(ощущение вне времени)
Весна, капризная девица, подобралась к городу незаметно. Ещё вчера зима смеялась над листами перекидного календаря на моём письменном столе, а сегодня, проснувшись, я обнаруживаю за окнами хмурое, но тёплое утро. Облака низко стелются над улицами, а в просветы, пусть вначале робко, но всё смелее и смелее, смотрит на землю яркое небо.
Я встаю, иду в ванную комнату, тщательно умываюсь и бреюсь, будто перед свиданием с кем-то, мне неизвестным. Затем перемещаюсь на кухню и неспешно готовлю завтрак. С аппетитом завтракаю, мою за собой посуду и, вольготно расположившись на диванчике стандартного кухонного уголка, достаю из старого портсигара тёмную тонкую сигару. Вставляю её в костяной мундштук, прикуриваю от потёртой серебряной зажигалки и выпускаю дым в открытую форточку окна. Тишина в доме и тишина за окном – сговорились, что ли? – ведут в унисон только им понятный «разговор». И я им не мешаю, а сижу рядом, удовлетворённый как их «беседой», так и этим утром, и даже самим собой.
Затем, я встаю и прохожу в комнату, где долго и придирчиво перебираю свою немногочисленную, но любимую одежду. Наконец, определяюсь и одеваюсь – строго, но с некоей, юношеской не по возрасту, лёгкой небрежностью, однако стараюсь всё же избежать вульгарности в костюме. В прихожей своей старой квартиры набрасываю на плечи потёртое местами, но добротное длиннополое драповое пальто. Спускаюсь вниз по лестнице подъезда, отпираю и распахиваю входную дверь.
И бросается ко мне и обнимает нежно меня мягкий и тёплый ветерок, и звучит в сердце моём озорной и немного нелепый мотив его песенки: «Ах, мой милый Августин…».
Спускаюсь по ступенькам крыльца на тротуар, местами ещё покрытый раскисшими островками вчерашнего снега. Я иду лёгкой походкой, огибая эти островки. Мне некуда спешить. Сегодня день не для привычной работы. И пусть стол мой простит мне эту «измену». Меня неудержимо влечёт куда-то в лабиринты старинных улочек и площадей. Именно здесь где-то бродит дух моего города – почтенного ремесленника или заезжего моряка – с хитринкой в глазах. Я знаю, он где-то здесь! Может, за ближайшим углом? Или во встряхнувшемся старом фонаре? Или в низкой арке проходного двора? Я чувствую его присутствие в щербатом камне мостовой и в солнечном зайчике оконного стекла, на миг ослепившем меня. Я всеми чувствами своими ощущаю его единение со мной. Ибо сегодня – переломный день. День прихода на эту, отёкшую за зиму, землю Великого Солнца.
А вот и оно – Солнце! Разорвало и разметало по закоулкам небес нависающую ещё ранним утром серость, красуется и светится от необъяснимой любви к нам, кокетливо набросив на плечи свежеотстиранные белоснежные облачка. И я ощущаю на своём плече его тёплую и ласковую ладонь. И день мне даёт обещание быть великолепным, и от этого обещания кровь по жилам течёт всё быстрей и быстрей, и походка моя становится всё более упругой.
Перехожу на другую сторону улочки и останавливаюсь у старинной резной двери каменного дома. И прикасаюсь к дереву двери: ладони моей здесь знакомы и каждый сучок и каждая вековая трещинка. За дверью этой живут мои, единственные из живых существ на планете, друзья. Когда мы долго не видимся, то очень скучаем друг по другу. Звонок на двери – механический: дребезжание его гулким эхом разносится по дому. После нескольких минут ожидания различаю на слух быстрые и лёгкие шаги. Звучит металлический скрежет засовов, и дверь гостеприимно распахивается.
На пороге меня встречает Мария. Она здесь живёт, а работает в какой-то газете. Ей двадцать девять лет. У неё каштановые волосы ниже плеч, которые она упорно не желает перетягивать резинкой сзади и потому постоянно резким движением головы отбрасывает за спину. И ещё очень важное замечание: её глаза не имеют определённого цвета. Нет, они имеют цвет, но всегда разный, под настроение хозяйки. Сегодня её глаза двух цветов: один – зелёный, другой – глубокой синевы. И в обоих пляшут солнечные зайчики.
«Какой чудный день!» – восклицаем мы одновременно и хохочем над этим совпадением наших ощущений.
Я поднимаюсь по лестнице вслед за хозяйкой в её жилище, пахнущее неведомыми мне травами и другими приятными запахами. Пальто я оставляю на кованой вешалке внизу у входа, сразу после того, как закрываю за собой входную дверь. Это стало для меня привычным ритуалом.
Я люблю этот дом. Всему в нём есть место. Давным-давно и я забрёл сюда «на огонёк», таща за собой целый ворох проблем и разочарований. И нашлось место мне в этом удивительном доме. А проблемы и разочарования Мария не пустила – оставила за дверью. Потоптались они там, на улице, в звонок звонили, но Мария им не открыла. Так и сгинули куда-то. Вот так просто. С тех пор персонально для меня в одном из уголков стоит тёплое и мягкое кресло. В солнечные, как сегодня, дни туда падают лучики солнца. А по вечерам очень покойно душе в свете торшера. В этом кресле я и воцаряюсь. Тут же, словно доброе привидение из сказки, на моих коленях материализуется кот Антон. И лениво замирает, показывая всем видом своим полнейшее изнеможение от дел своих кошачьих, а сам, при этом, поглядывает на меня хитрющими глазами из-под полуприкрытых ресниц.
Разносится по дому запах свежезаваренного кофе. Мария приносит мне чашечку этого напитка. У неё он по особенному выходит как-то и мне нравится это. Я принимаю чашечку из её рук, а сама Мария извиняется и уходит в дальний угол за свой стол – у неё постоянно много работы разнообразной. Но я никогда не обижаюсь: мы чувствуем, где-то внутри самих себя, когда есть необходимость в разговоре, а когда её нет. Сегодня и так хорошо, и нам не хочется говорить.
Этот дом, Мария, кот Антон – они все часть меня, часть этого города. И немалая часть! И я сам – часть их всех. И прихожу выпить свою неизменную чашечку кофе, иногда послушать Марию и сам что-то поведать ей, послушать кота Антона с его повествованиями о делах его кошачьих, послушать дивные истории самого дома. А иногда прихожу просто вместе помолчать. Как сегодня. Тишина – это то, чего мне никогда не хватало в сумасбродной, полной неприкаянности жизни своей, и чему сейчас я предаюсь с откровенностью наркомана. В знак полного согласия с моими мыслями кот Антон несколько раз осторожно сжимает когтями мою ногу.
«Мы очень далеко?!». То ли вопрос, то ли утверждение. Слова и нежное прикосновение возвращают меня из потока разрозненных картин прожитой жизни. Мария уже не за своим столом, а рядом, на подлокотнике кресла моего: сидит и гладит меня, словно маленького мальчика, по волосам своей изящной маленькой ладошкой с тонкими длинными пальцами. Эта ладошка настолько мягкая, что я не сразу и вернулся в мир реальный. А какой мир реальнее – здесь, в этом доме, или там, за стенами? Я не знаю. И подвигаюсь в кресле. Мария соскальзывает с подлокотника и прижимается ко мне. Антон подхалимски перемещается на колени к хозяйке. Я, конечно, прощаю ему это, а он знает и потому блаженно жмурится. И мы все долго сидим в тишине, чуть покачиваясь в такт биению сердец. И мысли наши бредут рука об руку по лабиринтам памяти.
Я думаю о том, что Мария – славная женщина. Я знаю, что не безразличен ей. Но отчего же ни разу не предложил как-то официально оформить наши отношения? Может, я – эгоист, боюсь утратить что-то неуловимое, что сейчас связывает нас? Кот Антон дотягивается лапой до моей ноги и сжимает её в своих когтях на мгновение, словно опять мысли мои подслушал.
«Знаешь, Мария,…» – начинаю я.
«Знаю…» – Мария прикосновением своей ладони к моим губам прерывает так и не произнесённую мною фразу. А её слово – без твёрдого окончания в конце – говорит о том, что мы ещё вернёмся к тому, о чём я только что пытался заговорить. Но только тогда, когда слова будут вообще не нужны. Такова Мария. Во всём.
Я сижу в кресле и обнимаю одной рукой прижавшуюся ко мне всем своим телом желанную женщину, которой – я уверен! – не безразличен. Другой рукой я почёсываю за ушами кота Антона, который вновь переместился – теперь он растянулся во всю длину свою на коленях моих и своей хозяйки – и от удовольствия урчит так, что лишь густая шерсть понижает громкость до приемлемого уровня.
Тюль на окне шевелится от тёплого ветерка, влетающего в открытую форточку. Вместе с этим ветерком в дом входит наш старый город, по мостовым которого бродит старый «морской волк» с трубкой в прокуренных зубах.
Мы закрываем глаза, и город качает нас в ладонях своих, изборождённых морщинами столетий.
Город, в котором живём мы. Дом. Мария. Кот Антон. Я.
Город, живущий в нас.
Город, который я выдумал.
Город, выдумавший меня.
Псков, апрель 1997, 2013 (под ред. А. А. Бологова)
© Горшков Сергей Игоревич