Пришел во вторую смену в раздевалку. Дима Фомин спросил:
— Слышали? Кто там покончил с собой?
— Да. Внук Константина Симонова выбросился из окна. Только что прочитал в Комсомолке.
— Нет. У нас в Ш-4. Вены себе перерезал.
— Кто же там? — начал я вспоминать. — Знаю только Владимира Григорьева. Но он не станет резаться, не из таких. Ах, да, он же в Ш-1. Возможно, это Саша Снежевский, он еще работал в нашей смене и раздевался здесь.
Странноватый парень. Ко мне почти всегда относился доброжелательно, с улыбкой здоровался, пытался разговорить. А то, вдруг, переставал замечать, и долгое время не отвечал на приветствия, и я тоже перестал его замечать. Потом он вдруг, как бы проснулся, и снова начал подходить и заговаривать, издалека замечал. 42 года. В последнее время начал выпивать. Жена забрала приемную дочку, своих детей у них не было, и ушла на выходные. В воскресенье пришла домой, а он мертв.
Возможно, надо было бы его поддержать, кабы знать.
Недавно только подумал, что прививка помогла, и за зиму я не болел, как уже третью неделю кашляю, ничто не помогает, а четвертого апреля, вообще, скрутило. До работы все время пролежал в полудреме, купил аспирин, и после ужина выпил таблетку. Немного полегчало, надо бы, к врачу, есть температура, но у меня завтра скользящий и три дня подряд отдыхаю, отказался выйти в субботу, в таком состоянии не работают.
Вика взяла путевку в "Электрон" возле "Алых парусов", успела коротко позвонить, так как не разрешают днем звонить, что ей там не нравится, в «Прилесье» было намного лучше.
21 апреля земля уже прогрелась настолько, что посадили картофель и все остальное, что необходимо. Постепенно перекопал весь огород, достал газовый баллон, который хранился в земле в пленке, и поэтому сконденсировал влагу, что Вике не понравилось, сказала, что отныне будет хранить в домике.
Автобусов ходит намного меньше, чем два года назад, но мы приноровились, и, как я приметил, ожидаем не более 20 минут. Однажды, к своему удивлению, увидел в салоне автобуса Семижевского, который порезал себе вены и умер, а мы мысленно похоронили. Вот те номер! Значит, я не на того думал. Этот, проходя мимо нас, приветливо улыбнулся, подал мне руку. Кто же тогда умер? Если я знаю его, что наверняка, то это высокий парень, показавшийся мне неприятным, с таким я бы не подружился, кажется властным и жестоким. Если это он так поступил, то право выражение, что все мы ранимы, и жесткие, и мягкие. Так оно и есть. Просто один может бороться с облепившими его неприятностями, а другой сдается.
10 май. Я на обследовании в больнице. Врач проверяет мое зрение, подносит толстые линзы. Зачем-то вру, что у меня -3,5, хотя, на самом деле, больше. Многоместная палата. Уборщица моет шваброй линолеум, на влажном полу грязные следы от моих кожаных тапочек. Смущенно вытираю их о палас. Молодой врач спрашивает, как я попал в эту больницу? Жена здесь работает?
— Нет. Помог хороший знакомый.
Врач предлагает выйти - поговорить. Спрашиваю:
— Долго ли проживу, года два?
Меня уже шатает из стороны в сторону, нехороший симптом.
— Нет. Лет десять.
Хорошо бы, думаю я, но как-то не верится. Мы еще какое-то время стоим, не зная о чем говорить. У него звонит мобильник, я пользуюсь этим предлогом, прощаюсь и ухожу.
Сон от всех моих дум. На день Победы все три дня работаю, благо, тариф немного подняли, на пять рублей, и за выход в воскресенье стал получать на 50 рублей больше, чем до этого, сравнялись с советскими 15 рублей за выход, то есть опять получаем гроши, а начальство хапает миллионами, поэтому и работаем все выходные и праздники, никогда так много машин не выпускали, как эти последние два года, а воруют еще больше, внаглую, на глазах у всех, честные боятся с ними связываться, не воруют самые трусливые, вроде меня.
Чтобы хоть как-то сдвинуть квартирный вопрос для дочек, мы сдали свои 80 голосующих акций по 970 рублей. Хотя недавно они были по тысяче, но мы тогда не решились продавать, хотели дождаться, когда они будут стоить по полторы тысячи.
Но нужен обмен квартир, а денег почти нет, вот и сдали, тем более неприятно сознавать, что отдаешь свои голоса какой-то сволочи, которая и не собирается защищать мои интересы, а мы по-прежнему получаем гроши.
12 май. По телевизору беседа С. Капицы и Бестужев-Лада о состоянии человечества. Подтверждают мои мысли, оперируют формулами и выводами видных ученых, что мы живем в интересные и переломные времена, и никто не знает, к чему приведет рост населения во всем мире и экспансия исламизма.
Вполне возможно, что нынешнее стабильное положение продержится еще лет 10-20, но так же может и в любой момент рухнуть — человечество ожидают страшные потрясения — передел мира, ментальности и всех ценностей. Жаль детей и внуков.
Наконец-то прошли дожди на пересохшую землю.
Х. поехали на Украину к заболевшей матери, которой давно предлагали переехать в Тольятти, но та упиралась, мол, здесь все могилки, и вот уже целый месяц Нина сидит возле нее, бросив свою работу и ухлопав все деньги. Тоже страдают из-за прихоти матери, которой хочется сделать по-своему, а не так как нужно детям.
Вчера из окна девятого этажа выбросилась поэтесса Ника Турбина. Ей исполнилось 28 лет. Известность получила в 12 лет, когда её заметил Евтушенко, написал о ней в Комсомолке. В 16 лет она разругалась с родителями, которых ни во что не ставила, и ушла из дома. Начала пить, потом перешла на героин.
24 май. Акции уже принимают по 1200 рублей, а это означает, что мы потеряли на них 18 тысяч. Но, кто знал? Я предполагал, но не был уверен. Привилегированные принимают по 500 рублей, и дивиденды впервые будут выплачивать по 47 рублей, хотя был слух — по двести, то есть более приемлемо. Но, с другой стороны, уже почти все акции перекочевали к олигархам, которые и будут получать все дивиденды.
Все-таки, я дождался, сидя на берегу реки: мимо проплыл труп заклятого врага. Думал, никогда это не произойдет, скорей, сам поплыву по этой реке, чем он.
Но, есть справедливость на этом свете, точнее, крохи, зачатки того, что должно быть. А еще точнее, элементы случайности, которые одинаково приводят, как к положительному результату, так и к отрицательному. За одним трупом скоро последует и второй, пусть и не столь вонючий, но достаточно противный, чтобы портить настроение на работе.
Сегодня после длительного перерыва снова заиграла музыка в цехе перед сменой. Кулешов спросил Ватрушкина:
— Знаешь, почему музыка играет? Первый день без Суворова.
Вчера Паша проспал на работу, заявился в 10 ч утра. И ему предложили уволиться, помня его прежние проступки: прогулы, пьянки, опоздания. Он всех терроризировал своей немотивированной злобной яростью: стоит ему что-нибудь не понравиться, то диски медленно подаются, то контролеры спокойно сидят, в то время как он работает, и он начинает психовать, ругать, вымещать злобу, оскорблять, вызывать на драку, даже женщин не щадит. Те не могут ему ответить тем же, молчат, а он довольный ярится и мечет молнии из глаз. Лишь одна Лариска накатала на него докладную, что он делает грязные приставания, и она просит оградить, и он несколько присмирел, но только с нею. Наверняка, выдумала. Но как иначе с ним справиться?
Мое спокойствие, невозмутимость на его ярость, его особенно бесила, тем более что я отказался подавать ему руку после его оскорблений, бросал в меня дисками, стучал по контрольному столу, за которым я стоял, предлагал встретиться на улице и подраться, его не смущал мой возраст, у него чесались руки.
Видя, что на меня не действуют его угрозы, и я стал его просто игнорировать, наябедничал Скрипкину, что я читаю на рабочем месте. Тот, зная его, спокойно посоветовал ему заниматься своими делами, и не лезть в чужие. Он предложил и Скрипкину с ним подраться, эти предложения он делает всем. Многие разными способами стараются уйти от него, но некоторые не выдерживают, и тут же, отвешивают ему лещей. Саша-наладчик затолкал его в контейнер с деталями, пока Паша не сказал:
— Все, хватит.
Один оператор позвал своих сыновей и те, отозвав его за цех, хорошенько отмутузили.
Часто, вернее, не так часто, как того бы мне хотелось, он приходит на работу с синяками, на некоторое время утихает, а потом сволочной характер дает знать и он снова начинает беспричинно придираться. Толик-бригадир даже сказал:
— Нельзя так себя вести! Тебе полбригады уже не подают руки.
Он редко с кем разговаривает, чаще с Пихтовниковым — родственные души, такой же холерик и взрывной. Мне сказал, что изувечит, и ни один суд его не засудит.
Вероятно, намекал, что имеет справку о своей психической болезни. Сказал, чтобы я больше не приходил работать на диске.
Ему, действительно, удалось меня запугать тем, что я стал бояться, что не выдержу, в гневе наброшусь на него и изувечу до такой степени, что меня же осудят. А сидеть из-за такого поддонка не прельщало, и я попросил Скрипкина больше не ставить работать на диск. Он понял меня, и на некоторое время это сняло возникшее напряжение. Но он не унимался, его бесило, что он для меня ничего не значит, словно не существует.
Всеми способами старался меня укусить, то набросился на Наташу, ругая ее за то, что та стала подметать мою территорию, то ему показалось, что я смотрю на него, и он останавливался, и начинал пристально смотреть на меня, и я отворачивался, чтобы не провоцировать, словно собаку, которой нельзя смотреть в глаза. Он не терпел, когда кто-то начинал помогать другому, сам он этого никогда не делал, и ему никто не помогал.
Я все удивлялся, как его не прибьют из-за его невыносимого характера, ведь, ясно, что на улице причин для его недовольства гораздо больше, и как с ним живут его близкие, жена, дети? А ребята рассказали, что он развелся с женой, но продолжает жить в однокомнатной квартире, жена ни с кем не разговаривает, и с тихим ужасом смотрит на Пашу. Где были ее глаза, когда она выходила за него? Хотя, где были глаза у всех, ей подобных? Он хвастался, что справится с любым, а если двое нападут, то он заявит в милицию. Однажды я не вытерпел молчать, и послал на три буквы. Он вскипел:
— Ну, я тебе покажу! Ты все там же живешь?
Но дальше слов не пошло. Я понимал, что он психически болен, но от этого не легче, таких людей нужно лечить в стационаре, чтобы не портил нервы людям.
Все боялись с ним связываться, а он принимал уход от драки за свою силу, хорохорился, принимал бойцовские позы и руками бил по станкам, энергия так и перла из него, и работал он быстро, быстрее всех, и любая задержка с подаваемыми деталями его бесила.
Проходил год за годом, а с ним ничего не случалось. Но вот, весной он надолго исчез, а когда появился, ходил прихрамывая, и тихий, ни на кого не нападал, но стоило улучшиться состоянию, и он стал прежним. Он на 20 лет моложе меня, небольшого роста, худой, с постоянно злобным выражением лица, как у хорька.
Один его вид портил настроение, не переводиться же из-за него — торжествовать будет. Это был мой злой рок, насмешка судьбы. Он даже жил в нашем доме с родителями, но возле дома сталкивались всего раза два, потом он получил квартиру в новом квартале. Даже график скольжения у нас совпал, и я поменял его, чтобы хоть на один день меньше его видеть.
Но через год систему графиков отменили, а когда снова ввели, то я с удивлением увидел, что по какому-то стечению обстоятельств, словно в насмешку, нам снова дали один и тот же график, но теперь я знал что делать, и быстро его поменял.
Теперь я боялся, что у нас совпадут и месяц отпуска. Мы, словно были связаны ниткой, которая могла привести к печальным последствиям, как у Чехова ружье на сцене должно было выстрелить, а я не хотел, чтобы оно стреляло, я хотел спокойно дожить. Иногда брало отчаяние от необходимости несколько раз на дню видеть его злобную физиономию, казалось, конец наступит лишь, когда уйду на пенсию, а он будет продолжать жить и отравлять людям настроение, со злорадством услышит о моей смерти. И вот, наступило избавление. Даже не верится.
Так спокойно в бригаде, все тихо работают, хотя Таня болеет, за нее Николай Сазонов на клепке, с трясущимися руками от перепоя. Через три года он умрет 25 марта. Члены бригады соберут по сто рублей и пойдут на похороны, хотя он уже два года, как уволился по собственному желанию. Пьянице пошли навстречу. К ним всегда снисходительны.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2015/07/07/1102