- Вот это мужик! Отдаться мало! – зашлась в восторгах тетя Аня после концерта Муслима Магомаева.
- Ты пробовала? – поинтересовалась тетя Сима.
Тете Ане очень хотелось соврать. Чем невероятней ложь, тем больше верят.
- Было дело… - туманно сообщила она.
- Дело? – съехидничала тетя Маруся. – Или тело? Так твое тело напоминает картинку!
- Правда? – обрадовалась тетя Аня.
- Правда! Картинку с надписью «Килька сушенная к пиву». Ну, что в «Гамбринусе» у буфета висит.
Грубо и даже предательски оторванная от мечты, тетя Аня отступила на шаг и обвела глазами присутствующих.
Подлая Маруся, ехидная Сима, толстая мадам Берсон… Да и она, Аня, сама… Все до единой без, так называемой, личной жизни.
Вот и собачатся меж собой, вот и собачатся.
Собачатся… Суки они – эти ее приятельницы! Помечтать не дали! Хотя… Мечта мечте рознь. Мечтать тоже, наверное, по чину положено.
Разве она виновата, что лучшие годы пришлись на оккупацию и вместо румян да помады морду – какое там лицо? – приходилось зеленкой мазать, изображая чесотку.
А работа? Закончила она до войны художественное училище. Вот и взяли ее уборщицей в художественный музей. И за то кланяться-благодарить надобно. Ведь она в оккупацию полы у румынского полковника мыла. Чуть сотрудничество не пришили…
А кому может понадобиться уборщица из музея?
Из раздумий тетю Аню вывел жирный голос мадам Берсон, доказывающий, что все мужчины «своличи». И что, поэтому, она одинока и неприступна.
Глядя на мадам, на эту гору, как-то не возникало сомнений, что штурмовать это могут только самые отчаянные. Вернее, самые отчаявшиеся.
Хотя… Был, был у мадам муж. Но сбежал. Бедняга! Впрочем, какой такой бедняга? Счастливец!
- Ну, что он тебе пел? – отвлек тетю Аню голос тети Симы.
- Кто? – растерялась тетя Аня.
- Ну, этот, твой Мусик-пусик?
- Отстань! – отмахнулась тетя Аня.
Тварь, эта Симка! С детства же дружили, а она… Предательница! Предательница? Кто из них? Когда арестовали Симкиного деда – врага нашего советского народа – во дворе все от них отвернулись. Все. Даже те, у кого в семье уже тоже были арестованные. И она, Аня, отвернулась. Даже здороваться перестала. Домой не пустила, когда Симка пришла. А теперь… Теперь время все постирало. Или не все. Иди знай, что Сима помнит. Или не помнит… Хотя… Она, Аня, ж не забыла…
- Наверное, Магомаев, Ане про свадьбу пел! – предположила тетя Маруся. И тут же запела:
- Ах, эта свадьба, свадьба пела и плясала…
Напомнить бы Марусе про ее свадьбу! Но на такое всей Аниной подлости не хватит. Свадьба… Война идет уже месяц, а они свадьбу затеяли! 22 июля дело было. Разве забудешь, как во время свадьбы немцы бомбы кидать стали. Первый раз с начала войны.
Земля тряслась. Обувную фабрику, что на углу и дом напротив разбомбили… Вот такая свадьба. А какая свадьба – такая и жизнь. Овдовела Маруся вскорости…
- Аня! А когда опять на свидание пойдешь? – это снова тетя Сима.
- Свидание… - шепчет тетя Аня. – Прошли-убежали наши свидания… - это уже совсем тихо-тихо.
Но все почему-то услышали и замолчали.