Действующие лица:
Меджид, мужчина лет 50-55. Рост ниже среднего, худ, немного сутул. Любит стоять за прилавком, широко расставив руки.
Гучипс, мужчина, на 1-2 года младше Меджида. Рост выше среднего, сложен крепко. Не глуп, но доверчив и прямолинеен.
Нуриет, женщина, на 2 года старше Меджида. Рост средний, средняя комплекция. Долго была домохозяйкой, еще не освоилась в новой роли.
Аскер, парень 23-25 лет. Рост выше среднего, сложен достаточно хорошо. Опрятен и привлекателен. Склонен к анализу. Любит во всем порядок.
Кутас, девушка лет 19-20. Рост средний. Не красива, но чем-то привлекательна. Живет больше по наитию, способна на неожиданные поступки.
Незнакомец, мужчина около 40 лет. Рост средний, телосложение среднее.
Казак, молодой человек 30-32 лет. Одет в футболку и шорты.
Ангел, ростом с Аскера, одет в зеркально-серебристое.
Рэкетир, ровесник Аскера. Одет в черно-белое с преобладанием белого. В безрукавке, но при галстуке.
Пролог
Раннее летнее утро. Кутас спит в своей комнате. Над нею ангел.
КУТАС: Уже собираешься уходить?
АНГЕЛ: Скоро зазвонит телефон. Ты поставила его на это время.
КУТАС: Ты так все понятно объясняешь. Мне нравится, когда ты приходишь. Но все же я не знаю, ты хороший?
АНГЕЛ: Я другой. А некоторые мои действия вызывают солнечную активность – магнитные бури.
КУТАС: Магнитные бури?
Кутас встает. Она в сае, модифицированном под свадебное платье.
АНГЕЛ: Не ищи однозначного в мире.
КУТАС (она как бы исполняет медленный танец): А мне с тобой все равно хорошо. Грустно, правда, очень. И вот, что я заметила: помню все, что было в предыдущем сне, когда ты приходил. Что рассказывал мне еще раньше. То, что было днем, тоже помню. Но днем я не помню того, что было со мной во сне. Днем я чувствую только, что забыла о чем-то важном. Стараюсь вспомнить, не могу.
АНГЕЛ: Так устроен день. Он будто в скорлупе, освещен и ослеплен светом. А ночь прозрачна. Она для полета. Но вы утратили эту способность.
КУТАС: Утратили? А самолеты, а космические корабли?
АНГЕЛ: Это похоже, но не очень. Как заменитель в пищу, когда запах и вкус, кажется, тот же, но можно отравиться.
КУТАС: Говоришь, Бог создал Землю, и изначально на ней было все, в чем нуждался человек?
АНГЕЛ: И просить человеку нужно было лишь о том, чтобы Он дал ему веры в Него, в себя, в добро.
КУТАС: И сейчас на Земле есть все, чтобы человеку оставаться человеком?
АНГЕЛ: За исключением того, что он уничтожил.
КУТАС: И как же это восполнить?
АНГЕЛ: Созиданием.
КУТАС: О! Этого на Земле предостаточно!
АНГЕЛ: Не о таком созидании речь. А о том, чтобы созидать себя внутри себя.
КУТАС: Как ребеночка внутри себя?
АНГЕЛ: Почти так.
КУТАС: Не знаю для чего и спрашиваю, все равно забуду… С моими песнями так же. Ночные песни – я их беру как бы готовыми, пою, наслаждаюсь. А вот днем… Экзамен завтра, нужно выспаться. Вымоталась за день, но никак не заснуть. Это она стучится ко мне: «тик-тик-тик». И хоть бы строчкой, хоть бы ноткой подсказала, какой она хочет быть. Нет. Я должна сама угадать. И вот под рассвет песня, наконец, родилась. Я напеваю ее, она мне даже очень нравится. Не верю, что такое чудо – мое творение. И только склоню голову к подушке – сразу засыпаю. А во сне уже вижу ее, какой она должна была быть на самом деле. И знаю, что назавтра никому не покажу того, чем так гордилась еще вчера. Скажи, за что мне эта мука, это наказание?
АНГЕЛ: Не наказание, дар Божий. Вы талантом его зовете. А стук – это сердце твое да та песня, которую ты не можешь распознать. А все потому, что не готова покинуть свою скорлупку. Проклюнь навстречу песне отверстие, и ты ясно услышишь ее. Освободись от чешуи, и, даст Бог, сердце твое окажется способным на большее. Например, летать.
КУТАС: А может быть, права Нуриет. Нам, женщинам, такое творчество ни к чему. У нас своя дорога – выйти замуж. Аскер, к примеру, для этого был бы в самый раз. Трудолюбивый, видный. Добивается всего сам. За ним, как за стеной. Малышей ему родить. И воспитывать. Чем плохо такое творчество? А песню сочинить – разве что ту, которую им петь.
Кутас поет:
Сердце мое на другом берегу
Мечется птицей, порхнувшей из клетки,
Птицей, не знавшей крыла – однолеткой,
Я вслед за ним по обрыву бегу.
Бьюсь и терзаюсь, позвать не могу,
Мечется птицей весенней без пары,
Дара не видит, не прячется кары
Сердце мое на другом берегу.
Кто мне судья, у кого я в долгу?
Жду перемен, еще больше измены:
Плачет тревожно, смеется блаженно
Сердце мое на другом берегу.
Лишь для любви я его берегу.
Счастье найдет или станет чужим мне,
Дышит то зноем, то холодом зимним
Сердце мое на другом берегу.
КУТАС: Я так хотела бы быть такой, как все. Обыкновенной! Зачем мне талант, скажи?..
Свет на мгновенье гаснет. Ангел исчезает. Звонит телефон. Кутас снова в постели. Девушка вскакивает и смотрит на часы.
КУТАС: Мистика! Опять зазвонил позже!.. (Видит на себе платье). Что это на мне? (Смотрит на себя в зеркало). Господи, а красивое какое. Откуда оно? Чудеса!!! Как я могла заснуть в нем? Когда надела? Не помню… (Любуется). Но не пойдешь же в таком на рынок. А увидит сейчас кто, что подумает?.. Как же оно мне все-таки к лицу! Так-то чуть ли не дурнушкой считают. А тут прямо красавица! (Становится в туфельки). Да-а! Будто для меня и шито! (Вдруг вспоминает о мобильном телефоне). На сколько же его нужно ставить, чтобы он будил вовремя?
Быстро приводит себя в надлежащий вид, начинает торопливо собираться. Через некоторое время слышится гудок машины. Затем кто-то стучит и зовет: «Кутас!»
КУТАС: Иду уже, иду. Вечно я опаздываю…
Девушка обвешивает себя приготовленными с вечера упаковками и выбегает.
Действие первое
Трасса. На ее обочине стоит прилавок под навесом. Слышится звук тормозов, хлопают двери машины. С ящиками, коробками, сумками, т.е. с товаром, приготовленным на продажу, на сцену выходят Нуриет, Аскер и Кутас.
АСКЕР (обращаясь к Нуриет): Вот твое настоящее место, Нуриет! (Ставит ее упаковки на середину прилавка). У тебя самый лучший сыр. И ты должна быть лицом нашего рынка! А то: старший, младший, Адыгэ Хабзэ. И тогда, когда это ему выгодно.
КУТАС: А Нуриет старше Меджида. Правда ж, Нура?
НУРИЕТ: Когда мы учились в школе, я на два класса опережала.
КУТАС: Ну, вот, видишь!..
НУРИЕТ (переставляя упаковки на свое место): Бесполезно это, Аскер. Сейчас приедет и все сделает по-своему.
АСКЕР: А мы ему не дадим.
НУРИЕТ: Не будешь же силой заставлять.
АСКЕР: Драться с ним? Он же маленький да сутулый. А я намного моложе его. И сильней. Это было б нечестно – силой.
НУРИЕТ: Он тоже не будет. Но устроит так, чтобы за него вступился Гучипс… Что-то, я смотрю, вы, детки, с утра будто ужаленные. Магнитные бури на вас действуют, что ли? О, Аллах, дай нам сил, день сегодня будет нелегким.
КУТАС: Ужаленные? Не знаю. У меня, так, душа, казалось, пела, когда я только встала. Правда, грустно как-то пела…
Нуриет перекладывает свои упаковки на место с левого края. Звук подъехавшей машины. Появляются с товаром Меджид и Гучипс. Меджид, как все, одет по-летнему, но на нем в дополнение высокая адыгская папаха.
МЕДЖИД (останавливаясь перед Аскером): Ты обогнал нас! Или у нас уже не чтят старших?
АСКЕР: Не понял. Обгонять тоже нельзя? И про машины в Адыгэ Хабзэ сказано?
Участники сцены раскладывают свой товар. Это в основном адыгейский сыр. Лишь у Кутас закупленные продукты. Приступают к работе и подъехавшие.
ГУЧИПС: Не ерничай. Хабзэ, как жизнь, не стоит на месте. Его развивают люди.
КУТАС (к Гучипсу): Меджид и ты, что ли? Ты-то ладно…
МЕДЖИД: И Гучипс, и я, например. Вам не нравится, что я говорю правду. Стараюсь вывести вас на правильный путь. (Вдруг обнаруживает одну из упаковок Нуриет, оставшуюся неубранной). А это еще что такое? Я же говорил – это место мое. А это…
НУРИЕТ (торопливо забирая упаковку): Знаем, знаем – Гучипса, а мое – вот здесь. Так адыги обозначали старшинство.
КУТАС: Между прочим, мы раньше пришли. А кто раньше придет, тому Бог дает!
МЕДЖИД (к Кутас): Интересно получается! Даже тот, кто хочет, чтобы Бог дал – идет на рынок. Не в мечеть, не в церковь, а сюда. И потом: ты исказила поговорку. Не кто раньше придет, а кто раньше встает. Улавливаешь разницу? (Возвращается к разговору с Аскером). Мы – одна команда. В одно место едем, одним делом занимаемся. Это все равно, что бросить своих в дороге. А вдруг наша машина поломалась бы? Так и проехал бы мимо?
АСКЕР: Не проехал бы. Не сомневайся. (Как бы никому не адресуя). Но как он красиво обставил все, как развернул. Меня всегда поражало это его умение!
МЕДЖИД: А как не сомневаться, когда видишь совсем другое? Своими глазами видишь.
КУТАС: А Нура всех нас старше. Но ее все равно оттеснили на самый край.
МЕДЖИД (обращаясь к Нуриет): Нуриет, ты помнишь, как было в наше время?
НУРИЕТ (не понимая о чем речь): Как не помнить? Помню. Но о чем ты?
МЕДЖИД: Мне не было и шестнадцати, когда женщины, ровесницы моей матери, уже стали уступать мне место. Например, в автобусе. Было такое, Нуриет?
НУРИЕТ: Да, было…
МЕДЖИД: А знаешь, почему они так поступали?
НУРИЕТ: Такой обычай был…
МЕДЖИД: Обычай – это верно. Но для чего он был, его смысл?
НУРИЕТ: А кто же теперь это скажет.
МЕДЖИД (с торжественными нотками в голосе): Так, вот. Те женщины давали мне понять – ты уже стал мужчиной. Поэтому веди себя, как мужчина. (Оборачивается к Кутас). Не ждали того, чтобы то же самое сказала, к примеру, уличная девка. Не по этому признаку судили, стал мужчиной или нет. По поступкам определяли, по ответственности. В обмен на это и уступали. Не просто место, заметьте, а старшинство.
Воцаряется молчание. Слышно лишь, как по трассе проносятся машины.
КУТАС (со слезами на глазах): Отлично!..
ГУЧИПС (как бы извиняясь): Он к тебе обратился, Кутас, но говорил ведь не о тебе. Прав я, Меджид?
Нуриет идет к Кутас и обнимает ее за плечи. Аскер пристально смотрит на Меджида.
НУРИЕТ: Не принимай близко к сердцу, доченька. Это ж мужчины. Им бы только теорию свою изложить, а обидит это кого-то – их ведь не волнует.
МЕДЖИД (как бы устало и снисходительно): Да, никого я не имел в виду. Просто пояснить хотел, для чего так делалось. Обижаются еще!
АСКЕР: Ты был тогда, наверно, ростом маленьким, вот и уступали. Детям всегда уступают место в автобусе.
МЕДЖИД: Вот она – молодежь! Не только слушаться, слушать не желает! А ершится-то как! Слова ей не скажи. Чтоб ты знал – ростом я тогда был таким, как сейчас. Рост ему мой не нравится.
НУРИЕТ: Девочка без отца-матери растет. У дедушки и бабушки. В институте учится. На музыканта. Песни сочиняет. В конкурсе победила. Что такого в том, что летом на трассе подрабатывает? Нельзя же с ней за это так обходиться! Не принимай близко к сердцу, доченька…
МЕДЖИД: У нее у самой язычок, как бритва. Не беспокойся! Не даст себя в обиду.
КУТАС (утирая слезы, вдруг начинает хихикать): Обхохочешься, Нура! Знаешь, о чем я подумала. Оказывается, мы моложе француженок. Те молодятся, и им до старости по восемнадцать. А нам всего этого не нужно. (Кивает на мужчин). Как только нашим молодцам исполнится по шестнадцать, мы становимся пятнадцатилетними. Красота! (Тянет Нуриет на середину сцены, пытается вовлечь в танец). Просто прелесть!
НУРИЕТ (не очень сопротивляясь): Брось, дочка, перестань. Не в том я состоянии, чтобы выплясывать.
КУТАС: Как не в том? Встряхнись! Помнишь? Как только им исполнится шестнадцать.
Женщины танцуют. К ним присоединяются Аскер и Гучипс. Аскер одновременно исполняет песню.
Чем-то страшно озабочены,
Каждый день спешим сюда.
Не на трассу – на обочину
Пригоняет нас нужда.
Припев:
Ысса, ысса, ысса – трасса!
Без начала и конца,
Будто горькая гримаса
На живом лице Творца.
Трасса ими лишь упрочена:
Без обочин нет пути,
И конец пути – обочина.
Не вписался, так прости!
Припев.
Бойся, мчащийся, обочины!
Враг безудержной езды,
И беды прямая вотчина –
Не хранит она следы.
Припев.
Танец прекращается. Его участники неторопливо возвращаются к своим местам. Лишь Аскер несколько задерживается. Он удивлен и, кажется, чувствует себя неловко.
АСКЕР: Сумасшедший день! Никогда не пел, а тут на тебе! Наверное, и на мне магнитные бури сказываются, а, Нуриет?
НУРИЕТ: А, может быть, на тебя что-то другое действует?
ГУЧИПС: Да, да, песня-то хорошая. (С лукавинкой). И чем-то напоминает те, которые поет Кутас.
АСКЕР (поборов смущение): Ладно тебе – хорошая, нехорошая. Девчатам помогли сделать зарядку, это главное. (Набирая SMS сообщение). Кутас еще приплели. Ее это песня, и так понятно… Сочинительница же!..
МЕДЖИД: Тоже мне физкультурники! Делом лучше бы занимались.
КУТАС: Завидуешь? Так присоединился бы.
НУРИЕТ: Ты будто бы стариком родился, Меджид. Будто и не был молодым. Немного порезвились, что с того?
МЕДЖИД: А то, что песня – пустое. Так, фантазия. А чем нам может помочь пустая мечта?
ГУЧИПС (мечтательно): А знаете, вот так ранним утром, когда покупателя еще нет, мне порой кажется (он выходит на середину сцены), что небо, как занавес в театре, раздвигается, и на меня устремляются глаза. Ровно так, как сейчас. Это очень сильное ощущение! Б-р-р!
МЕДЖИД: Что, на колени упасть хочется?
ГУЧИПС: Дело не в этом. Ответственность какая-то. Ведь смотрят же!
МЕДЖИД (подходит к нему и тоже всматривается): Успокойся, дружище. Нет там никого. Существует закон Ньютона, эволюция Дарвина. А еще, вот видишь под ногами – трасса. Это реальность. А все другое – плод воображения. Размечтался, Бога ему подавай!
Кутас получает (от Аскера) SMS сообщение. Читает его и смеется. Меджид и Гучипс выжидающе смотрят на нее, но, поняв, в чем дело продолжают. Между тем, Кутас, подумав, тут же набирает свое письмо и отправляет его.
ГУЧИПС: Ты умный человек, Меджид. Но здесь я с тобой не соглашусь. Что-то все-таки есть. Создатель какой-то. Трасса, ее реальность – это потом, во время обеденной жары. Когда покупатели тянут из тебя душу, привередничают. Или наоборот, не идут, а ты ждешь, нервничаешь. А сейчас – они, глаза…
МЕДЖИД: Глупости!
НУРИЕТ: А я верю в Бога! Молиться, правда, не умею. И учиться в мои годы как-то совестно… Но как это бывает нужно! Сегодня, например. Магнитные бури…
МЕДЖИД: Ну, с тобой, положим, все ясно. Ты от безысходности так думаешь. Муж в долгах, да в бегах. Трудно. С другой стороны, модно это теперь – религия. Вон, молодых спросите, тоже скажут, что верят. Но если заглянут в себя глубже, окажется, что это не совсем так. Или совсем не так.
Аскер получает записку Кутас. Тоже смеется. Пишет в ответ.
ГУЧИПС: Я рассуждаю по-простому. Взять, например, мой дом. Он уже старенький и требуется много сил, чтобы поддерживать его в форме. Но я не об этом. Чтоб он возник, этот дом, нужен был создатель. То есть я. И с самого своего момента создания дом этот норовит превратиться в элементарные частицы. И уже давно превратился бы, если б опять-таки не я, его создатель. В этом смысле мне непонятно, как мог из элементарных частиц появиться я – человек. Ведь правила нашей планеты диктуют совершенно другое.
МЕДЖИД: Что же ты живую природу сравниваешь с неживой?
ГУЧИПС: Живая и неживая природа – это правильно. Но откуда взялась, по-твоему, живая природа? (Выдержав паузу). Вот и получается, что без Создателя эволюция должна была идти не вперед, а назад. От человека, скажем, к обезьяне, от обезьяны к крысе, от крысы к ящерице и так далее.
Кутас получает записку и задумывается. Потом начинает писать.
МЕДЖИД: Не ожидал, не ожидал я от тебя такого, Гучипс! Рассудительный человек – и на тебе! Стал опровергателем теории Дарвина. Из аула «Непонимай»?! Это ж материал средней школы. А я смотрю, наш рынок весь дипломированный. Разве что Нуриет техникумом ограничилась, да Кутас еще учится. Не ожидал!
КУТАС (услышав свое имя): Что, Кутас? (Поняв, что это не выпад против нее, говорит как бы не Аскеру). По вечерам к этой моей подруге приходят двое парней. Когда приходит первый, они весь вечер перешучиваются, будто соревнуются в остроумии. Второй парень серьезный, редко даже улыбается. Рассуждает о важных вещах – о жизни. Или, например, о семье.
АСКЕР: И чего же ждет эта твоя подруга?
КУТАС: Не знаю. Может быть, того, что первый заговорит серьезно или второй пошутит.
Занавес. После того, как он опускается, на сцену выходит Рэкетир.
РЭКЕТИР: По ходу дела, я здесь главный. И на этом рынке, и на следующем, и на предыдущем. И еще кое-где… Хотите смотреть – смотрите: мне без разницы. А нет, так могу и прикрыть! А то устроили здесь… представление! (Уходит).
Действие второе
Слышно, как подъезжает машина. Продавцы возвращаются к своим местам. Судя по звукам, которые издала машина, она далеко не новая. Да и сам появившийся незнакомец одет по-простому.
МЕДЖИД (видя, что подъехавший – адыг и воспользовавшись этим): А начал я говорить с вами, молодыми (показывает, что обращается к Аскеру и Кутас) о следующем. Именно мать, учитывая способность сына к самостоятельным и взвешенным поступкам, должна сказать: «Вот ты и стал мужчиной». Иначе это ему скажет уличная девка. И тогда с мужчиной будет происходить то, что мы видим сейчас – он в самые опасные моменты ответственность переложит на женщину. Вот, о чем говорит Хабзэ. (С улыбкой обращается к незнакомцу). Подходи, дорогой! Не стесняйся, пробуй. Сыр у нас самый славный!
Незнакомец держит в руках небольшой туго завернутый сверток, который то засовывает в карман, то снова вынимает.
АСКЕР: Хабзэ – закон, по которому жили наши предки. Но закон становится выгодным для всех тогда, когда его исполняют все. А у нас как? Кто-то да, а кто-то (едва заметно кивает в сторону Меджида) нет. Причем о том, что его нужно соблюдать, больше всего говорит как раз тот, кто не исполняет. И тогда закон становится выгодным только для него. (К незнакомцу). А сыр у нас действительно что надо! Пройдите сюда.
МЕДЖИД (чтобы не упустить инициативу): При этом у адыгов было равноправие между мужчиной и женщиной. Знаете ли вы, что были определены проступки, за которые, с одной стороны, муж имел право отдать в рабство жену, с другой, жена могла сделать то же самое. За какую провинность муж имел право так поступить с женой, как ты думаешь, Кутас?
КУТАС (выйдя из задумчивости): Что? Опять? Учит, учит…
МЕДЖИД: Правильно, если он уличит ее в измене. А в каком случае жена, Аскер?
АСКЕР (безразлично): Знаем, ты уже рассказывал…
МЕДЖИД: Правильно, если она его уличит (делает паузу) в трусости. Очень показательный пример!
Меджид пытается определить, какое впечатление произвели его слова на незнакомца. Тот все так же переминается с ноги на ногу, наконец, кладет сверток на прилавок и берет протянутый Меджидом кусочек сыра для пробы.
НЕЗНАКОМЕЦ (обращаясь к Меджиду): Да, я-то, собственно, не за этим приехал. Дело у меня есть.
МЕДЖИД: Сам хочешь предложить товар, что ли?
НЕЗНАКОМЕЦ: Нет. Мне нужны Гучипс и Нуриет. Сказали, они торгуют сыром на этом рынке.
МЕДЖИД: А зачем они тебе понадобились, если не секрет?
НЕЗНАКОМЕЦ: Поручение у меня к ним. Очень важное.
МЕДЖИД: Поручение? Важное? Это, конечно, интересно… Но… (смотрит в сторону Гучипса) у нас таких нет. Может быть, они на следующем рынке?
ГУЧИПС (подыгрывая Меджиду): А по поводу твоих слов, Аскер, могу сказать, что соблюдение закона и, тем более, Хабзэ нужно начинать каждому с себя. (Обращается к незнакомцу, и это уже звучит как приглашение попрощаться и уйти). Отведай и моего сыру.
АСКЕР: Но именно каждому. (Тоже обращается к незнакомцу – в тон Гучипсу). И моего попробуйте…
НЕЗНАКОМЕЦ: У Нуриет муж, сказали, скрывается. Много долгов на нем… А Гучипс был фермером. Тоже крепко задолжал… Неужели не знаете? Плохо... Ладно, поеду раз так. Удачного вам дня!
Все, кроме Меджида, выходят из-за прилавка и, провожая взглядом отъезжающую машину, сходят со сцены. Меджид, поглядывая вслед ушедшим, украдкой берет сверток незнакомца. Можно предположить, что это деньги, завернутые в целлофан. Сверток характерно перетянут резинкой. Меджид пробует поместить его в бумажник – не получается, в карман – тот становится слишком оттопыренным… Не находя решения, он поет:
Не мы – другие взяли власть,
А нам, кто не сумели,
Осталось только ниже пасть,
Чтоб быть хотя бы в теле.
Припев:
Еле-еле, но успели,
Еле-еле, но смогли:
На пределе, но при деле,
Мечемся от цели к цели,
Ног не чуя и земли.
Для тех, кто мир возглавит наш
Отважно и незряче,
Отсюда строится вираж
Наверх, а как иначе?
Припев.
Но не приветствует народ
Подобного маневра,
Хотя желающих на взлет
В нем уйма, даже прорва.
Припев.
МЕДЖИД: Фу, ты! И я запел. А все – она, Кутас! Куда ни ткнись, везде она!
Когда провожающая группа снова появляется на сцене, Меджид быстро прячет пакет под папахой.
НУРИЕТ: У меня сердце оборвалось, когда он назвал мое имя. Муж, мол, скрывается. И надо ж, приехал в такую рань. По поручению, говорит…
ГУЧИПС: Ты думаешь, его прислал кто-то из тех, кому твой муж должен?
НУРИЕТ: Конечно!
ГУЧИПС: У меня тоже такое чувство. По наши души.
НУРИЕТ: И едут, и едут. Конца им нет! И, главное, не видели мы этих денег! А вот, расплачиваемся!
АСКЕР: Тут, согласитесь, есть что-то странное. Не могли же вы одному и тому же человеку задолжать. И не похож он на тех ухарей, что деньги выбивают. (Задумчиво). Но если он все-таки из них?.. Нуриет своих клиентов мало, наверное, знает. Так это, Нуриет?
НУРИЕТ: Почему же. Некоторых знала и раньше. А теперь, кажется, знаю всех.
АСКЕР: Вот именно – кажется. Но Гучипс просто не может не знать тех, у кого занимал.
ГУЧИПС: Видимо, так.
АСКЕР: А раз так, решай, Гучипс. Остался кто-либо, кому ты должен?
ГУЧИПС (путано): Я как раз о Нуриет подумал. Поэтому не стал расспрашивать его. Не стал раскрываться. А должен ли я кому-то еще – не припомню.
АСКЕР: Ну, если ты не знаешь, то я тем более.
КУТАС: Может быть, он, наоборот, помочь хотел?
АСКЕР (одновременно начиная писать записку): Гм. Шутишь? Или все-таки веришь в то, что сказала? Если шутишь – то «ха-ха-ха», я оценил шутку. Если веришь, то (хлопает в ладоши) браво твоей наивности!
КУТАС: Остряк! Я к тому, что добрые у него глаза. Как у нашей Нуры, как у Гучипса.
ГУЧИПС (несколько смущенный словами Кутас): А ты что скажешь, Меджид?
МЕДЖИД (испуганно): А?.. (Справляясь с собой). Как же! Ждите, предложит помощь.
ГУЧИПС: Да, не об этом я. Вернется он сюда или нет?
МЕДЖИД (съежившись): Вернется? Зачем?.. (Поправляет папаху). Надо что-то придумать, надо… знакомым патрульным сказать, чтобы его задержали.
КУТАС (получив сообщение): А чем твоему другу не нравится серьезный? Потом, ты ведь знаешь, девушка ни перед кем не закрывает дверь. Это было бы ужасным оскорблением. Так зачем ей отказывать тому, кто не шутит? Для такого поступка нужна очень веская причина. Вот и подскажи своему другу.
АСКЕР: И что же я должен подсказать? Что нужна веская причина?
КУТАС: Не нравится, так придумай что-то новенькое.
АСКЕР: А что тут думать. То есть, моему другу нужно обменяться с твоей подругой залогом верности. Маленькими дорогими вещицами. Как бы обручиться. Но проблема в том, пойдет ли она на это? Да и у серьезного в этом случае все равно остается выход.
КУТАС: Это какой же?
АСКЕР: Взять силой. Умыкнуть. Мало ли твоих сестричек проходит через это?
ГУЧИПС (увидев, что Кутас предпочла ответить по телефону): Молодые! Но не об этом я. Не по себе мне. Плохо мы поступили. (Обращается к Нуриет). Не в упрек твоему мужу будет сказано, но не привык я так… прятаться. Может быть, откроемся, а? Мы, дескать, и есть те, кого ты ищешь.
НУРИЕТ: О, Аллах! Ну, почему мы такие правильные?! И детей своих (кивает в сторону Кутас) учим быть еще более правильными! И отпускаем в этот мир, с виду красивый, но где не обманешь – не проживешь. Отпускаем, чтобы обожглись, страдали не меньше нашего!
ГУЧИПС: Но стыдно ведь, стыдно!
НУРИЕТ (успокоившись): Да-да, Гучипс, конечно, стыдно… Как скажешь, так и поступим, воля твоя… Откроемся, конечно.
МЕДЖИД (бормочет): Ополоумели оба. (Более уверенно). Чтоб вы знали! Хабзэ не учит потакать этим кидалам, обдиралам и рэкетирам. Наоборот, их надо наказывать, говорит Хабзэ. А в нашем случае, думаю, все доступные способы хороши. (Поправляет папаху). Любые, повторяю, методы!..
АСКЕР (как бы ни к кому не обращаясь): Я недавно подвозил одного почтенного старца. Так он привел пример из какого-то сказания. В нем старший в роду делает наставление девушке на выданье. Свобода, говорит, поле немереное. Делай, что хочешь. Не трогай только бычка на привязи, который пасется там.
КУТАС: И к чему эта притча?.. Хотя, кажется, я поняла. Но старец твой, видно, что-то напутал. Она, моя подруга, и вышла-то, может быть, в поле, чтобы посмотреть на бычка. А так, ей неплохо было и дома.
Она принимается что-то писать. В это время раздается резкий звук тормозов.
МЕДЖИД: Ну вот. Дождались. Вернулся, наверное. Встречайте теперь!
На сцене появляется второй незнакомец. В руках у него барсетка. Он, помахивая ею, решительно направляется к Меджиду.
ВТОРОЙ НЕЗНАКОМЕЦ (весело кивнув в сторону машины): Жена ругается, резко затормозил! А я как увидел казачью шапку, ну, думаю, вот она! Век о такой мечтал! Именно такой представлял ее себе. Я в Подмосковье живу, но потомственный казак. Ох, красавица шапка. Сколько, земляк, за нее просишь?
МЕДЖИД (мрачно): Не шапка это – папаха.
Аскер, получает SMS сообщение, смеется.
КАЗАК (косясь на Аскера): Ну да, папаха. Так, сколько?
МЕДЖИД: Не казачья она – адыгская. (Поправляет папаху). А вот сыр адыгейский – он продается.
КАЗАК: Ничего не понял! Как не казачья?.. (Осматривает то, что на прилавке). А адыгейский сыр я знаю. Его в Москве можно купить. Но разве эти адыге не на Дальнем Востоке живут?
ГУЧИПС: То удэге, земляк, а мы адыгэ. Черкесы мы. Слышал о таких? Самоназвание – адыгэ, иноназвание – черкес. На Кавказе мы живем. Уловил теперь?
КАЗАК: О черкесах – слышал. Горцы они. У казаков костюм есть специальный (показывает, где располагаются газыри), черкеска называется.
МЕДЖИД: Чтоб ты знал! Это у нас переняли. Весь Кавказ носил черкеску. Казаки тоже.
АСКЕР (Меджиду): Что ты человеку мозги пудришь? Оно ему нужно? – весь Кавказ носил. Он папаху просит продать.
Меджид бросает недобрый взгляд в сторону Аскера, поправляет папаху, шевелит губами, но не издает ни звука.
КАЗАК: Нет, почему же? Интересно ведь рассказывает…
МЕДЖИД (наконец, справляясь с собой): Не продается она!!!
КАЗАК: Как не продается? А для чего же ты надел ее в такую жару? Я думал, чтобы увидели издалека и остановились.
ГУЧИПС: Адыги всегда носили папаху. И летом, и зимой. А потерять ее было все равно, что чести лишиться. Позором считалось.
КАЗАК: А как же ты без нее?
ГУЧИПС: Ну, теперь все по-другому. (Указывает в сторону Меджида). Потом, он – старший.
КАЗАК (Меджиду): Что скажешь, старшой? Может быть, все-таки продашь? Денег не пожалею. А себе потом новую справишь.
МЕДЖИД: Сказал же, нет!
КАЗАК (как бы потянувшись за папахой): Ну, дай хотя бы померить, посмотреть, идет мне или нет. Жене показать.
МЕДЖИД (отпрянув): Нельзя же!!!
КАЗАК: Ладно-ладно! Пошутил я. Эх! Шапка-то и впрямь хороша… А сырок я куплю. Знатный, говорят, сырок. Но не у тебя, земляк. Дюже ты злой. У женщины этой.
Покупает сыр у Нуриет и уходит. Меджид поправляет папаху.
Занавес. На сцене снова появляется Рэкетир.
РЭКЕТИР: Бедолага этот Меджид! Причем конченный! Думает, от меня может что-то скрыть. Кандидат наук! Точно, говорю – кандидат! Чтоб мне хлебать чай да кофе! Сам мне показывал корочки! Думает, я из-за них не давлю на рынок. Не из-за этого, дорогой. Нравится мне ваша Кутас, вот что! Это меня она называет серьезным. Захожу к ней часто. Ну, и не говорю ей, кто я. А нравится она мне песнями своими! И ничего, что ее Аскер обхаживает. Ему-то они до фонаря. А если что – встанет он, скажем, поперек – пожалеет. Вот и пусть она пока сравнивает… Надо, говорит, учебу закончить, потом идти замуж. Уважаю…
Действие третье
МЕДЖИД (Аскеру): Не помню такого, чтобы ты сказал что-то путное. Глупо было бы ждать это и сейчас. Кто тебя приглашал к разговору? Лучше б съездил к постовым, как тебя просили. Сейчас вернется наш недавний гость и нервы начнет трепать.
ГУЧИПС: Ну, ехать-то, положим, и не надо…
АСКЕР (стараясь говорить миролюбиво): Продал бы, Меджид, папаху. Почему не продал? Слышал же, не жалко ему было денег.
МЕДЖИД: Как это – продал бы? Ему? Казаку? Это адыгская папаха, а не казачья шапка!
АСКЕР: Тогда мне ее продай. Я тоже не пожалею денег. Мне-то, надеюсь, можно?
МЕДЖИД: Не продается она. Чтоб ты знал – есть вещи, которые не продаются.
НУРИЕТ (ни к кому не обращаясь): О, Аллах! Магнитные бури все это! Дай нам сил! Дай терпенья…
АСКЕР (все более распаляясь): Так, подарил бы казаку. Если послушать тебя, ты образец исполнения Хабзэ. А по его нормам, ты должен подарить человеку ту вещь, которую он похвалил. Разве не так? Ведь он сказал: «Шапка-то и впрямь хороша»! Что еще надо? Может быть, и мне ее похвалить? Хорошо! Нет, Меджид, в округе папахи красивей, чем твоя! Даришь ее мне?
МЕДЖИД (отчаянно): Есть вещи, которые не дарятся!
КУТАС (к Нуриет): Не хватало, чтобы они тут еще сцепились. У тебя есть белый платок, Нура?
АСКЕР: Но одежда не относится к ним. Я читал, что из-за этого у нас даже князья одевались, как все. Не выделялись.
НУРИЕТ: Зачем тебе, доченька, белый платок?
ГУЧИПС: Что ты пристал к человеку? Не может он ее подарить. Даренное не дарится. Я ему эту папаху подарил.
КУТАС: Меджид же рассказывал, что в старину белым платком женщина останавливала вражду. Может быть, это и сейчас подействует?
АСКЕР: Стоп! «Даренное не дарится» – это русская поговорка. Как она в Хабзэ оказалась?
НУРИЕТ (вынимает белую косынку и отмахивается ею как от жары): Есть, доченька, есть! Но навряд ли это поможет.
ГУЧИПС: Сказано ж: Адыгэ Хабзэ не стоит на месте. Развивается. Что плохого в том, что в него войдет добрый русский обычай?
МЕДЖИД (торжествуя): Да! Правильно, Гучипс! Что плохого?!
Нуриет и Кутас тянут в круг в качестве партнеров по танцу Гучипса и Аскера.
АСКЕР (увлекаемый Нуриет): Вывернулись! Только что казаку нельзя было продать папаху, потому что он не адыг. А теперь русский обычай может запросто стать Адыгэ Хабзэ. Но веду я этот разговор не поэтому. Из-за этой папахи наш рынок – с лицом кавказской национальности. Машины так и проносятся, видя ее. Везде по трассе идет торговля, а у нас только звук пролетающих машин. Мы уже здесь больше часа, а у нас этот казак и был. Но и того спровадили!
Нуриет поет:
Не сильна, как куст рябиновый,
Не для стужи создана,
Не потерпишь зноя длинного –
Круглый год нужна весна.
Припев:
Ойда-рида-ра, черкешенка,
Солнце улыбнется лишь,
Сочной ягодкой – черешенкой
Чью-то жажду утолишь.
Где найти такого воина,
Чтоб времен наладил связь,
Чтоб за ним ты успокоенно
В диком поле прижилась?
Припев.
Где найти тебе служителя,
Чтоб, не опуская крыл,
В роли ангела-хранителя
Над тобою он парил?
Припев.
МЕДЖИД: Вас – молодежь, только деньги и интересуют? Нажива?! А то, что папаха… (поправляет ее) пропагандирует нашу культуру – мелочь?! И не забывай, еще один человек у нас, тем не менее, был. Его мы пока не спровадили. А ехать к патрульным ты отказываешься. Но послушался бы, толку больше было бы!
Звук подъехавшей машины.
МЕДЖИД: Ну, вот! Дождались. Это уж точно он.
На сцене вновь появляется первый незнакомец. Видно, что он чем-то сильно озадачен. По пути пристально осматривает обочину.
ГУЧИПС: Проходи, браток, проходи. Извини, что сразу не признались… Некрасиво как-то получилось… Нас ты разыскиваешь: я Гучипс, а она – Нуриет. Здесь мы. Дело у тебя к нам, ты говорил. Тебя прислали… (Видя, что нет ожидаемой реакции). Что-то случилось, потерял что-то?
НЕЗНАКОМЕЦ: Прислали? Ах, да, я вас искал… Горе-то какое?!
НУРИЕТ: Горе? Какое горе?! С мужем моим что-то случилось? Известие? Что?!
НЕЗНАКОМЕЦ: Нет, нет! Ничего такого я не знаю… Деньги я потерял, много денег. Доллары! (Он с надеждой смотрит на продавцов). Здесь, кажется, где-то… В целлофан были завернуты. Плотный такой сверток, туго резинкой стянутый. Не видели его?.. В машине все перевернул – не нашел…
КУТАС (после непродолжительного всеобщего молчания): Видеть-то я его видела, но вот, куда он делся, не знаю. Вы в руках его держали, потом в карман положили. Потом, может быть, снова вынули. Я еще подумала: «Деньги, наверное»…
АСКЕР: Точно. Я тоже помню. Был сверток!.. Доллары, говоришь?
НЕЗНАКОМЕЦ: Да, почти 120 тысяч. Чуть меньше. Это не мои деньги. Мне их нужно было передать вам: Гучипсу и Нуриет. Чтобы по долгам рассчитались… Но, видите, потерял. Теперь не знаю, что будет.
МЕДЖИД: 120 тысяч долларов?! И сколько ж это… (считает на калькуляторе) в рублях?
ГУЧИПС: Нам? От кого ж? Вроде бы у меня нет богатых родственников. Каждый сам как может крутится. Хотя за границей, в Турции есть, говорят, один. Завод у него крупный. Но я его ни о чем не просил. Да и не знаю я его. Откуда он может знать обо мне?
НУРИЕТ: А у меня нет таких и за границей... (Выходит из-за прилавка и осматривает площадку перед прилавком). Не иголка же этот сверток. Какой он хоть, скажите? Я не обратила внимание на него… Ох, как бы нам, Гучипс, сейчас пригодились те глаза, о которых ты говорил. А, Гучипс? (Смотрит вопросительно в зал). Занавес открывается, и глаза, которые видят все.
ГУЧИПС: Глаза? Ах, да, глаза… Я тоже его видел. Сверток этот. В общем, ничего особенного. Сверток как сверток. Размером с купюру. Не иголка, конечно.
АСКЕР: Совмен, наверное, дал? Хазрет Совмен. Бывший президент. Я слышал, он часто бывает в Адыгее. Чаще даже чем, когда был президентом.
НЕЗНАКОМЕЦ (отрешенно): Он и мне дал. Ровно столько, сколько я должен. И другим тоже дал. Я с ними уже расплатился. Своим, кому должен, тоже позвонил. Сказал, что верну долг. О, Аллах! Что делать? Куда я их дел – ума не приложу!
АСКЕР: Значит, Совмен это все-таки? (Ждет ответа). Он, да?
ГУЧИПС: Откуда Совмену знать обо мне, о Нуриет? Откуда знать, сколько на мне долга? Я и сам в этом часто путаюсь?
НУРИЕТ (что-то начиная подсчитывать): Оттуда и знает, что сердце у него такое. Смотри, как заботится о нас, простых людях. Все, видно, знает… Вы бы осмотрели свои места, может быть, куда-нибудь завалился. Сверток-то.
ГУЧИПС: И все-таки это смахивает на сыр в мышеловке. Меджид, а Меджид! Ты понимаешь, что тут происходит? Скажи свое веское слово.
МЕДЖИД (поправляя папаху): Да, тут… (задумывается) что-то нечисто. Я, например, тоже очень многим задолжал. А меня нет в списках. Или все-таки там значился и я?
Смотрит вопросительно на незнакомца. Тот молчит, погруженный в себя. Кутас выносит ему раскладной стульчик, и он садится, опустив голову.
АСКЕР (к Меджиду): Как же! Так мы тебе и поверили. Новая машина в гараже стоит. Дом в хрустале и коврах. Семья в золоте и шелках. А сам говорит, в долгах! И на машине Гучипса на рынок ездит. Нет тебя в списке! И не может быть!
МЕДЖИД: На моей машине мы с Гучипсом на похороны и свадьбы ездим. Чтоб ты знал – она у нас празднично-выходная!
АСКЕР: Ха! Сравнил! В месяц раз на новой выезжаете… Траурно-выходная она у них!
НУРИЕТ: Я подсчитала. На сегодняшний день мы с мужем должны 52637 долларов. А ты сколько должен, Гучипс?
Гучипс тоже считает.
КУТАС (о незнакомце): Он сильно побледнел. Как бы ему совсем плохо не стало, бедняге.
МЕДЖИД: Да, пожалей его! Глаза б мои не видели! (Обращается к Гучипсу и Нуриет). Теперь вы никому ничего не должны. (Указывает на незнакомца). Он должен! Запишите номер его машины, не будьте идиотами!
ГУЧИПС: Да, все сходится. Около 120 тысяч долларов… Если, правда, мы учли все. (К Аскеру). Но с вариантом, что это деньги Совмена, не ладно. Дело в том, что большую часть кредитов я брал у него. Ну, не у него лично, конечно, а в ГУПе. В государственном унитарном предприятии. И чтобы расплатиться вовремя, занимал на стороне. Душу этот ГУП из меня вывернул. (К Нуриет). Поэтому я бы поостерегся принимать подарки. По крайней мере, сначала все выяснил бы. Кто дал, за что и что будет после?
НЕЗНАКОМЕЦ (как бы очнувшись): Не человек он. Кто дал деньги.
НУРИЕТ: Как это – не человек? Нелюдь, что ли?
МЕДЖИД: Мафиози?
НЕЗНАКОМЕЦ: Да, нет же! Скажу, не поверите. Я и сам думаю, не во сне ли? Слышал, что такое бывает, но принимал за сказку… А-а! Мне уже все равно, поверите вы или нет!.. Он-то их найдет, точно найдет. Если, конечно, у него будет охота возиться с нами… Но мне, что делать мне, не знаю!..
ГУЧИПС: Говори же, кто он? Что ты тянешь?
НЕЗНАКОМЕЦ: Ангел он, ангел!.. Так представился. И деньги дал. Доллары.
КУТАС: Господи, Боже мой! Ему плохо, совсем плохо! Не видите, что ли?!
МЕДЖИД (со злорадством): Вот именно! Сумасшедший он!! Ангел! Надо же такое придумать! Найдет он деньги! Как же!
АСКЕР: Странно… Но сверток был. Кто-то же ему дал деньги.
МЕДЖИД (не меняя тон): А были они?! Деньги?
КУТАС: Нет, сверток я все-таки видела…
Незнакомец вдруг встает, делает пару шагов и падает. К нему устремляются все, кроме Меджида. Тот поправляет папаху. Остальные, кто с чем, хлопочут над незнакомцем. После того, как его лицо смачивают водой, он приходит в себя.
НЕЗНАКОМЕЦ: Ничего, ничего! (Встает). Все нормально. Я в порядке…
НУРИЕТ (пытаясь его усадить на прежнее место): Присядь, в себя немного придешь… Ох, уж эти магнитные бури.
НЕЗНАКОМЕЦ: Он сказал, что моя миссия выполнена…
КУТАС (к незнакомцу): Не поняла, кто сказал?
НЕЗНАКОМЕЦ: Ангел сказал. Кто же еще?.. Слава Богу! Камень с души! Не виноват я ни в чем. Не знаю кто, но не я. Он сказал, вы сами разберетесь.
МЕДЖИД (ехидно): И когда ж это он успел тебе сказать?
НЕЗНАКОМЕЦ: Сейчас я с ним встретился, на ваших глазах. Только что и сказал.
МЕДЖИД: Ты в обмороке был! Если, конечно, не притворялся. Встретился он! С ангелом! (Обращаясь к другим участникам сцены). Аферист он, вот кто!
НЕЗНАКОМЕЦ (обиженно): Я чист перед вами! И миссия моя выполнена! А верите вы мне или нет, не моя забота. Извините, мне пора…
Уходит.
КУТАС: Пошел. За руль сядет в таком состоянии. И никто его не остановит. Правду сказала Нура: магнитные бури! (Подходит к краю сцены и смотрит в зал. Говорит так, чтобы ее не слышали партнеры по торговле). Рассказать им про мое ночное платье? Ну, то, что на мне оказалось утром. Или не надо?.. Не поверят, конечно же. Да я и сама то верю, то не верю. Не терпится поскорей попасть домой, чтоб убедиться – а вдруг оно, и впрямь, на месте!..
Занавес. На сцене снова Рэкетир. Он явно озабочен.
РЭКЕТИР: Муть какая-то. Что тут происходит? Какие деньги? Мне, мне они все должны, вот что! Я их выкупил. И на счетчик поставил. Всех поставил. Кроме, конечно, Кутас. Она от меня и так никуда не денется. Ну, скажите, что нужно этим самым творческим людям? Аскер знает? Нет, не знает. А я знаю. Взять, например, Пушкина или Некрасова. Почему они так сладко и горестно пели? Откуда брали эту возможность? Да все просто – у каждого была одна, две деревеньки. Я этой деревенькой стану для Кутас. Стану с удовольствием! Не Аскер же – этот любимчик женщин, у которых дочки на выданье?
Действие четвертое
АСКЕР: Так! Все по порядку. Сверток был… Дальше идут одни вопросы. Мы не знаем, были ли в нем деньги. Не знаем и того, откуда они взялись и куда делись. Ангел якобы дал. Но кто этому поверит? Скажешь, засмеют. А последняя сцена – встретился с ангелом на наших глазах – вообще ни в какие ворота не лезет. Здесь Меджид прав. Но куда деть то, что цифра долга сошлась? И удивительное дело, но сам этот человек верит, кажется, в то, что говорит. На жулика не похож.
КУТАС: А я ему полностью поверила бы. И про ангела тоже. Правда, ангела я себе представляю не таким, как в книжках. Не белый он, а какой-то невидимый. Как бы даже зеркальный… Но все равно, это ж так здорово! И возвышенно вдобавок! Да и деньги он принес. Они так нужны Нуре и Гучипсу! Почему же это не может стать реальностью? Почему мы так зашорены?
АСКЕР: Ты, девушка, готова поверишь всем. Поэтому, извини, ты не в счет.
КУТАС (многозначительно): Почему же всем? Некоторые жалуются, что не всем.
АСКЕР: Ах, да! Есть у тебя (с нажимом) «избранные», которым ты не веришь. Зато остальным – пожалуйста… Хотя, нужно признать, ты оказалась права.
КУТАС: В том, что он приехал помочь нам, что ли?
АСКЕР (тоже многозначительно): И в этом тоже…
ГУЧИПС: Молодежь опять о своем… А определиться надо. Просто забыть все это, как наваждение? Или как?
МЕДЖИД: А чего вы ждете от этого?
НУРИЕТ: А вдруг, правда, деньги были! (Снова выходит и осматривает площадку перед прилавком). Тогда как?
ГУЧИПС: Я ж об этом и говорю!
МЕДЖИД: Я не удивляюсь молодым. Но вы-то! Что с вами? Бросьте ерунду молоть! Очнитесь! Ангел принес доллары! Это ж анекдот!!! (Почти просительно). Аферист он, разве не видите?..
Между тем, Кутас набирает номер телефона.
ГУЧИПС: А я о чем? И я о том же! Но не пойму, в чем его выгода? Где подвох?
КУТАС (говорит по телефону): Салам, Мара… Я хотела спросить: появлялся у вас на рынке мужчина лет сорока на синей «копейке»?.. И что?.. Доллары?.. Поняла… Да, и у нас был… Потом, потом об этом поговорим, хорошо?.. (Выключив телефон). Он был на соседнем рынке и передал деньги одному из тамошних. Так-то вот!
Все, кроме Кутас, звонят по телефону. И каждый, уединившись, ведет свой разговор. Меджид тоже достает телефон, вертит его в руках, затем, махнув рукой, наблюдает за происходящим.
АСКЕР: Да, все верно. Являлся ангел или нет, мы не знаем. Но деньги, выходит, были. Если, конечно, судить по соседнему рынку.
ГУЧИПС: И у меня то же самое.
НУРИЕТ: И у меня.
Они некоторое время молча смотрят на Меджида. Тот в растерянности то поправляет папаху, то вытирает пот.
АСКЕР: На рынке за все это утро не было ни одного покупателя. (Задумчиво, растягивая каждое слово). Гость наш недавний останавливался возле Меджида.
МЕДЖИД: Как это не было покупателя? А казак? Он тоже стоял там, где стоял этот… (неуверенно) проходимец.
АСКЕР (выйдя и став на то место): Казак стоял здесь, правильно? В руках у него была барсетка. После разговора с тобой он купил сыр у Нуриет. У него, когда он уходил, обе руки были заняты. Да и не видел он ничего, кроме казачьей шапки. Нет, не похоже, чтобы это был казак.
МЕДЖИД (как бы изумленно): Погоди, погоди, ты что меня подозреваешь, что ли?
АСКЕР (с некоторой издевкой): Нет, зачем же? Говорю же, он стоял возле тебя, и ты мог заметить больше, чем остальные. Об этом я и хотел спросить.
МЕДЖИД: И что, по-твоему, я должен был заметить?
АСКЕР: Например, сверток (делает многозначительную паузу) в руках гостя?
МЕДЖИД: Не видел я свертка. Нуриет не видела, и я видел! Что теперь?
ГУЧИПС: Аскер, предупреждаю – это уже перебор! Остановись.
АСКЕР: А что я? Я – ничего. Но без маленьких провокаций трудно найти правду.
КУТАС: Притом, это не просто правду, а деньги. Хотя не знаю, что легче отыскать утерянную правду или деньги.
НУРИЕТ: А я тоже скажу. Не решалась говорить, но давно обратила на это внимание. Меджид ведет себя как-то странно, не так, как раньше. И, мне кажется, с того момента, как здесь побывал незнакомец. Какой-то он неуверенный в себе. Будто сынишка мой в детстве, когда провинится. Правда, с другой стороны, сейчас у всех нервы на пределе. Магнитные бури.
МЕДЖИД (еще более изумленно): Нуриет, и ты туда же! Все, Гучипс! Вези меня домой! Закончил я торговлю на сегодня. (Начинает собираться). С ума все посходили!
АСКЕР: Никто никуда не поедет, пока не разберемся.
МЕДЖИД (к Аскеру, ища поддержку Гучипса): Это что? Ты ставишь мне условия?!.
Гучипс, всем своим видом показывая, что придерживается нейтралитета, выходит из-за прилавка и поет:
Ребенок – инопланетянин,
С еще летящей к нам душой,
Ты нашей жизнью будешь ранен,
Серьезно ранен, как большой.
Припев:
Все, чему тебя учили
Столько долгих трудных лет,
Пригодится. Или – или:
Не на пользу, так во вред.
Живем мы наспех, сам увидишь:
Кто как по-своему привык.
Но ты, небесный наш подкидыш,
Не отверни от дома лик.
Припев.
Наверно, где-то в мирозданье
Тебе бы больше повезло.
Возьми наш опыт… в наказанье,
Употреби… но не во зло.
Припев.
КУТАС (пытаясь разрядить обстановку): А что если мы сами, дадим согласие обыскать друг друга. И вещи наши, и машины. Это, наверное, очень стыдно – делать такое. Но ведь нет никого кругом. Никто нас не увидит. И не узнает никто. Зато исчезнут все подозрения… Уж не знаю, что лучше: если мы найдем деньги или нет. Но еще хуже, если мы всю жизнь будем подозревать друг друга. Ведь некуда нам деться друг от друга.
ГУЧИПС: Да, делать нечего. Видимо, нужно разобраться самим…
Меджид, шатаясь, выходит из-за прилавка. Сделав несколько шагов, падает. Папаха слетает с его головы, выпадает из нее и сверток. Все обступают Меджида, пытаются привести его в чувство. Гучипс подбирает папаху и сверток. Свет гаснет.
… Меджид в звездном пространстве. На нем нет папахи. Вокруг темно, но он в луче яркого света. Некоторое время он озирается.
МЕДЖИД: Где я? Есть тут кто-нибудь?!. (Пытается поправить папаху). Га-а! Нету!.. Ладно, деньги – потом, сначала надо вспомнить, что произошло. Я собрался уходить, сделал несколько шагов и дальше ничего не помню. Кажется, потерял сознание. (Его внимание привлекает что-то далеко внизу). Га-а! Вон, они все! (Всматривается). И я тоже там. (Ощупывает себя). Вроде бы материальный. Что же все-таки происходит?
В луче света показывается Ангел.
АНГЕЛ: Я позвал тебя. И ты здесь.
МЕДЖИД (осмотрев его): Хочешь сказать, ты – ангел?
АНГЕЛ: Зачем же говорить. Это тебе понятно.
МЕДЖИД: Хорошо. Пусть так. Но что со мной?
АНГЕЛ: Удар. Вы называете его солнечным.
МЕДЖИД: А зачем ты меня… вызвал? Не нашел другого метода деньги отобрать?
АНГЕЛ: Деньги в любом случае могли достаться только тем, кому предназначены. Кроме того, все только тебя и подозревали. А останавливало их лишь то, что они не верили в мое явление. Хоть я ненароком и вызвал солнечную активность.
МЕДЖИД: И Гучипс тоже подозревал?
АНГЕЛ: Он тоже. Но ему хотелось все сделать, не роняя авторитета.
МЕДЖИД: Моего?
АНГЕЛ: Адыгэ Хабзэ. Твоего тоже.
МЕДЖИД: А вот скажи мне, ангел, откуда у тебя деньги? Изготовил как-то? Позаимствовал в банке? Откуда? В любом случае, подозреваю, они приобретены тобой незаконно. Конечно, с точки зрения наших законов.
АНГЕЛ: Это можно сделать, как ты говоришь, законно. Соблюдая земную праведность и Божий промысел. Просто нужно искать, как это сделать.
МЕДЖИД: А почему именно в долларах? Что и у вас без них никуда?
АНГЕЛ: В твоем вопросе нет желания узнать. Но я отвечу. Им отдавать в долларах.
МЕДЖИД: Да уж… Ты сказал: «Адыгэ Хабзэ» будто относишься к нему… снисходительно. В нем что-то не так?
АНГЕЛ: Вы, люди, живете вокруг разных правд: «Твоя правда, моя правда, его правда». Но все эти правды имеют мало общего с истиной. Адыгэ Хабзэ – лишь одно из приближений к истине. Самых малых.
МЕДЖИД: А то, что ты говоришь – истинно?
АНГЕЛ: Я говорю на языке твоей правды. Это тоже – приближение к истине.
МЕДЖИД: Чтобы было понятно мне?
АНГЕЛ: Вы далеко отошли от истины.
МЕДЖИД: А было время, когда люди подступали к истине ближе, чем сейчас?
АНГЕЛ: Много раз. Вы сейчас от нее ушли настолько, что старшее поколение должно учиться у молодежи. У своих детей, которые обладают талантом. Они чище и ближе к изначальности. Нужно беречь их талант. Тогда вы вернетесь на путь истины.
МЕДЖИД (указывая вниз): У таких, как Кутас?
АНГЕЛ: Она часто, не зная об этом, общается с нами.
МЕДЖИД: С ангелами? Так, как мы с тобой?
АНГЕЛ: По-другому. Но если она утеряет свой дар, станет дальше от нас, чем многие.
МЕДЖИД: А почему такая разница? Одни дальше, а другие ближе?
АНГЕЛ: Талант – дар Божий. И Бог, награждая одних, не обделял других. Все были одарены равно разными способностями. Вы отошли от Бога. И в мире, который вы создали, все так же востребованным остается лишь такой талант… А еще больше беречь надо детей. Только в них можно найти изначальность… Что ж, мне пора!
МЕДЖИД: Но ты так и не объяснил, зачем звал.
АНГЕЛ: Я сказал все, что хотел…
Ангел исчезает. Меджид остается в лучах.
МЕДЖИД (снова пытаясь поправить папаху): И зачем я их взял, не знаю? Не из жадности, наверное. Так! Чтобы другим не достались. А это, что? Не жадность разве?.. Может, и нет. Но что бы это ни было, оно ничем не лучше. Ладно, самоанализ потом (озираясь), а сейчас нужно выбираться… (Вдруг изумленно) Ах, вон оно что! Я, кажется, понял!!! Эти деньги были не для Нуриет и Гучипса! Скорей, для Кутас! Ведь она постоянно повторяет их имена, жалеет их. Это чтоб она, дурочка, всю жизнь верила в чудо!.. Ну, и западня!
Занавес. На сцену выскакивает Рэкетир.
РЭКЕТИР: Так, ясный свет! Кто-то хочет прибрать мой рынок. Не выйдет! Не на того напали. Знаю, откуда несет гнильцом. Ну, братан, держись! А с рынком разберусь позже. Нельзя отпускать вожжи, сам же и поплатишься. Знал об этом! Ну, ничего, еще не вечер. Я скоро вернусь!.. (Приостанавливаясь). Ах, Кутас, Кутас, что ты со мной делаешь?!.
Уходит. Через некоторое время за сценой слышны выстрелы.
Эпилог
Меджид лежит рядом с прилавком. Его пытаются привести в себя Нуриет, Аскер и Кутас. Гучипс стоит в стороне. Товар собран и упакован. Осталось его лишь отнести в машины. Складной стульчик, на котором недавно сидел незнакомец, стоит на прежнем месте.
МЕДЖИД: Как же тяжко возвращаться! И к кому? К себе… Но зачем?!
НУРИЕТ: Пришел в себя, слава Богу!
Трое хлопочущих над Меджидом усаживают его на стульчик. Надевают на него папаху, но она падает между его ног. Он сидит со склоненной головой.
НУРИЕТ: Надо отнести все в машины. А Гучипс отведет Меджида. Да, Гучипс?
Гучипс стоит несколько мгновений в задумчивости, затем направляется в сторону Меджида. По пути он вынимает мелочь из кармана, опускает в папаху Меджида и молча уходит. Нуриет, Аскер и Кутас стоят несколько секунд в замешательстве. Затем, вздохнув, Нуриет берет упаковки и идет вслед за Гучипсом.
АСКЕР (подойдя к Кутас): Не на привязи он, ты права.
КУТАС: Кто, он? Бычок твой давешний, что ли?
АСКЕР: Не на привязи, да сам привязался…
КУТАС: Веревочкой, бедненький, к колышку?..
АСКЕР: Нет, все намного серьезней. К человеку привязался, духовными узами…
КУТАС: Славный бычок! К подруге моей, что в поле немереном?
АСКЕР: Что тут шутки шутить, Кутас? К тебе. И не друг мой, даже не милый наш бычок, а я. (Снимает с руки часы). Прими их – и наши часы начнут собственный отсчет.
КУТАС: Хорошо, когда это так. Настолько всерьез… (Подносит часы к уху). Тикают. Как сердце мое: «тик, тик, тик»…
Чтобы скрыть волнение, Кутас отворачивается и уходит. Но, проходя мимо Меджида, вдруг быстро целует его в склоненную голову. Аскер подхватывает упаковку, догоняет ее, и они, взявшись за руки, покидают сцену.
Занавес.
На сцену выходят артисты. Кутас в сае, модифицированном под свадебное платье. Артисты вместе исполняют песню:
Помолись за меня, не умею молиться я,
На вот деньги мои – порадей, дорогой:
Не спасают меня ни друзья, ни милиция –
Хватит дня одного и без ночи глухой.
Не суди, что и тут не особенно щедрый я,
Даже искорка Божья ничтожна во мне –
Просто дни до того золотые, безветрые –
Глянешь ввысь и себя ощущаешь на дне.
Неужели все это разумно устроено?
Неужели в гармонии – я лишь нелеп?
Если крепок я телом, то с норовом воина,
Если нет, то доступен мне нищенский хлеб.
Помолись за меня. Разве не оправдание
То, что мир на пороге последней войны?
Или нет? Темнота и законов незнание
Ни с кого не снимает и малой вины?!.
***