Часть V. Синдром Баунти

Виталий Слюсарь
                Часть V. СИНДРОМ «БАУНТИ»

                31. Петиция

Несмотря на то, что капитан Сирдар Бэй и не признал бы, что в его сознании имеется хотя бы миллиграмм суеверия, он всегда начинал волноваться, когда дела шли слишком уж хорошо. До сих пор миссия на Талассе проходила в соответствии с самыми оптимистическими планами, и вообще все было слишком хорошо, чтобы в это можно было поверить. Монтаж ледового щита шел точно по графику, и вообще не возникало абсолютно никаких проблем, стоящих упоминания.
И вот теперь, в течение всего-навсего одних суток…
Разумеется, все могло кончиться значительно хуже. Капитан-лейтенанту Лоренсону очень, очень повезло… благодаря тому парню (надо что-нибудь для него сделать). Как говорят медики, он был уже на грани. Еще несколько минут, и повреждение мозга стало бы необратимым.
Но не стоит отвлекать внимание от настоящей проблемы, с раздражением подумал капитан и еще раз перечитал петицию, которую уже знал наизусть:
«СЕТЬ КОРАБЕЛЬНОЙ СВЯЗИ. ДАТА И ВРЕМЯ НЕ УКАЗАНЫ
Кому: КАПИТАН
От: АНОНИМ
Сэр, мы хотим сделать заявление, которое просим рассмотреть со всей серьезностью. Мы предлагаем завершить нашу миссию здесь, на Талассе. Все цели тем самым будут достигнуты без дополнительного риска, связанного с полетом к Сагану-2.
Мы вполне осознаем, что при этом возникнут проблемы с местным населением, однако считаем, что их можно будет решить, воспользовавшись технологиями, которыми обладаем, – в частности, в области инженерной тектоники, – чтобы нарастить площадь суши. Как того требует Устав, раздел 14, параграф 24-а, почтенно просим как можно скорее назначить Корабельный Совет для обсуждения сути дела».

                * * *

– Ну что, капитан Малина? Советник Келдор? Есть какие-либо соображения?
Двое приглашенных в просторную, но скромно обставленную капитанскую каюту переглянулись. Затем Келдор едва заметно кивнул заместителю капитана, предоставляя тому возможность высказаться первым, а сам отпил немного великолепного талассианского вина, которое им поставляли хозяева.
Вице-капитан Малина, которому намного проще было иметь дело с машинами, нежели с людьми, мрачно смотрел на петицию.
– Что ж, написано весьма вежливо.
– Ясное дело, – нетерпеливо перебил его капитан Бэй. – Есть у тебя догадки, кто бы мог это прислать?
– Абсолютно никаких. Исключая нас троих, боюсь, мы имеем сто пятьдесят восемь подозреваемых.
– Сто пятьдесят семь, – воскликнул Келдор. – У капитан-лейтенанта Лоренсона есть отличное алиби. Он тогда как раз находился в объятиях смерти.
– Это сужает круг поиска ненамного, – заметил командир с безрадостной усмешкой. – А что думаешь ты, док?
«Ну, конечно, – подумал Келдор. – Я ведь провел на Марсе целых два его долгих года; я бы поставил на сабров. Но это всего лишь подозрение, я могу ошибаться…»
– Еще ничего определенного, капитан. Но я буду настороже. Если что-то обнаружу, сообщу немедленно.
Офицеры его прекрасно понимали. Ведь на своем посту советника Мозес Келдор не отчитывался даже перед капитаном. На борту «Магеллана» он был кем-то вроде святого отца-исповедника.
– Я надеюсь, доктор Келдор, что ты уведомишь меня сразу, если у тебя появятся хоть какие-то сведения, способные поставить нашу миссию под угрозу.
Келдор, слегка поколебавшись, кивнул. Он надеялся, что не угодит в ловушку традиционной дилеммы священника, которому исповедался убийца, еще только готовящий свое преступление.
Капитан же тем временем не скрывал досады: не очень-то они торопятся мне помочь. Но ведь я полностью доверяю им, да и должен же на кого-нибудь полагаться. Хотя окончательное решение буду принимать сам…
– Первый вопрос такой: отвечать ли мне или лучше проигнорировать эту петицию? Любое из двух решений может быть рискованным. Если это какая-то случайная пропозиция – тогда принимать ее всерьез было бы ошибкой с моей стороны. Однако если это исходит от целенаправленной группы, тогда диалог с ней может принести пользу: с одной стороны, поможет разрядить ситуацию, а с другой – выявить, кто здесь замешан.
«И что потом? – спросил себя капитан. – Заковать их в кандалы?»
– Я считаю, тебе стоит поговорить с ними, – сказал Келдор. – Редко какая проблема исчезает, если ее игнорировать.
– Согласен с этим, – сказал вице-капитан Малина. – Но, по моему мнению, Энергетическая и Двигательная команды тут чисты. Я их всех знаю еще со времен, когда они только заканчивали обучение или даже раньше.
«Как раз здесь тебя может ожидать сюрприз, – подумал Келдор. – Кто по-настоящему знает кого-нибудь?»
– Ладно, – молвил капитан, вставая. – Именно так я решил и поступить. И, кстати говоря, хотел бы перечитать кое-что из истории. Припоминаю, у Магеллана были какие-то проблемы с его командой, не так ли? [26]
– Совершенно верно, – ответил Келдор. – Однако надеюсь, что тебе не придется высаживать кого-нибудь на безлюдный остров.
«Либо повесить одного из капитанов, – добавил он мысленно. – Было бы крайне нетактично напоминать об этом конкретном эпизоде из истории».
И еще хуже было бы напоминать капитану Бэю – хоть он наверняка не мог забыть об этом, – что великий мореплаватель был убит до окончания его миссии.

                32. В лазарете

На этот раз его возвращение к жизни не было тщательно подготовлено заранее. Второе пробуждение Лорена Лоренсона было не таким приятным, как первое; более того, ощущения были настолько кошмарными, что порой ему хотелось вновь окунуться в забытье.
Когда он очнулся в полубессознательном состоянии, то сразу же пожалел об этом. Какие-то трубки торчали у него в горле, а от рук и ног тянулись какие-то провода. Провода! Внезапно его охватил панический страх. Он ведь припомнил, как его тянуло вниз, к смерти, и с трудом сдержал свои эмоции.
Но была еще одна загвоздка. Казалось, он совсем не дышит: он не чувствовал никаких движений грудной клетки. До чего же странно… о, они, наверное, каким-то образом обошли мои легкие…
Сиделка, конечно же, увидела показания его мониторов, потому что он неожиданно почувствовал, как тень легла на веки, которые он еще не в силах был открыть, и услышал, как она тихо говорит ему на ухо:
– Вы идете на поправку, господин Лоренсон. Нет причин для беспокойства. Через несколько дней встанете на ноги… Нет, разговаривать вам пока нельзя.
«Мне и не хочется разговаривать, – подумал Лорен. – Я и так знаю, что произошло…»
Он услыхал легкое шипение шприца: ему сделали подкожную инъекцию; рука похолодела, и он снова нырнул в счастливое забвение.
В следующий раз, к большому облегчению, он пробудился уже в совершенно другом состоянии. Трубок и проводов уже не было, и хотя чувствовал он себя очень слабым, дискомфорта не испытывал. И дышал вновь нормально, в стабильном ритме.
– Привет, – услышал он низкий мужской голос где-то поблизости. – С возвращением!
Лорен повернул голову на звук и неясно увидел некую забинтованную фигуру на соседней койке.
– Думаю, вы меня не узнали, господин Лоренсон. Я лейтенант Билл Хортон, инженер связи, а в прошлом – спортсмен-серфингист.
– О, здорово, Билл! А что, собственно, ты тут делаешь? – шепотом проговорил Лорен. Но вновь вошла сиделка и прекратила эту беседу при помощи очередного хорошенько всаженного шприца.

                * * *

Наконец, он почувствовал себя уже на удивление хорошо, ожидая только разрешения встать. По мнению главного корабельного врача Ньютон, в целом для пациента лучше знать, что с ним происходит и почему. И даже если пациенты чего-то не понимают, это помогает сохранить их спокойствие, дабы они не препятствовали нормальному ходу медицинских процедур.
– Возможно, ты действительно чувствуешь себя отлично, Лорен, – заявила она, – но твои легкие еще не окрепли, и потому всякие нагрузки тебе противопоказаны, пока они снова не восстановят свои функции. Будь талассианский океан похож на земной, особых проблем не возникло бы. Однако здесь вода намного преснее – она пригодна для питья, не забывай, и ты ее наглотался – почти литр. Поскольку жидкости твоего организма более соленые, чем морская вода, нарушилось изотоническое равновесие физиологического раствора. Как следствие, возникло изрядное осмотическое давление, которое нанесло немалый вред межклеточным мембранам. Нам пришлось провести срочный поиск в корабельных архивах, чтобы узнать, как именно тебя лечить. Сам ведь понимаешь: утопление не есть типичная опасность в космосе.
– Я буду послушным пациентом, – сказал Лорен. – И очень благодарен тебе за все. Но когда мне уже можно будет принимать посетителей?
– Одна особа как раз ждет разрешения за дверью. Даю тебе четверть часа, после чего сиделка выгонит ее вон.
– А на меня не обращай внимания, – сказал Билл Хортон. – Я сплю крепко.

                33. Приливы

Мирисса определенно чувствовала себя неважно, и причина, ясное дело, была в том, что таблетка не сработала. Впрочем, она могла утешать себя, по крайней мере, тем, что такое может произойти с ней еще только один раз в жизни – когда (и если) она решит завести своего второго и последнего разрешенного ребенка.
Казалось непостижимым, сколько поколений женщин всех времен и народов вынуждены были терпеть подобные ежемесячные страдания едва ли не половину жизни. И было ли случайным совпадением, задумалась она, что цикл оплодотворения земной женщины примерно равен циклу обращения вокруг Земли ее единственного спутника – Луны? Представить себе только, что было бы, если бы этот механизм работал бы и на Талассе с ее двумя спутниками-лунами! Хорошо еще и то, пожалуй, что здешние лунные приливы едва заметны: одна мысль о пяти- и семидневных циклах, которые не согласуются между собой, была настолько комичной в своей жути, что она не смогла сдержать улыбки и сразу почувствовала себя лучше.
Чтобы принять это решение, ей потребовалась не одна неделя, и она еще не говорила об этом Лорену, Бранту же и подавно… пускай копается себе с ремонтом «Калипсо» на Северном острове. Но было бы так, если бы он не покинул ее – при всей своей хвастливой браваде, – сбежав без борьбы?
Нет, реагировать таким образом несправедливо, примитивно и даже не по-человечески. Хотя подобные доисторические рефлексы весьма живучи: Лорен несколько раз с чувством вины рассказывал ей, что в снах они с Брантом нередко преследуют друг друга.
Осуждать Бранта она не могла; наоборот, ей следовало бы гордиться им. Не трусость, но сознательный выбор отправил его на север, чтобы в разлуке они оба смогли разобраться в своих чувствах.
Ее решение не было принято впопыхах: оно, наверное, давно уже зрело где-то в недрах ее подсознания. И временная смерть Лорена напомнила ей – как будто она нуждалась в этом напоминании! – что вскоре им суждено разлучиться навсегда. Она знала, что должна сделать, прежде чем он улетит к звездам. И до сих пор женские инстинкты подтверждали ее правоту.
Что же на это скажет Брант? Как отреагирует? Это была еще одна из проблем, которые встали перед ней.
– Я люблю тебя, Брант, – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты вернулся; мой второй ребенок будет твоим.
Но не первый.

                34. Сеть Корабельной Связи

«Разве не странно, – думал Оуэн Флетчер, – что меня зовут так же, как одного из самых прославленных мятежников всех времен? А может, я его потомок? Сколько же это… ага, больше двух тысяч лет прошло с тех пор, как они высадились на остров Питкерн; это будет… скажем, где-то сто поколений…»
Флетчер наивно гордился своей способностью считать в уме, которая, хотя и была элементарной, удивляла и производила впечатление на многих. Ведь за многие века люди привыкли нажимать кнопки, когда было нужно сложить два и два. Он знал наизусть некоторые логарифмы и арифметические константы, что изрядно помогало ему выполнять подсчеты, и это производило потрясающее впечатление на тех, Кито не ведал, как это делается. Разумеется, выступая на публику, он брал только те примеры, с которыми мог справиться, и к тому же очень редко кому-нибудь приходило в голову перепроверять его результаты…
Сто поколений – это значит, два в сотой степени предков. Логарифм двойки – запятая-три-ноль-один-ноль, то бишь логарифм всего числа будет тридцать запятая один… Боже праведный! Это же сколько выходит нулей… миллион миллионов миллионов миллионов миллионов человек! Что-то тут не так – ведь столько народу не жило на Земле за всю ее историю… ага, я же предположил, что мои предки никогда не пересекались между собой… а человеческое родословное древо, наверное, безнадежно перепутано… во всяком случае, после ста поколений все люди должны породниться со всеми… я никогда не сумею этого доказать, но тот Флетчер наверняка являлся моим предком… и не один раз.
«Все это весьма интересно, – думал он, выключая дисплей, с экрана которого исчезли образы прошлого. – Но ведь я не бунтовщик. Я… я… просто подаю петицию с тщательно обоснованной просьбой. Карл, Ранжит, Боб – все согласились… Вернер еще колеблется, но нас не выдаст. Как же хотелось бы иметь возможность поговорить с другими сабрами, рассказать им об этом прекрасном мире, который мы нашли, пока они спят.
А между тем, мне пора дать ответ капитану…»

                * * *

Капитана Бэя немало беспокоил тот факт, что он вынужден заниматься этим жизненно важным делом, не ведая, кто – или сколькие – из числа его офицеров либо экипажа обращались к нему, пользуясь анонимностью Сети Корабельной Связи. Не существовало никакой возможности проследить, откуда поступали эти послания, поскольку конфиденциальность была заложена в самой структуре Сети теми гениями давно прошедших времен, которые создали «Магеллан» и предусмотрели на нем, в частности, это стабилизирующий социальные отношения механизм. На всякий случай он поднял вопрос насчет возможности отслеживания перед своим главным инженером систем связи, однако старший офицер Роклин был настолько шокирован этим, что даже обсуждать не стал.
И теперь он обречен внимательно присматриваться к лицам своих подчиненных, подмечать изменения в их выражении, вслушиваться в модуляции голосов… и при этом делать вид, словно ничего не случилось. Быть может, и впрямь ничего еще не случилось, и его опасения преувеличены? Однако его пугало то, что зерно уже посеяно, и оно прорастет и будет расти и расти с каждым днем пребывания корабля на орбите около Талассы.
Его первое уведомление о получении заявления, которое он составил после консультаций с Малиной и Келдором, было достаточно вежливым:
«От: КАПИТАН
Кому: АНОНИМ
В ответ на ваше сообщение без даты, уведомляю, что не возражаю против обсуждения поставленных вопросов либо через Корабельную Сеть, либо официально на Корабельном Совете».
На самом же деле возражения у него были, и к тому же весомые: почти половину своей взрослой жизни он готовился именно к этой ответственной задаче – переправить миллион человеческих существ через сто двадцать пять световых лет космического пространства. Это была его миссия, и если бы слово «священная» что-то значило для него, именно такой он бы эту миссию назвал. И ничто не могло бы заставить его отклониться от этого курса… разве что какое-нибудь катастрофическое повреждение корабля либо маловероятное открытие, что солнце Сагана-2 вот-вот превратится в сверхновую.
Между тем была одна очевидная линия поведения. Быть может, его команда – подобно людям капитана Блая! – деморализована или, по меньшей мере, расслабилась. Вот и ремонт морозильной фабрики после незначительного ущерба, нанесенного волнами цунами, отнял времени вдвое больше запланированного, и это уже никого не удивляло. Самый ритм корабельной жизни замедлялся; да, как раз настало время щелкнуть кнутом.
– Джоан, – обратился он к своей секретарше, которая находилась тридцатью тысячами километров ниже, – я хочу получить последнюю сводку по монтажу щита. И передай капитану Малине, что я хочу обговорить с ним график подъема.
Смогут ли они принимать больше одной «снежинки» в сутки, он не знал. Но попробовать стоит.

                35. Выздоровление

Лейтенант Хортон оказался веселым собеседником, однако Лорен был рад остаться в палате один после того, как поломанные кости лейтенанта были сварены электроплавильными токами. Как выяснил Лорен с не слишком приятными подробностями, этот молодой инженер якшался с компанией лохматых гомосеков с Северного острова, чьим вторым увлечением был серфинг на доске с микрореактивным двигателем по крутым волнам. И это занятие, как довелось Хортону убедиться на собственных костях, было даже более опасным, чем выглядело.
– Я весьма удивлен, – перебил Лорен его довольно-таки сумбурный рассказ. – Я бы голову дал на отсечение, что ты на девяносто процентов гетеро.
– На девяносто два, как гласит моя характеристика, – бодро подтвердил Хортон, – но время от времени хочется как-то это проверить.
Лейтенант шутил лишь отчасти. Где-то Лорен слышал, что стопроцентные встречаются настолько редко, что такие случаи считаются едва ли не патологическими. Не то чтобы он действительно в это верил, однако в тех весьма нечастых случаях, когда он вообще задумывался над подобными вопросами, это его несколько беспокоило.
Отныне Лорен был уже единственным пациентом, и сумел переубедить сиделку-талассианку в том, что ее постоянное присутствие отнюдь не является необходимым – по крайней мере, тогда, когда приходила Мирисса, – а ее визит неизменно происходил каждый день. Главный медик Ньютон, которая, как и все врачи, умела быть более чем откровенной, сказала ему как-то со всей прямотой:
– Тебе еще с недельку надо поправляться. Так что, если есть необходимость заниматься любовью, пускай она все делает сама.

                * * *

Разумеется, приходили и другие посетители. Большинство из них – за исключением двоих – были для него приятны.
Мэру Уолдрон не составляло труда в любой момент отогнать сиделку и заглянуть к нему; к счастью, их с Мириссой посещения никогда не пересекались по времени. Когда мэр явилась впервые, Лорен сделал вид, что едва ли не умирает, однако эта тактика оказалась ошибочной, поскольку не позволяла избежать слюнявых нежностей. На следующий раз – хорошо, что он был предупрежден за десять минут – мэр увидела его уже окруженным подушками и в полном сознании. Но, так уж совпало, врачи как раз проводили хитроумный тест на дыхательную функцию, и трубка-респиратор у Лорена во рту делала разговор абсолютно невозможным. Тест был завершен ровно тридцать секунд спустя после отбытия мэра.
Единственный визит вежливости, нанесенный Брантом Фальконером, болезненно отозвался для них обоих. Во время степенной беседы они касались различных тем: скорпов, ходу работ на морозильной фабрике в Мангровом заливе, политической ситуации на Северном острове… по сути всего, за исключением Мириссы. Лорен видел, что Брант обеспокоен, даже обескуражен, однако меньше всего мог ожидать от него извинений. Но Бранту удалось-таки облегчить душу перед самым своим уходом.
– Знаешь, Лорен, – через силу проговорил он, – я с той волной ничего не мог поделать. Если бы и дальше шел прежним курсом, мы разбились бы на рифах. «Калипсо» и так не успела выйти на глубокую воду.
– Я не сомневаюсь, – ответил Лорен совершенно искренне, – что никто не сумел бы справиться с этим лучше.
– Э… рад, что ты это понимаешь.
Брант испытал явное облегчение, и Лорен проникся сочувствием к нему… или даже жалостью. Очевидно, кто-то обвинял Бранта в том, что он наделал ошибок, управляя кораблем, а это было невыносимо для него, человека, который гордился своим шкиперским мастерством.
– Я слышал, подводный аппарат спасли.
– Да, его скоро отремонтируют, и будет как новенький.
– Как и я.
Когда они дружно расхохотались, Лорена вдруг поразила такая вероломная мысль: а не было ли у Бранта такого желания, чтобы у Кумара тогда чуть-чуть не хватило смелости?

                36. Килиманджаро

Почему это вдруг ему приснилось Килиманджаро?
Это было какое-то странное слово, какое-то название – в этом он был уверен – но название чего?
Мозес Келдор постепенно просыпался в серых красках талассианского утра, прислушиваясь к нарушающим тишину звукам. Впрочем, звуков этих было негусто: какие-то песчаные сани тарахтели по тарнийскому пляжу – наверное, встречать рыбаков, возвращающихся с уловом.
Килиманджаро.
Келдор был человеком совершенно не хвастливым, однако сомневался, что кто-либо из человеческих существ прочитал столько же, как он, старинных книг самой разнообразной тематики. Кроме того, он еще заполучил несколько терабайтов информации путем имплантации памяти, и хотя такая информация не являлась реальным знанием, она была доступна, если припомнить соответствующий код.
Было еще не время прибегать к таким действиям, да и стоило ли – насчет этого у него имелись сомнения. Однако он давно уже научился не пренебрегать сновидениями; по поводу этого весомо высказался еще две тысячи лет назад старина Зигмунд Фрейд [27]. Притом ему все равно уже не заснуть…
Он закрыл глаза, отдал команду «ПОИСК» и стал ждать. Пускай было это чистой игрой воображения – поскольку процесс шел исключительно на уровне подсознания, – он словно бы смотрел ускоренную видеосъемку, словно где-то в недрах его мозга мерцают мириады всполошенных слов на «К».
Теперь что-то происходило со вспышками света, которые вечно танцуют на сетчатке зажмуренных глаз. Каким-то магическим образом в этом хаосе белых световых точек открылось темное окно, а в нем некий текст.
«КИЛИМАНДЖАРО: Гора вулканического происхождения, Африка. Высота 5,9 км. Место размещения терминала первого на Земле космического лифта».
Отлично! Но с какой стати оно всплыло? Он позволил своему мозгу поиграть с этой скудной информацией.
Что-то. Связанное с тем другим вулканом… Краканом, который завладел его мыслями совсем недавно? Нет, это предположение казалось притянутым за уши. К тому же, он не нуждался в предостережениях о том, что Кракан – или его несмышленое дитя – может снова взорваться.
Первый космический подъемник? Это была древняя история – времен самого начала колонизации планет, когда человечество открыло для себя, по сути, свободный доступ к Солнечной системе. Здесь они применяют такую же технологию, когда при помощи тросов из сверхпрочного материала поднимают громадные глыбы льда наверх, к «Магеллану», находящемуся на стационарной орбите над экватором.
Впрочем, что тоже весьма далекая ассоциация с той африканской горой. Связь была слишком уж отдаленной; Келдор чувствовал, что объяснение следует искать где-то в другом направлении.
Ну что ж, прямой подход увел на обманный путь. Теперь единственный способ отыскать отсутствующее звено – если это возможно вообще – положиться на случайность и время, а также на таинственную работу подсознания.
А сейчас он постарается как можно скорее позабыть о Килиманджаро, до тех пор, пока эта гора выберет подходящий момент, чтобы снова напомнить ему о себе.

                37. In vino veritas [28]

После Мириссы Кумар был самым приятным – и самым частым – гостем Лорена. Вопреки своему прозвищу, Кумар, как казалось Лорену, скорее напоминал верного пса – или, скорее, дружелюбного щенка, – нежели льва. В Тарне имелось с десяток избалованных собак, и когда-нибудь эти извечные друзья человека, быть может, будут бегать и по планете Саган-2.
Лорен теперь уже знал, какому риску подвергался тогда парень в бушующем море. Им обоим повезло, что Кумар никогда не выходил в море без ножа, закрепленного на ноге; к тому же, он пробыл под водой больше трех минут, перерезая кабели, в которых запутался Лорен. На «Калипсо» были уже уверены, что они оба утонули.
Несмотря на эту связь, которая ныне объединяла их, Лорену трудно было поддерживать разговор с Кумаром. Ведь не так много существует способов, которыми человек мог бы выразить благодарность за то, что его спасли, да и по своему происхождению они были настолько разными, что общих точек соприкосновения имелось немного. Если он рассказывал Кумару про Землю или про корабль, каждую деталь приходилось втолковывать с гнетущей скрупулезностью; вскоре же Лорен осознал, что только теряет время. В противоположность своей сестре, Кумар жил в мире непосредственного опыта; для него имели значения лишь события и обстоятельства настоящего времени Талассы. «До чего я завидую ему! – заметил как-то Келдор. – Это создание сегодняшнего дня… не отягощенное ни мыслями о прошлом, ни страхами перед будущим».
Лорен уже собирался задремать – эта ночь, он надеялся, будет для него последней, проведенной в лазарете, – когда явился Кумар, триумфально неся здоровенную бутылку.
– Угадай-ка!
– Без малейшего понятия, – неискренне ответил Лорен.
– Первое вино этого урожая, с Кракана. Говорят, вино этого года будет что надо.
– Откуда ты разбираешься в вине?
– У нашей семьи там виноградник, посаженный еще более ста лет назад. И вообще, «Лев» – самая прославленная марка вина в мире.
Поискав, Кумар раздобыл два стакана и налил в каждый по изрядной дозе. Лорен осторожно хлебнул: вино было, на его вкус, несколько сладковатым, однако без терпкости и очень приятное.
– Как ты его называешь?
– «Краканское особое».
– Поскольку Кракан один раз уже едва не погубил меня, стоит ли мне снова рисковать?
– От этого вина тебе не придется даже похмеляться.
Лорен сделал еще один глоток, побольше, и сам не заметил, как стакан опустел. Но не успел он спохватиться, как тот вновь был наполнен.
Лорен пришел к решению, что это отличный способ провести последнюю ночь в лазарете, и почувствовал, как его признательность к Кумару распространяется на весь мир. Теперь даже визит мэра Уолдрон, быть может, не показался бы нежеланным.
– Кстати, как поживает Брант? Я уже неделю его не видел.
– Он все еще там, на Северном, занимается ремонтом судна и ведет переговоры с морскими биологами. Все буквально ошарашены этими скорпами. Но никто не может решить, что с ними делать. Или, может, не делать ничего.
– Знаешь, я тоже не могу решить, как быть с Брантом.
Кумар рассмеялся:
– Не волнуйся. У него есть девушка на Северном острове.
– О! А Мирисса знает?
– Разумеется.
– И не возражает?
– С какой это стати? Ведь Брант любит ее… и всегда к ней возвращается.
Лорен весьма медленно переваривал эту информацию. Ему пришло в голову, что он стал новой переменной в и без того сложном уравнении. Есть ли у Мириссы еще любовники? И хотелось бы ему действительно узнать об этом? И стоит ли спрашивать у нее?
– Так или иначе, – продолжал Кумар, снова наполняя стаканы, – а на самом деле важным является то, что их генные карты были одобрены, а сами они получили разрешение иметь сына. Когда же он родится, будет уже другое дело. Тогда они будут нужны друг другу. Разве не так же было на Земле?
– Иногда, – ответил Лорен. Значит, Кумар ничего не знает, их с Мириссой тайна еще не разглашена.
«По крайней мере, я буду видеть своего сына, – подумал Лорен, – пусть хоть на протяжении нескольких месяцев. А потом…»
К ужасу своему, он почувствовал, как по щекам катятся слезы. Когда он плакал последний раз? Двести лет назад, оглядываясь на пылающую Землю…
– В чем дело? – спросил Кумар. – Вспомнил свою жену?
Его обеспокоенность была такой неподдельной, что Лорен не мог обижаться на грубоватую прямоту этого парня: он коснулся темы, которая, по взаимному согласию, почти не упоминалась, потому что не имела отношения к этому месту и времени. Двести лет назад на Земле и триста лет в будущем на Сагане-2 – подобно его чувства не могли охватить, особенно в столь опьяненном состоянии, как вот сейчас.
– Нет, Кумар, я не думал о… своей жене…
– А ты… когда-нибудь… расскажешь ей… о Мириссе?
– Может быть. А может, и нет. Я правда не знаю. Что-то мне хочется спать. Неужели мы выдули целую бутыль? Кумар? Кумар!
Когда ночью в палату заглянула сиделка, тихонько хихикая, она подоткнула покрывало, чтобы они не вывалились из кровати.
Лорен проснулся первым. И когда сообразил, в чем дело, не смог сдержать смех.
– Что такого смешного? – спросил Кумар, не без труда вылезая из постели.
– Если тебе действительно интересно… я подумал, не будет ли ревновать Мирисса?
Кумар криво усмехнулся.
– Возможно, я немного перебрал, – сказал он, – но абсолютно уверен, что ничего не было.
– Я тоже.
И все же он понял, что любит Кумара – не потому, что тот спас ему жизнь, или потому, что был братом Мириссы, – а просто потому, что это Кумар. Секс здесь был вовсе ни при чем; сама идея интимных отношений между ними привела бы их даже не в замешательство, а изрядно развеселила бы. Именно так. Жизнь в Тарне и без того была более чем сложна.
– А что касается «Краканского особого», – добавил Лорен, – ты был прав. Никакого похмелья. Наоборот, чувствую себя просто преотлично. Не мог бы ты прислать пару бутылок на корабль? А еще лучше – пару сотен литров.

                38. Дебаты

Вопрос был чрезвычайно простым, однако простого ответа не имеющим: что будет с дисциплиной на борту «Магеллана», если сама цель миссии корабля будет поставлена на голосование?
Разумеется, тот или иной результат не будет ни к чему обязывающим, и, если возникнет необходимость, его приказ всегда будет решающим. А прибегнуть к нему придется, если подавляющее большинство пожелает остаться здесь (хотя подобный исход он даже представлять себе не хотел)… Однако такой результат был бы разрушителен с психологической точки зрения. В таком случае команда разделится на две фракции, и это способно привести к ситуациям, возникновение которых он не желал бы допустить даже мысленно.
И все же командир должен быть твердым, но не упертым. Та пропозиция была не лишена смысла, она обладала притягательной силой. Ему ведь и самому пришлось по душе гостеприимство президента, ему и самому хотелось бы еще разок встретиться с той дамочкой, обладательницей титула чемпионки по десятиборью. Этот мир, несомненно, прекрасен; возможно, у них получится ускорить процесс формирования материков, чтобы здесь стало достаточно места для миллионов прибывших. Это будет несравненно проще, чем колонизировать Саган-2.
Если уж на то пошло, они могут и не долететь до Сагана-2. Хотя функциональная надежность корабля оценивается все еще в девяносто восемь процентов, существуют внешние угрозы, которых никто не в состоянии предусмотреть. Лишь горстка его самых проверенных офицеров в курсе, что где-то на сорок восьмом световом году была разрушена секция ледового щита. И если бы тот межзвездный метеорит, астероид или что оно там было, пролетел несколькими метрами ближе…
Кто-то сделал предположение, что это мог быть какой-нибудь древний космический зонд, отправленный с Земли. Вероятность подобной встречи была, конечно же, бесконечно мала, а с другой стороны, эту фантастическую невозможно будет когда-либо проверить.
И вот неведомые бунтовщики уже называют себя «новыми талассианами». Не означает ли это, размышлял капитан Бэй, что их много и они уже организовались в некое политическое движение? Если так, тогда, пожалуй, лучше всего было бы вызвать их на поединок в открытую, и чем скорее, тем лучше.
Да, пришло время созвать Корабельный Совет.
Мозес Келдор отказался быстро и любезно:
– Нет, капитан, я не могу ввязываться в эти дебаты – ни за, ни против. Если я встряну, команда в дальнейшем не сможет верить в мою беспристрастность. Однако я не против побыть в роли председательствующего или посредника… можешь назвать это, как пожелаешь.
– Согласен, – тотчас ответил капитан Бэй: на большее он и впрямь не надеялся. – Но кто будет представлять различные точки зрения? Ведь не стоит ожидать, что эти «новые талассиане» выступят в открытую, защищая свое дело.
– Желательно, чтобы состоялось только голосование – без споров и дискуссий, – вмешался вице-капитан Малина.
Лично капитан Бэй с этим был согласен. Однако команда корабля представляла собой демократическое сообщество, члены которого были высокообразованными людьми с развитым чувством ответственности, и Корабельный Устав основывался именно на этом. «Новые талассиане» просили о созыве Корабельного совета, чтобы обнародовать свои взгляды; он уже пообещал это, и если сейчас откажется, то это будет нарушением доверия, возложенного на него еще двести лет назад на Земле.

                * * *

Созыв Совета был непростым делом. Поскольку каждый, без исключений, должен был получить право голоса, пришлось вносить изменения в графики работ и дежурств, нарушать сон тех, кто отдыхал. То обстоятельство, что половина команды находилась на Талассе, создавало еще одну проблему – проблему безопасности. Ведь, каким бы ни был итог, крайне важно, чтобы талассиане случайно не услышали этих дебатов…
И потому Лорен Лоренсон был один, и двери его тарнийского кабинета впервые за все время были закрыты. Совет начался, и снова он надел очки полного обзора; но на сей раз он уже не плыл подводным лесом. Он находился на борту «Магеллана», в знакомом зале заседаний, всматриваясь в их лица, время от времени открывая экран, на котором будут высвечиваться их комментарии, а в финале появится окончательный вердикт. Сейчас же на экране было всего одно короткое сообщение:
«ПРИНИМАЕТСЯ РЕШЕНИЕ: Возможно ли завершить миссию “Магеллана” на Талассе, поскольку все ее основные цели могут быть достигнуты здесь».
«Ага, значит, Мозес на корабле, подумал Лорен, рассматривая присутствующих. – То-то я давненько его не видел. Вид у него озабоченный… впрочем, как и у капитана. Возможно, все это серьезнее, чем я себе представлял…»
Келдор слегка постучал по столу, привлекая внимание:
– Капитан, офицеры, господа коллеги! Хотя это наш первый Корабельный совет, процедурные правила вам всем известны. Если кто желает взять слово, пусть поднимет руку. Если кто желает сделать заявление в письменном виде, может использовать клавиатурную панель; все адреса намеренно перемешаны, дабы обеспечить полную анонимность. Однако в обоих случаях просьба высказываться по возможности короче. Если возражений нет, переходим к рассмотрению пункта ноль-ноль-один.
Хотя «новые талассиане» и добавили некоторые аргументы, под номером 001 остался, по существу, все тот же меморандум, так ошеломивший капитана Бэя две недели назад – установить его автором с тех пор не удалось.
Пожалуй, наиболее весомым дополнительным моментом стала мысль, что остаться здесь – их долг: Таласса нуждается в них с точки зрения техники, культуры, генетики. Еще бы, рассуждал Лорен, борясь с искушением согласиться с этим. Однако в любом случае следует сперва спросить у самих талассиан. Мы ведь не какие-нибудь там империалисты древних времен… или, может, именно так и есть?
У всех было достаточно времени на ознакомление с меморандумом; Келдор снова постучал по столу:
– Пока еще никто… э… не попросил позволения высказаться в пользу предложенного; разумеется, у них будет такая возможность. Потому я предоставляю слово лейтенанту Эльгару для выступления против.
Рэймонд Эльгар был толковым молодым инженером энергетических и коммуникационных систем, которого Лорен знал лишь постольку поскольку; он был музыкально одарен и еще вроде бы писал эпическую поэму об этом путешествии. Правда, на просьбы прочесть хотя бы небольшой отрывок он неизменно отвечал: «Подождите до Сагана-2 плюс один год».
Было ясно, почему лейтенант Эльгар согласился на такую роль (если действительно согласился). Наверное, если претендуешь на роль поэта, ничего лучше и быть не может; быть может, он и впрямь работает над своим эпическим творением.
– Капитан… коллеги… внемлите мне [29] …
«Странное выражение, – подумал Лорен. – Интересно, он сам его придумал?»
– Думаю, все со мной согласятся – как сердцем, так и разумом, – что в идее остаться на Талассе есть много привлекательного. Однако примем ко вниманию следующее..
Нас здесь всего сто шестьдесят один человек. Имеем ли мы безоговорочное право принимать решение за миллион спящих в анабиозе?
Во-вторых, следует подумать и о талассианах. Было предложено, чтобы мы, оставшись здесь, помогли им. Но будет ли так? У них есть свой образ жизни, который их вполне устраивает. Теперь возьмите во внимание наше прошлое, нашу подготовку к миссии, которой мы посвятили себя много лет назад. Возможно ли представить себе, что миллион землян вольется в талассианское общество, не разрушив его до основ?
И еще… вопрос нашего долга. Мужчины и женщины поколение за поколением приносили себя в жертву, чтобы эта миссия стала реальностью… чтобы дать человеческой расе лишний шанс на выживание. Чем большего числа солнц мы достигнем, тем более мы будем застрахованы от возможных бедствий. Мы уже видели, на что способны талассианские вулканы; кто знает, что может произойти здесь в последующие века?
Мы слышали разговоры насчет инженерной тектоники, которая, дескать, сотворит новую сушу, пространство для увеличения населения. Надо ли напоминать вам, что даже на Земле, после тысячелетий исследований и научного прогресса, эта отрасль науки так и не стала точной. Вспомните катастрофу 3175 года на плато Наска! Я не могу представить себе ничего более неосмотрительного, чем вмешательство в силы, которые дремлют в недрах Талассы.
Добавить к этому больше нечего. Данный вопрос может иметь только одно решение: талассиан мы предоставляем их собственной судьбе; мы же летим дальше, к Сагану-2.

                * * *

Лорена не удивили аплодисменты, становившиеся все громче. Любопытно было бы установить, кто к ним не присоединился. Насколько он мог судить, аудитория разделилась приблизительно напополам. Разумеется, кто-то мог аплодировать потому, что ему понравилась сама речь, провозглашенная весьма эффектно, а вовсе не обязательно точка зрения оратора.
– Благодарю, лейтенант Эльгар, – сказал председательствующий Келдор. – Мы ценим вашу лаконичность. Желает ли кто-нибудь теперь высказать противоположную точку зрения?
Было видно, как присутствующие беспокойно заерзали, после чего повисла глубокая тишина. Где-то с минуту не происходило ничего. А затем на экране одна за другой начали появляться буквы:
«002. Не будет ли капитан любезен предоставить оценку вероятности успеха нашей экспедиции на сегодняшний день?»
«003. Почему бы не разбудить репрезентативную группу спящих для учета и их мнения?»
«004. Почему бы не спросить у талассиан, что они сами по этому поводу думают? Ведь этот мир принадлежит им».
Сохраняя полнейшую секретность и нейтралитет, компьютер собирал и нумеровал все высказывания участников Совета. За две тысячи лет никто еще не удосужился изобрести лучший способ учета мнений и выработки консенсуса в группе людей. По всему кораблю – и внизу, на Талассе – мужчины и женщины нажимали семь клавиш миниатюрных клавиатурных панелей, высвечивая свои соображения на экране. Это, пожалуй, было первейшим навыком, которому обучался каждый ребенок, – пользоваться тактильным набором, применяя все автоматические сочетания.
Окинув взглядом зал, Лорен едва не расхохотался, увидев, что практически все держат руки на виду. Никто не делал вид, что всматривается куда-то вдаль, что было бы типично для человека, тайком передающего свой текст с помощью скрытой клавиатурной панели. И при этом многие еще и переговаривались между собой.
«015. Как насчет компромисса? Некоторые из нас пожелают остаться, а корабль полетит дальше».
Келдор снова постучал по столу и сказал:
– Мы обсуждаем другую проблему, так что будем придерживаться повестки дня.
– Отвечая на ноль-ноль-два, – заявил капитан Бэй, едва вспомнивший в последний момент, что надо получить разрешение: одобрительный кивок председательствующего. – вероятность составляет девяносто восемь процентов. Меня бы не удивило, если бы наши шансы добраться до Сагана-2 оказались лучшими, чем у Северного или Южного островов – остаться над водой.
«021. Помимо Кракана, с которым они мало что могут поделать, у талассиан нет ни одной существенной проблемы. Может, нам стоит подбросить им что-нибудь в таком роде? КНР».
Ага, это ведь будет… погоди-ка… да, Кингсли Расмуссен. Он, очевидно, не пожелал сохранять инкогнито. Высказанная им идея рано или поздно пришла бы на ум практически каждому.
«022. Мы уже предложили им отремонтировать антенну дальней космической связи на Кракане, чтобы они могли поддерживать с нами контакт. РММ».
«023. Не больше десяти лет работы. КНР».
– Господа, – раздраженно сказал Келдор, – мы отклоняемся от темы.
«Должен ли и я высказать свое мнение? – спрашивал себя Лорен. – Нет, в дебаты лучше не встревать, потому как, вижу, тут сошлось слишком много сторон. Рано или поздно мне самому придется делать выбор между долгом и стремлением к счастью. Но не сейчас. Пока еще…»
– Меня весьма удивляет, – заметил Келдор после того, как на протяжении двух минут на экране не появилось никаких пропозиций, – что никто больше не желает высказаться по такому важному вопросу.
Он подождал еще минутку.
– Прекрасно. Быть может, вы хотели бы продолжить дискуссию на неформальной основе. Сейчас голосовать не будем, а свою позицию вы сможете высказать обычным способом на протяжении последующих сорока восьми часов. Всем спасибо.
Он бросил взгляд на капитана Бэя, который вскочил на ноги с поспешностью, которая свидетельствовала: у него явно камень с души свалился.
– Благодарю, доктор Келдор. Корабельный Совет завершен.
Потом, глянув на Келдора, он с тревогой отметил, что тот внимательно всматривается в экран дисплея, словно видел его впервые.
– С вами все в порядке, доктор?
– Прошу прощения, капитан, со мной полный порядок. Я просто вспомнил кое-что важное, вот и все.
Такие вот дела. Уже в тысячный, по меньшей мере, раз он не мог не подивиться, до чего же запутанными лабиринтами подсознания блуждает мысль.
Решающим стало сообщение под номером 021. «У талассиан нет ни одной существенной проблемы».
Вот теперь он точно знал, почему ему приснилась Килиманджаро.


                39. Леопард в снегах

Я сожалею, Эвелин, что столько дней не обращался к тебе. Не означает ли это, что твой образ постепенно стирается из моей памяти – по мере того, как все больше моего внимания и сил отбирает будущее?
Может быть, так оно и есть, и, рассуждая логически, мне следовало бы радоваться этому. Ведь слишком долго цепляться за прошлое – это болезнь, ты сама мне об этом часто говорила. Однако сердцем я все же не могу принять эту горькую истину.
За несколько последних недель произошло немало событий. На борту появилась инфекция, которую я называю «синдромом “Баунти”». Нам следовало этого ожидать – и мы действительно вспоминали об этом, но только в шутку. Теперь же синдром принял серьезный характер, хотя все же не слишком серьезный, я надеюсь.
Кое-кто из команды изъявил желание остаться на Талассе и откровенно заявил об этом… кто может порицать их за это? Еще некоторые желали бы вообще завершить нашу миссию здесь, забыв про Саган-2. Кто именно входит в эту диссидентскую фракцию, неизвестно, поскольку открыто они не выступают!
Спустя сорок восемь часов после Совета мы получили результаты голосования. Хотя оно и было тайным, не знаю, насколько этим результатам можно доверять. За продолжение миссии был подан сто пятьдесят один голос, за завершение его здесь – всего шесть; четверо воздержались.
Капитан Бэй был доволен. Он чувствует, что держит ситуацию под контролем, однако хотел бы предпринять определенные меры превентивного характера. Он ведь понимает, что чем дольше мы здесь будем оставаться, тем сильнее будет давление со стороны не желающих улетать отсюда. Его не волнует то, что среди нас может оказаться несколько дезертиров: «Если хотят, пускай убираются, держать их не стану», – так он выразился. Однако его беспокоит, что недовольство может распространиться на остальную часть экипажа.
Поэтому он предпринимает усилия, чтобы ускорить сооружение щита. Теперь, когда полностью отработана автоматизация производства и доставки и все идет путем, мы планируем вместо одного подъема в сутки делать два. Если это получится, мы сможем покинуть Талассу через четыре месяца. Об этом пока не было объявлено, но надеюсь, никто протестовать не станет – ни «новые талассиане», ни кто-либо еще.
А теперь о другом, может показаться, что это полнейшая чушь, но меня это немало увлекло. Помнишь, как мы, когда только встретились, любили читать друг другу разные художественные произведения? Это был действительно удивительный способ узнать, как жили и что ощущали люди много тысяч лет назад – задолго до того, как появились сенсорные или даже видеозаписи…
Однажды ты прочла мне – хотя на уровне сознательной памяти я давно забыл об этом – рассказ о высокой горе в Африке под странным названием Килиманджаро. Я покопался в корабельных архивах и теперь понял, почему она так не давала мне покоя.
На большой высоте, выше уровня снегов, в этой горе была пещера. А в той пещере лежало замороженное тело крупной хищной кошки – леопарда. Как такое получилось, окутано тайной: никто и ведать не ведал, что мог делать леопард на такой высоте, так далеко от своей привычной территории.
Знаешь, Эвелин, я всегда гордился – многие говорили «кичился» – своей интуицией. Что ж, кажется, нечто подобное происходит и здесь.
Уже неоднократно здесь видели – опять-таки вдалеке от естественных мест обитания – крупное и сильное морское существо, а не так давно его впервые поймали. Это разновидность гигантских ракообразных, что-то вроде морских скорпионов, которые когда-то населяли земные океаны.
Мы не уверены, наделены ли они разумом, да подобный вопрос, возможно, и вовсе лишен смысла. Однако, без сомнений, это высокоорганизованные общественные создания, владеющие примитивными технологиями – хотя по отношению к ним этот термин, быть может, слишком силен. Насколько мы выяснили, они проявляют не больше способностей, чем пчелы, муравьи или термиты, но масштабы деятельности у них совсем другие и они впечатляют.
А самое удивительное – то, что они открыли для себя металл, хотя используют его, кажется, только для украшений, единственным же источником получения металла является воровство у талассиан. И такие случаи уже не раз зафиксированы.
Тот скорп, которого недавно поймали, заполз по каналу прямехонько в самую сердцевину нашей морозильной фабрики. Как весьма наивно предполагалось, сделал он это в поисках пищи. Но ее было вдоволь там, откуда он пришел, – по меньшей мере, в пятидесяти километрах отсюда.
Хотелось бы мне знать, почему оказался и что делал тот скорп так далеко от дома; полагаю, ответ на этот вопрос был бы весьма важен для талассиан.
Интересно, отыщем ли мы его до того, как начнется мой долгий-предолгий сон до Сагана-2.

                40. Конфронтация

Войдя в кабинет президента Фаррадайна, капитан в тот же миг понял: что-то не так.
Обычно Эдгар Фаррадайн приветствовал его по имени и сразу доставал графинчик с вином. На сей же раз не услыхал привычного обращения «Сирдар», не увидел вина, зато ему хотя бы был предложен стул.
– До меня только что дошли некоторые неутешительные сведения, капитан Бэй. Если не возражаете, я хотел бы, чтобы к нам присоединился премьер-министр.
На памяти капитана это был первый случай, когда президент немедленно взял быка за рога – по какому бы вопросу ни шла речь – и также впервые наряду с Фаррадайном присутствовал премьер.
– В таком случае, господин президент, могу ли я попросить посланника Келдора, чтобы он тоже к нам присоединился?
Поколебавшись какой-то миг, президент ответил утвердительно. Капитан с облегчением увидел на его лице некую тень улыбки, будто бы в знак признания этих нюансов дипломатического этикета. Можно превосходить приглашенных по рангу, но не по численности.
Премьер-министр Бергман, о чем достоверно было известно капитану Бэю, представлял собой реальную власть за спиной президента. За премьером стоял кабинет министров, а за кабинетом – Конституция Джефферсона [30]. Подобная система с успехом функционировала на протяжении нескольких последних веков, хотя у капитана Бэя было предчувствие, что такое равновесие сохранится недолго: произойдут большие перемены.
Келдор был вскоре обнаружен в апартаментах госпожи Фаррадайн, которая на нем, как на морской свинке, испытывала свои идеи касательно переоформления дизайна президентского особняка. Несколько секунд спустя явился и премьер-министр с непроницаемым, как всегда, выражением лица.
Когда все расселись, президент, сложив руки, откинулся в своем роскошном кресле-качалке и обвиняющим взглядом уставился на гостей.
– Капитан Бэй, доктор Келдор, мы получили определенную информацию, которая нас более чем взволновала. Мы желаем знать, есть ли правда в сообщении о том, что ныне вы намерены завершить свою миссию здесь – а не на Сагане-2.
Капитан Бэй испытал громадное облегчение… а вслед за тем сразу и раздражение: ведь это свидетельствовало о нарушении информационной безопасности. Он надеялся, что талассиане никогда не узнают ни о петиции, ни о Корабельном Совете, хотя, ясное дело, ожидать этого было верхом оптимизма.
– Господин президент, господин премьер, если до вас и дошли подобные слухи, могу вас заверить, что в них не содержится ни зернышка истины. К чему бы нам поднимать каждый день наверх по шестьсот тонн льда для восстановления нашего щита, как вы считаете? Стали бы мы добавлять себе таких хлопот, если бы планировали остаться здесь?
– Возможно. Если по каким-либо причинам вы изменили свои планы, то навряд ли станете прекращать налаженные операции, рискуя вызвать у нас подозрения.
Это быстрое замечание поразило капитана: он явно недооценивал этих милых людей. Затем он понял, что они – или их компьютеры – уже заранее, быть может, проанализировали все возможные варианты.
– Совершенно верно. Однако я хотел бы сказать вам – хотя это решение является конфиденциальным и еще не оглашено, – что мы планируем удвоить производительность работ, чтобы поскорее завершить сооружение щита. То бишь планируем не только не оставаться здесь, но, наоборот, распрощаться с вами как можно скорее. Я надеялся сообщить вам об этом при более благоприятных обстоятельствах.
Даже премьер не сумел полностью скрыть свой порыв, президент же и не пытался. Не дожидаясь, пока они придут в себя, капитан Бэй продолжил наступление:
– И было бы справедливо с вашей стороны, господин президент, когда вы предоставили бы нам доказательства этого… обвинения. В противном случае, как мы должны его опровергать?
Президент глянул на премьер-министра. Премьер-министр смотрел на гостей.
– Боюсь, это невозможно. Ведь это обнаружит наши источники информации.
– В таком случае мы с вами зашли в тупик. Мы не сможем вас переубедить до тех пор, пока не улетим… согласно с пересмотренным графиком, через сто тридцать суток, считая с сегодняшнего дня.
Повисла глубокомысленная хмурая тишина; затем Келдор сказал:
– Могу ли я коротко переговорить с капитаном с глазу на глаз?
– Разумеется.
Когда они вышли, президент спросил у премьера:
– Они говорят правду?
– Келдор лгать не станет, в этом я уверен. Но, возможно, он не знает всех фактов.
Продолжать дискуссию не было времени, поскольку представители землян вернулись пред очи своих обвинителей.
– Господин президент, – сказал капитан, – мы с доктором Келдором согласны в том, что нам необходимо рассказать вам кое о чем. Мы надеялись, что удастся избежать разглашения этого… поскольку дело это не очень приятное и, как мы полагали, уже решенное. Но, возможно, мы ошибаемся, и в таком случае не исключено, что нам понадобится ваша помощь.
Он изложил вкратце ход событий, как предшествовавших Совету, так и последующих, а в завершение сказал:
– Если хотите, я готов показать вам записи. Нам нечего скрывать.
– Обойдемся, Сирдар, – молвил президент, который будто скинул с плеч тяжкий груз. Премьер-министр, между тем, все еще не мог совладать с обеспокоенностью:
– Э-э… минуточку, господин президент. Это не опровергает полученных нами сведений. Они ведь были весьма убедительны, как вы помните.
– У меня нет сомнений в том, что капитан сможет все объяснить.
– Только если вы скажете мне, о чем идет речь.
Повисла еще одна пауза, после чего президент потянулся за графином с вином.
– Для начала выпьем по чуть-чуть, – бодро проговорил он, – а уж тогда я вам расскажу, каким образом мы узнали.

                41. Разговор на подушке

Все прошло весьма гладко, сказал себе Оуэн Флетчер. Разумеется, результаты голосования принесли ему некоторое разочарование, хотя он сомневался, так ли уж точно они отображают разброс мнений на борту корабля. Ведь он проинструктировал двоих своих товарищей по заговору голосовать против, чтобы не раскрыть реальной численности – все еще мизерной – «новых талассиан».
А вот дальнейшие действия, было, как всегда, проблемой. Он был инженер, а не политик… хотя все определеннее склонялся к тому, чтобы стать им… и уже не видел способа привлечь новых сторонников, скрываясь в тени.
Оставалось только две альтернативы. Первая и самая простая – покинуть корабль перед самым отлетом, то есть просто смыться. Капитан Бэй будет слишком занят, чтобы гоняться за ними – даже если у него будет такое намерение, – их же друзья-талассиане надежно спрячут до отлета «Магеллана».
Однако это будет двойное дезертирство – неслыханное дело в сплоченной общине сабров. Поскольку пришлось бы бросить своих спящих коллег… а среди них были его собственные брат и сестра. Что подумают они о нем три столетия спустя, проснувшись на чуждом Сагане-2, когда узнают, что он мог отворить для них двери в Рай, но не сделал этого?
Но время сейчас работает не на его пользу: все эти компьютерные модели ускоренных графиков подъема несли лишь угрозу его планам. Хотя со своими друзьями он этого даже не обсуждал, альтернативы активным действиям он не видел.
Ему только не давало покоя слово «саботаж».

                * * *

Роза Киллиан никогда не слыхала легенды о Далиде [31], и сравнение с ней привело бы девушку в ужас. Она была простой, несколько наивной северянкой, увлеченной – как и немало других молодых талассианок – обворожительными посланцами Земли. Ее же любовная связь с Карлом Бозли была порождением первого глубокого чувства влюбленности, которое испытал и он.
Их обоих угнетала сама мысль о разлуке. И в одну из ночей, когда Роза рыдала у Карла на плече, он уже не нашел в себе сил смотреть на ее страдания.
– Обещай, что не скажешь ни одной живой душе, – сказал он, гладя пряди ее волос, рассыпавшихся у него на груди. – У меня есть для тебя приятная новость. Это большая тайна – еще никто об этом не знает. Наш корабль никуда не полетит. Мы все остаемся здесь, на Талассе.
Роза от изумления едва не свалилась с кровати.
– Может, ты говоришь это, только чтобы меня успокоить?
– Нет, это правда. Но не обмолвись никому ни словечком. Это должно быть абсолютной тайной!
– Ну конечно, любимый.
Однако ее самая близкая подруга Марион тоже рыдала на плече своего возлюбленного-землянина, значит, ей надо было сказать…
…Марион же поделилась хорошей новостью с Полиной… которая не могла не шепнуть Светлане… а та – опять-таки конфиденциально – рассказала Кристал.
Кристал же была дочерью президента.

                42. Уцелевший

«Дело это более чем неприятное, – подумал капитан Бэй. – Оуэн Флетчер ведь –  человек неплохой; я же сам одобрил его назначение. Как он мог сотворить такое?»
Любого объяснения, наверное, будет недостаточно. Если бы он не был сабра и не полюбил ту девчонку, этого, может быть, и не случилось. Какой термин обозначает совокупное действие двух и более причин? Син… ах, да: синергия. И все же он не мог избавиться от ощущения, что здесь замешаны еще какие-то причины, помимо указанных, однако, скорее всего, о них он не узнает никогда.
В его памяти всплыли слова Келдора – тот всегда находил уместное выражение на любой случай – когда однажды они размышляли по поводу психологического климата в экипаже:
– Мы все здесь моральные калеки, капитан, признаем это или нет. Никто из тех, кто прошел через последние земные годы, не может остаться чистеньким. И мы все в равной степени несем в себе чувство вины.
– Вины? – спросил он тогда с удивлением и возмущением.
– Да, хотя вина эта и не наша. Мы ведь уцелели – единственные, кто уцелел. Уцелевшие же всегда испытывают чувство вины за то, что остались живы.
Слова были не самые приятные, но они могут помочь понять феномен Флетчера… да и многое другое.
Мы все – моральные калеки.
Любопытно, а в чем заключается твоя увечность, Мозес Келдор, – и каким образом ты справляешься с ним. Свою я знаю, и я сумел использовать ее на благо своих же побратимов-людей. Она привела меня сюда, и я могу гордиться этим.
Возможно, когда-то в прошлые времена я стал бы диктатором или полководцем. Вместо этого я с успехом работал в качестве Шефа континентальной полиции, Главного коменданта космодрома и, наконец, – капитана космического корабля. Так что мои диктаторские амбиции воплотились идеальным образом.
Он подошел к капитанскому сейфу, ключ от которого имелся у него одного, и вставил в прорезь металлическую пластинку с кодом. Дверца плавно отворилась, внутри лежали стопки бумаг, медали и сувениры, а также небольшой плоский деревянный футляр с инкрустированными серебром буквами С. Б.
Поставив футляр на стол, капитан с радостью испытал хорошо знакомое чувство возбуждения в чреслах. Откинув крышку, он уставился взглядом в блистающий инструмент власти, который покоился в своем уютном бархатном ложе.
Когда-то этим извращением страдали миллионы. И в большинстве случаев оно было отнюдь не опасным – а в примитивных социумах даже полезным. И немало раз изменяло ход истории… к лучшему или к худшему.
– Я знаю, тебя считают фаллическим символом, – прошептал капитан. – Но при этом ты еще и пистолет. Я пускал тебя в дело раньше, могу применить и снова…
Взгляд в прошлое не мог продолжаться дольше доли секунды, однако вобрал в себя, казалось, целые годы. Он по-прежнему стоял возле стола, когда все угасло; однако, пусть на миг, вся скрупулезная работа психотерапевтов сошла на нет, и врата памяти распахнулись настежь.
Он оглянулся с ужасом… но в то же время был заворожен зрелищем тех неистовых последних десятилетий, которые вывели на поверхность все самое лучшее и самое отвратительное, что свойственно было человечеству. Он вспомнил, как будучи еще молодым полицейским инспектором в Каире отдал приказ открыть огонь по бесчинствующей толпе. Пули должны были лишь угомонить бунтовщиков, но двое тогда погибли.
Что это был за бунт? Об этом он так никогда и не узнал – в те последние годы наплодилось столько всевозможных политических и религиозных движений. А еще это было славное времечко для суперзлодеев: им нечего было терять, не было и будущего, в которое стоило бы заглядывать, потому они с готовностью шли на какой угодно риск. Большинство из них были психопатами, но некоторые – почти что гениями. Он подумал о Джозефе Киддере, который едва не похитил целый космический корабль. Никто не знал, куда он потом подевался, и порой капитан Бэй просыпался от кошмарного сновидения: «Если только подумать, что один из моих спящих – на самом деле…»
Принудительное сокращение численности населения, полный запрет на рождаемость после 3600 года, абсолютный приоритет, который давался работам по разработке квантового двигателя и строительству космических кораблей класса «Магеллан», – все эти притеснения, вдобавок к тому и знание о собственной обреченности, вызывали в земном обществе такие потрясения, что казалось удивительным, что хотя бы кто-то сможет избегнуть судьбы остальных, покинув Солнечную систему.
Капитан Бэй с восхищением и благодарностью вспомнил тех, кто самоотверженно посвятил свои последние годы этому делу, об успехе или провале которого им так и не суждено будет узнать.
Он вновь увидел в своем воображении последнего всемирного президента – Элизабет Виндзор, когда та, крайне утомленная, но гордая, покидала корабль после инспекционного осмотра, возвращаясь на планету, которой оставалось жить считанные дни. Впрочем, лично ей оставалось жить еще меньше: бомба, заложенная в ее космолете взорвалась перед самой посадкой на мысе Канаверал.
У капитана до сих пор в жилах стыла кровь, когда он вспоминал об этом: ведь бомба, как выяснилось, предназначалась именно для «Магеллана», и только ошибка с расчетом времени спасла корабль. Теперь можно только иронично улыбнуться, вспоминая, что ответственность за это покушение взяли на себя оба соперничающих культа…
Джонатан Колдуэлл и его уменьшавшаяся со временем, но еще голосистая свора сторонников провозглашали с нарастающим отчаянием, что все будет хорошо, что Бог просто испытывает человечество, как в свое время испытывал Иова. Несмотря на то, что происходит с Солнцем, скоро, дескать, все вернется в норму и человечество будет спасено – если только те, кто не верит в Его милосердие, не вызовут Его гнева. Да и тогда Он может изменить приговор…
Культ «Воли Господней» веровал в точности в противоположное. Наконец пришел Судный день, и не стоит принимать никаких действий, дабы избежать его. Наоборот, его следует приветствовать, поскольку после Страшного суда те, кто заслужил спасения, жить будут в вечном блаженстве.
Таким образом, пусть и по совершенно противоположным соображениям, оба культа – как колдуэллиты, так и ВГ, – пришли к одинаковому выводу: человеческая раса не должна пытаться избежать своей судьбы. Потому все космические корабли должны быть уничтожены.
Большой удачей, наверное, было то, что из-за своего острого соперничества эти два культа не объединили усилия хотя бы ради достижения цели, к которой оба стремились. Фактически, после гибели президента Виндзор, их соперничество переросло в смертельный поединок. Ширились слухи – наверняка пущенные Всемирной службой безопасности, хотя прежние коллеги Бэя никогда этого не признавали, – что бомбу подложили сторонники ВГ, а испортили программу отсчета времени колдуэллиты. Популярной была и прямо противоположная версия; одна из них вполне могла быть верной.
Все это была история, которую знали только он да горстка его товарищей; скоро она окончательно уйдет в небытие. Но все же странно, что «Магеллану» во второй раз угрожает саботаж.
В отличие от ВГ и колдуэллитов, сабры были весьма квалифицированными специалистами, которые не могли поддаться никакому фанатизму. Поэтому они могли создать куда более серьезные проблемы, однако капитану Бэю казалось, что он знает, как их избежать.
«Ты хороший человек, Оуэн Флетчер, – подумал он мрачно. – Но мне в свое время приходилось убивать и получше. А когда не было других способов, применял и пытки».
Правда, наслаждения при этом он не испытывал никогда, чем немало гордился; впрочем, сейчас существовал способ получше.

                43. Допрос

И вот на «Магеллане» появился новый член экипажа; досрочно пробужденный от своего долгого сна, он стремился разобраться в сложной ситуации – так же, как год назад это делал Келдор. Разбудили его, разумеется, только исходя из исключительности ситуации. Согласно заложенным в компьютер данным, только доктор Маркус Стейнер, когда-то бывший на Земле ведущим научных сотрудником Всемирного Бюро Расследований, обладал знаниями и навыками, которые, к сожалению, оказались необходимы сейчас.
Там, на Земле, его часто спрашивали, почему он избрал именно такую специальность, став профессором криминологии. И он всегда отвечал одинаково: «Потому что единственной альтернативой для меня означало бы стать преступником».
Почти неделя ушла у Стейнера на то, чтобы немного модифицировать стандартное оборудование для энцефалографии из корабельного лазарета и проверить компьютерные программы. Тем временем четверка сабров находилась под домашним арестом, упрямо отказываясь признать себя виновными хотя бы в какой-то степени.
У Оуэна Флетчера был не самый радостный вид, когда он смотрел, как идет подготовка к его допросу: слишком уж много в этом было с электрическим стулом и прочими орудиями пыток, которыми была полна кровавая история Земли. Однако доктор Стейнер быстро успокоил его с деланной фамильярностью опытного следователя:
– Причин для беспокойства нет, Оуэн: я обещаю, что ты ничего не почувствуешь. Ты даже не будешь сознавать, какие именно дашь мне ответы, – но скрыть правду будешь не в состоянии. Поскольку ты человек образованный, я тебе расскажу, что именно собираюсь делать – без утайки. Как ни странно, такой подход помогает мне в работе: нравится тебе это или нет, но твое подсознание будет доверять мне… и сотрудничать.
«Что за ерунда, – рассуждал лейтенант Флетчер, – ну не думает же он, что меня так легко обдурить!» Тем не менее, он промолчал, когда садился в кресло, а санитары закрепляли, не затягивая, кожаные ремни вокруг его пояса и предплечий. Он и не думал сопротивляться: за спиной переминались с ноги на ногу, избегая встречаться с ним взглядом, двое бывших его коллег самого что ни на есть крепкого телосложения.
– Если хочешь пить или в туалет, скажи сразу. Первый сеанс будет продолжаться ровно час; позднее, возможно, нам понадобятся повторные, но они будут короче. Нам нужно, чтобы ты чувствовал себя расслабленно и комфортно.
Если принять во внимание обстоятельства, последнее замечание было слишком уж оптимистично, однако все, казалось, восприняли его всерьез.
– К сожалению, нам пришлось побрить тебе голову, поскольку скальп-электроды не любят волос. И еще придется надеть тебе повязку на глаза, потому что в противном случае визуальная информация все нам испортит… Теперь ты начнешь погружаться в дремоту, находясь при этом в полном сознании… Мы зададим тебе серию вопросов, на которые возможны только три варианта ответов: «да», «нет» или «не знаю». Но отвечать тебе не потребуется: вместо тебя отвечать будет твой мозг, а заложенная в компьютер троично-логическая система распознает его ответы.
И еще: у тебя нет абсолютно никакой возможности солгать нам; пожалуйста, попробуй! Поверь мне, этот прибор изобрели светлейшие умы Земли – и даже им никогда не удавалось его обмануть. Если поступают двусмысленные ответы, компьютер просто слегка изменяет формулировку вопросов. Ты готов? Очень хорошо… Прошу усилить чувствительность, так… Проверьте запись по пятому каналу… Включайте программу.
ТЕБЯ ЗОВУТ ОУЭН ФЛЕТЧЕР… ОТВЕЧАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»…
ТЕБЯ ЗОВУТ ДЖОН СМИТ… ОТВЕЧАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»…
ТЫ РОДИЛСЯ В ЛОУЭЛЛ-СИТИ, МАРС… ОТВЕЧАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»…
ТЕБЯ ЗОВУТ ДЖОН СМИТ… ОТВЕЧАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»…
ТЫ РОДИЛСЯ В ОКЛЕНДЕ, НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ… ОТВЕЧАЙ «ДА» ИЛИ «НЕТ»…
ТЕБЯ ЗОВУТ ОУЭН ФЛЕТЧЕР…
ТЫ РОДИЛСЯ 3 МАРТА 3585 ГОДА…
ТЫ РОДИЛСЯ 31 ДЕКАБРЯ 3584 ГОДА…
Вопросы следовали с настолько коротким интервалами, что, даже не получив небольшой дозы снотворного, Флетчер все равно был бы не в состоянии сфальсифицировать ответы. Впрочем, даже если бы он смог, это все равно ничего не дало бы, поскольку уже за несколько минут компьютер определил характер его автоматических реакций на вопросы с известными наперед ответами.
Время от времени шла повторная проверка (ТЕБЯ ЗОВУТ ОУЭН ФЛЕТЧЕР… ТЫ РОДИЛСЯ В КЕЙПТАУНЕ, ЗУЛУЛАНДИЯ…), некоторые вопросы повторялись снова, чтобы подтвердить уже полученные ответы. Весь процесс был построен полностью автоматически и базировался на физиологическом различии положительных и негативных реакций мозга.
Примитивные «детекторы лжи» пытались делать то же самое с не меньшим успехом, но редко когда с полной определенностью. Понадобилось всего двести лет, чтобы усовершенствовать эту технологию и тем самым произвести революцию в практике применения закона – как уголовного, так и гражданского – настолько, что с тех пор мало какие судебные процессы продолжались более нескольких часов.
Это был уже даже не столько допрос, сколько компьютеризированная – и безошибочная – версия популярной некогда игры под названием «Двадцать вопросов». В принципе, любые сведения возможно получить при помощи серии тех или иных вопросов с ответами «ДА» – «НЕТ», удивляло то, как редко для этого их необходимо было задавать все двадцать, если опытный человек работал в унисон с опытным прибором.
Когда ровно через час слегка одуревший Оуэн Флетчер, пошатываясь, вылез из кресла, у него не было ни малейшего представления о том, какие вопросы ему задавали и какие ответы он давал. Однако он был в полной уверенности, что ничего лишнего не ляпнул.

                * * *

И потому он был искренне удивлен, когда доктор Стейнер бодро произнес:
– Птичка в клетке, Оуэн. Ты нам больше не нужен.
Профессор гордился тем, что никому и никогда не причинял боль, хотя хороший следователь, проводящий допрос, должен быть чуть-чуть садистом… пусто только психологическим. Кроме того, это работало на его репутацию непогрешимого, а хорошая репутация – это уже половина победы.
Он дождался, пока Флетчер не восстановит самообладание, чтобы быть отведенным обратно под домашний арест.
– О, кстати, Оуэн, – сказал он ему вдогонку, – тот вой трюк со льдом ни за что бы не сработал.
На самом деле он вполне мог сработать, но сейчас это не имело значения. Выражение лица лейтенанта Флетчера стало для него именно тем вознаграждением, которого он желал за очередную проверку своего мастерства.
Теперь он мог снова погрузиться в сон до самого Сагана-2. Но сперва он отдохнет и получит как можно больше удовольствия от этой неожиданной интермедии.
Завтра он совершит облет Талассы, и, быть может, поплавает и понежится на одном из ее великолепных пляжей. Однако сейчас ему больше всего по душе пообщаться с давним излюбленным другом.
Книга, которую он благоговейно извлек из герметичной упаковки, была не просто первым изданием: ныне она была единственным изданием. Он раскрыл ее на первой попавшейся странице: ведь теперь он практически каждую из них знал наизусть.
Стейнер погрузился в чтение, и вновь – на расстоянии в пятьдесят световых лет от руин Земли – над Бейкер-стрит навис густой туман.

                * * *

– Перекрестный допрос подтвердил, что в этом заговоре замешаны только четверо сабров, – сказал капитан Бэй. – Можем поблагодарить судьбу, что нет необходимости допрашивать кого-либо еще.
– И все-таки я никак не возьму в толк, на что они могли надеяться, – сумрачно отозвался вице-капитан Малина.
– Едва ли они смогли бы что-нибудь сделать, однако, к счастью, проверять это на практике не пришлось. Да и сами они еще не решились окончательно.
План А имел целью повредить щит. Как ты знаешь, Флетчер входил в монтажную команду. Так вот, он разрабатывал схему перепрограммирования заключительной стадии подъема ледовых блоков. Ведь если этой глыбе позволить врезаться во что-нибудь, хотя бы на скорости в несколько метров в секунду, – понимаешь, что тогда будет?
Можно было сделать вид, что это несчастный случай, однако оставался риск, что последующее расследование не замедлит разобраться, в чем дело. Да если даже и повредить щит, его можно восстановить. Флетчер лелеял надежду, что эта задержка позволит ему заполучить больше сторонников. Возможно, в этом он был-таки прав: лишний год на Талассе, и…
План Б заключался в повреждении системы жизнеобеспечения с тем, чтобы всем пришлось немедленно покинуть корабль. Но, опять-таки, здесь имелись те же возражения.
План В был самым опасным из всех, поскольку мог поставить крест на всей на нашей миссии. К счастью, никто из сабров не входил в двигательную команду, и добраться до двигателя им было крайне сложно…
Все были будто в шоке, в особенности – шеф этой команды Роклин.
– Не так это было бы и сложно, сэр, – молвил, наконец, он, – если бы они действовали достаточно решительно. Однако им пришлось бы попотеть, чтобы вывести двигатель из строя… насовсем, не повредив при этом сам корабль. У меня есть весомые сомнения на тот счет, что им хватило бы на это технических знаний.
– Они работали над этим, – мрачно проронил капитан. – Боюсь, нам следует пересмотреть всю концепцию нашей системы безопасности. Завтра по этой теме состоится совещание старших офицеров – здесь, в полдень.
И вдруг главный медик Ньютон задала вопрос, на который никто другой не отваживался:
– Капитан, они пойдут под трибунал?
– В этом нет необходимости: ведь их вина установлена. Согласно корабельного Устава, единственной проблемой является приговор…
Все ждали. И продолжали ждать.
– Благодарю вас, господа, – сказал, наконец, капитан, и офицеры молча разошлись.
Оставшись в одиночестве в своих апартаментах, он испытал злость и такое чувство, словно его предали. Но все, по крайней мере, позади; «Магеллан» выстоял после шторма, который устроили люди.
Трое других сабров, скорее всего, не представляли опасности; но как поступить с Оуэном Флетчером?
Он снова подумал о смертоносной игрушке, которая лежала у него в сейфе. Он – капитан; нетрудно и несчастный случай подстроить…
Нет, все эти фантазии – прочь: такого он, разумеется, никогда не совершит. Во всяком случае, он уже принял решение и не сомневался, что все с ним согласятся.
Кто-то когда-то выразился так: всякая проблема имеет решение – простое, привлекательное и… ошибочное. Впрочем, сейчас он был уверен в этом, данное решение было и простым, и привлекательным, и вполне правильным.
Сабры желают остаться на Талассе? Что ж, пусть так и будет. Он не сомневался в том, что они станут уважаемыми гражданами Талассы… возможно, именно того сильного, агрессивного типа, в котором нуждается это общество.
До чего же удивительно повторяется История: подобно Магеллану, он собирается высадить на остров некоторых членов команды.
Но карает он этим или вознаграждает, ему не дано знать еще долгих триста лет.


________________________________________________________
[26] Магеллан, Фернан (ок. 1480 – 1521) – Испанский мореплаватель португальского происхождения, первым осуществивший кругосветное путешествие. Был убит на одном из островов, впоследствии названных Филиппинскими.
[27] Фрейд, Зигмунд (1856 – 1939) – австрийский психиатр и основатель психоаналитической школы.
[28] In vino veritas – Истина в вине (лат.).
[29] В. Шекспир, «Юлий Цезарь» (акт III, сцена 2). Перевод М. Зенкевича. Цитата по ПСС в восьми томах. Издательство «Искусство», 1959, т. 5.
[31] Джефферсон, Томас (1743 – 1826) – видный деятель Первой американской буржуазной революции, 3-й президент США, один из отцов-основателей этого государства, политик, дипломат и философ. Один из авторов Конституции США.
[32] Далида (библейск.) – блудница, лишившая Самсона силы, обрив его волосы, и предавшая его филистимлянам (Книга Судей, глава 16).