Однажды я шел по старому кладбищу и вдруг увидел, как одна из могил раскрылась подобно цветку, и как растворился каменный памятник, и в центре зияющей черной земли показался дорогой и тяжелый гроб, украшенный стальными цветами. И гроб раскрылся, как древняя книга.
В нем лежал Она. Мой прекрасный ангел с черными, не птичьими крыльями.
Она распахнула глаза и встретилась со мной взглядом, и я понял, что всю жизнь я любил только её, искал только её – и вот… нашел.
«И я люблю тебя» - промолвила Она, не размыкая губ.
«И ты останешься со мной навсегда?» - я кинулся к открытому гробу и стал целовать её холодные ладони.
«Нет. Только на одну ночь. Утром я исчезну. Одна ночь – это вся моя жизнь. И я проведу её с тобой. Ложись в мой гроб. Здесь хватит места для двоих».
Я прилег рядом с ней, на алую ткань – и провалился сквозь землю, сквозь алую твердь, сквозь пахнущие мертвечиной и розами доски.
Как Алиса в кроличьей норе, я долго летел в никуда, в сияющую пустоту, в которой я познал и свет, и тьму, испытал и ужас, и восторг. И я не упал. А скорее мягко приземлился на черную матовую материю неведомой мне земли, которая будучи вся сплошь покрыта ковром тумана, едва-едва угадывалась там, внизу, под моими стопами. Но, даже не достаточно хорошо разглядев ту землю, на которой стояли мои ноги, я все же заметил, что земля дышала – её поверхность едва заметно поднималась и опускалась.
Живая земля мертвых – так я понял эту землю, эту почву, что меня приютила.
Моя возлюбленная была рядом. Она взяла меня за руку и повела в странствие по этой странной и неведомой земле…
…И я увидел богов и их сумерки, увидел столетия, идущие бесконечной чередой, увидел Леди Любовь, что обручившись с Вечностью, жила в заточении между небом и землей, между миром живых и мертвых.
- Посмотри на неё, - сказала моя возлюбленная, уже начинавшая стареть, - она прикована к земле стальными цепями, она прикована к Небу тончайшей серебряной нитью росы. И она никогда не обретет ни покоя, ни свободы.
- Но разве Любовь не должна быть свободной? – спросил я.
- Возможно. Но и Боги, и она сама судили иначе. – Моя возлюбленная задумалась. – Вот видишь? И ты прикован ко мне нитями-колосками новорожденной любви. Их так легко сорвать, их так легко убить… но сделает ли нас с тобой свободными?
- Но разве изначально мы не свободны? Мы не обладаем силой воли и возможностью выбора?
- А разве мы можем выбирать, кого любить? – Она улыбнулась. Серебряные нити седин в её черных волосах блеснули невыразимой тоской. - Мы встречались с тобой множество раз. Задолго до твоего рождения в этой физической оболочке. Я была Солнцем, а ты – луной. Я была землей, а ты – небом. Я была птицей, а ты – тем деревом, в ветвях которого я вила гнездо и в корнях которого я умерла. Я была мотыльком, а ты – тем огнем, что прекратил мой танец-полет. Мы всегда были вместе. И всегда будем. Но верно так же и то, что мы никогда не соединимся… и то, что мы никогда не станем одним целым…
- Прости меня… за то, что я причинял тебе боль…
- Такова твоя природа. Такова и моя природа – я тоже причиняю боль. Хочу я этого, или нет.
Мы шли по обнаженной земле, и тех в местах, где она была разорвана, – словно когтями огромного дракона, - пылал огонь – кровь земли, – и от него поднимались ввысь тонкие струи дыма.
В небе над нами раздались раскаты грома. Я поднял голову вверх и увидел стаи птиц – черных и белых, красных и золотых, серебряных и лазоревых, серых и бронзовых с крыльями цвета сапфира. Птицы воевали друг с другом.
- Это не птицы. – Сказала моя возлюбленная. – Это стаи падших ангелов воюют друг с другом. Отзвуки их гроз вы слышите иногда на земле.
Я услышал шорох крыльев и их голоса, звучавшие в вышине раскатами грома. От каждого удара клинка о клинок в землю ударяла молния. От каждого соприкосновения крыла с крылом высекались искры и разлетались гроздьями по гранитным небесам.
- За что они сражаются? – спросил я её.
- За то же, за что сражаются многие – за свободу, за право распоряжаться землями мертвых и живых, за возможность править, за возможность взять штурмом небеса.
- Но ведь они уничтожают сами себя!
- На месте каждого упавшего пера из крыла черного ангела, появится новый росток из живой земли Мёртвых. А из этого ростка возникнет завязь. И уже довольно скоро в этот мир придет новый ангел. И Тьма призовет его, и он выберет путь Тьмы вместо дороги Света. И в этом полчище нечистых духов снова будут отчаянные воины, которые не знают ничего, кроме битвы, умирания и возрождения.
- Неужели у них нет иного пути?
- Они не могут выбирать себе то, что любят. Если они отправятся дорогой Света со смирением к небесам, то путь их будет называться Страдание. И мерилом их жизни будет Горе.
- А в этой битве, которая не имеет начала и конца, они счастливы?
- Да. Клинок и кровь. Победа и поражение. Отнимание чужой жизни и утрата собственной. Это их счастье. Разве ты сам не счастлив в тот миг, когда должен сражаться?
Я промолчал. Но иного ответа Она и не ждала.
Она остановилась, когда мы подошли к реке, чьи воды были черными, словно ночь.
- Это Коцит. Река Слез. Путь наш приблизился к закату. – Сказала Она.
Я взглянул на неё и увидел перед собой столетнюю старуху. Она истлевала и с каждым мгновением становилась все прозрачнее. Следом же за тем, как кожа её истончилась, обнажив скелет, а скелет распался на отдельные фрагменты, в той точке пространства, в которой находилось её тело, возник сгусток яркого света, который разлился вокруг меня и захватил мое тело и душу в свои объятия. И я понял, что тону в ней, как в реке Слез. Впрочем, она и была этой рекой, с черными вздыхающими берегами, в которых застыли лики обреченных на вечные страдания.
Я умирал в Ней, моей единственной возлюбленной, умирал, пытался найти путь и не находил его.
Я знаю, что мог остаться там и слиться с ней, став огнем, что вечно пылал бы у реки Слез, но воля к жизни влекла меня на поверхность, прочь из этого мира духов, и я стал подниматься вверх. Я стал дымом, всегда стремящимся в небеса, и уже очень скоро растворился в кипящих водах небесной купели мира мертвых.
…
Когда я открыл глаза, почувствовав, что мое тело вновь принадлежит мне и состоит из плоти, крови и кости, а не из неуловимого дыма и прозрачной воздушной стихии, то обнаружил себя лежащим в её гробу. Я обнимал её бездыханное тело, умершее почти сто лет назад, но до сих пор сохранившее вид здорового и цветущего существа. Капли свежей крови, словно маленькие бутоны роз, алели на её губах. На щеках застывали и превращались в лед тонкие ручьи слез.
Я поцеловал её в запачканные кровью губы, в залитые слезами щеки, в покрытый зимней бледностью смерти лоб… и в её едва теплое сердце, скрытое глубоко, в черной могиле её груди, вонзился мой верный осиновый клинок…
Из-под моих ресниц выкатились слезы.
* * *
- Вот и урок тебе, Воин Света, Убийца темноты. – Сказал один из падших ангелов, наблюдавший за всем происходившим. Здесь, у той могилы, на которой была выгравирована странная надпись, его работа была закончена. Но она продолжалась в другой точке пространства, где сходились и пересекались параллельные прямые двух жизней, которым не суждено слиться в единую прямую линию Судьбы.
Едва заметная надпись на могильном камне гласила: «Счастлив ли тот, кто любим мертвыми больше жизни?».
Ангел ночи стряхнул с себя вековую пыль, и, сорвавшись с надгробия, на котором сидел почти сто лет в виде каменного изваяния, на огненных крыльях умчался в розово-серые небеса, поглощаемые рассветным дождем.