Жизнь Рэма Юстинова. Вопрос 1

Елена Андреевна Рындина
ВОПРОС ПЕРВЫЙ. КУДА ШЛИ МАЛЬЧИШКИ? (Вместо предисловия)

 - А успеем?
 - Почему нет?
 - Так, может, разобьют их наши?
 - И нам достанется…
       Так    подбадривали друг друга разговорами летом 1941 года два русских мальчишки с небольшими котомками на спинах, в одежде, по-фронтовому добротной, - на войне всякое бывает. А они шли на войну!
       Был четвёртый час утра, поэтому беглецов никто не хватился – спали более взрослые и мудрые родственники, уставшие за день от нелёгких дел и невесёлых мыслей. А они шли на войну!
       Грохот, напоминавший раскаты грозы (при ясном-то небе) не испугал юных путников, а лишь заставил ускорить продвижение вперёд: они же шли на войну! Мелкими, но торопливыми шажками меряли юные добровольцы метры и километры русской матери-земли, на которую снова посягнул враг.
       Уж этим ли местам не знать лиха? Новгородцам ли не запомнить алчности завоевателей? Потомки псов-рыцарей, не внявших доводам Невского (« Кто на нас с мечом пойдет…»), снова, в новом обличье зверо-человеков, рвались к чужим городам и весям.
       Это им навстречу вышли преемники князя Александра – великого князя великой Руси, которые хотели доказать не понявшим: «…тот от меча и погибнет!» Для этого и ступили мальчишки на тропу войны. И мысли о свободе Родины у них были настоящие: по-детски чистые, по-взрослому серьезные. Пистолеты, правда, - деревянные. Но они верили: выдадут им понадёжнее оружие, когда узнают, как сильно они ненавидят захватчиков, как храбро будут сражаться…
- Слышь, близко уже…
- Дорога! Теперь прямиком дойдем!
       Они обрадовались, когда вместо лесных тропинок средь драчливых кустов обнаружили серо-пыльную, изрытую колесами военной техники, дорогу, ведущую в стан недругов.
       Нахлобучив кепки на лбы, сразу взмокшие от волнения (летняя жара ещё не донимала – утро), ребята гордо ступили на обочину пути, который должен был привести их к победе над ненавистным захватчиком, отнявшим трудное счастье их семей. Другого они не знали. И знать не хотели. Они шли на войну за единственно-возможное счастье свободы!
- Хлопчики! Куда это вы?
   Белозубый лейтенант из кабины грузовика лучился улыбкой в сторону единственных пешеходов среди вдруг образовавшегося потока машин.
- Воевать, конечно!
 - А куда?
- Туда,- уверенно ткнул пальцем в сторону частых взрывов кряжистый мальчишка, из уважения перед старшим снявший зеленоватый кепарик.
- А зачем?
- Драться – нашим помочь,- снова не сробел и даже обиделся на нелепость вопроса юный собеседник офицера.
- Значит, по пути нам: мы тоже туда,- как будто бы обрадовался лейтенант.
- Здорово! – искренне откликнулся и обнаживший голову беглец.
- Ребята! Принимай пополнение,- отдал приказ совсем ещё юный начальник, и из кузова навстречу недавним пешеходам потянулись с десяток добрых и сильных рук, вдруг вспомнивших о своих, недоласканных и доверенных неизвестности (возможно, навсегда) детях.
       Благодарные путешественники с удовольствием уселись на пол грузовика, вытянув натруженные ноги, и расслабились под ласковыми взглядами попутчиков. И не заметили, что у ближайшего перекрестка развернулся и помчался назад грузовик, спасший их от лишних мозолей.
       Заняты были дети серьезным разговором с настоящими бойцами. Даже об оставленных матерях вспомнили – обязательно пошлют им фронтовые сообщения о себе с извинениями за побег. Все поймут родные – серьезна как никогда причина отлучки. И законные пассажиры грузовика были откровенно-заинтересованными: знали, что на душевные беседы мало осталось у них времени.
       И снова ясноглазый (уже нацепивший, за неимением  п о к а   пилотки, кепку на глаза) встрепенулся первым:
- А куда это мы? Это ж…
   Он не успел закончить - грузовик притормозил у знакомого здания правления совхоза им. Кирова,  директор которого (отец шустрого) уже ушел воевать, а его жена (мать говоруна, успевшего всё рассказать солдатам-попутчикам) напряженно вглядывалась в военный грузовик, заприметив в нём нестандартные для войны фигурки.
- Ваши? – лейтенант, вчерашний курсант, чётко вскинул  правую ладонь к фуражке.
- Наши-наши, - обрадовано-растерянно обронила она извиняющимся тоном и, обратившись к сыну, уже требовательно вопрошала:
- Что же ты опять удумал, сынок!? И друга подбил! Людей всполошил – отвлек. Разве так можно?..
       Но вопросы остались без ответа. Мальчика душила изнутри волна обиды на солдат и, особенно, на лейтенанта, которому он так поверил: думал, вместе повоюют. А тут! Нет, слёз крепыш, конечно, не показывал (ещё чего!), но глаза его таким укором преследовали офицера, что тот, облачённый, по тем временам, уже немалой властью, стал оправдываться-доказывать молча осуждавшему его мальчишке:
_ Пойми ты – убивают там! Успеешь – тебе жить надо. Мы же для этого и едем туда. А ты – живи. Успеешь….- он не смог договорить, застеснявшись всего того хорошего, что ещё могло вырваться наружу в ходе его первой и, наверняка, последней речи перед населением этого местечка (а   подтянулись уже многие, привлеченные видом служивых), как-то обречённо махнул рукой и, вскочив в кабину, излишне громко хлопнул дверцей и излишне резко крикнул водителю:
- Трогай, Коля!
       И, уже отъезжая, встретился снова с обиженным взглядом несостоявшегося рядового той страшной войны и почти шёпотом выдохнул:
- Прости, брат. Навоюешься ещё…
       И мальчишка, ещё не умевший прощать столь серьезных обид, но что-то прочитавший и вдруг понявший в прощальном взгляде « дяденьки», невольно схватился за козырёк и судорожно приподнял над головой свою походную кепку, резко махнув ею в сторону убегающего грузовика.
Видел ли это лейтенант?
       Лейтенант, шёпотом-оправданием которого нагадала-наворожила Судьба мирную, но нелегкую дорогу нашему герою, мальчишке, так и не попавшему на фронт…