На разъезде умерла молодая женщина. Моя мать нарядно одела меня и мою сестричку Валю. Мать сказала нам, чтоб мы пошли и попрощались с молодой покойницей, которая жила праведной жизнью. Рассказала нам, как мы должны вести себя, что делать, и чтоб через две-три минуты мы ушли домой. Я взял сестрёнку за руку и пошёл с нею в дом покойницы. Наше поведение вызвало удивление у местных жителей.
На второй день мне объяснили, что существует смерть, что вечного ничего нет, что умирают даже деревья и камни, и что я тоже в определённое время умру. Я постарался представить и осознать свою смерть. Я представил себе, что меня больше нет, что я умер и не существую. Меня это не испугало, но тревога зародилась где-то очень далеко от меня, стала приближаться ко мне с возрастающей скоростью, увеличиваясь непомерно в своей массе. Она ударила меня! Я вдруг увидел Вселенную! Всю Её глубину и сущность. Вселенную, о которой я до этого мгновения не знал и ничего о ней не слышал. А как же Она, без меня?!!! Что произойдет с Нею, после того, как я исчезну?! Меня охватил такой ужас, какой мне не придётся испытать никогда в жизни! О себе я не думал – я думал о Вселенной. Разве может существовать Она без Меня?! С огромной скоростью стали происходить метаморфозы моей сущности. Моё сознание, моя сущность стала увеличиваться, охватила всю Вселенную, стала безмерной и безграничной. Вселенная и я превратились в одну Суть. Эта Суть стала сокращаться до безмерно малой величины. Теперь моя сущность отделилась от безмерно малой Вселенной, хоть единство наше оставалось прежним. Вселенная снова стала увеличиваться, расширяться до неизмеримо больших размеров и теперь единство моё с Вселенной стало абсолютным – мы были одной Сущностью. Вселенная снова стала сокращаться до безмерно малой величины, затем расширяться до безмерно большой величины. Волна накатывала на волну. Скорость сокращений и расширений увеличивалась. Всё это сопровождалось звуком, вибрацией, от самой низкой частоты до самой высокой. От низкого «Ж» до самого высокого «З». Скорость расширений и сжатий увеличилась настолько, что всё это вытянулось в одну линию, а звук стал высоким и очень приятным. Всё вытянулось в одну светлую, не имеющую ни начала, ни конца линию, где всё видимое и слышимое стало Единым и Вечным. Я успокоился. На этом мои беспокойства о смерти прекратились навсегда.
Теперь я знал о том, что Смерть существует, но только для тех сущностей, которые Её заслуживают. Это я тогда, в пятилетнем возрасте, понял и твёрдо усвоил в своём сознании. С осознания Вселенной я осознал и то, что основой Её является миролюбие и уважительное отношение к неагрессивным сущностям – в этом заключается Бессмертие. Справедливому человеку смерти бояться незачем – для него смерти нет, а только есть метаморфозы индивидуального сознания. Пусть боятся смерти те, кто ненавидит Справедливость или неправильно понимает её.
Всевышний имеет много ипостасей, и каждая ипостась Его имеет собственное имя. Одна из ипостасей Всевышнего называется Справедливость. Человек, который живёт только по справедливым понятиям, становится неотъемлемой частицею Всевышнего – это уже не рядовой человек. Такому человеку начинают подчиняться Воздух, Вода, Огонь и иные стихии. Такой человек становится магом, не изучая магию. Но вот проблема – я узнал и то, что такую ипостась Всевышнего как Справедливость, человечество называет Сатаной! Я ещё не знал значение слова «сатана». Но со временем я узнаю, что слово «сатана» имеет буквальное определение «противник», ибо и в новом Завете это слово пишется с прописной буквы. Справедливость – для христиан Сатана? О!!! Как я вас ненавижу – скоты божьи!!! В продолжение всей своей жизни, в нынешнем воплощении, мне «на собственной шкуре» многократно придётся испытать человеческую ненависть к Справедливости.
В том, пятилетнем возрасте, причина человеческой ненависти к Справедливости мне была непонятной, но это по неизвестной мне причине не пугало меня. Мне стало в глубине моего сознания всё предельно ясно и понятно. Отныне я выбрал свой путь – К Справедливости! К Всевышнему!
Иван Данилович Моисеенко недалеко от Волновахи, в Новотроицком рудоуправлении, нашёл приличную для себя работу с возможностью взять кредит и построить себе дом. К концу лета 1946 года он собрался забрать свою жену, Анну, и сына Юрия с бабушкой Мокрыной в посёлок Новотроицкое.
Моя мать по состоянию своего здоровья не могла иметь постоянную работу и поэтому в железной дороге не работала. Извещение о том, что мой отец «без вести пропал», подействовало на мою мать так, что она надолго слегла без надежды на выздоровление. Сказалась травма головы, полученная в шахте. Выжила моя мама только благодаря лекарствам, которые ей давали из передвижного госпиталя, стоявшего на запасном пути разъезда.
Мы жили в казенном бараке. В связи с тем, что тётя Аня не будет работать в железной дороге и уедет из разъезда, наша семья тоже должна искать себе жильё и освободить барак. Но на это освобождение нужно было время, а семейство Срибныка ждать не хотело. Женщины этого семейства подпоили старшего сына Ивана и направили его на агрессивные действия против нашего семейства. Они всей подвыпившей группой пришли к нашему бараку. Женщины остались во дворе, а Иван Срибнык зашёл в наше помещение и пытался выбросить во двор наши вещи, а женщины со двора громкими криками подбадривали его. Бабушка Мокрына пыталась противодействовать Ивану, но он схватил бабушку за горло и начал её душить. Моя мама взяла в обе руки два небольших утюга и начала острыми углами бить по голове Ивана. Он постепенно ослабил давление на шею Мокрыне и посунулся вниз, явно теряя сознание. Наши женщины приподняли его и вытолкали во двор. Семейство Срибныка удалилось восвояси. Впоследствии, лучшая подруга моей мамы, Ольга Павловна, фельдшерица из совхоза, нам рассказывала:
– Я насчитала на голове Срибныка сорок четыре кровоточащих раны треугольной формы.
Семейство Срибныка в прокуратуру района подало заявление о покушении на жизнь своего Ивана со стороны нашего семейства. Следователь прокуратуры, выехавший на место происшествия, вынес резолюцию:
– Срибнык Иван совершил посягательство на благополучие семьи погибшего красноармейца. Поэтому, даже если бы он был бы убит Евгенией, то она бы юридической ответственности не несла.
На разъезде были казённые постройки, были и частные дома. Во время войны на разъезд переехало несколько семей из разных населённых пунктов страны в поисках спокойной и безопасной жизни. Все они построили для себя землянки. С окончанием войны некоторые из переселенцев стали возвращаться в прежние места своего обитания, а землянки освобождались. У нас была крупная двухлетняя тёлка хорошей породы. На эту тёлку и выменяла моя мать себе землянку. В землянку мы должны были переехать в конце августа. Прежде чем переехать в новое жильё, принято его обживать. Для этой цели пускают на ночь в дом кота или кошку, но не иное домашнее животное? Почему это так? Возможно, читатель догадается об этом раньше, чем я когда-нибудь дам по этому поводу объяснение. Моя мать поступила совсем иначе. Её поступок по достоинству я смог оценить и понять только в конце своей жизни.
Однажды, в конце дня, когда солнце уже готово было нырнуть под горизонт, мать взяла меня с собой и повела к землянке, которую я до этого времени не видел. Землянка построена литерой «L». С юга, от железной дороги, была надземная пристройка, в которой была плита для приготовления пищи и стол. Здесь было четыре земляные ступени, ведущие в подземелье. Внизу, за ступенями находилась застеклённая дверь в тёмную, без окон, кладовую. Кладовая большая – 2,5х3 метра. Из кладовой, под прямым углом вправо на восток была ещё одна дверь, ведущая в жилое помещение.
Мы зашли в своё будущее жильё. Слева у входа стояла русская печь с лежанкой, а под ней была духовка. Лежанку от остального помещения отделяла груба. Под грубой была плита для приготовления пищи, а справа от плиты – печь для выпечки хлебов и подпечь, где хранились дрова. Печь с лежанкой и плитой занимала половину землянки по ширине и одну треть по длине. Дальше было пустое пространство, где можно было поставить две кровати и небольшой платяной шкаф. В торце землянки было окно, которое стояло на поверхности земли и имело выход на восток. Над окном под крышей красовалась икона. В землянке не было потолка, а была двускатная крыша со стропилами и бантинами, связывающие ноги стропил. Стропила с бантинами выглядят как литера «А». Направо от плиты, в глубокой нише было ещё одно окно. Оно тоже стояло на поверхности земли и выходило параллельно пристройке на юг, с видом во двор, на огород и на железную дорогу.
В землянке было сумрачно. Мать подняла меня и усадила на лежанку. Для меня это было довольно высоко. Лежанка была на уровне поверхности земли, а глубина землянки была около метра.
– Сиди здесь, а я уйду. Когда стемнеет, я приду за тобой. Если будет страшно, посмотри на икону и перекрестись. Вон там висит икона над окном, – дала напутствие мне мать и ушла.
Я сидел на лежанке и ни о чём не думал. Сгущались сумерки, на иконе в дальнем конце землянки изображение мужчины уже едва просматривалось. Хорошо видны были только его глаза. Я вспомнил, что мать говорила о страхе. Я стал думать: «Что такое страх?» Мне недавно исполнилось шесть лет, а я до сих пор ещё не знал, что такое «страшно». Действительно, что это такое? Я уже слышал это слово. Я уже видел, когда дети плакали и говорили «я боюсь – мне страшно». Такое я слышал и от Юрия во время грозы, но от своей сестры я такого не слышал. Почему люди боятся грозы и молнии? Я очень люблю молнию, а раскаты грома вызывают в моей душе восхищение. Моя сестра была бесстрашной и менее осторожной, нежели я. Я не знаю, что такое «страшно»! Меня этому не учили, меня никто не пугал и я не знаю, что такое «боюсь». Страшно, это когда темно? Мне не нравится ночь, если не видно звёзд. Я не находил ответа на свои вопросы.
Мне кто-то говорил, что на иконах «бог», но в нашей семье об иконах никто никогда ничего не говорил. Бог? А это, что такое? Какая польза от него? Кому он нужен? Одни вопросы, на которые нет ответа. Бог, это какая-то сущность, но сущность, которую я не видел, не вижу и не ощущаю, а на иконе мёртвое изображение больного воображения. С любой сущностью, какой бы она малой или великой не оказалась, можно поговорить, или послать её в известное место «на переделку», если она того заслужит. Сущность, которую я знаю как непревзойдённую ни в чём, светлую и чистую, вовсе не такое ничтожество как «бог».
Так что же такое «страшно»? Что за экзамен мне устроила мать? А зачем креститься? Что это даст? Странно очень. Я видел, как крестятся люди, и не вдумывался в смысл этого ритуала. Сам же я никогда не крестился и в нашем роду никто не крестился. Я решил перекреститься. Я стал смотреть в нарисованные глаза на иконе и медленно перекрестился. Вдруг на меня навалилась со всех сторон вязкая, липкая, неприятная и непонятная сила. Сила эта имела окраску тьмы. Не темноты, а тьмы! Я познал Тьму, Мрак! Тьма – Существо! Мне стало нехорошо. Я впервые почувствовал страх. Я познал страх! Но перед чем страх? Источник его мне непонятен. Как можно понять бесформенную Тьму? Не задумываясь над тем, что я делаю, подгоняемый чувством рождённого страха, я поспешно перекрестился вторично. Тьма навалилась на меня с умноженной во много раз силой. Ещё несколько секунд и я сойду с ума от страха! Я понял, что если я в третий раз перекрещусь, тогда я улечу туда, откуда нет возврата. Осознание того, что моё сознание могло попасть в тупик, разгневало меня. Я разгневался, и разгневался так, что сил моих хватило бы разрушить весь земной мир, построенный на страхе и идолопоклонстве. В огромном гневе я совершил самый сильный магический жест, от которого бегут не только такие жалкие создания, как боги, которым молятся идолопоклонники, но и Тьма. До этого момента я не знал об этом способе защиты. Вероятно, мне его подсказал мой Небесный Куратор. Я свернул кукиш и стал им тыкать в морду, нарисованную на иконе.
– На! На! На! Подавись! Сдохни, чудовище!
Тёмная сила от меня отпрянула мгновенно и, как мне казалось, с лёгким завыванием. Я улыбнулся. Мне стало тепло, хорошо и уютно.
Моя мама пришла, когда было уже совсем темно.
– Страшно было? Испугался? – спросила она меня.
– Нет, – спокойно ответил я ей.
Я много лет не вспоминал о том уроке Истины, который я получил в землянке. Я получил урок, цены которому нет, и отложил его на дальнюю полку своего сознания для хранения до лучших времён. С двадцатилетнего возраста я стал вспоминать урок Истины, который устроила мне мать. Становясь всё старше, я с каждым годом всё чаще и чаще вспоминал этот случай, и каждый раз мысленно благодарил за это свою маму и Истину. Я не перестаю восхищаться мужеством моей матери, с которым она устроила мне этот жуткий экзамен, в нужное для меня время. На том этапе своей жизни, который закончился как раз тогда, когда я в землянке успешно сдал экзамен на человечность, я был только нейтральным свидетелем человеческих взаимоотношений. Шагнув в землянку впервые, я вошёл в следующий этап, в котором мне придётся уже быть не свидетелем, а активным участником жизненного процесса, притом не в лучшем его варианте.
Temer (галл. яз) – опасаться, бояться, испытывать страх. Тэмэр – дух Тьмы, ангел порабощения. Тэмэр невозможно победить до тех пор, пока ты, подняв забрало, не пойдёшь ему навстречу. Тэмэр труслив, поэтому он всегда вовремя убегает от наступающего на него бесстрашного человека. Тьма станет господином и «господом» человеку, который поддастся Тэмэру, ибо Тэмэр – ангел Тьмы. Тьме нужны покорные и боязливые сущности. Любой «Господь Бог» в страхе убежит от смелого и независимого человека.
С того момента, когда я познал страх и то, к чему страх приводит человека, я всегда буду бороться со страхом и идти ему навстречу. В шести и в семилетнем возрасте мне приходилось иногда ночью идти вдоль лесопосадки. Особенно тёмные места в посадке вызывали у меня чувство страха, ибо я его уже познал. В таком случае я, «зажав в кулак своё сердце», поворачивался и шёл в «страшное» место. Я говорил своей Душе: «Смотри, дура – здесь ничего нет».
Со временем я узнаю, что существуют точки в пространстве, привязанные к месту и времени, где создаются ситуации, когда сущность, в зависимости от своего поступка, превращается в целомена (небесного человека) или же становится двуногим псом – слугою Тьмы, «рабом божьим». На вершину, на которой сущность приобретает бессмертие, за руку привести никого не удастся. Сущность сама должна пройти весь опасный путь, поборов Страх, «господа» и Тьму. Раз «господь», значит диктатор – это надо помнить всегда, а любого диктатора, каким бы он сильным и непревзойдённым не был, необходимо уничтожить во имя всеобщей безопасности во Вселенной!
Был путь, указанный человечеству Сынами Неба несколько тысячелетий тому назад. По этому пути в Высший Мир смогли бы пройти все народы Земли, но «ловцы человеков» закрыли людям этот путь. Кто такие «ловцы человеков» вы узнаете, прочитав внимательно и вдумчиво «от корки до корки» Новый Завет. Усилия Сынов Неба не были напрасными – этруски покинули Землю и стали небожителями. Были и другие народы в истории человечества, заслужившие такого почёта.
Мы перебрались жить в землянку. Через неделю уехала с разъезда и семья тёти Ани с бабушкой Мокрыной. Всю неделю я ежедневно бегал проведывать бабушку. На прощанье мне бабушка сказала:
– Мы с тобой больше не увидимся. Я скоро покину этот мир. Я уже была в Мире Бессмертия и вернулась оттуда. Мир Бессмертия, это мир равных, среди равных, и поэтому он справедливый. Скоро я снова уйду в Мир Бессмертия, теперь уже навсегда. Я знаю, когда это произойдёт. Я, возможно, приду к тебе, если в том будет необходимость, но в другом теле. Я не даю тебе никаких распоряжений и установок. Ты должен руководствоваться только решениями своего сознания. Ты должен пройти горький путь опыта Бытия.
Это был самый длинный разговор бабушки со мной за всю историю моих с нею отношений. В то время я не совсем осознавал всю полноту информации, переданной мне бабушкой, но в памяти моей информация закрепилась прочно. А ещё мне бабушка сказала то, о чём я временно промолчу, дабы не шокировать читателя.
Осенью 1947 года, Мокрына покинула мир грешный навсегда. После смерти своей и своего воскресения в 1933 году моя бабушка Мокрына прожила ещё четырнадцать лет. Всего Мокрына прожила 72 года. Холодной и голодной осенью 1947 года бабушка Мокрына обмазывала дом, который Иван Данилович закончил строить. Стараясь благоустроить жизнь своей дочери и внука, Мокрына в холодную осень доводила «до ума» построенный дом, простудилась и умерла. Похоронили её в селе Ольгинка, Волновахского района, Донецкой области. Воскресать она уже не будет. Через шестнадцать лет моя бабушка Мокрына придёт ко мне. Летней ночью 1963 года бабушка Мокрына будет ждать меня у подъезда дома, в котором я жил, чтоб передать мне необходимую для меня информацию. Я часто вспоминаю бабушку Мокрыну. Я помню до мельчайших подробностей её отношение ко мне – своему внуку. Будучи уже в преклонном возрасте, я многократно и тщательно анализировал мои контакты с бабушкой Мокрыной и с взрослыми членами нашего рода. Может быть это и странно – этого я не знаю, но ко мне в нашем роду все относились как к взрослому человеку. Я не знаю, почему это так, но это было именно так на протяжении всей моей жизни.
Я прожил свои первые шесть лет в нынешнем воплощении. Много это, или мало? Что я приобрёл за эти годы? В мир этот я пришёл с хорошо отлаженной конституцией своей сущности, которая помогала мне не делать ошибок. Помог мне и патриархальный устав нашего рода, который мог легко разрушиться действиями женщин нашего рода, оставшимися без своих мужей, но строгость бабушки Мокрыны и её высокие требования по соблюдению родового устава позволили сохранить человеческое достоинство каждому члену рода, а мне – укрепить мою конституцию. Я не помню такого случая, чтоб на лице бабушки Мокрыны появилась улыбка, но бабушка была всеми любима. Сама сущность бабушки излучала внутреннюю улыбку и любовь к тем, кто не нарушал родовые установки. Бабушка никогда не ссорилась и не ругалась – достаточно было её упрёка. У меня за шесть лет не было таких ошибок, или проступков, за которые я мог быть наказан членами рода.
Меня ни за что не ругали. Были редкие упрёки за некоторые случаи моего поведения, вспоминать которые мне весьма неприятно. Однажды в разговоре с мамой я машинально обратился к маме на «ты». Мама тут же задала мне вопрос:
– Володя, я твоя подруга?
Мне стало стыдно. Я впервые познал стыд. Обращаться к старшим по возрасту членам рода и к родителям на «ты» – преступно и не имеет оправданий. Обращаться к посторонним людям, которые не являются тебе друзьями на «ты» – оскорбительно. Почему это так? Это связано с анатомией энергетической структуры человека, рассматривать которую я буду не в этой Книге.
Мне было три года, когда я увидел свою маму в голом виде – мама стояла в корыте и купалась. Я смотрел на маму. Мама некоторое время молчала, а затем спросила меня:
– Володя, тебе не стыдно смотреть на голого взрослого человека?
Человек не животное, а потому выставлять своё голое тело на всеобщее обозрение, как и рассматривать голое тело другого человека подлежит осуждению. Я не буду объяснять, почему это должно быть именно так, ибо нормальному человеку это объяснять не придётся, а с двуногими животными в спор вступать нет смысла, ибо в таком случае и сам опускаешься на уровень животного.
На пройденном этапе жизни я совершил несколько ошибок, которые входили не в компетенцию людей, а в компетенцию её величества, Природы. За эти ошибки я был незамедлительно наказан самой Природой. Конституция моей сущности полностью соответствовала Законам Неба.
Я настороженно и враждебно относился ко всему чуждому и незнакомому мне, если рядом со мной не было моих взрослых родственников. При отсутствии при мне взрослых родственников на чужой территории, если я предчувствовал, или видел враждебные действия со стороны посторонних людей, я бросался в драку, или же немедленно ретировался, если видел, что одолеть противника я не в состоянии.
На территории своего двора, если отсутствовали взрослые родственники, я мог взять палку, или камень в руки и наброситься даже на взрослого человека, если человек производит действия, угрожающие безопасности родового имущества. Посторонние люди называли меня волчонком, но относились ко мне уважительно.
В присутствии взрослых родственников я был абсолютно спокоен. В данном случае за безопасность всего того, что принадлежит роду, ответственность лежала не на мне, но, если бы взрослый родственник нуждался в помощи, я бы незамедлительно бросился в драку, не думая о собственной безопасности, ибо честь рода и его имущество более ценно, нежели моя жизнь. Моя реакция на агрессивные действия полностью соответствовала Законам Неба.
Я ничего не боялся, ибо не знал, что такое «боюсь». Если я находился за территорией своего двора и видел неопрятно одетого незнакомого человека, я убегал домой. Находясь за территорией своего двора, я не мог допустить того, чтоб ко мне на расстояние ближе пяти метров мог приблизиться незнакомый мне человек, или подросток, одолеть которого я не смог бы. Мои действия были продиктованы сущностью, которая была выше меня, невидима мне, но довольно сильно ощутима.
Мне было четыре года, когда я впервые с мамой подошёл к паровозу. Машинисты и кочегары, работавшие на паровозах, ходили в таких грязных одеждах, что, увидев их издалека, дети убегали домой. Машинист паровоза заговорил с моей мамой, а затем, подхватив меня на руки, стал по ступеням подниматься в будку паровоза. Я был спокоен. В будке машинист показал мне топку паровоза, а затем опустил меня на землю. Маме он сказал:
– Что у тебя за ребёнок? Он что, ничего не боится?
– Он спокоен, потому что доверил свою безопасность не тебе, а мне, а я нахожусь рядом с ним, - ответила моя мама.
Мы переехали в землянку. Здесь я почувствовал себя хозяином двора и впервые ощутил полную ответственность за всё, что принадлежит этому двору. Я почувствовал гордость за высокую ответственность. Я познал Гордость! Гор-дость – человек, достойный Гора. Кто такой Гор? Ищите сведения о Нём. Найдёте и познаете Его – приобретёте то, что невозможно оценить!
Начинался новый этап в моей жизни, растянутый на долгие восемь лет. Этап суровый, тяжёлый. Этап, продиктованный Необходимостью. Необходимость диктует условия, предельно сокращая Возможность и Выбор. Необходимость экзаменует и судит. Подчиняясь Необходимости, зарабатываешь себе дальнейший этап жизни и условия её. Бытие плавно входило в меня, одновременно втягивая меня в свою ужасную воронку.