Военное детство. Скорей бы кончилась война

Инна Крутикова
     Отчётливо помню 22 июня 41 года. Яркое летнее утро, играем в куклы с подружкой Тамарой (ей 8 лет), расположившись на полу у соседей. Над нами тарелка радио, поют бодрые весёлые песни, даже помню слова: «Ветерок весенний чистый, загораются огни, на советского танкиста, на советского взгляни». И вот голос Молотова: «Граждане и гражданки Советского Союза…». Обращение необычное, оно многих удивило. Казалось, что война будет недолгой. Война – как это интересно! Если немцы вдруг придут сюда, организуем пионерский партизанский отряд.
     Понимание, что война – это страшно, приходит скоро. Через несколько дней приезжает тётя Тася, рассказывает об ужасах бегства от самой границы на грузовике под обстрелом немецких самолётов.
     Мужчины получают повестки, уходят на фронт. Уходит на фронт сосед Юра Чаловский, заводила всех игр на улице. Он так и не вернулся.
     До сих пор вижу как сейчас обоз первых мобилизованных, он протянулся по всей Советской улице. Никак не могу забыть две подводы, на одной – трое, мужчина, женщина и подросток, женщина голосит: «Что же ты хозяина такого молодого оставляешь!». На другой телеге мужичок, убитая горем, молчаливая, уставшая реветь бабёнка, и с ними куча ребятишек – мал мала меньше. Едут, едут, поют пьяными голосами, играет гармонь, плачут…
     Нас собирают в школу, изучаем противогаз, маршируем в противогазах. По радио слушаем каждый день, что ещё оставили немцам. Появляются первые раненые, на улицах роют окопы. Много эвакуированных. На уроках учительница нам много читает, в основном книги про войну. Особенно запомнилась повесть «Радуга» Ванды Василевской. Хлеб выдают по карточкам, детям и иждивенцам по 400 г. на день. Вся жизнь разделилась на два времени – до войны и сейчас.
     Особенно тяжёлым было лето 42 года. В июне и июле питались щавелем, перерослой рассадой, которую отдала одна из огородниц, и грибами. Грибы на завтрак, на обед и на ужин. Утром до работы идёт в лес моя тётя, после работы идём вместе. Бабушка печёт лепёшки из картофельных очисток и «колоколины» (остатки коробочек льна). По карточкам летом 42 года дают по 200 г. молотого овса. Город варит овсяные кисели, в хлебном магазине идёт оживлённое обсуждение – какой хороший, густой и вкусный овсяный кисель. Видимо с тех военных лет у меня хороший аппетит и бережное, серьёзное отношение к еде, не скажу, что культ еды, но уважение это точно. Я никогда не позволю себе выбросить чёрствый кусочек хлеба на улицу.
     Провожаем на фронт учителей, ушли: директор, завуч, учитель математики, немецкого языка. С войны вернулся только директор Алексей Иванович Рыбин, он стал кадровым военным.
     Собираем продукты и вещи для посылок на фронт, деньги на танковую колонну, на самолёт «Комсомолец». Большинство живёт трудно, бедно, но никто никогда не отказался. И все думали, желали, верили и ждали – скорей бы кончилась война!
     В школе зимой холодно, частенько сидим в пальто. Раз в неделю пилим дрова, наш класс пилит по вторникам после уроков. Это все три года войны. Но не только пилим дрова, но и заготовляем. Помню, за мостом на берегу Светицы старшеклассники  рубят лес, а мы, мелочь, пятиклассники возим брёвнышками на саночках по льду по реке до школы, или возим дрова из леса от деревни Петряево за 3 километра по насту, собираемся на работу к школе к 7 часам утра, а потом в школу ко 2-му уроку. Директор школы Валентина Фёдоровна Иванова умела создать настрой, поднять нас на любое дело, нужное для фронта, для победы.
     Появляются раненые, они лечатся на нашем курорте солёной водой, ваннами. В школе появляется раненый военрук, Сергеев Павел Васильевич. Он нам сразу понравился, просим рассказать о войне. В школе он нашёл своё место и на последующие годы, став одним из любимых учителей. Изучаем на уроках военного дела огневую и строевую подготовку. С пятого класса у нас теперь женская школа, учатся одни девочки, и пятибальная система. Теперь нет отметок «отлично», «хорошо», «посредственно», «плохо» и «очень плохо» – теперь 5,4,3,2,1. Уроков в 6 классе задают много, особенно на выходные, а в 7 классе сдаём 12 экзаменов, по русскому письменно диктант и изложение, и даже сдаём военное дело. Помню досталось: взаимодействие частей винтовки во время выстрела.
     Война, голодно и холодно, но детская душа хочет праздника. С малышами летом в праздничные дни водим хороводы.
     До войны мне всегда ставили новогоднюю ёлку и было много ёлочных игрушек. Наступал Новый 1942 год. Я поняла, что сама должна позаботиться о ёлке. После уроков, взяв с собой двух Тамар первоклассниц (а я в третьем классе), вооружившись топором, отправились в ближайший лес – «Жуковку». Долго искали в сосновом лесу ёлочку, стало темнеть, снегу – выше валенок. Поняла, что ходим по кругу. Тамары начали хныкать, затем громко заревели. Не показываю виду, что мне тоже страшно, в декабре темнеет рано, а в лесу и подавно. Иду впереди, успокаиваю, что сейчас выйдем на дорогу. Услыхала лай собак, поняла, в какой стороне город, повела девочек прямо по снежной целине, и вскоре мы увидели огни, и вышли на дорогу. Домой пришли без ёлки. Но в следующий раз нашли густую ёлочку у дороги и вместе с Тамарой с большим трудом её срубили. И всё-таки каждый год мне удавалось добыть и нарядить ёлку и сделать маленький праздник. Когда в 46 году я закончила школу и стала студенткой, тётя Тася сказала: «Ты теперь большая, хватит наряжать ёлку, тем более, что есть возможность удачно продать игрушки». Я не возражала, и нашла это вполне справедливым. Мне стало отчётливо ясно, что детство закончилось. Закончилось без мамы. Мама на Урале отбывает 8 лет по 58-й статье. Тогда я почувствовала себя взрослой, мне 15 лет. В войну взрослели быстро.
     В конце 42 года в классе появилась девочка-блокадница Вера Борисова. Она сидит весь день, не вставая, на задней парте в длинной юбке до пола, чтобы скрыть ноги, такие страшно худые. Вера ни с кем не разговаривает, её не вызывают к доске и не спрашивают. Помню её тёмные большие неподвижные глаза. На следующий год она в школе не появилась. Жива ли ты, Вера?
     Тетрадей не выдают, чернил нет. Кончились химические карандаши, из которых можно было делать чернила. В 6 классе делали чернила из сажи и из свёклы. В 5 классе выдали одну тетрадку 12 листов по всем предметам на целый год. Нашла в чулане книгу о бухгалтерском учёте, где много среди строчек и таблиц свободного места. Пишу в ней. У книги толстый, твёрдый зелёный переплёт. Девочки смеются: «Инна, это у тебя библия». Учебников тоже не выдают, готовальни нет, на рынке она дорого стоит. Летом собираю чернику, меня в лес берёт соседка Трофимовна. Ягоды – на продажу. Самые лучшие, самые красивые помидоры тоже продаю на «Хитром рынке». Деньги – на учебники. Только перед 7 классом я смогла купить готовальню и все учебники. Теперь у меня есть всё для учёбы, я рада!
     В 6 классе ношу пальто, купленное ещё в 1 классе. Девочки невесело шутят: «Это у тебя не пальто, а жакетка с короткими рукавами».
     Летом дел много. Город развёл коз. Вся ребятня пастушит. Нас целая группа. Пасём с утра и потом после обеда. Если хочешь выходной – запаси корм (траву или ветки). В августе появляется ботва в огороде, пасти можно реже, но нужно и на зиму веников заготовить. Помню, как режет верёвка плечи от ноши, а нести из-за Носкова, 2-3 километра.
     Особо расскажу о козах. Я пасла свою и квартиранткину. Наша коза Альма – особа вредная, упрямая и малоудойная, а квартиранткина Роза – смирная, послушная и удойная. Роза щиплет усердно траву, а Альма стоит, смотрит по сторонам и ждёт, что её накормят.
     Когда мне было 11 лет, и я повела её пасти, она заупрямилась, стала бегать вокруг меня на верёвке, обмотала ноги, дёрнула, я упала, и она протащила меня по земле метров 200. Году в 43-м мы с ней расстались и оставили «на племя» её козлёночка, беленькую комолую козочку – Билю. Биля – моя воспитанница, я её кормила, пасла и доила. Она была привязана ко мне, полностью слушалась и выполняла мои команды, ходила со мной без верёвки. У нас была игра: Я поднимала кисти рук чашей, говорила: «Играй!», и Биля в прыжке укладывала свою комолую головку мне в руки. Выполняла команду «Бодай!» и в прыжке на задних ножках устремлялась на кого-нибудь, все её боялись и разбегались, хотя она никого никогда не боднула и не обидела, просто забавлялась. А команда «Беги» однажды очень пригодилась. Мои друзья-пастухи не уследили своих коз, и козы зашли на зелёный клевер. Это заметил сторож и начал хватать коз всех подряд: и кто на клевере, и кто в кустах. Всех, кроме Били, забрали и увели в милицию (в том числе и мою подопечную Розу). А Биля, услышав мою команду «Биля, Беги!», дала дёру и осталась единственной свободной. С рёвом возвратились домой, а потом хозяева коз ходили в милицию выручать всё стадо.
     Когда я начала работать и жила уже не дома, с Билей расстались, её закололи. На мой вопрос: «Где Биля?», сказали, что продали в деревню, чтобы меня не огорчать.
     В дождливые дни собираемся у соседей в светлом коридоре, играем в карты (в «короли», в «дурака»). Я из дедушкиных старинных визитных карточек нарисовала колоду карт. Читаем вслух по очереди повести Тургенева, слушают все внимательно, особенно понравилась повесть «Вешние воды».
     Летом 42 года с бабушкой ходили «менять». Квартирантка удачно выменяла на масло нитки «мулине». У нас обнаружился после умершего дедушки запас табака «махорки»; сохранился небольшой довоенный запас сахара кускового, килограмма 2-3. Собрав всё это и кое-какие вещи, мы с бабушкой ходим по окрестным деревням и предлагаем свой товар в обмен на крупу, муку, печёный хлеб (в общем, что дадут). Сахар, в отличие от табака, брали очень неохотно. Однако, когда в школе собирали посылку на фронт, бабушка, не задумываясь, отсыпала мне в кулёчек из своих скудных запасов стакан муки на печенье для бойцов.
     Главной заботой было – прокормиться, картошка была самым важным продуктом, а весной 42-го её было очень мало, весной ведро на посадку стоило 500 рублей, это примерно 2 тётины зарплаты или 27 бабушкиных пенсий. Решили раскопать в поле 2 грядки, копали целину, засадили верхушками клубней. Одну грядку у нас осенью украли, выкопали полностью. Очень было обидно, до слёз.
     Главное чувство – чувство голода, главное желание у всех – скорей бы кончилась война. И это звучало как заклинание – скорей бы кончилась война!
     В холодные военные зимы было туго с дровами, с тётей Тасей дрова возим из леса на саночках. Находим сухары, рубим их и везём, я саночки подпираю сзади, но часто она ездила и одна. Тогда она простудилась и всю остальную жизнь кашляла.
     А вечера были тёмными и холодными, дрова берегли, дрова дороги. Освещались коптилкой: ею служил пузырёк из-под вазелина с фитильком из ваты, горючее – керосин. Стояла коптилка на чугунной ступке высотой 15-20 см, вокруг неё большой тёмный круг – тень с большую тарелку. Неосторожно перевернёшь страницу – коптилка гаснет, а спичками тоже не разбрасывались, зажигали лучиной от печки, если она топилась. Не здесь ли корни моей близорукости.
     Вспоминая военное детство, своих родных, друзей, одноклассников, понимаешь, что война воспитала нас, научила довольствоваться малым, стойко встречать жизненные трудности, и неудачи, научила надеяться только на себя.
     Помню осенью 43 года бабушка заболела, выбежала утром босая в огород по холодной росе. Разболелась и опухла нога – закупорка вен. Фельдшер назначила леченье – не помогает! Тётя пошла к врачу домой, это была эвакуированная В.В.Капица, хирург (да, из тех знаменитых Капиц). Она назначила новое лечение – ставить самовар и делать горячие компрессы с лекарством. Каждые 2-3 часа я ставила самовар и делала компрессы. Тётя целые дни на работе или в командировке на несколько дней, сопровождает гурт скота до Галича. Воду ношу с уличного колодца сама, научилась носить воду на коромысле. Мне 12 лет. Сама топлю печь, бабушка руководит с постели, не вставая. Готовлю немудрёный обед. Однажды из вены пошёл гной с кровью, я в ужасе побежала к врачу прямо домой, рассказываю со слезами, а она ответила: «Радоваться надо, а не плакать. Я думала – ногу придётся отнять. Ты вылечила свою бабушку!»
     Вспоминаешь войну и невольно всплывают в памяти картины, лица, слова. Вот вернулся долечиваться после ранения наш сосед, и снова на фронт. Накануне отправки, он, захмелев, всю ночь пел одну и ту же песню: «Не горюй ты, мать родная, и Веруха не реви…». Больше он не вернулся, его дочь никогда не увидела отца. Я помню как выла интеллигентная женщина, распластавшись на клумбе, которую до войны сделал её сын и сажал там цветы. Это был умный, красивый мальчик Витя Грибин, он не вернулся. Не вернулся Юра Казарин, единственный сын немолодых родителей. Он прекрасно играл на сцене, возможно бы стал известным артистом.
     До войны подростки очень много читали, в библиотеке всегда были очереди. Я по-прежнему, как и до войны, люблю читать, люблю стихи. Учительница литературы поручает мне читать стихи на школьном вечере. Много стихов о войне, о Зое Космодемьянской. Помню стихи Ады Левиной: «Мой брат» и стихотворение о матери «Родная». Когда я его читаю, говорят, что учителя плачут. (Мама ведь тоже была учительницей, её все помнят). Записываюсь в драмкружок, наконец-то получила роль в небольшом спектакле про войну, играю мальчишку-партизана (школа-то женская). Одноклассницы одобрили.
     Говоря о войне, нельзя не вспомнить о радио. Оно прочно входило в нашу жизнь. С каким напряжённым вниманием слушали июльское выступление Верховного главнокомандующего: «Братья и сестры, друзья мои…» и речь на Красной площади 7 ноября 1941 года. Они призывали собраться, вселяли уверенность и надежду, а образы великих героических предков вселяли чувство гордости за наш народ.
     А как можно забыть песни военных лет! «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой!» – это никого не оставляло равнодушным, заставляло тревожно биться сердце, и подступали слёзы. С каким напряжённым вниманием я слушала каждое утро о том, как идут бои в Сталинграде, за каждую улицу, за каждый дом. По радио впервые услышали салют за освобождение Харькова. Нельзя забыть голоса Левитана и Ольги Высоцкой. Их голоса стали родными и близкими, и как нам не хватает их высокой речевой культуры сейчас на радио.
     Проникновенно написанные песни военных лет – они помогали жить, надеяться, верить! «Огонёк», «Тёмная ночь», «Землянка», «Играй, мой баян!» - проникновенные и сердечные, они и сейчас вспоминаются с теплотой и грустью. И сейчас мне, порой, хочется, чтобы кто-то умный, сильный, добрый сказал всем: «Люди! Нельзя думать только о себе!».
     В годы войны все жили одним дыханием, одним огромным желанием – скорей бы кончилась война и пришла Победа!
     Всё дальше в прошлое уносит время год 41-й, но в памяти переживших войну навсегда останется это суровое героическое время!




2011 г.