Квартира на Киммерийской
Квартира трусляков на Киммерийской улице на третьем этаже старинного дома. Почему квартира трусляков? Потому что там жили преимущественно трусляки. И трусляки же любили собираться именно в этой квартире. Никто не знал, где заканчивается эта квартира. До края ее никто не доходил. Бесконечные коридоры, закоулки, тупички, переходы, поворотики. И двери, двери, двери. Шикарные, резные, дощатые, ветхие, щелястые, обшарпанные, облупившиеся, обитые железом, крохотные, покосившиеся, с помпезными литыми ручками, с жалкими ручками на одном гвозде, вообще без ручки... Жилые комнаты, чуланы, кладовки, коммунальные кухни, сортиры, жалкие закутки, которые с большой натяжкой можно было называть ванными комнатами. За дверьми живут трусляки, одинокие, семьи, за каждой дверью все новые и новые семьи. Молодые трусляки, совсем старые, мыслители, музыканты, учителя, пенсионеры, мелкие клерки, чиновники, медсестры, церковные служки... кто только не обитал за этими дверьми. Бывалых здесь не было замечено. Бывалые не живут в коммуналках. Разве что кто-то забежит по делу, на минутку, и тут же убегает, брезгливо сбрасывая с себя мимолетные впечатления. Балбеи, может, и жили в те времена. Но, видимо, их было мало. Не приживались. Поживут, поживут и переедут куда-нибудь. Поближе к своим, балбеям. За дверьми тишина. Или тихо звучит музыка. Смех. Всхлипывание, кто-то плачет за дверью. Выбегают и забегают какие-то дети. Кто-то рассказывал, что побывал в комнате, окна которой выходят на Рейнский. Как? Этого не может быть, это же другой район Петромории. Вот так.
В парадную дверь дома на Киммерийской входят и выходят, входят и выходят гости, гости, гости. Прямиком на третий этаж. Среднего возраста. Иногда, пожилые. Старые – очень редко. Все больше молодежь. С горящими глазами. Молодые талантливые трусляки. Перспективные. Или – считающие себя такими. Глаза их светятся.
Мы в гостях, в семье Филов. У них блок из нескольких комнат, выделенных из большого зала. Лепные потолки, разрезанные перегородками, поднимаются на высоту до четырех метров, может, и выше. Старший – профессор Фил, философ. Заведующий кафедрой народной диктатуры и перманентного онароднивания земной цивилизации Института культуры Мории и истории гражданских Морийских войн. Тема его докторской диссертации, которую он защищал в молодости, – «история переноса народной диктатуры из Мории в Китай». Это было давно. До сих пор он постоянно ездит в Китай с лекциями «Антинародные теории антидиктатуры и борьба с ними». Ответственные товарищи из руководства страны, все поголовно бывалые, признают большое значение борьбы с антидиктатурой. Старший Фил – уважаемый человек. Бывалые не могут так складно излагать свои взгляды, извергать такое количество страстных слов в защиту власти народной диктатуры, пылко клеймить антидиктатуру. Фил – пламенный борец! Так он же трусляк. Слишком важная идеологическая должность – заведовать кафедрой народной диктатуры. Это управляемый трусляк, он нас не подведет, он даже участвовал в гражданских войнах. Трусляк воевал? Не смешите меня. У него и ранение есть. А ты знаешь это, видел его? Да. Ну и где у него ранение? На заднице...
Фил-мама работает педагогом в школе. Бебой зовет ее сын, неизвестно почему. Конечно, она преподает Морийскую литературу. Ученики и ученицы у нее разные: и подростки бывалые, и юниоры трусляки, и милые девочки балбейки. Младший Фил, маленький Фил, сын старших Филов учится в университете клоунады, скоморошества и музыкального стриптиза. На теоретика, конечно. Ярмарковеда. У младшего Фила много друзей, в основном, из молодых трусляков. Они часто бывают в гостях у Филов. А Филская мама приводит в гости своих учеников, в основном, учениц. Они любят Фил-маму, смотрят ей в рот, ловят каждое слово. Она знакомит их с друзьями младшего Фила, в основном, из педагогических соображений. Познакомьтесь, говорит, этот молодой трусляк – всесторонне развитое существо. Он – крепкий и сильный как бывалый. Умный как физик, нежный и чувствительный как лирик. Креативный, каким и положено быть трусляку. Выносливый, непритязательный и сексапильный словно лучшие балбеи. Неужели такое бывает? – спрашивают ученицы. Что делать скромному другу Фила? Он утвердительно кивает головой – он должен поддержать Бебу.
Младший Фил – тоже крепкий малый. Зимой, когда дворники собирают снег кучами вдоль тротуаров, любимое его развлечение – бежать вдоль тротуара, перепрыгивая через кучи снега как через барьеры.
– Геть-геть, – выкрикивает он при каждом прыжке, – геть-геть, бутсой – по морде, геть-геть, по морде, геть-геть, – вспоминает славную спортивную юность, когда, будучи совсем маленьким, Фил в раздевалке отлупил нахального бывальчика. Короче, он тоже был всесторонне развитым существом. Может быть, и сущностью. И нахальным, почти как бывалый. Входя в магазин, обращался к продавщице балбейке: «Послушай-ка, милочка...». Милочка окончательно балдела и готова была на все, включая публичный обмен инфузориями.
Малыш Фил отличается фантастической активностью. Спускается по лестнице только бегом через две ступеньки. Постоянно приводит домой веселые компании талантливых молодых трусляков и труслячек, актеров, поэтов, танцовщиков. Приходят и другие всесторонне развитые сущности, или существа, даже и такие, которые не являются ни актерами, ни поэтами, ни танцовщиками. Здесь, в этой квартире, можно узнать все новости из мира скоморошества и клоунады.
Здесь бывала Ната-тинья, тогда еще студентка, ныне прославленная актриса. Играла на фортепьяно и пела популярную песенку: «Я развеселая балбейка, всегда мила, всегда мила». Ее муж, Левый Удод, тоже студент, слушал любимую жену и плакал. Он знал уже, что Ната-тинья вот-вот покинет его. «Надо было жениться на обычной балбейке, с ней не было бы никаких проблем» – думал он. Как мы теперь знаем, впоследствии он так и поступил. Потому и стал знаменитым режиссером.
Там же бывал и непризнанный тогда поэт Иоссф, а также признанный уже молодой танцовщик Бар Малышников. Иоссф читал грустные стихи: «мимо цирка и кирхи, хаус и маус мимо, бременем славы томимы, бредут мастера пантомимы». А веселый Бар танцевал между стульями, столами и комодами квартиры танец Кифы Великого. А может быть, это и не Кифы Великого танец, а вождя народной диктатуры. Он крутил фуэте, выбрасывая указующую руку: «Мория, вперед!».
Бывал в этой квартире и мим Толян. Очень талантливый. В белые ночи он бродил по набережным Мории с огромным котом на плече. Думал о том, что здесь, в Мории, его не понимают. Совсем не тянет его, Толяна, к Морийскому скоморошеству. Мимов ценят по-настоящему только во Франции. И пора бы уже ему, Толяну, ехать в Париж.
Много молодых талантливых трусляков посещало квартиру Филов. Это было заветное, быть может, сакраментальное место. Приходили туда очень талантливые существа. То есть, тогда это еще не было известно. Впоследствии выяснялось, что они очень талантливы. Становились очень известными. Во всем мире. И уважаемыми. И занимали высокое положение в обществе. Многие из тех, кто не знал их в молодости, считают их теперь вовсе не трусляками, а бывалыми. Хотя трусляки к этому вовсе не стремятся. И других друзей младшего Фила тоже многие теперь считают бывалыми. Не могу сказать, что они этим очень гордятся. Ну, пусть считают, как хотят. Зачем людей раздражать.
Когда старших Филов не стало, когда не стало многих других соседей-старожилов, в квартире на Киммерийской больше никто уже не собирался. Младший Фил переехал для проживания в другое место. А кто живет сейчас в квартире на Киммерийской, мы не знаем.
Любовный треугольник
Балбейка влюблена в трусляка. Буквально души в нем не чает. Все готова для него сделать. А он – ноль внимания. Без ума от бывалки. Бывалка – ухоженная, классная. Почти недоступная. Муж – состоятельный бывалый. Ну, очень бывалый. Очень состоятельный. Бывалка к трусляку относится так себе. Крутится под ногами какой-то. Пусть крутится. Иногда снисходит к нему, иногда отдает ему свои инфузории. Под настроение. Не лучшие, конечно.
Трусляк бережно хранит инфузории. Складывает их в одной коробочке. Чтобы ни ветерок, ни дождик не попортили их. Инфузориям плохо без солнечного света. Они теряют свою зеленую окраску, желтеют. Вянут. Ножки у них скручиваются, теряют туфельки. Да, говорит трусляк, эти инфузории уже никакого вида не имеют. Подарю-ка я их балбейке. Как будет случай. На Рождество. Или на день благодарения. На день солидарности трудящихся, в конце концов.
Балбейка счастлива. Подарок от столь дорогого ее сердцу трусляка. Уж как она следит за инфузориями. Как она их холит, лелеет. И на солнышко выставляет. И розовой водичкой опрыскивает. Оживают инфузории. Силушку набирают. Становятся вполне себе крепенькими, да зелененькими.
Бывалка дружит с балбейкой. Балбейка – добродушная, симпатичная, пухленькая, безотказная. Приглашает бывалка подругу к себе в гости. Поболтать о своем, о девичьем, всем-всем косточки поперемывать. Берет балбейка с собой инфузории. Какая же взрослая сущность женского пола пойдет куда-то без инфузорий? Инфузории выглядят отлично. Совсем за них не стыдно. Берет их в подарок для бывалки. Умная бывалка с первого взгляда узнает свои инфузории. Все понимает. Но виду не подает.
С грустью говорит она трусляку при встрече: «Сколько в одном месте убудет, столько в другом прибудет. Круговорот веществ в природе». Ничего не ответил ей трусляк. А сам подумал: «Спорозавры мои, или спорозверьки, как вы изволите их называть, любезная бывалка, переданные вам с нежностью и любовью в обмен на ваши инфузории, тоже ко мне возвращаются благополучнейшим образом. Через балбейку. Круговорот веществ в природе».
Вершина высшей категории
Трусляки любят проводить отпуск в горах. И забираться на труднодоступные вершины. Так как в Мории гор не было, трусляки ездили в Альпы или на Кавказ, в Россию. Самые труднодоступные вершины назывались пи-вершинами. На них поднимались самые квалифицированные, подготовленные группы. Хотя неизвестно точно, люди ли трусляки, но дышат они, несомненно, как и мы, воздухом. И при подъеме в горы испытывают его недостаток. Когда воздуха не хватает, мысли путаются. И трудно вспомнить то, что твердо знаешь и помнишь, находясь внизу. Каждая вершина имеет свою категорию. Категория определяется наибольшим количеством знаков после запятой в числе пи, которые может воспроизвести группа спортсменов, поднявшихся на эту вершину, воспроизвести по памяти, без подсказки. Каждая новая группа стремится побить рекорд предшественников и повысить категорию вершины, то есть вспомнить (без записи, по памяти) большее количество знаков.
Есть вершины менее сложные. Это, так называемые e-вершины. Туда поднимаются менее подготовленные группы. Вершины эти попроще с точки зрения сложности подъема. И знаков там после запятой числа e требуется вспомнить меньше. Члены e-группы могут быть попроще, не такими интеллектуальными, так сказать, как в пи-группах, восходящих на пи-вершины.
Одна группа трусляков вздумала покорить пи-вершину 13 категории. В их составе – один бывалый. Обычная практика. В состав любой группы спортивное начальство обязательно внедряет одного-двух бывалых, чтобы обеспечить контроль, а также сохранить правильную идеологию и пролетарский настрой души спортсменов внутри группы. Бедный бывалый. Он был самый большой. Грузный. Потел, отдувался, задыхался. Совсем был неподготовлен. Но считался начальником. Без начальника никуда. Пришлось тянуть его наверх всей группой. Бывалый отставал даже от самого слабенького из всех, тщедушного и неопытного труслячка. Когда было особенно трудно втягивать бывалого в гору, тот начинал истошно кричать: «Да тащите вы, тащите, ничтожные вы трусляки. И зачем только я с вами связался».
Наконец, группа достигла вершины. Так хочется побить рекорд. Кто-то вспомнил 10 знаков, кто-то – 11. Бывалый – аж 4 знака. Очередь доходит до трусляка-слабака, самого тщедушного из всех. Он выдает 14 знаков. Потрясающе! Рекорд! Всеобщее ликование. Группа оставляет на вершине документ, фиксирующий новое достижение. Теперь это вершина 14 категории.
После спуска вниз бывалый докладывает, что ЕГО группа покорила вершину с выдающимся рекордом. Теперь вершине присвоена высшая, 14 категория сложности. Начальство поздравляет всю группу. Отдельно вызывают бывалого и вручают ему орден «За выдающиеся спортивные достижения», а также дают звание заслуженного мастера пи-восхождений. Начальники доверительно говорят бывалому: «Понимаем, как же тебе было трудно – одному, с целой оравой этих никуда не пригодных трусляков».
А в это время веселые и добродушные трусляки, вместе со своими друзьями и подружками, сидят в Сайгоне. Отмечают успешное восхождение. Весело смеются, вспоминая неловкого бывалого. Жмут руку герою восхождения, маленькому, тщедушному новичку, и вручают ему шуточный приз «альпинист бывалый».
Сны правдолюба
Мечты сбываются. Если бы только мечты. Сбываются и сны. Даже и не очень хорошие. Увы, увы всем труслякам. Сбываются и совсем плохие сны.
Одному трусляку приснился неважный сон. Что он потерялся за рубежом. В незнакомом городе. Корабль, на котором он должен отплыть домой, в Морию, отправляется через час. А где этот чертов порт, он и понятия не имеет. Жители страны говорят на каком-то странном языке. То ли – на болгарском. То ли – на македонском. Спросить некого. Никто не знает ни Морийского, ни испанского, ни английского, тем более – малороссийского. Бежит, бежит трусляк. Проскакивает через какие-то универмаги, переходы, старые лестницы, пролезает через вентиляционные каналы. Просыпается в страхе и смятении.
Думать о сне некогда. Надо на работу собираться. Позавтракать бы успеть. Вот-вот подойдет служебный экипаж, что отвозит его на работу. Трусляк – важное лицо. Уполномоченный по креативу. Лично Великим Канцлером. На работе он должен креативить. Творить, в общем, если говорить по-человечески. По-трусляцки – думать день-деньской. Один день он думает о гравитационной пространственно-временной решетке. Чтобы однажды можно было бы отправить Морию в другое измерение. Кому это нужно? – неясно. Задание такое, одним словом. Другой день он думает о единой лингвистической константе. Если знать значение этой константы, можно понимать все языки: настоящие, прошлые и будущие. Как это было при строительстве Вавилонской башни. И тогда будет мир во всем мире.
Вот трусляк едет на работу, настраивается на серьезный лад, раскладывает на столе все свои причиндалы. Коробочку с инфузориями от любимой балбейки аккуратно кладет в потайной ящичек. Чтоб легче потом найти было. Ставит перед собой фотографию (новейшее Морийское изобретение, мало у кого такое есть), фотографию труслячки-жены, конечно же, чтобы не забывать о ней, пока она отдыхает у Геркулесовых столбов. Вот так он готовится к рабочему дню, готовится и думает. Как же это несправедливо, что трусляков зовут трусляками. Как будто они трусы какие-то. Вовсе мы не трусы. И не паникеры. Я, во всяком случае, совсем не мнительный и не паникер. Ведь наше название «трусляк», произошло от двух английских слов truth и like, что означает «правдолюб». Или «правдолюбы». А причина простая: в Морийском языке нет звука «th». Вот и склоняют нас, бедных несчастных трусляков, кто как только может. Особенно любят бывалые изгаляться. Тоже мне руководители. Всё руководят и руководят. А никто из них креативить не может. Какие там гравитационные решетки. Или лингвистические константы. Их душеустройство не позволит им понять даже смысл этих проблем. Да что говорить. Они и ключ в замок сами вставить не могут без помощи трусляков, в крайнем случае, – балбеек.
Кстати о ключе. Что-то я не вижу ключа от своей квартиры в кармане куртки. Вспоминает трусляк плохой сон. Так и есть. Сон в руку. Ключ дома забыл в другой куртке. Куртку сменил, а ключ не переложил.
Что же теперь делать? Добро, если и дверь забыл закрыть. А если захлопнул? Как теперь в квартиру войти? Интересно, пришла ли уже домашняя балбейка-уборщица, когда я уходил. Если пришла, тогда я могу попасть в дом, если сейчас вернусь. А как вернуться? Ждать вечерний экипаж? Так балбейка-прислуга уже уйдет. Она-то дверь уже точно захлопнет. Заказать экипаж на пораньше. На сейчас. А где его найти, экипаж-то? Расписание установлено со времен Кифы Великого. Даже начальство мое не знает, где эти экипажи обретаются, кто ими управляет и как с ними связаться. А сам-то я дорогу не найду. Где мой дом расположен – никогда не задумывался. Да и контора эта моя. Где работаю. Где она? Знаю, что в Петромории. Нет, не зря этот сон был такой зловредный. До дома мне никак самому не добраться. А вечерним экипажем ехать бесполезно. Балбейки-уборщицы уже не будет. Придется мне, бедному трусляку, ночевать в конторе. Не на улице же дрожать под дождем. Одно утешение: товарищи по работе меня в беде никогда не бросят. Останутся со мной ночевать-горевать в конторе. И когда и как эта ситуация может разрешиться? – непонятно. Все наши важнейшие государственные программы пойдут насмарку. Из-за одного паршивого сна все будущее великой Мории поставлено под угрозу. Ничего, думает трусляк, сейчас проснусь, и все будет в порядке.
И, действительно, просыпается трусляк. И думает, надо же, какой ужасный сон. Встает, проверяет – действительно, ключ от квартиры на месте, в кармане старой куртки, что висит на рогах оленя в прихожей. Переложу-ка я ключ в новую куртку, чтобы не забыть его дома. Завтракает трусляк, собирается. Смотрит в окно – дождь на улице. Пожалуй, все-таки в старой куртке поеду. И уезжает на работу, забыв, что ключ остался в новой куртке.
На работе раскладывает причиндалы. Инфузории любимой. Фотографию жены. Бац – ключ дома остался. Сон в руку. Одна надежда: то, что было вчера – всамделе было, а сейчас – сон. Нет, не трусы мы. И не паникеры. Мы – правдолюбы. А правда состоит в том, что дурной сон – в руку. Вопрос только вот в чем: тогда был сон или сон сейчас. Без паники. Разберемся как-нибудь. Надо бы понять, какой сегодня день с точки зрения работы: день гравитационной решетки или лингвистической константы. Думал, думал день-деньской. Нет идейки никакой. В размышлениях об этом день-деньской прошел незаметно. Вечерний экипаж почему-то не приходит за трусляком. Впервые за много лет. Кто-то из руководства, из бывалых, заглядывает к трусляку: придется тебе, труслячок, эту ночь на работе перемогаться. Кучер твоего экипажа спился. А и все равно приехать не смог бы – колесо сломалось. Нет, нет, мы здесь с тобой не останемся. У нас с экипажами все в порядке. А отвезти тебя домой... мы бы помогли... бесполезно, у тебя ведь дверь дома заперта. Да недолго тебе, бедолаге, мыкаться. Всего-то одну ночь. Завтра контора закрывается. Мы, бывалые, переходим в резерв Великого Канцлера, а твоя должность, уполномоченного по креативу, с завтрашнего дня упраздняется. Страна в твоих услугах больше не нуждается. Прощай, правдолюб хренов.
Хватит уже страхов на сегодня, думает трусляк. Пора просыпаться. А то на работу опоздаю.