно, за месье Бришем.