Роль личности в истории

Сергей Корягин
Говорят о культе личности, о роли личности в истории. Что это за феномен – личность? Попробуем определить. Человек – это животное, но мыслящее. Гомо сапиенс. Способность мыслить – его самый существенный признак. Тот факт, что он способен трудиться является следствием того, что он способен думать. … Личность. Человек – ближайший родовой признак личности, а ближайший и важнейший ее видовой признак – она обладает определенными общественными правами. Ее жизнь неприкосновенна, и она свободна в рамках достигнутого уровня развития цивилизации. Поэтому раб – не личность, крепостной крестьянин – полуличность. У личности есть прерогативы, неотъемлемые права, и прежде всего право на жизнь и свободу. Непросто это – держать статус личности, иные всегда предпочитают жить в тени, прячутся, как мышка, под веник, боятся, как бы не вымели и не пристукнули. При Советах у нас не было личностей, а были пешки, которые иногда выдвигались вперед и ставились на пьедестал. (Статуя Мухиной «Рабочий и колхозница».) Надо было имитировать уважение к человеку труда… Еще интересный феномен – гражданин. Гражданин – это личность, живущая по законам данного государства, в котором его права конкретизированы… В конкретном коллективе мы имеем дело с членами коллектива, в семье – с членами семьи.
 
Культ личности. Глубокая преданность правителю  бывает необходима в эпоху жестокой войны, когда стоит вопрос – быть народу или не быть, остаться суверенным или подпасть под чужую власть. Во время Второй мировой войны американцы глубоко верили в Франклина Рузвельта, англичане в Уинстона Черчилля. Но сразу после войны англичане  отправили Черчилля в отставку: спасибо, хорошо порулил, дай порулить другим.
Или в эпоху Великой революции, освобождающей страну от политического гнета маньяков. В 90-е годы прошлого века народ поддержал Б.Н. Ельцина, хотя и видел, насколько его меры непопулярны. Но здесь не было культа, культ политической личности – это нечто другое, это обожествление правителя, наделение его харизматическими качествами, способностью действовать вопреки логике и добиваться успехов. «Как великий вождь сказал – так и будет! Как партия сказала – так и будет!» Только политически неопытный народ может поддаться соблазну вознести правящую личность до неразумных высот. Только наивные люди готовы были умереть в давке – лишь бы взглянуть на мертвое тело вождя.

Итак, роль личности в истории. Не человека, не гражданина, а личности, общечеловеческие прерогативы которой – право на жизнь и свободу. В обыденной жизни действуют личности, в науке, культуре. По своим качествам они разные – примитивные и продвинутые. Мы берем политику, здесь личность имеет особые условия проявить себя – и как бездарная, и как способная, и как выдающаяся. Некоторые выдающиеся личности  из иностранцев – Мартин Лютер, Бисмарк, уже упомянутые Франклин Рузвельт, Черчилль; некоторые выдающиеся личности из наших – Александр II, Столыпин, Горбачев, Елцин, Гайдар. Но именно в политике правящая личность часто выходит за пределы своего определения и опускается на уровень зверя, на уровень хищника. Власть соблазняет, провоцирует, манит: «Бери смелей! Стань Богом хоть на год, хоть на час! Второго такого момента не будет!» Соблазнились Ленин, Сталин, Гитлер, Пиночет, Саддам Хусейн, Моамар Каддафи. Пусть земля им будет… Пухом? Нет, не пухом, а чем-то еще. Иногда диктатора называют суперличностью, однако по определению, по понятию правитель не может быть личностью, когда его подданные теряют качества таковой, превращаются в подобие рабов. По отношению к свободным гражданам  афинский рабовладелец был личностью, хотя и ущербной, по отношению к своим рабам – просто рабовладельцем. 

 Когда говорят о роли личности в истории, то нередко подразумевают роль диктатора (политика-зверя), который гонит своих подданных, своих рабов и полурабов или на великую стройку, или на великую войну. И – порой достигает успеха, порой терпит поражение. Часто политику-зверю удается настолько вдохновить гонимых (гомо мыслящий довольно легко опускается до гомо немыслящего), что быстро сокрушает своих врагов. Триумфальным шествием Гитлер завоевал Европу, триумфальным шествием советская власть прошла по России. Однако манипулирование порабощенным народом  может «дать осечку». Сталин не мог противостоять напору Гитлера с помощью армии, состоящей, в основном, из детей закрепощенных колхозников. За первые три месяца войны немцы пленили три миллиона наших солдат: одних они принудили сдаться силой оружия, а другие сдались сами. Были и третьи – те, которые в военное время стали своего рода бомжами, пристраивались к овдовевшим женщинам на оккупированной территории;  они надеялись уцелеть до конца войны, а потом вернуться домой. От страха вождь застонал и стал умолять народ напрячься; он вспомнил о Дмитрии Донском, Александре Суворове, Михаиле Кутузове, легализовал церковь. В его мольбе просматривалась надежда, что он вернет своим подданным права и свободы личности, но надежда не оправдалась; политик-зверь остался верным дитя марксистско-ленинской идеологии и после войны стал жестоко и бессмысленно мстить всем своим врагам и недругам.

Здесь интересен вот какой вопрос: почему граждане, у которых отняли достоинства личности, порой обоготворяют вождя, политика-зверя, политика-изверга, когда он умирает, когда его свергают? Вот к какому выводу я пришел: «Потому что состояние опущенности (зэки изобрели этот интересный термин), бесправности, безответственности, сонливости, когда тебя разбудят и спать уложат, когда тебе гарантируют минимум материальных благ и безопасность – это состояние жизни под вождем является своего рода блаженством.  Когда тебе дают права – обязательно назовут и обязанности, когда тебе дают свободу – жди неприятности за ее нарушение, когда ты личность – от тебя потребуют инициативы, активности, стараний, умений, талантов, тебя нагрузят проблемами. Основную массу трудящегося народа вождь гонит, как стадо. Вовремя пригонит к ручью, чтобы напоить, вовремя направит к зеленой лужайке, чтобы накормить. Для защиты от волков у него есть злющие собаки. В полдень – лежанка, вечером – благоустроенное и хорошо освещенное стойло. А хватает и тащит на зарез он только наглецов, пытавшихся отбиться от стада. Что касается смерти от общего забоя, то у стада об этом событии нет предчувствия».

В прошлом тексте я отвечал журналисту Захару Прилепину, пытавшемуся «обелить» сталинские деяния. Здесь я подтверждаю свое неприятие рабской позиции этих людей. Здесь я подтверждаю свое неуважение к гражданам, получившим права личности в современном Российском государстве, которые, готовы снова стать неличностями, слизняками, крепостными, рабами. И нас к этому подталкивают.  15 августа 2012 года