Имка, Фур-Фыря, Жако и Хеопс

Роман Делафер
Не рекомендуется к прочтению лицам нервно реагирующим на ненормативную лексику.

История эта мне показалась весьма занимательной. В ней столько неясностей, случайностей простых и не очень стечение обстоятельств, что иногда я сам сомневаюсь: а было ли это всё на самом деле? Но уверен: читатель сам разберётся в этой нелепице и самостоятельно примет решение: а могло ли это быть вообще?

Небылица эта прочно привязана хотя и не неоднозначно, но всё же к исторической части города Москвы. Кому знаком этот район – узнал - пусть, да не обиделся, а кому не знаком, так и не важно, догадается.
Местность эта раньше ещё в давние времена при одном жестоком правителе между его слугами называлась как-то так: «Дача, Которая Ближе Всех Других Дач».
Потом слуг сменили: кого расстреляли, а кто и сам помер и не факт, что не от страха.
Новые слуги, которые сменили старых слуг, называли уже эту местность проще: не дача имени такого-то (так строжайше воспрещалось), а так как при посторонних называют близкого человека, - по имени отчеству, а в кругу своих уже можно и панибратски. Так и с дачей - просто - Дача Лучшего Из Лучших.
Потом ещё раз или даже два раза новых слуг заменили другими. И вот как раз последним и самим вздумалось пожить там, где когда-то проживал Лучший Из Лучших. И так это им возжелалось так невтерпёж стало, что решение Самые Новые Слуги приняли до наивности верное: кто к закромам Родины как к кормушке ближе тем на холме в сосновом бору подле излучин старинной речушки Сетунь возвести городок из дач и назвать его Дача Лучшего, а на забор прикрепить травлёную чернью буквами золотую табличку: "Жилой комплекс. Ближняя Дача"
Это чтобы было уже совсем без обманки, мол, знай наших!
***
В одном из домов этого городка обживая хоромы, стоял у раскрытого настежь окна в светлой зале Большой Начальник и любовался с высоты птичьего полёта видом окрестности.
И как водится у начальников вообще, принимал он от кое кого подношения. А тут ещё и причина - новоселье.
Вот заносит ему охранник благодарность: бандероль, аккуратно перетянутую бечёвкой и коробку с перевязью георгиевской лентой высотой с локоть. Сложил охранник поклажу, куда указал Большой Начальник кивком головы на подоконник и тихо удалился.
Большой Начальник знал: в бандероли два миллиона евро, а в коробке и того больше - пять. Но сомнение какое-то появилось: коробка для этого не по поклаже большая. Взрезает ленту, упаковку, поднимает крышку у коробки, а внутри… горшок цветочный, а вместо цветка землицей присыпанный силиконовый фаллос торчит.
Большой Начальник опешил, от обиды, засучил ножками, закричал нецензурно, толкнул злобно ногой дверь и бросился вон из залы к "вертушке" причину обиды выяснять.
А тут как назло сквозняк потянулся от двери к окну да такой сильный, что ударил в створку, та хлоп по бандероли и столкнула её с подоконника вниз во двор. Секунда-две другая створка - хлоп, и полетел следом горшочек с фаллосом.

Жако.

В Москве с растущими по обеим сторонам тротуаров могучими липами тихом Безбожном переулке стоял старой постройки в два парадного входа трёхэтажный дом с красивой прекрасно сохранившейся по фризу в виде орнамента лепниной.
Дом до октябрьского переворота был доходным; постояльцы проживали состоятельные: адвокаты, инженеры, врачи, советники – интеллигенция.
Жильцы со временем съезжали с квартир, пропадали подхваченные вихрем перемен в лихолетье различных уклонов, жадных до крови войн, в строительстве светлого ещё невиданного завтра, чахли духом во всеобщей перестройке общественного бытия; умирали; нарождались и новые. А дом, несмотря на заселившихся в нём людей уже новой формации, по духу так и остался - за интеллигенцией.
На втором этаже в просторной на четыре комнаты квартире за №6 проживала семья потомственных врачей из четырёх человек: Пётр Петрович, высокий начинающий полнеть мужчина тридцати пяти лет, - онколог, его жена, - Виктория Павловна, - милейшая женщина не более тридцати лет, - терапевт, и мать Петра Петровича, - Антонина Михайловна, ранее служившая главным врачом в городской больнице - бабушка их сына Арсения, смышлёного мальчугана лет шести-семи.
Арсений, по домашнему - Сеня, был видом похож на Гарри Поттера, даже очки носил такие же с круглыми линзами, учился на дому английскому языку и игре на виолончели, знал счёт до ста, уже сносно умел писать и читать книжки, написанные крупными буквами.
Особенно ему нравились истории про животных, о смелых и благородных пиратах, о путешествиях почти таких же, как у Пятнадцатилетнего Капитана, про Африку, про страшные-страшные тайны, про всё-всё!
У Сени тоже была тайна, страшная-страшная: Сеня безумно хотел, даже нет, желал иметь живность – попугая! Попугай по разумению Арсения должен быть говорящим и не каким-то волнистым, но обязательно Жако; и кричал бы: «Пиастры! Пиастры! Пиастры!» И чтобы эту страшную тайну смогли разгадать вместе мама, папа и бабушка и подарили бы Жако.

***
В воскресные дни с утра папа брал Сеню в знаменитые Сандуновские бани - в номера! Ещё не так давно Сеня в баню ходил с мамой. Но один раз, он так пристально стал разглядывать, как и из какого места писают тёти, что на них с мамой сначала долго кричали, а потом прогнали из женского отделения.
…Пётр Петрович после парной да ещё с веничком, мыльных процедур, разгоряченный, угощаясь большой кружкой холодного пенного с янтарным отливом Жигулёвского пива и обязательно с солёной сушкой, млел.
Сене тоже как взрослому подавали в маленькой кружке шипучую пенную газированную воду с малиновым сиропом и такую же, как и папе, солёную сушку; папа степенно сдувал шапку пены с кружки, Сеня делал вид.
В номере папа и Сеня восседали на пухлых диванах в зеркалах, с завитушками вделанных в спинки. Диваны были устланы пушистыми облаками махровых простыней, что казалось, восседали на них укутанные в белоснежные холстины ангелы.
После бани папа с Сеней идут на Кузнецкий в магазины: папа - в букинистический, Сеня - зоологический; магазины располагались друг против друга и их, как раз и разделяла улица.
Покамест папа разбирал развалы со старыми книгами, Сеня, долго почти распластавшись и плюща нос о стекло витрины, рассматривал весело прыгающих кроликов, бегающую в колесе белочку, а в норке с настороженными бусинками глаз барсука, а над ними на золотой палочке раскачивался серебристый с белыми панталончиками Жако.
И Сене вдруг так стало жалко одинокого Жако и почему-то себя, что не заметил, как повлажнели глаза, захлопали ресницы и ручьями потекли слёзы. Не заметил, как сзади к витрине подошёл папа, как в отражении стекла увидел льющиеся у сына слёзы, задранную вверх голову, что сразу обо всём догадался.
На семейном совете в волнительном споре было решено на день рождения Арсения вместо самоката преподнести в подарок попугая.
Бабушка советовала Волнистого; мама сомневалась, что папа купит говорящего и тем расстроит ребёнка. И только Пётр Петрович принял твёрдое решение: Я видел глаза сына! И попугай будет только Жако! Говорящий! А не будет говорить, - научим, он легко обучаем, и оптимистично подметил: Я знаю!

На день рождения Арсению подарили Жако!
Сеня на празднично накрытом столе рядом с тортом сразу увидел высокую клетку, прикрытую тёмной тряпицей, и понял - там попугай, сбросил тряпицу – Жако!
Как радовался Сеня! Ножки сами то приседали, то подпрыгивали от восхищения. Глаза сочились счастьем. Мальчик обнял клетку, раза три поцеловал прутики, потом бросился на шею Петра Петровича, прижался и тоже расцеловал. – Я знал! Я знал, что Вы догадаетесь! Я знал!
Потом забрался на колени к маме следом к бабушке и всех обнимал, целовал, кричал: Я знал! Затем осторожно взял ручку, приделанную к крыше клетки, и бережно понёс её в свою комнату – учить словам попугая.

(прошло пять дней)

Как объяснили в зоомагазине, птица за три дня адаптируется к новой обстановке, привыкнет к незнакомым людям и обязательно заговорит. И по подсчётам Петра Петровича выходило, Жако уже должен был заговорить
Сеня без устали повторял стоя перед клеткой Жако: Пиастры! Пиастры! Пиастры! Но попугай был нем.
Ещё Сеня пел попугаю песенки, аккомпанируя себе на инструменте, играл концертино, сонату для виолончели и для общего развития гаммы. Концертино и гаммы не произвели впечатления на птицу, а под сонату Жако только молча немного поплясал вприсядку и потерял всякий интерес к музыке.

В четыре по полудню у Сени с репетитором занятия английским.

- Ну, что, деточка, начнём?
- «Please – date! (Пожалуйста – дату!) – повторяет репетитор три раза. И не успел Сеня ответить, как Жако на свой манер быстро-быстро заговорил: ****ато! ****ато! ****ато!
Сеня на всю жизнь запомнил глаза репетитора!

***
Репетитор, Станислава Сергеевна, была женщиной современной, разносторонне образованной, а в младые годы даже в очень хорошей форме изъяснялась в Рунете на эрративе т.н. олбанском. Так что слово, хотя и было ей знакомо, близко, по сути, и по звучанию, но чтобы вот так, в её присутствии при ребёнке нецензурно да ещё попугай! Такого Станислава Сергеевна перенести без потери достоинства не могла и доложила о происшествии дремавшей у телевизора бабушке ученика.
Антонина Михайловна в волнении чуть ли не выпила весь пузырёк корвалола и поклялась, как только отпустит сердечный недуг птицу придушить.
Сеня, зная крутой характер бабушки, воспринял угрозу всерьёз и от такой угрозы забился в истерике: "Бабушка, бабушка, зачем убивать Жако он хороший, он умный, он заговорил!" - плача объяснял Сеня.
Антонина Михайловна и Станислава Сергеевна заперлись на кухне вести совет: что делать?
Сначала позвонили в зоомагазин и имели разговор с директором, мол, птица оказалась бракованная, ругается нецензурно, заберите назад.
Директор был ушлым: "Птица здорова? Здорова! Значит, брака нет. А то, что сами научили разным словечкам так сами и виноваты, а птица хотя и говорящая, но глупая, а по сему не причём".
Позвонили на работу Виктории Павловне. Та, услышав рассказ, сказала только: «Ах, я знала! Я так и знала, что эта затея добром не кончится!» И посоветовала до прихода Петра Петровича домой, избавится от Жако. «Отдайте соседям. Отдайте, кому хотите, но только чтобы попугая в доме не было. Всё! Может Станислава Сергеевна поможет пристроить птицу, она же вхожа во многие дома?»
Станислава Сергеевна только из уважения к семейству Петра Петровича согласилась принять участие в дальнейшей судьбе Жако.
На дом было вызвано такси, клетку накрыли простынёй, и Станислава Сергеевна поехала давать урок следующему ученику, который проживал на другом конце столицы в новом обособленном городке под названием Ближняя дача, а заодно пристраивать птичку.

Имка.

Не далече от этих самых домов Ближней дачи в пятиэтажной хрущёбе на первом этаже в убогой однокомнатной квартирке туго, но жил некий Скоробогатов Эммануил Валтасарович, сорока от силы сорока пяти годков от роду, по прозванью – Имка.
Площадь делилась по справедливости с беспородной шавкой Фур-Фыря, для которой в двери был проделан специально на заграничный манер небольшой лаз и хомяком Хеопсом.
Имка был безработным, но всё же имел свой малодоходный, но постоянный заработок – собирал в сшитую через край суровой нитью суму из мешковины пустую посуду количеством не более двадцати за раз.
Сума укладывалась на имеющуюся в собственности передвижное средство - инвалидную коляску - и груз отвозился в известное только Имке место - в гаражи, вытянувшиеся вдоль железной дороги.
Там, в гаражах чумазый гастарба;йтер из какого-то ближнего зарубежья скупал у Имки одну порожнюю тару за 50, а то и того более – 80 копеек и в которую, уже потом очевидно и разливалась самопальная пользующаяся огромным спросом у алкашей иначе и не назовёшь водяра.
На пропитание себя за шесть–семь каждодневных походов Имка набирал рублей 50- 60. Но всё же после работы шёл на оптовый рынок у железнодорожной платформы, пристраивался между ларьков на коляске, но не попрошайничал, а просто сидел и смотрел в никуда.
Сердобольные торговцы, проявляя понимание, сами ссыпали в маленький кулёчек обмёт: смесь из овса, проса, отрубей, семечек, риса или гречневой крупы - для хомячка, а в мясных рядах уже обреза - для собачки. Так они и жили.

Фур-Фыря.

Имка обменял на тридцать рублей жизнь Фур-Фыри у странствующих спившихся таджиков с Чиркизона, которые, оголодав, собрались на пустыре у поймы Сетуни освежевать изжарить и съесть собачонку тем и спас от погибели. Но всё же левую заднюю лапу на закусон злые люди отрезать успели.
Имка выходил пёсика, который на поверку оказался не пёсиком, а сукой. Да такой злобной сукой, что кобели, несмотря на течку, обходили ее, поджав хвосты дальней дорогой. От такого кобелиного невнимания сука только зверела, чем упрочняла свой скверный характер. За никчёмность, как и стеклотару объёмом в 0,33, Имка дал её благородную через дефис кличку Фур-Фыря.

Хеопс.

Хомяк приблудился сам. Сбежал, наверное, у какого-нибудь раззявы. Вернее в лаз для Фур-Фыри его загнали коты; пробраться далее побоялись.
Имка подобрал у мусорных баков упаковку от искусственной ёлки в виде пирамиды и приспособил под домик хомяку. Чем не Хеопс?
Но больше всего Хеопс любил отсиживаться в матрёшке. Набьёт щёки горохом, усядется как на горшок в половинку матрёшки и "приход" ловит!

***
Только в такси Станислава Сергеевна осознала, что пристроить, как выразилась Виктория Павловна «в дома, в которые вхожа» попугая с таким лексическим запасом ей не удастся, полетит вся её карьера, а с ней вполне налаженная жизнь обеспеченного и востребованного репетитора приняла решение отдать Жако какому-нибудь первому встречному незнакомцу.
Уже подъезжая к домам Ближней дачи, Станислава Сергеевна приметила толкающего перед собой инвалидную коляску в сопровождении трёх лапой собаки вполне опрятного мужчину, остановила такси и решила предложить попугая ему.
- Любезный, я вижу, Вы любите животных, вон какая у Вас милая собачка, а мне срочно надо уехать из города, - витиевато начала привирать Станислава Сергеевна, - не согласились бы Вы за вознаграждение принять от меня на иждивение красивую птицу – попугая?
Как читатель уже догадался, это были Имка и Фур-Фыря.
- А он говорящий? - проявив интерес начал выспрашивать Имка.
- Он только учится, - уклончиво отвечала Станислава Сергеевна. Я Вам предлагаю за услугу 500, нет, тысячу рублей! Так как, Вы согласны? – Имка не устоял. Купюра и клетка перекочевали из рук Станиславы Сергеевны в руки Имки. Сделка состоялась.

Имка поставил клетку на коляску, откинул простынь наброшенную на клетку, убедился, что попугай жив, и вполне довольный продолжил движение навстречу своему основному заработку.
Имке определённо везло. У первого же дома Ближней дачи у самого цоколя Имка увидел целую «батарею» стеклотары – бутылок 12-15. Оставив коляску у подъезда, взял суму и по узкому проходу между домом и газоном направился к намеченной цели. Только было подошёл, даже не успел наклониться протянуть руку, как сверху что-то сильно ударило по голове, у Имки подкосились ноги и он, теряя сознание, заваливаясь на спину, раскинув руки, навзничь рухнул на землю. И почти следом ещё удар, уже ниже паха, но его уже он не почувствовал, Имка был без сознания.

***
Большой Начальник накричал на ни чем не повинного охранника, вернулся в залу подошёл к окну, но на подоконнике ничего было. – Что за чертовщина! - подумал Большой Начальник, - Только было и нет! - и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз и ахнул: на земле раскинув руки, лежал человек, рядом валялась бандероль, а между ног как в насмешку торчал эрегированный член.
- Убил! - мелькнула мысль в голове Большого Начальника, - Чёрт с ними с миллионами, пошёл на *** этот хуй! Надо спасаться! Это же ****ец! – Большой Начальник на карачках отполз от окна к двери. - Охрана! - закричал он, - За мной! Всем ****ец! - и выскочил из квартиры в холл к лифту.
Большой начальник был трусоват, поэтому он не подошёл к случайно убиенному, - может помощь нужна? - а быстрым шагом, почти бегом причитая: ****ец! Это ****ец! - пронёсся мимо коляски с попугаем к поджидавшему его служебному автомобилю. Попугай услышал знакомое слово и, раскачиваясь в клетке и приседая на кольце ,то на одну, то на другую лапку исполнял танец, а заодно и тарахтел: ****ато! ****ато! Это ****ато!

Газон окружали небольшие кусты, но их высоты было достаточно, чтобы не иметь, если кто идёт мимо, возможность видеть с того места, где была оставлена коляска, что у цоколя лежит человек. Впрочем, никто в этот час и не проходил.
Заволновалась Фур-Фыря: был и вдруг пропал хозяин! Запрыгала в ту сторону, где видела в последний раз Имку, а он лежит и между ног у него кость торчит (так Фур-Фыре показалось, что кость), Фур-Фыря хвать – вроде как хрящ, - а хрящ вместе с горшком целое и скорее-скорее к себе с добычей домой.
Не знаю, сколько времени прошло, может десять минут может с пол часа, но Имка стал оживать.
Вот дёрнулась нога, потом рука потянулась к голове, ощупали пальцы, пробежались – цела! – затем заскользила вниз, а там, в паху дотронулись пальцы яйца так Имка, взвыл согнулся от боли пополам - сел.
Кое-как смог встать; яйцо болит, голова кружится, соображает плохо, но сверток из любопытства Имка дома рассмотреть подобрал: что же это такое жахнуло ему по темечку. Хорошо шапочка с помпоном да ещё крупной вязки была одета на голову, послужив неким амортизатором, да и свалилось не из-за облачных высот, а намного ниже, а то бы точно – труп!
Покачал вверх-вниз на руке Имка свёрток, прикидывая вес – килограмма четыре-пять потянет точно! - сунул под мышку, еле-еле доковылял к коляске, ухватился за ручки и шажком-шажком потопал вслед за Фур-Фырей – домой.

Фур-Фыря допрыгала до дома, протиснулась в лаз двери, улеглась у пустой миски на кухне и с остервенением вгрызлась в хрящ. Хрящ оказался внутри полым ко всему не съедобным, а, потеряв верхушку, из огрызка вообще посыпались, раскатились по немытому полу стекляшки.

***
Много времени прошло, мало, никто сказать не может, но больше Имку никто не видел. Пропал.
Поговаривали языки, что Большой Начальник, узнав, что в горшке с фаллосом, которым его отблагодарили, были бриллианты - пять или шесть штук, а один крупный огранки «Принцесса» тянул на 2,5 миллиона евро – сошел, с ума и выбросился на Старой площади из окна.
Другие, что подослал бандюг и те отобрав всё и придушили бедолагу.
Но самой достоверным мне кажется весть от Испанца проживающего в квартире Имки.

***
Имка как-то умудрился эмигрировать в Уругвай. Завёл там ферму, на которой выращивает на продажу хомяков, и открыл школу по обучению попугаев говорить на всех языках мира. Но самым удачным для него стало приобретение сети по сбору стеклотары и заводика по её переработке. Бизнес процветает. Женился на местной красавице, часто мелькает на страницах газет и журналов и вообще живёт припеваючи.
Нанял Испанца и тот кормит и обиходит Фур-Фыурю, Хеопса и попугая жако Фешу ( перевод с английского «Please – date! на испанский будет - ;Por favor – fecha!). Обуругваился и теперь он по паспорту Emmanoil Valtasar Rico (Богатый).
Я высказываю сомнение Испанцу, он, молча в подтверждении своих слов, показывает свежие номера газет.