Операция Айболит

Григорий Родственников
   – Айболит приехал! – услыхал Петрович, старый одышливый фельдшер, с разбегу взобравшийся на девятый этаж, чтобы только убедиться что вызов ложный.
 
Попробовав финкой, прочность мануфактуры его медицинского халата, большеглазый пацан доверчиво попросил:
– Доктор, дай кисленького!
          – Ящик давай! – капризно потребовала прыщавая подружка большеглазого. А бывший с ними очкарик, стоящий в тени чердачного прохода, нервно захихикал и произнёс:
– Врачи – убийцы в белых халатах, в которых ходит смерть…

Петрович  с трудом унял свистящее дыхание, и миролюбиво улыбаясь, пропищал, имитируя малороссийский говор:
– Хлопчики, якай же я убивца, коли я Айболит, тады я ветеринарий, коновал по вашему.
Пацан с финкой среагировал на говор и озадаченно спросил:
– Хохол что ли?
Его приятель в очках вновь нервно хихикнул, отметив  высоту тона:
– Голубой… а сало голубое бывает?
          –   Точно! – подвела итог девица с нулевой грудью и примерно таким же IQ, – Мужики с большими яйцами так не писчат.

          Выслушав все мнения, фельдшер закивал в ответ, пятясь в сторону восьмого этажа:
– Малоросс я, голубой, яиц вовсе не имею…
          А в голову ему упорно лезла мысль, что не пришло ещё время коллегам потирать руки, завидя на дверях подстанции очередной некролог, в радостном предвкушении: «Помянуть треба Петровича!» Однако и отдавать беспризорной гопоте ящик Петровичу  не хотелось, знал, что употребят они его содержимое во вред здоровью, а ему ещё придётся десятка три объяснительных накатать.

Движение Петровича не ускользнуло от глаз предводителя шпаны:
– Куда пятишься, хохол?! Стоять Петлюра!
          – Ящик давай! – вновь заныла капризная девица, – И деньги сколько есть!
Очкарик, нервным движением подбирая слюни, спросил:
– Слышь, Бульба, а чего лучше башню сносит морфин или промедол?
«Грамотные», – с тоской подумал Петрович, но продолжил придерживаться выбранной стратегии, прикидываться тупым коновалом:
–А башню, хлопчик… лучше снарядом, осколочным там или бронебойным, это, смотря какой танк.

Милитариская тема вообще и бронетанковый экскурс в частности озлобил представителей поколения пацифистов.
Большеглазый сморгнул несколько раз подряд. И с каждым подъёмом белёсых рыбьих век в его взоре кристаллизовался мутный осадок человеческих пороков, среди которых готовность убить ближнего стояла далеко не на последнем месте:
– Бла-бла-бла-бла-бла, - передразнил он Петровича.
          – Ящик давай! – девица упрямо возвращала фельдшера к сути происходящего, а очкарик, не обращая внимания на выкатившуюся соплю,  мстительно хмыкнул:
–  Танкист, знаешь песню «…и залпы башенных орудий в последний путь проводят нас».

– Пустите меня, хлопчики, – сделал последнюю попытку решить дело миром Петрович, – Меня больные ждут, понимаете «они лежат и бредят, ну что же он не едет, ну что же он не едет…, доктор Айболит?»
Не факт, что подростки не читали Чуковского, однако, старший хулиган в ответ плюнул на халат медика и пообещал:
– Ща не дашь кислого  будешь сам до конца дней бредить!
– И в утку ссать! – радостно завизжал очкарик.
– А ещё, – захлопала в ладоши девица, - мы тебе яйца узлом завяжем…

Если ящиком с медикаментами врезать по руке держащей финку, да ещё и припечатать этим ящиком к стене, будет больно. Большеглазый заохал и заайкал, треся рукой.
–  Вывихнуто плечико у бедного кузнечика, – процитировал Чуковского Петрович, ещё раз махнул ящиком – девица получила по зубам, а очкарик в живот. Торжественно в назидание фельдшер продолжил декламацию, – А рядом бегемотики схватились за животики, у бедных акулят зубки болят!

Хулиганы делали видимые попытки подняться, а Петрович уже вошёл в раж:
– И каждого гоголем, каждого моголем! – вопил он, отвешивая сочные пинки поколению «пепси». – И ставит, и ставит им градусники!

* * *

Судья подслеповато щурилась, читая приговор:
– А, также учитывая жестокость и цинизм, обвиняемый читал во время расправы над потерпевшими стихи, пел песни, подвергнуть гражданина Севрюгина Ивана Петровича медицинскому освидетельствованию в психоневрологическом отделении…

Петрович не слушал судью, он блаженно улыбался, что-то бормоча себе под нос. Один из конвоиров нагнулся к нему и услышал:
– Вот и вылечил он их, Лимпопо!

                16.10.05.