Почти одновременно с отцом женился и сын- Алексей Алексеевич. Жених он был завидный – здоровый, красивый. Грудь вся в медалях – как иконостас. Девок после войны он перебрал много, а вот в жены взял неказистую, маленькую, едва достающую ему по подмышки – Дусю Исакову.
Алексей Николаевич долго припоминал, на кого же похожа сноха и вспомнил – на диковинную аквариумную рыбку с огромными выпученными глазами, увиденную у кого-то в гостях и называвшуюся телескопом.
На все подковырки Лешка резонно отвечал:
-Главное, чтоб жена тебя любила.
Не ошибся он в выборе, лучшей жены и,правда, сыскать было трудно. Любила Дуся мужа так, что прощала все. И лихой характер, и побои под пьяную руку. Старалась взвалить на себя всю работу, оберегая Алексея.
- Ить фронт прошел, сердце-то пошаливает.
К 70-и годам Алексей Алексеевич выглядел на неполные 50. Конечно же, он никогда не курил, употреблял спиртное не часто и понемногу, да и работал егерем на свежем воздухе. Ездил на лошадке, не в машине. В общем, Дусина забота и почти здоровый образ жизни пошли во благо. Крепкое здоровье позволяло часто изменять женушке, но Дуся мужнины "фортели" старалась не замечать.
На 71-ом году решил Алексей Алексеевич жениться повторно. Стара, видите ли, стала Авдотья для него. Соперница была моложе жены на 30 лет. Однако, любовь оказалась не долгой. Через две недели новобрачного выставили вон- уж больно тяжел и сварлив был характер у Алексея Алексеевича.
Вернулся он к старой, верной Дусе. И вот тогда она услышала то, что хотела услышать от Алешеньки всю жизнь, с первых дней знакомства.
– Прости меня, Дуня, ведь лучше тебя-то никого нет. Я, токо, тебя и любил, хоть и гулял, как кобель.
Но Авдотье было уже 70. Почему-то слова эти ее нисколько не тронули, не порадовали. В душе была только усталость. Дуня ответила буднично:
-Куды ж тебя старого дурня девать, заходи.
Глава XVIII
1930 год
Возле Бобровки разбила палатки геологическая экспедиция. Поползли слухи, что ищут золото. Геологи – ребята все сплошь молодые, видные. Бобровские девки, так и норовят, мимо прошмыгнуть с туеском или с корзинкой, дескать, по ягоды. А сами разодеты как на танцы: в белых носочках; туфли парусиновые зубным порошком натерты.
Геолог Иван Беликов приметил быструю, как пуля, чернявую девчонку лет 15-17.
– Как звать – то? - спросил он ее однажды.
- Нюрка, то есть Анна – тут же поправилась девка, и манерно протянула руку.
- Анна, значит, а фамилия как, не Каренина ли? – хохотнул Ванька.
– Не, Печеркина – серьезно ответила Нюра, про Каренину она тогда ничего еще не знала. С тех пор зачастила Нюра к геологам каждый день. Сколько не билась, ни ругалась мать – все зря. На передовой была сделана Анна Алексеевна – порох!
Экспедиция ушла в сентябре, а вместе с геологами пропала и непутевая Нюрка. Вернулась она через три года. Картинно села посреди избы, закинув ногу на ногу и не таясь перед родителями, достала портсигар – закурила. Отец чуть не задохнулся отвозмущения,схватился за кнут.
– Ах, ты страмотница!
– Не нравлюсь? Ну, досвиданнице, без вас проживу!
Арина подошла к мужу, спокойно забрала кнут, бросила дочери:
-Не дури, Нюра, куды пойдешь на ночь глядя? А в доме пазить не смей!
Ночью Арина уговаривала, ворочавшегося с боку на бок Алексея:
-Не трожь ты ее, нет у нее ни судьбы, ни счастья. Пусть живет, как знает.
Был у Арины дар предвиденья – как в воду глядела.
Замуж Анна выходила раз 50-60, но считала себя женщиной глубоко порядочной. Потому как «поночевщиков» не имела, а жила жизнью семейною. Семейный стаж, при этом, мог ограничиваться одной-двумя неделями. Возвращаясь домой, после очередного развода, Нюрка каждый раз удивляла. То как королева разряжена, то в опорках и пеленке на голове, вместо платка.
Единственная ее дочка умерла совсем маленькой. Больше детей не было.
Как-то незадолго до войны Нюрка устроилась к одному московскому генералу в домработницы. Через полгода телеграфирует :
– Встречайте, мол, такого-то числа.
Алексей Николаевич запряг лошадь, приехал на вокзал, ждет. Вот и поезд. Пассажиры с чемоданами, узлами, спешат мимо. Мелькнуло знакомое лицо. Неужто Нюрка? На шляпе кака-то сетка висит, а сзади два носильщика чемоданы волокут. Вот ведь кобылица здоровая, лень ей, видите ли, чемоданы носить. Нюрка подплыла к телеге.
– Здравствуйте, папа.
– Ну, здравствуй, здравствуй! Чего это ты сетку-то на морду нацепила?
– Папа, это шляпка с «увалью». Вы бы хоть солому чем прикрыли. Макинтош, ведь, потом не очистить.
- Слышь, Нюрка, откуда у тебя такое богатство, аж три чемодана битком?
– Папа, я же писала, что работаю у генерала.
– Да, знать-то справно службу несешь – хмыкает отец.
Нюрка выдает любимую фразу:
-Может, мне уехать?
– Ладно, сиди.
Один чемодан, оказалось, был набит туфлями разных цветов.
– Куды тебе столько? – изумилась мать.
– Мама, туфли должны к платью по цвету подходить, а платьев у меня много.
Проходит два дня. На Нюрку нападет беспокойство. Ей уже хочется бежать подальше из родительского дома.
– Мама, папа, что же вы летом печку кочегарите, ведь можно готовить на примусе. Папа, едемте в город, я куплю вам все необходимое.
В Троицке Алексей Николаевич привязал лошадку у Дома колхозника,задремал ходке,поджидая дочь.А Нюрка отправилась на базар за покупками. Проснулся он от шума ребячьих голосов. Из ворот рынка выплыла павой Нюрка в нежно-голубом платье с фиалковым узором и в голубых туфлях. За ней мальчишки волокут какие-то свертки. Нюрка царственным жестом раздает мальчишкам мелочь и, вздохнув, усаживается на телегу:
- Едемте, папа.
У Алексея Николаевича с Ариной шесть дочерей. Рождены они были в дни каких-то великомучениц с чудными именами. Когда поп в церкви при крещении предлагал назвать девочку какой-нибудь Пистимеей или Пульхерией, отец в сердцах бросал :
– Манькой запиши!
В семье, после замужества дочерей стали звать по фамилиям мужей. Маня Овчинникова, Маня Маркелова, младшую – просто Маня. Побывавшая в Москве Нюрка, морщила нос и говорила:
-Ну что это такое? Три Маньки! Давайте хоть младшую будем Маргаритой звать. В Москве это модно. С той поры, стала младшая, шестая дочь Маня - Магой.
А Нюрка командовать любит, гнет свою линию завсегда.
– Ну, что вы, дуры темные, отца тятей, да батей зовете? Надо говорить папа. Однако, «папа» не прижилось. Батя, тятя – оно привычнее.
Незадолго до конца войны, поползли слухи про злодейские грабежи и убийства, чинимые беглыми абреками. В 1944 году в соседний Казахстан было выселено много чеченцев и ингушей. Кто-то начал обживаться в казахской степи, работать, но многие подались в бега.
Алексей Николаевич строго-настрого запретил открывать ворота чужим.
-И по лесу далеко от дома не шастать.
Нюра отцовский наказ восприняла с точностью до наоборот. Дождавшись темноты, отчаянная баба, брала отцовскую двустволку, подпоясывалась патронташем и обходила по периметру кордон, паля в воздух, пока не оставалось ни одного патрона.
-Вот ведь зараза! Патроны заряжать не успеваю-ворчал отец.
-Зато, чечены побояться сунуться. Пусть знают, что ружо есть в доме -парировала воинственная Нюрка.
Замуж Нюра, или как ее прозвали злые языки «Нюфря» ходила лет до 75.
Незадолго до чеченской войны умудрилась уехать в Грозный- встретила одного из своих бывших ухажеров. Несмотря на возраст, Анна сохранила магнетизм и шарм, могла вскружить мужику голову,едва скользнув взглядом.
Брак в Чечне длился, как водится, недолго – месяц. Буйный Нюрин темперамент для семейной жизни не годился.
Выйдя на пенсию, Нюра взглянула на прожитые годы, проревизировала, так сказать, что имеет и оказалось,что до сих пор мотается по съемным квартирам, не имея собственного угла.
Сердобольная племянница Валентина пустила тетю жить к себе в трехкомнатную квартиру. Мощные организаторские тети Нюрины способности требовали применения. «Фрекенбок» казачьего разлива начала муштровать троих Валиных ребятишек, а потом добралась и до родителей.
Владимир, Валин муж, воспитанный в уважении к старшим, месяца три терпел , потом врезал в дверь комнаты, где они жили с женой, большой шпингалет, а через полгода просто спустил Анну Алексеевну с лестницы, выбросив вдогонку вещи.
Племянников и племянниц у Нюфри много, однако, взять к себе тетю на жительство больше никто не рискнул. Просто, дружно скинулись и купили ей крошечную землянку. Нюфря прожила в ней два года, потом смекнула, что можно и государственну жилплощадь получить и , обратилась к председателю Горисполкома - товарищу Афанасьеву с огромной просьбой.
Тот повидал на своей должности толпы посетителей, но с таким мощным напором столкнулся впервые. После первого же визита Анна Алексеевна стала хозяйкой комнаты в коммуналке. Афанасьев, видимо смекнул, что второе рандеву с гр. Печеркиной он просто не переживет.
Записей в трудовой книжке Анны было также много, как и ее замужеств. Документ со всеми вкладышами, по объему напоминал увесистый томик стихов.
Но вспоминая свою тетку, я не скажу, что это было какое-то чудовище в красивом женском облике. Удивительно, но в Анне вместе с термоядерным характером уживались щедрость, граничащая с расточительностью; способность помочь в любых житейских трудностях и редкостное гостеприимство и хлебосольство. Наверное, это передалось ей от Арины Алексеевны, дом которой всегда был полон гостей. Потчуя гостя, Арина приговаривала: «Отведайте, не прогневайтесь». Именно так, как учили ее хорошим манерам в семье друга атамана - Троицкого зубного врача.
ГЛАВА XIX
Я рассказала о четверых старших детях Арины и Алексея.
В 1918 году Арина родила еще одну дочь Маню (Маню вторую, после замужества - Маркелову). Это была милая, интеллигентная женщина с лицом Рафаэлевской мадонны.Когда Манечке исполнилось 18 лет,Арина отправила её в гости к старшей сестре Анне.Не просто погостиь,а с умыслом -выдать удачно замуж.К красавице Манечке женихи слетались со всех окрестных деревень,как мотыльки на свет.Матери же никто не глянулся.
-С эдакой-то красотой да коровам хвосты крутить!Да ни в жисть за колхозника не отдам!
Старшая Анна в ту пору была замужем за серьезным мужчиной,офицером, и жила в военном гарнизоне.Думала Арина,что и младшенькая офицерской женой будет.Но,как говорится,хочешь,чтобы Бог над тобой посмеялся,расскажи ему о своих планах.
Нашла Манечка в гостях жениха.Да вот только не военного,а разведенного и на 18 лет старше себя -Даниила Ивановича Маркелова.
Вертихвостке-Нюрке было не до сестры,полыхал у неё на ту пору роман с летчиком.С ним она и сбежала от мужа.
А Манечка родила друг за другом троих ребятишек-погодков;младшего отец не успел увидеть-ушел на фронт.Это было в 1941.
Арина и сыну и зятьям повесила на грудь перед отправкой на фронт "Живые помочи" на гайтане и молилась за них всю войну.Видимо,сильными были те молитвы-выжили все.
Трехлетний младшенький Толька,едва научившийся говорить,заявил:
-Скоро папка придет на хромой ножке с палочкой.
От Даниила не было на то время никаких вестей.Но что поразило всех,он и впрямь вскоре вернулся,подчистую списаный,на костылях с изуродованной ногой.
А Манечка,как простудилась в роддоме,так и болела всю жизнь легочной болезнью.Жила тихо,никому не докучая и так же тихо умелра во сне...Было ей всего 42.
ГЛАВА XX
Младшая Мария, Мага-Маргарита, сорванец в юбке, родилась в 1928 году. Училась неохотно. Прибежав из школы домой, швыряла портфель в угол и, схватив на ходу кусок хлеба, летела вихрем из дома,покататься на коньках или лыжах. Любимой её забавой было зацепиться крюком за борт грузовой машины и проехать на коньках несколько километров. Потом таким-же «макаром» обратно. Водилась только с мальчишками.
Однажды, соседский пацан, балуясь отцовским ружьем, случайно всадил в Магу заряд дроби чуть ниже сердца и в руку. Какую могли – вытащили. Оставшаяся, перекатывалась у Маги под кожей всю жизнь.
В войну в Троицк эвакуировали балетное училище, и Мага стала бегать туда после школы на занятия - училище открыло кружок для всех желающих. Балериной Мага, конечно, не стала, но обзавелась красивой посадкой головы, хорошей осанкой и плавной походкой павы. Обладала она изумительными вокальными данными. Все дети Печеркиных хорошо пели и могли бы стать профессиональными певцами, но Мага выделялась своим голосом даже среди них. Сила звука, огромный диапазон и божественно красивый тембр были у этого голоса. Я немало прожила на свете, но так и не услышала ничего более лучшего, чем пение тетки Маги.
Ей было уже за 60, когда дети – трое сыновей, подарили матери путевку в Дом отдыха, правда, в зимнее время. В Дом отдыха приехали артисты с концертом. Как положено, отработали за час программу, раскланялись, и тут на сцену поднялась, закутанная в пуховую шаль, голубоглазая пожилая женщина. Тронула баяниста за руку:
- А можно, я спою?
– Ну, спойте- захихикали артисты.
Женщина запела и зал замер. Целый час Маргариту Алексеевну не отпускали со сцены. Она пела военные, казачьи , городские песни 20-х годов.
Вернувшись с отдыха, Мага похвасталась шепотком сестре, что к ней даже кавалер сватался и добавила:
-Только Миньке не брякни.
Две младшие дочери Зинаида и Мага были очень дружны. Все-таки разница в возрасте всего два года. Когда они родились, старшие сестры уже своих детей имели, и племянники оказались старше теток. Да... Крепкий был народ! Имея внуков еще и детей рожали!
ГЛАВА XXI
Север.
Мага выскочила замуж в 45-м за бравого танкиста Алексея Исакова. Был он ее старше на 10 лет, родом тоже из казаков. Отец его, когда-то воевал вместе с Алексеем Николаевичем на Германской, там и голову сложил.
Исаков – небольшой, коренастый – в отца. До войны был известным троицким жиганом-хулиганом, имел кличку Север и успел отсидеть в тюрьме за драку с поножовщиной. Алексей ушел добровольцем на фронт и воевал в Уральском Добровольческом танковом корпусе, сформированном в Челябинске. Дослужился до лейтенанта, горел в танке не раз. Бог весть как, удалось ему привезти домой трофейный пистолет; наверное, блатные навыки помогли.
9 мая 1946 года устроил Север из того пистолета салют по пьянке,за что и получил новый срок. Времена были суровые и на боевые заслуги не посмотрели. Мага в ту пору была беременна и от переживаний родила недоношенную девочку. Спасти малышку не удалось.
Север в тюрьме, а к Маге зачастил давний ее ухажер Мишка Чернев. Сестра Нюрка увещевала:
-На кой тебе этот бандюган, Север? Как был тюремщик, так и остался!
То-ли уговоры Нюркины, то ли красота Минькина сделали свое дело.Не стала Мага мужа из тюрьмы дожидаться, сошлась с Минькой и через год родила сына.
А Север к тому времени освободился, дело его пересмотрели. Уговаривал он Магу вернуться, обещал изменой не попрекать и мальчика любить, как родного, но все напрасно. Больше Исаков не женился.
В 1957 году, будучи шофером, вместе с колонной водителей он оказался на уборочной, на целине.
В маленьком целинном городке, бывшем казахском ауле жили сосланные Сталиным чеченцы и ингуши. Городок задыхался от грабежей и издевательств, чинимых бандой чеченцев-подростков. Верховодил ими бывший фронтовик по имени Ваха.
Приезжим водителям стычки с бандой избежать не удалось, хоть и драки не хотелось – за плечами война, навоевались досыта.
В местном клубе крутили новый фильм и несколько человек из колонны приехали вечером на сеанс. Чеченцы стали задирать, оскорблять. Мужики не стерпели, в кузове лежали нарезанные металлические пруты для подвязки помидор. Вот этими прутами и разогнали обнаглевших парней.
Алексей встретился с Вахой для беседы.
– Уйми, Ваха, пацанов. Мужики фронт прошли. Половина – разведчики бывшие. Ведь покалечить могут, не просто сопатку начистить, ты же сам воевал, зачем паскудства такие творишь?
– Да! Я воевал! Раны есть! Награды есть! За что нас сюда сослали? Как собак в степи высадили! Мой отец немцев, как гостей не встречал, а умер здесь –больной,в степи.Родителей фронтовиков не трогали,почему моего отца сюда выселили?
- Люди-то чем перед вами провинились. Они что- ли вас выселяли?
Но обида и злоба у Вахи оказались сильнее разума.
– Бараны они! Не люди.
– А ты, значит, не баран? Ты, значит, человек? Или ты орел горный?
Алексей почувствовал, как ярость перехватывает дыхание. Хрясть… кулак молниеносно врезался Вахе в подбородок. Ваха упал, выплюнув с кровью зубы. Исаков выдохнул:
-Еще раз узнаю, что пакостите, «на кулаки» ставить больше не буду, «попишу» сразу.
Лешка в минуты опасности всегда говорил тихо и «по фене». Предупреждение подействовало, городок вздохнул свободно. Расслабился Север, ходил без опаски, а зря…
В день отъезда нашли Алексея с ножом в спине. Выследила, улучила момент какая-то сволочь, побоявшись лицом к лицу встретиться. Схоронили Лешку в казахской земле, принял он здесь свой последний бой – сын казака, жиган «Север», лейтенант Исаков
ГЛАВА XXII
Пятая дочь Алексея и Арины – Зинаида, моя мать, оказалась из всех детей Печеркиных самой способной к учебе. С отличием окончила школу и медицинский техникум, поступила в институт,мечтала стать врачом, но судьба распорядилась иначе.Мачеха наотрез отказалась помогать студентке.Стипедия в 1946-м году была 300рублей;столько же стоила буханка хлеба на толкучке.Отец с мачехой согласился,мол девке лишняя наука только во вред,о замужестве пора думать.Как раз на ту пору и увидел её Борис Овчинников,недавно демобилизованный из армии после японской компании. И институту она предпочла замужество, посвятив жизнь детям.
Многочисленная родня часто собиралась в ее доме. Детей тогда не принято было усаживать за стол со взрослыми, чтобы не услышали чего ненужного для детского уха.
И мы, ребятишки, затаив дыхание, стояли за косяком в кухне и слушали пение матери и теток. Боже, как они пели. Кажется, что выплакивали и выговаривали в песне всё,что в их жизни было-и горечь и сладость и боль потерь.
Мне казалось,что в хоре этом чудном звучали и голоса казаков - предков. И рисовались картины боя, прощаний, ран и смерти и,конечно,любви.
В ту пору, в 60-е, довольно часто гас свет. Для этих случаев в доме имелась керосиновая лампа; но когда Печеркины пели она гасла. Такова была сила звука.
Я помню, когда тетки и мать ехали по улице на телеге «на картошку» за город и начинали петь казачьи песни, из дворов выбегали люди, послушать, посмотреть на песенниц. Сейчас уже нигде не услышишь этих чудных песен. И уже никто так их не поет, как казаки-Печёркины...
Особо запомнилось празднование Рождества.Рано,рано утром,часов в шесть,раздавался стук в окно-это приезжали на лошадке в санях-розвальнях "славить" Черневы-т.Мага и её муж Михаил Фёдорович.
Лошадь в попоне,с белоснежной от инея гривой и мордой,постукивала копытом и нам,детям,казалась просто сказочной.
А Мага,закутанная в заиндевевшую пуховую шаль,румяная,войдя в дом,начинала петь:
-"Рождество твое,Христе Боже наш..."
Моя сестра Нина,что старше меня на девять лет,сразу грустнела и ждала продолжения ритуала-посевания,когда дядька начинал щедро рассыпать по дому пшеницу,приговаривая:
-Сею-вею,посеваю!
С Новым Годом поздравляю!
Нина пытается уговорить:
_Дядя Миша,хватит.Опять придется половики хлопать.Вон полны валенки навалили.
-Ничё,ничё.Нинуха!Это ж к богатству.Мамка с папкой,глядишь,заместо половиков ковры персидски прикупят.
Потом начиналось самое приятное.Тетка раздавала гостинцы-казачьи мороженки,как она их называла.Это были замороженные шарики из домашнего творога со сметаной и изюмом.
А мама моя,Зинаида, всегда при этом всплакнет:
-Мамочка наша их,бывало,на Рождество полно накатает,да за ворота на ходок выложит,чтобы все,кто мимо шел,угощался.
Стол в Рождество всегда ломился-тут тебе и пельмени(обязательно из трёх сортов мяса) и куры,целиком запеченые;и холодец; и знаменитые"отбавочные" пироги.Пекли их из теста,отделенного от общей квашни,изрядно подсдобнив его сахаром,маслом и ванилью.
Обильно откушав,родители и гости,начинали петь.
Потом по просьбе отца,мой старший брат брал гитару и начиналась "Цыганочка с выходом" в папином исполнении."Выход" совершался непременно из другой комнаты.Отец появлялся из-за косяка и,попрвив руками смоляные волнистые волосы,начинал отстукивать пятками чечетку, да так,что на следующий день мог ходить только на цыпочках.
Время от времени мужчины удалялись покурить у печки.Приоткрывали поддувало,заслонку для тяги,и начиналась беседа.К концу празднества,как правило,каждый беседовал о своём,видимо,не очень хорошо видя собеседника.
Дядька,страстный любитель лошадей,рассказывал о своей лошадке по кличке Задача,о кормах и некованых копытах.А папа любил вспоминать Харбин,где он был на войне.Мы подслушивали и хихикали,пока мать не начинала ворчать на выпивох:
-Ну,собралися Митька с Витькой,
Завязали ж...у ниткой.
Сейчас,уже будучи бабушкой,я вспоминаю те гулянья и сравниваю.А ведь наше поколение уже так не празднует.То ли жизнь так заковала людей в свою бешеную гоночную "машину",что не осталось места для простых радостей,то ли модно пресмыкаться перед Западом с их фуршетами,аперитивами.Но традиции народного гулянья забываются.И уже свадьбы и юбилеи ведут не сами гости,как когда-то,а наемные тамады.Хорошо,если тамада умница и балагур.Но вот беда-встречаются такие нечасто.А,в основном, "затейники" подают команды-"сели","встали",как будто гости своих мыслей и желаний не имеют вовсе.
Я однажды наблюдала на свадьбе сцену,когда подвыпивший гость с севера,подозвал надоевшего всем до чертиков тамаду и подал ему несколько купюр со словами:
-Слушай,дорогой,вот тебе деньги,ты только иди себе домой,а мы сами погуляем.
Затейник,было,заупрямился:
-У меня еще не все конкурсы проведены.
Но тут к просьбе северного гостя присоединились еще несколько человек,одуревших от насыщенной "программы",и горе-тамада,приняв купюрки,наконец-то оставил людей в покое.
Впрочем,я отвлеклась.Взгрустнулось.Уже давно нет в живых и отца и теток,и мама недавно ушла из жизни.А вот воспоминания детские по-прежнему ярки и с годами греют душу всё сильнее.