И затянулась война для Алексея Печеркина до 1921 года. Думал, в 17-ом отвоевался. Ан, нет. Взяли его в бело-казачье войско атамана Дутова. Кровавый, жуткий по своей жестокости Дутовский мятеж. Атаман Оренбургского войска Дутов, первым, среди наказных казачьих атаманов начал войну с Советской властью. Расправы над пленными красноармейцами были жесточайшими. Родителей казаков, перешедших на сторону Советской власти, забивали до смерти нагайками. Случалось, что рубили в крошево саблями прямо в домах. Колесо гражданской войны не было только Красным, как пишут современные авторы, оно было красно-белым. Оренбург был залит кровью.Среди изрубленных трупов были и детские и женские-озверевшие казаки врывались в дома и рубили без разбора.Казаков,которые отказывались вступать в войско Дутова, расстреливали. После этих зверств началось бегство казаков от мятежного атамана.Фронтовики не хотели воевать с красными.Да и казачество перед революцией уже не было той лихой вольницей.Были и жалованные и маложалованные и нежалованные казаки.Много недовольства вызывала полицейская служба,которую повесили на казаков-разгон демонстраций,поимка беглых каторжан.Земельные паи нарезали только на мужчин. Когда в 18-м У Алексея родилась четвертая дочка, казак чуть не заревел,чем шибко обидел Арину:
-Да солить мне вас ,девки что-ли?
Приходилось брать в аренду землю у кыргызцев(казахов).Бай Кыркынтай-ага встречал Алексея радушно:
-Ай налаим-калкытаим!(дорогой, уважаемый, значит).
Хитро щурил глазки-щелки и...драл три шкуры.
Яицкие,оренбургские казаченьки любовью к власти никогда не славились.Недаром, царица Катя даже слово Яик постаралась стереть из памяти народной, переименовав реку в Урал. Вот эти вместе взятые причины и увели Алексея Печеркина вместе с сотней казаков-фронтовиков в Красную Армию. Уходили они в открытую,после честного разговора с однополчанами;по казачьему обычаю, не оглядываясь. Выстрел в спину считался верхом подлости, а коль оглянешься, то пулю поймаешь.Уходили под дулами пулеметов,обливаясь от страшного напряжения потом, ждали очередь в спину, но им дали уйти. Этот переход в Красную армию спас жизнь Арине, но не спас ее отца, Алексея Александровича Игуменьшева , атамана Бобровской станицы Троицкого линейного отдела Оренбургского казачьего войска.
Шел 19-ый год. Арина с отцом пошли искать стреноженных племенных коней из парадного выезда, которых прятали от Колчака в дальних колках.
Мародерствовали тогда все-и белые и красные.Дутовцы пустили под нож половину скотины,какая была в хозяйстве. А красноармейцы располосовали на портянки и обмотки отрезы парчи и бархата, накопленные запасливой "скопидомкой" Анной Андреевной. Барские тряпки вместо обмоток во время гражданской войны были на пике моды.
Скакунов своих атаман с дочкой нашли, и надо же было случиться такому,что рядом в стогу прятались красноармейцы. В одном из них атаман узнал того самого конокрада, которого отправил когда-то на каторгу, но спас от жестокого казачьего самосуда. Алексей Александрович был человек порядочный, далёкий от политики, больше всего на свете любил хороших скакунов и красивых женщин,( «хорошек», как их называла Анна Андреевна, терпевшая всю жизнь мужнины походы налево. Однако, ни разу не обидел ее атаман ни худым словом, ни побоями.)
Ни отец, ни дочь про красноармейцев никому не сказали. Тех поймали белоказаки. Конокрад сумел сбежать. Остальные были повешены на станичной площади.
Советская власть победила. Дутовский мятеж был подавлен летом 1919 года. И вот тогда на смену белому террору пришел красный террор. Он был менее жесток, без рубки и виселиц, но более массовым. Станица Татищевская, например, была расстреляна из артиллерийских орудий и стерта с лица земли, вместе с детьми и женщинами... В первую очередь "пускали в расход" казачьих атаманов и их семьи. Оренбургское казачье войско было уничтожено. За городом Троицком были расстреляны сотни казаков, на их костях сегодня стоит дизельный завод. Страшная судьба, страшные испытания были предначертаны тому поколению.
Ночью кто-то часто постучал в окно, шепнул вышедшему атаману:
- Беги Ляксандрыч, на тебя донос поступил, что ты дутовцам помогал, красноармейцев выдал. Сейчас придут за тобой и за Ариной.
Быстро запрягли лошадей, решили бежать в Китай. Арина вытащила из постели спящую 10-летнюю, самую шуструю, Граньку - решила взять ее с собой. Остальных, троих детей оставНиколая. или на бабку Елищавету и деда . Уже за околицей Анна Андреевна вспомнила, что забыла горшочек с маслом.
- Как же вы без маслица в дороге-то будете. Успеем, вернемся.
Этот горшочек и стал роковым в судьбе атамана. Возле дома Игуменьщевы столкнулись с красноармейцами.
Арину и отца гнали прикладами через всю станицу, бросили в холодный погреб, где кроме них уже был атаман соседней станицы Конодцов с женой.Женщина умирала Когда её бросили в погреб, она разбила голову и потеряла много крови. Три дня ждали расстрела. Десятилетняя Граня, не по годам смекалистая, приносила два раза в день нагретые на буржуйке валенки.
- Дяденька, - Граня, плачет, вытирает слезы.
– Передай деде с мамой валенки, а то захворают. Вот тебе лепешки, сметанка, а им молочка горяченького дай.
Часовой воровато оглядывается по сторонам:
-Ладно, давай.
Вечером Гранька опять бежит, уже с другими горячими валенками.
– Дяденька, передай валенки, а холодни мне назад отдай.
На четвертый день в крышку люка просунулась голова часового.
– Печёркина кто?
– Я.
Арина встала на негнущихся ногах, внутри похолодело. Вот и все!
- Вылазь, комиссар зовет.
Комиссар, с бородкой, в очках, с красными от бессонницы глазами, подал Арине письмо.
- Вот, принесли мне письмо от твоего мужа, перешел он в Красную Армию. Просят станичники за тебя и за атамана. Как жену красноармейца и мать четверых детей, я тебя отпускаю домой. А отца твоего выпустить не могу, прости...
Сердце Арины затопило, как будто крутым кипятком. Страх смерти сменился ликующей радостью, но тут же пронзила боль…отец! Больше отца она не увидела. Увезли атамана в Троицк, в ЧК. Арина поехала в город следом, остановилась у знакомых и каждую ночь, крадучись бегала к расстрельным ямам за город. В конце сентября было уже холодно и расстрелянных сразу не закапывали. Копили в ямах по три-четыре дня. Арина, вдоволь наревевшись и перекрестившись, сползала в яму и искала отца, переворачивая окровавленные тела, но так и не нашла. До конца дней надеялась она, что жив ее любимый тятенька, хоть и сказали, что расстрелян, но тела-то не нашла.
Не пощадили и родного брата Алексея Александровича Ивана. Во время ареста избили так, что через месяц, похаркав кровью, крепкий сорокалетний казак умер от побоев.
О судьбе атамана Игуменьщева мы узнали в 2004 году, из газетной статьи. Автор - местный архивариус, опубликовала архивные документы к юбилею оренбургского казачества. И вот тогда мы узнали, как он погиб. "Двадцать седьмого сентября 1919 года по приговору ЧК был расстрелян атаман Бобровской станицы Троицкого линейного отдела Оренбургского казачьего войска А.А. Игуменьщев вместе с тремя казаками…
- «А для меня кусок свинца.
Он в тело белое вопьется
И слезы горькие польются,
такая жизнь вот для меня…»
Это строчки из старинной казачей песни, особо любимой атаманом. Любил, возможно, предчувствуя судьбу свою, и пел всегда, на любом гулянии.
Те дни, что просидела Арина в погребе, ожидая расстрела, подкосили ее здоровье – сердечные боли мучили ее всю жизнь. Нет отца. Умерли и свекровь и свёкор. На руках четверо детей,в помощницах только пожилая мать. Но странно, именно в это лихое время открылся у Арины дар целительства. Стала лечить ребятишек, заговаривать грыжи, «младенскую болезнь». И так два года.Анна Андревна,конечно,по дому помогала,да вот нянька из неё была неважная.Вернулась как-то Арина с поля,а мать за прялкой сидит,и на коленях у неё Нюша маленькая вниз головенкой болтается.
-Мама,что ж дитё-то у тебя вниз головой висит?
А старуха бубнит:
-Некады мне,работать нада,а не сюсюкаться.
Муж вернулся в 21-ом, худой, заросший. Волосы на голове шевелились от вшей. Его лихорадило, по дороге заразился тифом. Вскоре слегла вся семья. Не заболела только 6-летняя Нюрка. Та самая с передовой. Маленькая девчонка доила четырех коров, беззаботно при этом напевая и роняя в молоко капли с сопливого носа. Парным молоком отпаивала тифозный лазарет: родителей, бабку и троих сестер. Прямо на углях пекла «хлебы». Мешала муку с водой и пекла в золе. Простоквашей кормила собак, скотину. Алексей не узнал дворовых псов, когда первый раз встал после болезни. Три жирных существа с лоснящимися боками лениво грелись на солнце. По ним гуляли куры, но псам было лень лапой шевельнуть.
Дома. Живой. Дети, жена живы. Все. Навоевался.