Вопрос читателям. Интересен ли данный стиль повествования?
Что ни говорите, странный это был малый. Ни от мира сего. Даже с чем и сравнить не знаю. Как там старик Эйнштейн говорил, что крупные тела своей гравитационной массой искривляют пространство? Ну вот, этот искривлял. Как заходил в комнату, так все вещи будто сами собой, нехотя так, снимались со своих мест и переползали. Подальше от него. Вру, само собой, но ощущение было именно такое. Будто сам ваш взгляд на окружающее пространство менялся в его присутствии. А был он росту среднего, стройный, едва ли не худой. Бородка как у китайского мандарина – черной мочалкой. Глаза с раскосинкой. А взгляд? Не на вас, не сквозь вас, а как бы мимо. В то, искривленное пространство. Мутный был типчик. Ей богу, мутный… Она так ему и говорила, в шутку, наверное, черный ты ворон! Только ворон, он хитер, отвечает – невермор!
А она? Она и вовсе нездешняя, непонятная. Просто сейчас таких не делают, что ли. Нефертити, Клеопатра, Джоконда.. Нет, все не то, эти же - нежная кожа, голубая кровь! Та нечто более мощное, крепкое, стихийное. Брунгильда, наверное. Валькирия. Поленица. Или как нищий поэт-декадент, тот, что стихами подушки набивал, писал – облакиня. «Облакини плыли и рыдали над высокими далями далей». Ну да ладно, давайте без этих культурно-исторических изысков. Лицо у нее простое, арийско-славянское. Решительное. Твердо вылепленное, крепко-подогнанное, ни одной лишней черточки. На эту немного похожа, на боксершу русскую. Тоненькая такая, беленькая. На ринг выходит с двумя косичками, юбочка на ней в складочку. Вот работа у девахи – махать кулаками на потеху публике. Скакать по пружинящему квадрату ринга. А как она негритянку эту толстую отделала! Толпа орет – давай, сбоку заходи, вымотай ей. И левой, левой! Она слева удары пропускает! Нет, моя не дралась. Ни тогда, ни, скорее всего, никогда в жизни. Другая у нее была сила. Она ее, силу эту и не осознавала, наверное, никогда. Помню, другой силач рассказывал, культурист-богатырь. Еще в юности, говорит, было, когда он дома гири тягал. Так вот как-то бабуля в комнату заходит, пол вымыть. А там гантели, блины от штанги, гири всякие. И вот бабуля его семидесятитрехлетняя гирьку трехпудовую поднимает, аккуратно так, чуть ли не двумя пальцами, как мыша, и пока на весу ее держит другой рукой, тряпочкой значит, под гирькой пол вытирает. И потом аккуратненько на место ставит. Внучок-богатырь дивится. Нда, есть женщины в русских селеньях.
Ладно, отвлекся. Любили ли они друг друга? Уважали? Терпели? Ненавидели? Или обреченно смирились с обязанностью долгий срок быть неразлучными, будто заключенные в одной камере. Право, не знаю. Просто были вместе, делали свое дело и баста! Спорили, конечно.
Она курила много. Он кривился, ругал ее. А она в ответ хохочет, Кант вон тоже курил, а критику чистого разума написал! И опять сигарету в рот. А зубы у нее белые, крупные, с щербиной между резцами. А еще она крестиком вышивала, при всей своей былинной мощи! Как свободная минутка, так шасть в уголок, пальца достала и иголкой туда-сюда. Вышивала какие-то невинные глупости. Бабочки-цветочки-котята. Ну, иногда узоры странные, то ли деревья, то ли кресты. Он бесился, негодовал, кричал на нее. Бестолковщиной занимаешься, зря время тратишь! Лучше бы книжку какую прочитала. Какую, отвечает? Я и так все знаю. Спрошу, мне и скажут. Из первых уст, как говорится. Помнишь, сам мне про Николу Тесла рассказывал? Как тот все свои открытия не путем долгих и провальных опытов совершал, а путем озарения. Просто – бац и вот готовое решение! Из первых рук, прямехонько из небесной канцелярии получал информацию. Потому, он свое время и опередил. Ты, помню, интересовался многомерным пространством? Так это проще, чем крестиком вышивать, хочешь, объясню? Откуда знаешь, ты то не Эйнштейн, не Тесла, орет он, ногами топает!
Так и существовали. Вместе плохо, а по отдельности вообще нельзя. Будто разъяли человека, рассекли, сердце отдельно, мозг отдельно, вот пока рядышком, жить можно, а чуть разбежались - все рухнет. Мир рухнет. Серьезно, говорю.
Мозговым центром была, конечно, она. И сердцем тоже. И вечным двигателем. А он, на первый взгляд, вроде балласта. Или как нейтральная частица в атоме – вроде нафиг не нужна, а без нее все развалится. Или вон, Луну сорви с орбиты, лучше ли станет? А толку от нее? Если только поэтам. Вот я и про то же. А вы говорите, Кант!
Вот и несли смиренно-обреченно бремя совместного бытия. Нет, как муж с женой они не жили. Никакой страсти, никакого секса. Он все это скотством называл, ошибкой творца. Это ж, возмутительно, что люди получают удовольствие вот таким скотским первобытным способом! Она не соглашалась, но и не спорила. Может, и бегала, втихушку налево, кто знает. Но что рыдала по ночам часто, это точно! Она же женщина была, искала тепла, уюта, безмятежности. Защищенности! Ну и пусть силища у нее как у былинной богатырки и мозг гениальный, а против природы, против скотства телесного куда попрешь? Тело оно другого тела просит! Хотя бы на краткие минуты. Вжаться, слиться, срастись. Слить эти чертовы измерения!
Он ей завидовал, тайно конечно. Ее жизнелюбию, силе, крепости этой. Таланту. Зрению. Чувству юмора. Хочешь двигаться быстрее скорости света, хохочет она? Вкрути в жопу лампочку и беги! Дура, орет, вечно твои шуточки! А она в ответ – но ведь ло-гич-но!
Продолжение, как всегда, следует…
Ну да ладно, чего рассказывать, зря томить.