На золотом краю России - 29
На золотом краю России,
За далью половецких веж -
Мой инкубатор самостийный
И родина моих надежд.
Не будет воды – не научишься плавать. Не будешь тонуть – не ускоришь процесс. Я тонул и научился держаться на воде.
Уруп, как и другие северокавказские реки, быстр и коварен. На перекатах он мелок и почти безобиден. А вот на поворотах и излучинах – опасен. Сильный напор стрежневой воды вымывает берег, рушит деревья. На этих изгибах реки образуются донные ямы, которые «кипят» котлами и водоворотами. Вот в одну такую яму и попал я из любопытства.
- Николай! – заорали брату, лежащему на берегу.– Твой братыш тонет!
А я бил руками по воде, грёб по-собачьи – спасался. А водоворот тащил меня ко дну, в яму. Я схватывал дыхание, хлебал серую воду Урупа и уверенно шёл ко дну. Откуда мне было знать, что через двадцать метров меня вынесет на мелководье?
Николай вытащил меня, дал подзатыльника (на «нахаловке» жалеть не принято).
- Другой раз утонешь, не приходи домой, - повторил он «нахаловскую» шутку.
Всё. Плавать меня больше не учили. Я сам находил места, где можно было научиться плавать, не утопая, и… поплыл, в конце концов: и по-собачьи, и по-девчачьи, и «саженкой», и на спине, и на боку, и даже вертикально, работая только ногами.
А тонуть – ещё раз тонул.
В этом месте Кубани мы никогда не бывали, по крайней мере, я не помню. Купались. Играли. Вода спокойная у пологого берега на излуке. Стали выбираться на берег – не получается, не пускает вода. Мы от берега-то в пяти метрах, а не доплыть.
И «котла» вроде бы, так, зыбь на поверхности, но вода не пускает и держит, как магнитом. Мы стали понемногу паниковать и тратить попусту оставшиеся силы. Я применил испытанный приём: нырнул на дно и по дну пополз к берегу, так мне казалось. Но подводное течение развернуло меня на сто восемьдесят градусов и когда я выплыл наверх, чтобы схватить воздуху, то оказалось, что я плыву к середине реки, удаляюсь от близкого берега. Но из ловушки я выбрался.
- К берегу греби! К берегу! – кричал мне парень с близкого берега (откуда он взялся?)
А у меня сил не было бороться.
- Держись! Не спеши! Сейчас тебя снесёт к берегу.
На повороте меня действительно вынесло на берег. Я, шатаясь, выбрался на гальку. Сел. Сил не было. А парень вытаскивал пацанов. И вытащил. Спасибо ему вечное.
Конечно, парня стимулировала девушка, с которой он пришёл на берег Кубани. Такая хоть для кого могла быть стимулом. Девушка оказалась Юлькой Котляровой, дочерью дядь Жоры, а значит – моей сестрой. Надо сказать, что у Юльки была выдающаяся, как бы это сказать… Общим, куда там Анфисе Чеховой вместе с Семенович. По сравнению с Юлькой – они первономерные, пионерки 6-го класса. Даже стресс, в котором мы пребывали, не затмил выдающиеся природные данные Юльки, все их заметили. Уже по пути домой кто-то из пацанов сказал, обращаясь ко мне:
- Ну и буфера! У Малинки вашей меньше.
Малинка – это наша корова, которая давала пятнадцать литров молока.
Вспомнил ещё один случай.
Мы часто совершали походы в горы, на «кутан». Нравилось там. Других гор мы не видали. Хотя – нет, видали. Если утром в ясную погоду глянуть с кручи от дома Мушенковых в сторону Кавказского хребта, то можно было увидеть белую вершину Эльбруса в лучах восходящего солнца. Но это – недостижимые, нереальные горы, а наши – вот они.
На горах мы лазили по скалам и пещерам. С нашей кручи видна и самая высокая из скал, которую мы покорили. Она представляла собой вертикальную сорокаметровую стену с многочисленными выступами и углублениями. Когда я, обмирая, забрался на её плоскую вершину, я понял, что боюсь высоты. Даже с балкона девятого этажа смотреть вниз мне страшно.
Там на горах я обнаружил ещё одну свою фобию: я боялся заходить (заползать) в узкие и низкие пещеры. Очень боялся. Когда я увидел на ВДНХ в павильоне «Космос» кабину корабля «Восход»(?) в натуральную величину с тремя космонавтами, мне стало плохо. Я представил этих трёх ребят, лежащих-сидящих внахлёст, как карты, в тесном пространстве кабины, недвижно, не по-человечески – жуть… Страх и жуть.
Потом по жизни стало ясно, что у меня не только клаустрофобия, но и боязнь больших пространств воды.
Так вот: о том, как я ещё раз выплывал из Кубани.
Договорились мы с пацанами идти на горы. Каждый берёт себе поесть и приходит к двенадцати часам на 20-ю линию. А тут мать с отцом решили идти после обеда на прополку кукурузы. Ну, и, естественно, нас с Толиком подрядили. Как быть? Мы ушли на 20-ю линию – дело чести.
Через Кубань каждый переплывал самостоятельно. Только один раз, помню, мы взяли с собою горбатого Юру Ханбекова (он впоследствии стал чуть ли ни главным бухгалтером мясокомбината). У «ханбека» был фотоаппарат и он должен был запечатлеть наши подвиги на «кутане». Поэтому его через Кубань переправляли на накаченной автомобильной камере.
Мы были ещё на горах, когда гудок мясокомбината известил нас: уже четыре часа вечера. Значит, родители ушли без нас на прополку и нам с Толиком предстоит трёпка.
Где-то в половине пятого мы вышли к берегу Кубани. Вот тебе на! А Кубань-то поднялась и продолжает прибывать: пену несёт с бешеной скоростью. Мы собираем всю одежду, сворачиваем её и закрепляем на головах тех, кто лучше плавает. А мне поручили ещё и сумку обувью: педполагалось, что плыть я буду на боку и грести одной рукой.
Вода была холодной и после середины реки мне свело судорогой одну ногу. Надо было бы щипнуть эту ногу, да как? Я терплю и гребу изо всех сил. Но сводит судорогой и другую ногу. Н е до геройства тут. Я зову брата Толика: он уже выплыл на берег. Обидно: до берега опять метров пять! Толик бросается ко мне, а я роняю сумку с обувью в воду. Брат забирает у меня сумку – я спасён.
А дома…
Когда мы добрались до дома, начался дождь. (Вот почему поднялась Кубань!). Толик, хитрец, собрал во дворе бельё с верёвки и занёс в дом. А потом вышел. Толик отправился чистить коровник (добровольно! надеясь на снисхождение), а я потоптался на крыльце, да и вошёл в дом. Мать выпроводила соседку и спросила у меня:
- Где Толик?
- У коровы чистит.
Она вышла во двор, поискала брата, не нашла и я получил компенсацию за прополку в двойном размере.
… Когда вечером у Толика спросили, где он был, тот ответил:
- Сидел на вишне в конце огорода.
- Под дождём?
- Ага.