Классическая ведьма из сказок, сгорбленная старуха в плаще с капюшоном. Вместо правой руки из рукава торчит толстая засохшая ветка, как на рисунках Гойя. К ней старомодной бельевой резинкой примотан блестящий ключик.
Старуха поднимает голову, медленно, невыносимо медленно. Вот-вот из-под капюшона выглянет лицо. Вот-вот они встретятся взглядом, и тогда произойдет что-то страшное, страшнее, чем смерть, неизъяснимо страшнее. От ужаса Андрей просыпается, но его сознание остается там, во сне, словно завороженное…
Андрей вскочил, облепленный простынями. Включил свет, но это не помогло. Старуха была где-то рядом, она караулила, когда Андрей моргнет, чтобы приподнять свой капюшон и встретить его взгляд там, под веками.
По пути на кухню, мучительно захотелось попить, он вспомнил – на резиночке ему в детстве крепили к запястью ключ от квартиры. В точности такой же плоский и блестящий, как во сне, сейчас ключи совсем другие.
Внезапно Андрей рассмеялся. Бабы Яги испугался, взрослый мужик! А вот ключик… Забавно, мозг не забывает ничего, самые незначительные картинки, звуки, эпизоды – они внутри на всю жизнь, они из глубокого подвала подсознания потихоньку диктуют свою волю, а наружу вылезают только по ночам, порезвиться.
Половина четвертого. Надо бы еще поспать, завтра трудный день. Андрей повертел в руках упаковку таблеток и забросил обратно в тумбочку. Толку никакого. Он улегся в постель с чувством обреченного смирения. Хоть часик бы суметь поспать спокойно!
***
…Он обнаружил себя сидящим на диване в пыльной гостиной, уставленной книгами на стеллажах. Это квартира, где прошло его детство, где затем доживала одинокую старость его бабушка, где тщетно пытался победить свою проклятую болезнь, закрывшись от всего мира, его сын. Жарко и пыльно. Андрей встает, выходит из старой хрущевки, он давно возненавидел это место, квартиру, ставшую склепом. Но кто-то знакомый, даже близкий, с лицом, искаженным до неузнаваемости, одна нечеловеческая гримаса за другой, берет под руку, ведет обратно, сопротивляться нет сил, они снова в комнате. Этот ужасающий незнакомец говорит, что теперь Андрей проведет здесь вечность, не всю жизнь, а гораздо дольше - всю вечность, он в ужасе, комната замурована намертво. Остается окно, он вырывается из чьих-то рук, сейчас или никогда, второй этаж, ничего страшного, разбивает стекла, прыгает. Внезапно под ним – бездна, огромная высота, дух захватывает от невесомости, долгое, слишком долгое падение, удар…
Тело во сне дернулось так, что подушка отлетела на тумбочку, опрокинув будильник и стакан с водой. Тяжело дыша, Андрей сел на постели. Половина пятого, уже светает. Он обхватил колени, уткнул в них голову и внезапно вспомнил, почувствовал, как когда-то, совсем ребенком, они именно так прятал от всех свое заплаканное лицо…
***
- Да чего толку от этого психиатра? Зачем-то в уши мне иглы колол, всякую хрень пытался внушить, мол, вообрази свои проблемы фильмом на экране, а потом телик мысленно выключи. Представляешь? Мысленно выключи, и нет проблем! Таблетки выписал, ни о чем, пустышка какая-то. И это лучший специалист в городе, вот так-то, сестренка!
Марина по-прежнему оставалась для Андрея младшенькой, несмотря на ее тридцать семь и двоих взрослых сыновей. Впрочем, выглядела она моложе. Вся в мать, азиатская кровь – стройная, черные кудри, смуглая. Андрей же, наоборот, пошел в отца – невысокий, плотный, уже изрядно облысевший. Чего уж там, хреново он выглядел последнее время, откровенно хреново.
- Бедный ты мой Андрюшенька…
Хоть и младшая, но интонации в голосе материнские, аж сердце защемило.
- Ну чем же тебе помочь, братишка ты мой лысый? Про церковь не заикаюсь, но вот, например, есть одна бабка в Атаманово…
Решительного жеста хватило. Все-таки, старший - он. Никакой мистики, бред это все, разводка. Что церковь, что бабки – две стороны одного суеверия.
Хотя… последнее время Андрей уже был готов допустить и сверхъестественное. Все до единого кошмары были, как говорится, основаны на реальных событиях, давно и прочно забытых разумом. Но в его мучительных снах все эти события, вещи, детали оказывались чудовищно искаженными, отвратительными, пугающими. Словно в фильме ужасов, который снял сумасшедший, злобный, но гениальный режиссер: все как в реальности, но все не то, чем кажется. Присутствие этого режиссера иногда словно чувствовалось за кадрами кошмара. А иногда Андрей мог поклясться, что ощущал это присутствие и наяву.
-А знаешь, что? Пошли с нами в Ергаки! Мы с Киреевыми и Дроздовыми идем, как тогда, в позапрошлом году, помнишь, классно же было! Пацанов наших возьмем, будет кому дров насобирать. Посидишь у костерка с Павликом, с Петей, горным воздухом подышишь….
-Когда идете?
-Через две недели ровно. Давай, у нас и палатка для тебя найдется.
-А что, мысль. Спасибо, Маришка, что бы я без тебя делал!
-Вообще под самый ноль бы облысел, Андрюшенька…
Попрощавшись с сестрой, Андрей пошел домой пешком. Начало лета, свежий вечерний город. А это мысль, это реально мысль. Только незачем ждать две недели. Он сойдет с ума, его сгрызут эти кромешные кошмары. Завтра… нет, завтра среда, надо плотненько поработать, а в четверг утром – в путь.
***
К экспедиции Андрей подготовился основательно, когда только успел? Паек рассчитан на три дня автономного похода. Воду можно пить из озер и ручьев, чистота первозданная. Палатка, спальник, топорик, спички – если не хватает опыта, здравого смысла с избытком, особых секретов в туризме нет. Никакого спиртного.
Впрочем, без ста граммов не обошлось. Вечером, после целого дня за рулем, Андрей успел-таки в баньку, что на турбазе. Пара часов крепкого пара, запруда на горном ручье, даже матерок на зубах застывает, райская купель. Ужин, пара рюмок под дымящийся борщ, сметаны, как обычно, две ложки с горкой. Он еле доплелся до кровати, провалился в темноту и проснулся на рассвете новорожденным ангелом.
…А день, судя по всему, обещает быть жарким! Андрей шел по тропе, не чувствуя тяжести рюкзака. Снова навстречу путники, славная тут традиция -здороваться со встречными. Улыбка до ушей, они-то уже возвращаются, а у него все еще впереди!
Зелень, первобытная, первозданная, насыщенная жизнью и солнцем. Жарки, колокольчики, другие цветы, названия которых Андрей не знал, пестрое платье Матери-Земли, Валентино и Гальяно курят в сторонке. Горные ручейки, вода, журчащие водопады, словн нетерпеливый подросток, трудно идти, когда можно бежать.
Солнце начало пригревать. Каждая капля пота, падая на влажную зелень, уносила с собой частичку ночных страхов. Андрей представил, это его воспоминания и кошмары выступают со лба, капают наземь, черными жуками разбегаясь в сочной траве, навсегда покидая его усталую голову.
В полдень Андрей уже был на Радужном. Здесь он намеревался провести свою первую ночь. Это еще не уединение, так, репетиция – палаток вокруг маленького озера уже стояло добрых три десятка.
***
Эйфория не отпускала. Прогулявшись пяток километров до Мраморного водопада и обратно,разгоряченный Андрей искупался в талой воде Радужного и внезапно осознал, что голоден.
Пока он копался в рюкзаке, размышляя, то ли ему поесть всухомятку, то ли уже развести костерок по-взрослому, где-то неподалеку зазвучал хомус. Неужели она еще тут? Отшельница, чье имя никто не знал, она каждое лето проводила в палатке возле Радужного, совершая по утрам живописные шаманские обряды, чтобы Спящий Саян продолжал оставаться в своем каменном сне.
Вообще-то, у нее была квартира в Абакане, где она зимовала на пожертвования. Туристы, которым она многозначительно открывала будущее, порой бывали щедры. Безымянную шаманку все называли «Отшельницей», но таковой она не была - с удовольствием общалась с любым своим гостем, при условии, что тот принесет хоть кусок хлеба, хоть банку тушенки.
В прошлый раз Андрей с друзьями стояли ниже, на Буйбинском. Так что, шанс пообщаться с легендой представился впервые. Он прихватил пару банок и шоколадку в подарок, заготовленный на турбазе бутерброд – для себя. Потому подумал и положил одну банку обратно – вдруг завтра жор нападет. При таких нагрузках немудрено.
Огромный тент, грамотно растянутый меж четырех сосен, идеальный квадрат, закрывал палатку, дощатый стол с парой скамеек, очаг, сложенный из камня прямо на земле, и даже походный туалет. По углам – каменные пирамидки, что-то вроде ритуального оберега, наверное.
Невдалеке от стоянки, на каменистой полянке, горел костер. Андрей подошел ближе. На огромных бревнах, у кого только сил хватило дотащить, расселось человек семь, пестрая компания, смех и прибаутки. Тощий седой мужик артистично рассказывал, с какими приключениями они спят ввосьмером в двухместной палатке. По другую сторону костра, словно отгородившись пламенем, на пеньке нога за ногу – она, Отшельница. Совсем не такая, какой ее представлял Андрей. Скорее приятная, чем симпатичная, то ли хакаска, то ли тувинка, он не различал. Маленькая совсем, худая. Едва за тридцать, по первому впечатлению. Одета обычно, как все туристы, ни халата, ни папахи, или что они там носят. Улыбчивая, жестикулирует, звонко смеется. Вот тебе и Отшельница.
Андрей аккуратно, не помешать рассказу, подошел, положил поодаль свои «дары», но так, чтобы хозяйка увидела, что не с пустыми руками. Обернулся, чтобы присесть, ее голос, внезапно. Строгий, жесткий: «Что же принес так мало, пожадничал? Все равно тебе много еды не пригодится!»
Андрей резко обернулся. Отшельница смеялась какой-то очередной собственной шуточке, как будто не она только что с ним говорила. Охота поболтать у костерка резко пропала. Что за трюки? Андрей посидел пару минут для вежливости, натянуто улыбнулся и тихонько отошел. Отшельница никак не отреагировала.
Да ну ее к чертям, ведьму недоделанную! Жадная какая! А может, просто померещилось… Андрей заметил, что жует на ходу свой бутерброд, рассмеялся и понял, что хочет поесть как следует. Костер, макароны с тушенкой, кетчуп из пластиковой упаковки, а вот соль забыл захватить. Ну и ладно, даже в раю совершенства не бывает, а тут рай, просто рай!
***
Начинался закат, удивительный, яркий, словно тысяча световых шоу. Неподалеку запели под гитару. Возле соседнего костра мужики смачно выпивали. Неожиданно Андрей почувствовал раздражение. Кто все эти люди? Как они могут заниматься этой суетой, когда все небо горит неповторимым, космическим светом? Завтра он точно уйдет подальше, к Параболе, к Озеру Духов, найдет место, где можно остаться один на один с этой красотой.
Андрей заснул с трудом. Ночь была беспокойной. Сначала тем обалдуям приспичило песни попеть заполночь. Потом, пристыженные соседями, они угомонились, и палаточный лагерь погрузился в тишину. Вот эта-то тишина и разбудила Андрея снова.
Он наблюдала за ним снаружи. Тишина. Ровно и безучастно, но от этого безучастия бегали мурашки. Андрей заставил себя выбраться наружу и огляделся. Мир вдруг снова наполнился звуками. Птицы проснулись, в костре потрескивал последний уголек. В ближайшей палатке шла недвусмысленная возня. Андрей зевнул, примерещится же! Спать, срочно спать…
***
В горах погода переменчива. Пересидев утренний дождик в палатке, Андрей вышел на перевал только в пятом часу вечера. Он пробирался по сплошному курумнику, серые камни в пленке кислотно-желтых лишайников. Кое-где пробивались мелкие кривые березки, в рост высотой. Отводя ветки от лица, Андрей вляпался в паутину, долго и брезгливо отряхивался, хорошо, что паук за шиворот не свалился, как однажды в детстве.
Андрея не покидал чувство, что он снялся с лагеря зря. Но небо просветлело, виды открывались фантастические. Он не стал спускаться в долину к озеру, где яркими точками пестрели палатки, и начал искать площадку возле перевала.
Место нашлось почти сразу. Идеально ровная, просторная поляна среди каменных россыпей. От вершины, верхней точки перевала – пара десятков метров. Утром он встанет пораньше и станет оттуда любоваться рассветом, точно-точно. Как раз вид на Пик Птицы, и сейчас-то глаз не оторвать, а утром будет просто сказка.
Тут, среди курумников, совсем негде было взять дрова. Андрей поел холодной перловки, банку смял и обратно в рюкзак. Что же, уединение требует жертв. Он сказал это вслух и поежился. Какие к чертям жертвы? Откуда взялась тревога? Он тут совершенно один, наедине с собой, и он должен хорошенько отдохнуть перед самым красивым зрелищем в мире.
Заколачивая колышек, Андрей уловил за спиной какое-то движение. Мгновенный холод. Он резко обернулся, где-то там, слева, между камней. Ничего. Он утер внезапный пот, что за ерунда, может, зверек какой, лисица там или бурундук.
Смеркалось. Андрей никак не мог заставить себя забраться в палатку. Он закутался в спальник и сидел перед входом, часовой своего проснувшегося страха. Сон никак не шел. Свернуть палатку и вниз, к людям? Пока Андрей молча спорил сам с собой, ночь окончательно спустилась, прозрачная, звездная. Идти поздно, можно ноги по камням поломать.
Тишина звенели и вибрировала. Звуки из долины давно умолкли. Внезапно Андрей почувствовал усталость, серую и холодную. Глаза слипались. Будь что будет. Он забрался в палатку, пытаясь внушить себе, что ее стены из прочного бетона, замкнул молнию, положил рядом топор и лег.
***
Едва задремав, Андрей тут же подскочил. Оно было совсем рядом, за тонкой тканью стенок. Вся тьма этой ночи сконцентрировалась, сгустилась в омерзительный клубок, он плотоядно шевелился возле палатки.
Все кошмары, все его видения, каплями пота разбежавшиеся давеча по траве, нашли друг друга, слились, совокупились в этом мрачном облаке.
Андрея затрясло. От ужаса свело все тело. Он замер, затаил дыхание, но что толку? То, что готовилось напасть снаружи, отлично его видело, чувствовало, знало о нем все.
Первый луч рассвета коснулся полога палатки. Внезапно отпустило. Он не будет ждать внутри. Андрей тихо привстал, повернулся к выходу. Осторожно, аккуратно, в палатке он уязвим, надо биться снаружи. Отсчитав до трех с половиной, он схватил топор, рванул молнию и выпрыгнул по диагонали, в сторону.
Все безумие его бессонных ночей было сконцентрировано в неописуемом клубке черноты. Все кошмары, начиная с первых детских страхов, клубились в животном безумии. Андрей снова оцепенел. Боль в фалангах, руки сжали топор, бесполезное оружие.
Внезапно темнота сконцентрировалась почти в точку, метнулась под ноги Андрею. Он инстинктивно отпрянул, но атаку отразить не успел. Что-то впилось в запястье левой руки, боль пронзила до плеча. Андрей замахнулся было топором, но понял - нужно другое оружие. Черным браслетом в запястье впился огромный отвратительный паук, мертвая хватка, он прокусил вену и пьет кровь.
Рыча от боли, Андрей рванулся в палатку, схватил свой любимый походный нож, швейцарский сувенир. Боль, рука дрожит, он попытался сковырнуть паука, но чем сильнее он давил, тем крепче впивалась черная тварь. Почти обезумев от ужаса, Андрей вогнал нож в ткани руки, пытаясь подцепить снизу. Бесполезно.
И вдруг – мысль, он кинулся к большому плоскому камню, наковальня, подставка. Перехватив нож лезвием вниз, Андрей с размаху, колющим движением начал бить по скрипучему панцирю твари. Та отвратительно запищала, ослабила хватку. Андрей отдышался, прицелился и вонзил нож точно между сочленений. Паук забился в конвульсиях и внезапно стал растекаться черной лужей. Исчез, растворился в крови, сам стал кровью, залившей камень, стекающей на землю черными, неестественно черными змейками.
Запястье было разорвано до костей, кисть безвольно свисла и онемела. Боли не было. Удивительно легко и спокойно. Андрей покачнулся и понял, что встать уже не может.
Вершина была совсем близко. Сначала он шел на коленях, потом полз. Там, за перевалом, разливался неописуемый лиловый огонь, очистительный огонь рассвета.