(Владимир Бабич - от роду 10 месяцев, фото сделано 10 мая 1941 года)
Зима 1942 года была необычно холодной. В городе Сталино морозы доходили до 41 градуса по Цельсию. На улицах замерзали не только жители города, но и немцы с румынами. Каждое утро трупы собирались и вывозились на санях за город в братскую могилу. В семьях Евгении и Анны заканчивались продукты питания. Анна с мужем, четырёхлетним сыном Юрием и с Мокрыной уехали на запад в поисках работы, жилья и пищи.
Александр взял саночки и повёз носильные вещи по сёлам области для обмена на пищу. Дома осталось ведро семян подсолнуха, а кроме этого в доме не было даже крошки хлеба. Около недели отсутствовал Александр. За это время Евгения источила о семечки передние зубы – надо было кушать самой и накормить сына.
– Не замёрз ли Саша? – задавала она вопросы знакомым.
– Не волнуйся, твой Сашка ходит так быстро, что его не догнать. Не замёрзнет он, – слышала она в ответ.
Пришёл муж, принёс немного еды – на неделю хватит, а дальше что?
– Всё, Женя, моё время кончилось. Пришло твоё время. Теперь ты решай, что надо делать. Спасай семью!
Александр переложил на плечи Евгении груз ответственности – надо действовать. Собрали нехитрые пожитки, которые поместились на саночках, сверху вещей усадили сына и пошли по заснеженной, морозной степи на запад в поисках судьбы. В путь отправились в среду 23-го января 1942 года. На третий день, в пятницу 25 января после обеда начался обильный снегопад. Снег валил с неба крупными хлопьями. Начало быстро темнеть – не видно стало дороги. Ветер уже не дул в одном направлении, а крутил и закручивал снежные вихри вокруг путников. Путники потеряли ориентировку и не знали, в каком направлении надо двигаться.
– Не будем же мы стоять и ждать погоды. Давай двигаться, стараясь придерживаться прямой линии. В конце концов, мы выйдем на дорогу или к селу, – сказал Александр.
С правой стороны послышался лай собаки. Пошли на голос, и вышли к хозяйской постройке. Здесь и остановились. За три дня по снежной степи они прошли более ста километров. Евгения с мужем оказалась в девятой немецкой колонии (немецкая колония №9, «Reichenberg»; Bogaiowka, Богаёвка, Богатовка, Богдановка; Розовский район, Запорожской области). Здесь был старостой немец-колонист, хорошо знающий Гузя Ивана Карповича, отца Евгении. Евгению с сыном и мужем поселили в тёплую хату, и предоставили работу на птицеферме, а Александру предложили работать на конюшне. Настали спокойные, тёплые, сытые дни.
У Владимира было золотое время раннего детства. Время, когда нормальный ребёнок не знает, что такое «плохо» и что такое «хорошо», поэтому все события он воспринимает как естественную необходимость. Время, когда нормальный ребёнок не знает, что такое страх и не имеет понятия «боюсь». Нормальные дети такими рождаются – бесстрашными и свободными. Спустя год-два после рождения нормальных детей родители и окружающая среда будут нормальных детей превращать в ненормальных – учить их бояться и приучать их к зависимости и раболепию, ибо нужны рабы земным господам и рабы «божьи» в салоны Сатаны.
Владимир любил мёд, сало, вареники, парное молоко и сырые куриные яйца. Однажды Евгения вместе с сыном была в гостях у старосты села. Услышав, что Володя любит яйца, староста внёс ведро яиц в комнату и поставил их перед ним. «И-и-и-ах!» – воскликнул малыш, захлопал ладонями и бросился к открывшемуся перед ним богатству. Без хлеба и соли он выпил подряд десять яиц.
Евгения никогда не видела слёз на лице у сына. Он был серьёзным, или мог смеяться, или же на лице у него появлялась ироническая улыбка. В таком случае он улыбался правым уголком рта, в то время как левая сторона лица его была серьёзной.
В тёплый весенний день Евгения повела сына на конюшню, где работал её муж. У Володи на ногах были чёрные туфельки и белые носочки. Одет он был в чёрные короткие штанишки на подтяжках и в белую рубашечку, а на голове у него была чёрная пилотка с китицею из красных ниток. Сын увидел лошадей и бросился бежать к ним. Он подбежал к жеребцу и обнял его за ногу. Родители Володи и конюх замерли в испуге. Этот жеребец никого к себе не подпускал, бил людей ногами и кусал зубами, даже конюхи его боялись. Ничего страшного не произошло. Володя гладил руками ноги жеребца, а жеребец обнюхивал его, мягкими губами прикасался к его лицу, и осторожно переступал ногами, между которых бегал малыш.
Александр любил свою жену, но стеснялся того, что был моложе её на три года. При замене документов он исправил год рождения жены, сделав её своей сверстницей. У Александра с сыном была взаимная любовь и настолько сильная, что удивляла людей. Владимир всё старался делать так же, как делал отец. По утрам он требовал, чтоб его раздели до пояса, затем он становился рядом с отцом умываться. Володя, широко расставив ноги и вытянув вперёд руки, подставлял их под струю воды, которую сливали с кружки. Вода лилась между ладоней, а Володя громко фыркая, как отец, сухими ладонями умывался.
В более полной мере женщина начинает понимать мужчину, наблюдая за взрослением своего сына. Ваши дети – ваши судьи, ваше страдание и ваше наказание. Ваши дети будут нести тяжесть ваших грехов. Не могут ошибки родителей не отразиться на судьбе их детей. Не может супружеская неверность не отразиться на судьбе детей – это естественный закон. Не допускайте того, чтоб у ваших детей был неродной отец, ибо грех этот Небеса не прощают никому.
В жаркий летний день после обеда сгорела конюшня с большими запасами фуража. Вечером староста пригласил к себе Евгению:
– Я знаю, что это сделал твой муж, но улик нет. Две силы столкнулись в смертельной схватке. Обе силы ведомы Великим Зверем. Это делается для того, чтоб привлечь на свою сторону как можно больше невинных людей, ибо на какой бы стороне люди не воевали, они всё равно будут воевать на стороне Сатаны. Любой исход этой схватки приведёт к победе Великого Зверя над человечеством, а армия его увеличится многократно. Нехорошо поддерживать любую из этих сторон. В любом случае результат будет плачевным.
Староста подал Евгении пачку немецких марок:
– Вот тебе деньги. Через день-два сюда приедет комиссия. Твоего мужа могут расстрелять. Пусть твой муж возьмёт ночью лошадь и телегу. Он знает, какую лошадь надо взять. Уезжайте немедленно. Я постараюсь сделать так, чтоб вас не разыскивали. Проедете километров двадцать и отпустите лошадь – она сама вернётся назад.
Ночью Евгения с мужем и с сыном покинула гостеприимное село. Они приехали на железнодорожный разъезд «347-й километр». Здесь уже жила Мокрына с дочерью Анной, зятем Иваном и внуком Юрием. Иван Данилович Моисеенко работал на железной дороге. Жили они в бараке из шпал.
Барак был построен на два хозяина и находился рядом с железнодорожным переездом. Одна половина барака, в которой поместились семьи Анны и Евгении, выходила торцевой стороной на восток. Здесь, рядом с бараком пролегала грунтовая дорога, ведущая на переезд. Вторая половина барака выходила на запад к огородам, которые находились между двух лесопосадок. Сени были посреди барака. Печь с грубой разделяла жилое помещение на две половины.
В первой половине спала Мокрына. Здесь была кухонная плита, и эта половина служила кухней. Два окна выходили во двор, а между окнами стоял стол и два стула по бокам стола. Вдоль торцевой стены стояла кровать, на которой спали Анна с Иваном Даниловичем и с сыном Юрием. Возле тыльной, северной стены барака стояла кровать, на которой спали Евгения с мужем и двухлетним Владимиром. Для Владимира этот разъезд стал второй родиной. Здесь пройдёт всё его детство.
Место здесь довольно пустынное. На восток в десяти километрах находится разъезд «357-й километр». В пяти километрах на юг от разъезда «357-й километр» расположено село Темрюк. В десяти километрах на восток от разъезда «357-й километр» – станция Розовка. На юг от разъезда «347-й километр» есть село, но за двенадцать лет жизни, которые прожил на разъезде Владимир, никто из разъезда в том селе не был, как не был на разъезде и никто из этого села. Были там села: Сухое, Водяное, Грушовое, но в период с 1960 г. по 1976 г. множество небольших сел бульдозерами было уничтожено, а затем распахано под посевы.
В двенадцати километрах на запад от разъезда «347-й километр» находится железнодорожная станция Царе–Константиновка, которая затем будет переименована и названа «Камыш-Заря». А вот на север от разъезда населённых пунктов больше. В километре от разъезда «347-й километр» – третье отделение зерносовхоза «Азов» (в настоящее время - село Руденка). Здесь есть: медпункт, клуб, магазин и начальная школа. На запад от совхоза – село Красное, а на север – село Очэрэтувата. На северо-восток от совхоза – хутор Чистополь. Все они находятся в километре от совхоза. За Чистополем – село Вершина. От разъезда до Вершины семь километров. Через Вершину проходит шоссе «Запорожье – Пологи – Розовка – Мариуполь». Село Вершина находится на левом берегу степной речки, а на правом берегу расположена 12-я немецкая колония (Кайзердорф). Все вышеперечисленные сёла расположены в долинах маленьких степных речушек, которые соединяются и образуют реку Гайчур. Река Гайчур впадает в реку Самара, а Самара впадает в реку Днепр.
Поздно вечером я ложусь в постель, а мои родственники желают мне доброй ночи:
– Володя, спокойной ночи!
– До коти ноти! – весело отвечаю я.
Когда я лежал в кровати рядом со своим отцом, я был безмерно счастлив, и я это хорошо помню. Мой отец с дядей Ваней работал на железной дороге. Иногда отец уезжал по делам куда-то далеко. Я об этом знал. Иногда, в таких случаях, дабы услышать мою своеобразную детскую речь, тётя Аня спрашивала меня:
– Володя, а где твой папа?
Я отвечал:
– Папа, но-о-о хабе хайда.
Следовало это понимать так: «но» – лошади; «о-о-о» – далеко-далеко; «хабе» – «цоб-цабе» на быков, то есть «ехать»; и «гайда» – путешествовать, бродить. Как видите, выражение довольно понятное: «Папа уехал на животных далеко». Я выражался своеобразным языком, но взрослым было всё предельно понятно. Моя речь их очень забавляла. В принципе моя детская речь довольно точно соответствовала древнему языку южных украинцев. Слово «гайда» – деловое путешествие, слово «байда» – бродяга-бездельник, слово «вайда» – цыганский барон, тоже бродяга и бездельник. В то время в Украине довольно часто можно было услышать обращение к бездельнику или бродяге: «Чого ти байдикуєш?».
Спустя две недели по приезду на разъезд, за те деньги, которые дал Евгении староста немецкого села, Александр купил пять ульев. Их поставили возле лесопосадки. Меня маленькие домики чрезвычайно заинтересовали. Я отправился к ним. В этих домиках жило огромное количество красивых существ. Они очень деловиты, летают и издают мелодичный звук небесной симфонии – серьёзные, красивые и милые создания! Но вот проблема – у домиков маленькие двери, а пчёлы лезут в улей и из улья, толкаясь и мешая друг другу. Ну, как им не помочь! Я нашёл на земле две палочки, подошёл к улью, присел возле него и попытался палочками расширить для пчёл проход в улей. Увеличить проход мне не удалось, зато среди пчёл началась суматоха. Пчёлы перестали производить небесную симфонию. Издаваемый ими звук стал звонким и злобным. Затем они со всех сторон атаковали меня. Я вынужден был защищаться. Я приподнялся, повернулся к улью спиной и сел на леток, закрыв своим задом пчёлам выход из улья, после чего я закрыл палочками свои глаза – так и сидел, а пчёлы жалили моё лицо и руки безжалостно, но я не плакал.
Послышался громкий мужской голос:
– Сашко! Забери своего пасечника. Твой сын хозяйничает возле ульев!
Отец меня забрал, а что было дальше – я не помню. Помню только, как я проснулся после пчелиной экзекуции. Я проснулся, но меня окружал розовый туман, через который ничего не видно. Я слез с кровати и повернулся к окну, но всё равно ничего не было видно. Тогда я поднял правую руку к лицу и двумя пальцами открыл правый глаз. Возле стола сидела тётя Аня и что-то шила. Тётя Аня посмотрела на меня и спросила:
– Володя, что с тобою произошло?
– Медя касясь! – объяснил я ей вкратце причину ситуации, в которой оказался.
То, что пчёлы производят мёд – я знал, но не знал о том, что пчёлы кусаются. Меня несколько лет после этого называли не Володей, а «Медя Касясь». Таким образом, я отметил своё двухлетие. Никакой трагедии со мною не произошло. Любовь моя к пчёлам не изменилась. Они для меня так и остались небесными созданиями, а небесная симфония, исходящая от пчёл, была наилучшей музыкой для меня.