Девять букв

Роман Делафер
Судебный Пристав шёл по марту и радовался весне. Радовался жёлтому как проклюнувшийся цыплёнок из белёсой скорлупки неба солнцу. Радовался бодрящему ветерку, влетевшего под обшлаг рукава форменной тужурки и сквознячком пробежавшего по телу. Радовался первым хрусталикам свисающих с края крыш сосулькам, несмелой капели, озеркам луж с хрустящим по краю ледком под ногой. Радовался девушке из палатки, продающей горячий кофе и свежие булки. Радовался грустной и красивой песенке из транзистора.
– Вам нравится? – спросила девушка, - это Гребенщиков! - лицо Пристава сделалось беспомощными, глупым и некрасиво-растерянным, - Ну, как же так? Ну? - улыбаясь подсказала: Ну... «Аквариум»!
- Нет. Не знаю. Не слышал.

Пристав свернул к набережной, а там, через мост, соединяющий два берега, ему рукой было подать и до службы. На мосту Пристав остановился подле пожилой пары кормящих у перил голубей в странной для города одежде: он в меховой шапке, бешмете, а поверх него красный башлык; она – укутанная с головой в белый с бахромой восточный платок – шаль.
- Горцы, наверное, - рассудил Пристав. Достал из кармана булку со сдобой отломил кусочек и тоже покрошил птицам. Постоял чуть-чуть, случайно подслушал, что между собой они отзывались на имена: он - Аким, а она - Анна. Посмотрел, как склёвывают голуби корм и, не придавая этой случайной встрече никого значения, шагнул, убыстрил шаг, обходя комья грязного снега, разбросанные там-сям нерадивым дворником.
На службе приставу выдали на исполнение дело на гражданку со странной фамилией Теразан – вроде как армянка или молдованка! - чудны;м отчеством Михаоивомна и потешным именем Яирам. И в этом Пристав не усмотрел никакого значения, да и само дело показалось ему обычным не сложным не заковыристым: только опись имущества без изъятия; и он отправился исполнять поручение.
Пристав хорошо ориентировался в городе. По адресу быстро отыскал нужный ему дом, а на втором этаже и квартиру. На косяке двери под выгравированной табличкой Акулов Е. нажал на кнопку звонка два раза и стал ждать, когда откроют дверь (и табличке, а точнее надписи на ней Пристав тоже не придал никакого значения).
Язык замка заклацкал, дверь приоткрылась, и из сумерек прихожей в проёме высветилось женское лицо.
- Вы гражданочка Яир,.. - язык сломать можно, ну и имечко! - про себя сказал Пристав, но по слогам зачитал уже без запинок, - Ми-ха-о-и- вом-на Теразан?
– Да.
Откуда-то из прихожей, из глубины квартиры донеслось хныканье ребёнка, и на лице женщины отразилось явное замешательство между желанием броситься обратно внутрь на голос или оставить на время у входа прихожей без присмотра пришельца одного. Но замешательство было недолгим, и женщина решила исполнить их одновременно. Успокаивающим тоном почти на распев сказала: - Сейчас, Сусик, не плачь! Сейчас-сейчас, мама сейчас подойдёт! - и уже Приставу, - А... собственно, в чём дело? (И опять, - странность в имени ребёнка не притянула к себе внимания Пристава).
- Вот, возьмите. Смотрите! Это судебное решение, а я судебный исполнитель и должен произвести у Вас выемку ценностей и описать имущество. Вот моё удостоверение. Видите? Здесь написано: Недевредко Р.И., - старший пристав. Это я. И печать. Всё в соответствии Закона. Так я пройду, позволите?
Женщина была явно сбита с толка: и напором пристава, и бумагой, и удостоверением.
- Пройдите, - отступила на шаг, впуская пристава и уже вместе (она чуть впереди) шагнули из прихожей в комнату.
Женщина, прошла дальше по комнате. Низ широкого, почти в пол, платья скрывал её шаг, поэтому казалось, что она не идёт, а плывёт. Подойдя к маленькой кроватке, стоящей у простенка, взяла на руки ребёнка и опять, как проплыла, но уже в сторону окна. Присела на самый краешек скамьи и, разумно, в полуоборот к окну, чтобы не тянуло холодом и не падал на личико младенца яркий свет, без стеснения выпростала из проймы платья налившуюся молоком грудь, повозила соском по губам младенца - тот, ухватив его губками заглотнул, с явным блаженством засопел, зачмокал.
Пристав задержался в проходе двери, достал из внутреннего кармана форменной куртки компактный фотоаппарат и стал профессионально осматривать жилище. - Да-а! - про себя проговорил служака, богатством здесь и не пахло. Кроме детской кроватки, побитого молью шерстяного коврика на стене, сундучка с облупленным местами рисунком да пары скамей-табуретов в комнатке ничего не было: ни шкапа, ни стола, ни дивана, ни телевизора, ни радиоприёмника. Даже штор на окне не говоря уже занавесках и тех не было.
- Да-а! - уже в слух сказал пристав, - а там у вас что? – и показал на проём в стене. - Я посмотрю? – Женщина, не обращая никакого внимания ни на слова, ни на самого Пристава молчала, её внимание было сосредоточено на малыше, только согласно кивнула.
За проёмом оказался закуток с крохотным окошком. Впритык к нему, едва не перегораживая проход, стояла сбитая из фанеры узкая парта. Против окна, в углу стены, на полу лежал свёрнутый мягкий матрац, перевязанный крест на кресс холстиной, узлы которой походили на торчащие уши кролика, а из края, ухом слона, свисало постельное бельё. - Да! - в третий раз промолвил растерянно пристав, и сделал фотоснимок закутка. Потом подошёл к парте и раскрыл наугад страницу в книге лежащей на крышке парты.
На одной странице книги была иллюстрация с неизвестной ему картины, на которой были изображены кормящая ребёнка женщина, старик, что-то записывающий в блокнот, - похоже, как и я - пристав, - почему-то подумалось Приставу. И даже в этом явном намёке Пристав не усмотрел ничего значимого и продолжил смотреть на иллюстрацию; речка, мост через неё, а на нём кавказец в лохматой шапке и женщина в белом платке. Какой-то знакомой показалась ему картинка, но чем, он так и не смог вспомнить. – Чеченцы! - решил для себя пристав.
Другая страница на развороте была со стихом. Первая строчка стихотворения «Над небом голубым есть город золотой…» тоже показались ему где-то слышанной, вроде как из песни, но какой, не вспомнил.
- Как же Вы собираетесь гасить банку заём, гражданочка? Сумма не скажу что бы большая, но для Вас я вижу и она обременительна.
- Да не брала я никакой заём. Просто паспорт утеряла. А кто-то нечестный воспользовался ситуацией.
- Понятно. Бывали такие случаи, знаю! Поймите, я при исполнении. И в доказательство, Вашей теперь уже вижу несостоятельности, должен сделать несколько снимков интерьера, обстановки и что-нибудь изъять.
- Изымайте, фотографируйте. Мне всё равно. Только делайте своё дело быстро и уходите.
- Да-да, конечно... Я понимаю... Я сейчас! Я быстро! - и пристав сделал несколько общих снимков, - А что это за чучело у Вас там, у окошка под партой?
- Это голова быка.
- А-а, понятно, понятно... Охотничий трофей!
***
- Вот. Я составил опись имущества и предметов, находящихся в квартире. Изымать у Вас я ничего не буду. Не чего. Распишитесь, - и Пристав протянул ей листки бумаг, подложив под них папку, и женщина на весу подписала их там, где он указал. - Ага! Вот и вот, здесь, здесь и здесь. И на копии для Вас, здесь. Ну, прощайте! - и пристав направился к выходу, но всё же спросил:
- Вы меня простите, но там, у окна лежит книга со стихотворением и иллюстрацией. Вот стихи мне показались из какой-то песни. Может, Вы знаете какой?
- Какие стихи?
- Там про небо голубое и зверей.
- А? Эти, - и женщина тихо, почти шёпотом запела колыбельную песню.

Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И яркою стеной
А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы
Одно как рыжий огнегривый лев
Другое - вол, исполненный очей
Третье - золотой орел небесный
Чей там светел взор незабываемый
А в небе голубом
Горит одна звезда
Она твоя о Ангел мой
Она всегда твоя
Кто любит тот любим
Кто светел тот и свят
Пускай ведет звезда твоя
Дорогой в дивный сад
Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол исполненный очей
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый.

- А иллюстрация? Точно не помню. Погодите. Сейчас уложу ребёнка и дам Вам открытку, она на стене висит в прихожей. Там на обороте о картине что-то написано.
Женщина уложила ребёнка в кроватку. В прихожей сколупнула кнопку от стены, которой крепилась открытка, отдала её приставу и проводила за дверь.
Пристав вышел на улицу. В пути его преследовала непонятно откуда взявшаяся смута и, поселившись у него в душе, тяготила и волновала своим присутствием.
Придя в управление, он поднялся в кабинет сел за стол, вставил флешку от фотоаппарата в принтер для распечатки фотографий, включил компьютер, открыл папку с документами и начал сочинять отказной материал по делу.
***
- Послушай, ты не знаешь, как называется понятие, когда слово, прочтённое наоборот, приобретает совершенно тот же смысл? - спросила, заглянув в кабинет, вечная бездельница Марфа, - Девять букв.
- Нет, не знаю. Не мешай! – стрекоза, подумал Пристав.
- Подумаешь, «деловой»! - фыркнула с наигранным возмущением Марфа.
И тут сердце у Пристава сначала заныло, потом ёкнуло и предчувствие открылось.
Так, - торопливо говорил самому себе Пристав, пишем. Имя - Яирам. А наоборот как? Мария. А отчество как? Михаоивомна. А, наоборот? - «вомна» опускаем - Иоахим. Фамиллия: Теразан, наоборот как? Назарет. И получаем что?
Мария Иоахим Назарет. МАРИЯ (наверное, дочь) ИОАХИМА, из НАЗАРЕТА!
А ребёнок? Как она называла ребёнка? Сусик? Да, Сусик. А, наоборот? - «к» опускаем – Исус
ИИСУС! Ма-а-терь Божья!
Так, дальше. Табличка над звонком. Фамилия! Фамилия, как? Фамилия!? Точно! Акулов.Е. А наоборот, «ов» опускаем - Е. Лука. Е?Е?Е? – что бы это значило? Евгений. А может «Е» это: евангелист? Точно! Там бык был.
ЕВАНГЕЛИСТ ЛУКА!
- Не может быть, не может быть!? А я! Я как? Недевредко Иванович Ригор, а наоборот: Рогир. Иваныч? Иваныч? А если Ваня, ван. Так-так-так! А Недевредко «ко» опускаем, - Дерведен. Скорее всего дер Веден или дер Вейден. И-и, что получаем?
РИГОР ВАН ДЕР ВЕЙДЕН.
- Вот это да-а!
***
Пристав достал из папки открытку с иллюстрацией прочёл текст на ней. Потом подошёл к окну, распахнул его настежь, заложил руки за голову, посмотрел на вечерний подмигивающий огоньками реклам город на спешащих куда-то пешеходов, на редко удачно подсвеченный прожекторами мост через речку. Разглядел на нём стоящую около перила мужчину и женщину. Потом глубоко вздохнул, о чём-то задумался и понял: никакие они не чеченцы.
Пристав ещё немного постоял у раскрытого окна, взмахнул руками от посетившей его досады. Как же так, - подумал Пристав, - многие явления происходящие вокруг, казалось бы ни чем не связанные, на самом деле едины. И только лень ума, отсутствие внимания не позволяют видеть целостную картину. И надо же так, только какой-то толчок, какое-то озарение, некое наитие, по сути случайность, вдруг соединяет всё в понимание. Понимание и укор - так просто! - всё находится на поверхности. Осталось малое - разглядеть и соединить. И явится смысл.
Пристав прислушался к единственно слышанному ему, мечтательно посмотрел в даль туда за манящий горизонт, туда, откуда шёл зов весны, и растворился в нем.
***
Палиндром! Вот как называется это понятие, - просунув голову в створку двери, радостно крикнула Марфа. И повторила по слогам: па-лин-дром!
Но в кабинете никого не было, окно было раскрыто и сквозняк, потянувший от окна к открытой двери, сбросил со стола открытку на пол. Марфа подняла её, посмотрела на изображение, отметила про себя поразительную схожесть лица хозяина кабинета и мужчиной с блокнотом, и из любопытства на обороте открытки прочла пояснительный текст:
«На картине Рогира ван дер Вейдена действие происходит в открытой лоджии. Мария, сидящая у подножия трона, кормит грудью младенца Христа. Трон символизирует ее будущую роль Царицы Небесной. Украшающие трон скульптурные фигурки Адама и Евы — напоминание о первородном грехе, искупленном Иисусом Христом. Напротив Марии коленопреклоненный Лука запечатлевает ее образ. За спиной св. Луки, в просвете приоткрытой двери, виднеются бык и книга — традиционные атрибуты евангелиста. Около зубцов стены стоят, вероятно, Иоаким и Анна, родители Девы Марии». Марфа положила открытку на стол.
- Мария! Хорошо, что вспомнилось, надо обязательно позвонить сестре. - Закрыла окно. И ушла.

Вместо эпилога.

На следующее утро Пристав на работу не вышел. Не вышел и на следующий день. И в другие, последующие дни тоже не выходил. Некоторые сослуживцы думали, что он втихую отправлен на пенсию, другие, что болеет и сидит дома, а некоторые, что уехал в длительную командировку. Постепенно о нём забыли. И никто больше не вспоминал и не видел Пристава.