Глава 2. В Германии.
И вот наконец нас отец повез к себе на службу. Он тогда служил именно в той танковой бригаде, которая штурмовала Берлин. Глазеть в окно мне как-то не пришлось. Было с кем побеседовать
Помню такой разговор с немолодым военным.
– Ты куда едешь?
– В Германию.
– А как по-немецки хлеб?
– Не знаю.
– Брот.
– А как стол?
– Не знаю
– Тыш. Как же так, в Германию едешь, а ни слова по-немецки не знаешь?
Как ни смешно, но я проникся чувством вины. Невежливость и невежество мне как-то сразу показались чем-то недостойным. Я вежливо попросил поучить меня немецкому языку. Моему собеседнику это очень понравилось и мы с ним развлекали друг друга до ночи. А утром мы уже оказались в Берлине. Учеба не прекратилась. Едва явившись в Германию, я стал прислушиваться к немецкому языку и строить догадки, что какое слово значит. То, что он похож на идиш я сообразил ещё в поезде. О чем уже успел шепнуть сестре.
В Берлин мы прибыли пасмурным днем. Все было сумрачно и мрачно. Вокзала не помню. Помню автомобиль. Это ж был первый раз, когда я прикоснулся к настоящему военному автомобилю. Я уговорил отца посадить меня рядом с водителем и сидел там полный счастья и своей значительности Пожилой солдат охотно объяснил мне, что машину зовут Виллис.
– Запомни,– сказал он, знаменитую командирскую машину Виллис.
Я слегка удивился, потому что кого-то вполне человека тоже так зовут. Кто такой Виллис Лацис я не знал, но радио такое говорило.
Я не силен в автомобилях, но мне кажется, что нынче такие машины зовут джип, или внедорожник. Эта ж была специально военная машина, так называемая командирская, над которой потрудилась вся американская автомобильная промышленность, а СССР получил её по ленд-лизу, то есть как военную помощь. Водитель утверждал, что любой мальчишка может её не только водить, но и чинить. Меня это вдохновляло.
Так мы и двигались мимо сплошных развалин. Только Бранденбургские ворота с конями на вершине стояли на своём месте.
Я видел ту черную полосу, идущую через дома, то есть поперек улиц прямо на рейхстаг. Да и остальной Берлин выглядел не краше. Он ещё не был разделен на зоны, не было берлинской стены, да и делить в то время по моему было нечего. Мертвый город.
На виллисе мы приехали куда-то на окраину, где сохранились почти жилые дома. Но прожили мы там совсем не долго. Бригаду перевели в Веймар (немцы произносили Ваймар), город практически целый. Там нас подселили в квартиру к немцам.
Сухопарая пара с собачкой нас терпели с трудом. Труд они взяли на себя воспитательный, полагая, что мы волчата, а они нас превратят ну хотя бы в обезьян. Особенно раздражали мы их собачонку. Моя кровать стояла прямо у запертой двери в их комнату. Сплю я беспокойно и порой ударял ногой по этой двери. С той стороны сразу раздавался лай и громкое обсуждение наших качеств. Что они себе думали, я не знаю, но для меня их горячие речи служили источником изучения немецкого языку. При этом я тут же толковал сестре свои лингвистические открытия. Выходило, что мы учили язык вместе. На улице уже был декабрь. Для прогулок неудобный. Под такую погоду у нас нет одежды, да и обуви.
Вот мы и сидим. Родителей дома нет. А мы естественно, запертые в одной комнате начали беситься. Ну, то есть прыгать бегать, кидаться подушками и кувыркаться. Ну и кувыркнулся я на своей постели так, что врезал обеими ногами в их несчастную дверь. От такого удара собачонка взвизгнула в полном ужасе. Соседи выразились немецким матом и решились все же зайти к нам. Мы в испуге полезли под кровать и опять неловкими ногами тыркнули эту дверь. Они влетели в нашу комнату яростные как тигры, но тронуть нас не посмели. Когда возникла секунда молчания, я решил взять вину на себя.
– Entschuldigen Sie mich bitte, (в смысле извините меня пожалуйста) – пропищал я из-под кровати.
В ответ гробовая тишина. Мы замерли как мышки перед котом. А те молчали наверно пораженные чистотой и внятностью моей немецкой речи. Впрочем вскоре я отбросил и эту гипотезу, потому что они заплакали и запричитали, что они вот уже старые. Детей у них нет и не будет. Они не знают, как с нами обращаться. Я вылез и сказал, что нет ничего проще. Дать нам какие-нибудь игрушки и разрешить поиграть с их собакой.
Вот это на самом деле я сказал на идиш. Но они поняли и повели нас к себе, разрешили потрогать фарфоровых и стеклянных гномиков и главное, разрешили мне разобраться с их собакой. Тут я должен заметить, что и у меня, а потом в ещё большей степени у дочери есть какая-то магия в отношениях со зверушками и в первую очередь с собаками. В жизни ни одна собака и даже мышка ни её ни меня не покусала. В семилетнем возрасте у моей дочери в пионерлагере жила под подушкой мышка и она её кормила на своей ладони и пугала ею даже мальчишек. Вот и тогда, едва мы обменялись взглядами с той собакой, она сразу стала тереться о мои ноги, лизнула ладонь и позволила себя погладить. По-моему ей тоже было скучно сидеть взаперти и ни с кем не валять дурака. А тут мы с нашими попрыгушками.
Так был достигнут мир на все время, что мы там жили. Более того. По всем спорным вопросам, касающимся немецкого языка, я смело к ним обращался и они меня исправляли. Так и жили, пожилая пара со своими гостями играли в карты, попивая наперсточными дозами вино, а собака прыгала с нами в коридоре и в нашей комнате
Впрочем, через пару дней родители купили нам подходящее одеяние и мы вырвались на улицу. Там оказалось достаточно много русских детей и мы приходили домой, разве что для соблюдения ритуала обеда и ужина.
На Новый Год таки была елка с настоящими немецкими ёлочными игрушками, конфетами и золочеными грецкими орехами.
Родители ушли встречать Новый Год, не помню куда, а мы с сестрой среди ночи решили стянуть с елки конфеты и уронили её. А Родители вернулись сияющие и сверкающие и нас совсем не ругали.
Тут как раз наступил февраль, на день рождения сестры собрались гости. Все они были офицеры танкисты или врачи и говорили на идиш.
Подарки были потрясающие. Например, кортик с львиной головой на рукояти из слоновой кости, где в каждом глазу рубин, бинокль огромный и ещё что-то столь же далекое от потребностей четырехлетней девочки, но зато доставившее мне минуты восторга. Но родители все же нашли где-то огромную куклу и коляску, на которой её можно было возить. Коляска была такая фундаментальная, что я возил на ней сестру. Кортиком этим я чуть ни убил своего лучшего друга Славку Вейнблата, а с помощью бинокля и своих россказней завоевал огромный авторитет среди детей офицеров. Однажды я даже повел ватагу за город. Тянуло меня на природу. И затянуло. Мы обнаружили пустое здание, посреди нижнего этажа стоял стог. На какой-то конюшне в черте города мы уже прыгали на стог прямо с крыши конюшни. А здесь сено было странное. Травинки все тонкие как волос. А над этим стогом желоб с верхнего этажа. Ну мы туда и давай прыгать на этот желоб и разогнавшись на нем и совершив не малый полет бухаться на это стог. То, что мы бухаемся на продукцию Бухенвальда мы и подумать не могли. Но то что это все же волосы, а не трава как-то поняли. Но уверенности никакой. Потому, когда мы вышли из этого здания и увидели проходящего немца интеллигентного вида, меня как главного знатока немецкого подтолкнули спросить у проходящего пожилого немца.
– Что это такое здесь?
Он ответил заглавием книги Шпенглера
– Der Untergang des Abendslandes.
Обычно это переводят как «Закат Европы» Я это перевел буквально «Вниз схождение Вечерних Стран».
Никому сие не оказалось понятно, тогда я истолковал вполне в сказочном духе. Мол, спустились, откуда-то, гигантские девы из Вечерних Стран и здесь постриглись. С этим мы вполне довольные приключением пошли домой. А в Бухенвальд в те времена экскурсий не было там продолжали сидеть люди, но под другим соусом, то есть интернированные. В газовые камеры их не направляли. Они сами умирали от грязи и плохой еды.
А мы ничего такого не зная, развлекались на свой манер. Перед домом был бездействующий фонтан. Парень постарше где-то нашел пороховые колбаски. Нашел, принес и стал устраивать нам фейерверки. Однажды порох долго не загорался. Он полез на бетонное дно фонтана. А когда наклонился, порох и полыхнул. Глаза он успел зажмурить, но лицо ему обожгло. Недели две его не было, а потом появился с лицом на всю жизнь обезображенным. Впрочем его авантюрный характер не исчез и мы за ним влезали в разные авантюры. Однажды сели на заднее колесо автомобиля выезжавшего с нашего двора Точнее сказать это я с ним сел. Радостно поехали не подумав, а что потом. Соскочит с колеса на полном ходу ой, ей. На наше счастье он притормознул на повороте в другую улицу Но носы мы все равно разбили соскочив. Вот так я впервые познакомился с законами Ньютона. Ну, это про то, что мое и его тело сохранило прямолинейное равномерное движение пока сила асфальта не вмешалась. Домой мы не пошли. Чтобы по заднице не добавили. Так и бродили до вечера. Пока не перестала изрыгатся кровь из разбитых носов и исцарапанных коленок..