Ей нужно было придумать сказку, чтобы спасти себя. Простой миф, выстроенный ради оправдания её существования… Однако, теперь Чарли больше этого не хотелось – не было смысла. Смысл – это всё.
Любые сказки всегда о чём-то повествуют, бережно хранят мораль, и после, оставляют впечатление. Что же до неё, как некоего сюжета, то такой оборот был попросту немыслим, невозможен. Содержанием не может быть ложь, и уж тем более пустота. А что ещё ей миру дать? Разве можно обнажаться, это же непристойно!
Всё чаще погружаясь в рефлексию о себе, Чарли задумывалась, во что может превратиться маленькая мечтательница, которой слишком часто старались показали, что мечты её всего лишь тлен, но которая в это не верит, веря лишь сердцу своему? В этом положении её разум все чаще делал вывод, что сюда подходит образ Чёрного Жнеца. Почему? Да потому что мир слишком злорадно скалился ей, кривлялся картинами реалий и чуждых премудростей. Мир паясничал вместо того, чтобы улыбнуться, кивнуть разок и отойти в сторонку, пропуская леди.
Правда, Чарли тоже не была особо вежлива с ним: почти всегда качала головой, в знак отказа, либо устремляла вдаль безразличный взгляд, порою сдобренным надменностью узнавшего себя таланта. Словом, у них с самого начала не сложилось, не заладилось…
Жнец же, как думалось ей, какое-никакое, а разрушение. Чарли же всегда была мстительной натурой, хоть зачастую и изображала безразличие. Однако, безразличие это, по большей мере было напускным. Да, даже если бы и не эта черта, в разрушении ей виделось величие, а величие почётно.
И ещё Чарли думала, как назвать ей то, что дало ощущение большого таланта и бурлящей силы, но не позволило всё это употребить, чтобы воплотились устремления её души. Она назвала это «подлость».
Мир прикосновений - это был её мир. Не обладания, не познания, не даже понимания, только касание – не больше.
Путешествие через половину Земного шара теперь тоже превратилось в прикосновение. Она была там, но была ли? Думая о том, что с ней происходило тогда, Чарли ловила себя на мысли, что листает книгу, как в детстве, взяв все страницы разом, сжав, изогнув, и быстро выпустив. Все двадцать пять…
Выпавшим осадком на дне сосуда её жизни были теперь лишь непонятная тоска, оставленная новым впечатлением, и тоска другого плана – по перемещению в пространстве. Чарли теперь знала, если её спросят, что такое путешествие, она ответит так: «Это полет над ночным городом, огням которого нет края, а если этот край и проявится, то станет чёрной бездною ночного океана».
Это было чистой правдой, потому что таковым был Токио с высоты нескольких тысяч метров, лежащий под стальным крылом летающей машины.
Да Чарли полюбила путешествие в этом единственном моменте красоты. Остальное было прозой, её любимой прозой… Картины, люди, чувства – всё это превратилось в калейдоскоп фрагментов вечности, которой она грезит от самого начала познания себя. Она ведь и сейчас летела, ощущая непостижимый холод высоты, лаская взглядом земли, что простирались под серебряным крылом…