- Собрал я вас, товарищи курсанты, бараньи ваши головы, чтобы еще раз поговорить о беспорядках, которые творятся в стенах нашего родного мореходного училища. И за стенами...
Начальник училища стоит на ярко освещенной сцене актового зала, широко расставив ноги, разметав клеша, руки за спиной, крупная голова низко опущена, так что не видно глаз. Говорит он тихо, вроде про себя, но рокочущий голос его слышен вплоть до последних рядов зала, до отказа набитого курсантами и сотрудниками мореходки.
Наступила пауза, вязкая, гнетущая тишина, которую не смеет нарушить никто, ни даже шальная муха.
Чиф на сцене кажется монументом, и только нервно подрагивающая щека выдает, как трудно ему казаться спокойным.
- Это вы творите беспорядки! - будто гром шарахнул по залу, и невольно все вжимают головы в плечи. Каждый на себе чувствует вскинутый взгляд и указующий перст начальника.
- Охламоны! - децибелам уже становилось тесновато под высокими сводами самого большого зала в бывшем пансионате для благородных девиц. Слышали бы эти девицы...
Новая пауза. Снова опускается, будто в изнеможении, античной ленки лицо, и в напряженной тишине все ожидают, что же последует дальше.
А дальше снова ровно, даже монотонно рокочет окающий бас ярославского мужика, как порой он с гордостью себя называет.
- Прихожу сегодня в училище. Дежурный докладывает: все в порядке, никаких происшествий не произошло. Спасибо, милок, спасибо, родной, все честь по чести. Только являюсь в кабинет - звонок! Откуда, вы думаете? Из милиции? Из вытрезвителя? Это бы еще куда ни шло. Там наши орлы частенько гостят. А звонят мне сегодня из городской администрации. Сам голова! - снова свирепый взгляд будто каждому в нутро вонзился. - Вам это что-нибудь говорит? Ни черта вам это не говорит! У нас, оказывается, все в порядке. Только маленький пустячок случился - не стоит внимания. Двадцать матросов, военных моряков госпитализированы - чепуха какая! Три наряда патрулей разоружены - стоит ли говорить? Милицейские машины - одна поставлена на клумбу вверх колесами, другую вообще почти разобрали. И трамвай... Ну, скажите, трамвай-то чем перед вами провинился, что вы его поперек пути поставили?
- А на нем матросы драпали, - донесся к всеобщему изумление лихой голос из зала.
- Кто?! Кто это сказал?
Гнетущее молчание было ответом на вопрос.
- Я повторяю, - уже спокойно произнес начальник, - кто это сказал? Или мы только шкодить горазды, а ???...
В углу под балконом поднялся с места маленький, щупленький курсантик с рыжей вихрастой головой. Все, как по сигналу, оборачиваются к нему, а чиф, словно обрадовавшись, восклицает:
- Ну конечно! Ну как без Паши Лобазова может что-нибудь у нас произойти! А где, скажи-ка, друг твой Сева? Школьников, Сева, где ты?
Рядом с Лобазовым выросла фигура, вдвое его выше, увенчанная румяной, с широкой улыбкой физиономией.
- О, друзья-корефаны! Вы-то нам сейчас и расскажете, как и что вчера было. Прошу на сцену, господа гардемарины! - Широким жестом чиф указал место возле себя, и зал при этом съежился в предчувствии экзекуции.
Вызванные мешкали, зачем-то тянули время, выбираясь со своих мест: Чиф исподлобья наблюдал за ними. Потом, вроде ни к кому не обращаясь, сказал негромко:
- Женщин прошу выйти.
Вздох облегчения всколыхнул зал, женщины-преподаватели и сотрудницы торопливо покидали свои места, украдкой, ободряюще переглядываясь друг с дружкой. Если начальник просил женщин покинуть зал во время сбора, значит, гроза пройдет без осадков, ограничится «наставлениями» - этажа в три или пять. Может, и в семь..
Передние ряды частично опустели. Паша Лобазов и Сева Школьников медленно поднялись на сцену, стали на указанные места. Сева почти на голову возвышался над чифом, Паша между ними стоял грудью к залу, лицо задрав вверх и в сторону, смотрел прямо в глаза начальника мореходки.
- Ну что ты смотришь честным взором? - наклонился к Лобазову чиф. - Курсовок-то вон, от локтя до шеи, а в голове пусто. Госэкзамены на носу, а у вас одно на уме - за гюйс заложить да подраться. Вам хоть кол на голове теши, - в такт размерно произносимым словам чиф стучит кулаком, который чуть побольше Пашиной головы, по этой самой голове, и от каждого удара подбородок Паши упирается в грудь. - До вас ни хрена не доходит.
Стоящий рядом с другом Сева Школьников улыбается, начальник замечает это, неожиданно переключается на него:
- А ты, американец, чего смеешься?! А ну, нарисуй мне мидель-шпангоут деревянного судна! - Чиф явно забыл, что он не на лекции по теории корабля, которую ведет у старшекурсников. Он даже рукой мотнул за спину, где должна быть доска. Потом спохватывается: - Не нарисуешь! Потому что не учишь. А физия красная – потому что пьешь. А я там для вас солянки наварил - сало ложкой не провернешь. Арбузов купил по килограмму. Вы сейчас пойдете, в нем мордой утонете, а потом вылезете не солнышко брюхо греть, пока семечки не выступят. Или в козла приставного скакать. А ну-ка, прокати меня чуток, - чиф легонько подвинул к себе Пашу и попытался взгромоздить свой стодвадцатикилограммовый организм на малогабаритную спину курсанта. Ноги Паши изобразили восьмерку, пошли в разные стороны.
Сдержанное оживление возникает в зале. Начальник слез с Пашиной спины, обратил свое внимание в зал.
- Ну, кто еще участвовал во вчерашней потасовке?
Весь зал поднялся единым движением. Только на первых двух рядах оставались сидеть преподаватели да командиры рот.
- Так, ясно. Так я и думал, - чиф будто от удовольствия потер руки. - А что же вы, товарищи командиры?
Пятеро офицеров при этих словах поднялись с мест.
- А вы что же, я вас спрашиваю? Где вы-то были при том безобразии? Или это вас не касается?
Командиры стояли по-уставному, не мигая глядели на любимого начальника.
- Слушай приказ! - гремел он. - На всю неделю, включая субботу лишаю личный состав личного времени. Работать будем! Как арапы пахать, ядрена ложка! От занятий и до самоподготовки. Грехи будем замаливать перед городскими властями. С вами во главе, товарищи командиры. И молите бога, чтобы не вмешалась в это дело прокуратура. Тогда не сносить нам многих голов.
- А вы, - чиф не забыл и о Паше с Севой, которые совсем было отошли, перемигивались за его спиной. - Не будь вы на пятом курсе, отправил бы я вас служить. В солдаты служить, а не на флот, чтобы другим неповадно было. Ну да ладно. Пойдите гальюны подрайте - сверху донизу. И чтоб блестели у меня, как... А я в обед посмотрю. Да не вздумайте первокурсников вместо себя работать заставлять. Это вам для начала. Этим вы не отделаетесь. Я вас еще рублём шандарахну. Шандарахну и поедете вы у меня с рублем на Сахалин или Камчатку. Сие я вам торжественно обещаю.
Чиф остановился, чтобы передохнуть, секунду подумал, махнул рукой, будто стряхнул что-то, и, склонив низко голову, глядя себе под ноги, пошел прочь.
- Внимание, училище! - вскочил, рявкнул железным голосом дежурный офицер. - Сми-ир-рно!
Зал грохнул, поднявшись, и затих. И вдруг на шкентеле, в задних рядах кто-то отчаянно запел:
"В походы дальние, сквозь ветры шквальные"...
Начальник будто наткнулся на что-то. Встал, повернулся в сторону, откуда доносился гимн училища, не сдержал улыбки, покачал головой и, так и не сумев согнать улыбку с лица, вышел из зала.